Release your power A little patience You won't let me down You'll be my salvation Освободи свою силу Немного терпения Ты не подведешь меня Ты станешь моим спасением Plazma-Salvation
За 2 дня до падения стены Мария.
Что хуже — физическая или душевная боль? Я часто задавалась этим вопросом, но никак не могла найти правильного ответа. Но сегодня, кажется, я его нашла: разницы нет, просто одна оставляет видимые следы, а другая не оставляет их. По крайней мере, другие их не смогут увидеть. Если честно, я привыкла к обеим видам боли. Они стали моими верными спутниками на протяжении уже целых... Сколько мне? Пятнадцать? Точно не могу сказать. Отец, вроде, говорил, что я родилась весной, но точную дату не упоминал. А может, и не хотел говорить вовсе. Как не хотел и моего рождения. Он никогда не говорил мне этого в лицо, но по одному его взгляду было понятно, насколько я была «любимой» дочерью. Понятия не имею, почему он вообще меня оставил. Мог бы выбросить на улицу или продать в первый попавшийся бордель, которые были на каждом шагу, один даже за поворотом — далеко идти бы не пришлось. Может, пожалел. Или просто решил, что от меня будет польза. Например, я умею воровать — популярная практика в Подземном городе. Этим я и занималась последние лет десять. Мне не нравится воровать. Если конкретнее, то я это ненавижу. Но когда отец уходил на несколько месяцев, а дома из еды была только крыса, которая скорее могла бы съесть меня, то выбирать не приходилось. Либо украсть у кого-то «благодать», либо умереть от голода. Я даже как-то попыталась выбрать второй вариант, но было настолько больно, что долго я не выдержала. Да, наверное, я слабая. Но мне было шесть лет, а голод и боль были невыносимы. Когда отец узнал о том, что я своровала еду, буханку хлеба и маленький кусок сыра, который уже начал покрываться плесенью, он просто хмыкнул и сказал, что от меня, оказывается, есть польза. И с тех самых пор мне приходилось воровать. Я почти не знала своего отца. Даже его имя я узнала, когда мне было тринадцать, и то по чистой случайности. К нам домой пришел какой-то мужчина и требовал у отца денег. Они долго спорили, ругались, после чего мебель летела во все стороны. Тот мужчина назвал отца «Кенни». Вот так я и узнала, как его зовут. Свое имя я никогда не слышала из уст отца. Я даже не знаю, как его получила. Может, от матери? Хотелось бы верить. Когда я была совсем маленькой, оставаясь одна дома, то часто представляла, какой была моя мама. Почему-то в моем воображении она всегда была красивой. И от неё всегда вкусно пахло. Сладостями или свежевыпеченными булочками. Она всегда улыбалась мне, гладила меня по голове, пока я спала у неё на коленях. Иногда даже пела колыбельную, когда мне снились кошмары. Тогда я своим мокрым от слез лицом зарывалась ей в шею, а она обнимала меня и говорила, что все будет хорошо, что она всегда будет рядом и никогда не даст меня в обиду. В такие моменты я не хотела просыпаться. Я хотела остаться в своих снах навсегда. Отец никогда не говорил, кем была моя мать. Однажды я спросила его, но он просто отвернулся и сказал: «У тебя нет матери, только я». Завернувшись сильнее в рваную куртку, не спасающую от холода, я шла, сама не зная куда. Мне просто нужно было куда-то идти, потому что если я остановлюсь, то замерзну. А если замерзну, то умру. Хоть мы и под землей, однако, это не спасает от холода, а даже наоборот. В Подземном городе солнца нет, поэтому здесь всегда холодно, сыро и отвратительно пахнет. Это настоящая мокрая помойка, а мы просто крысы, которые привыкли жить в грязи. Люди в Подземном городе редко доживают до старости, мы либо убиваем друг друга, либо Подземный город убивает нас всех. Говорят, что это самое безопасное место, так как здесь нет титанов, и они не смогут сюда пробраться. Но мне ближе была перспектива быть скормленной титану, чем гниению заживо в этой помойной яме. Что теперь делать? Куда идти? Мало того, что у меня нет работы, нет денег, так я теперь ещё и бездомная. Отец снова не появлялся дома уже полгода, и, соответственно, за жилье никто не платил столько же. Мне дали ровно неделю, чтобы найти либо отца, либо деньги. Конечно же, я не нашла ни того, ни другого. Про отца даже говорить не стоит, он как сквозь землю провалился, а деньги безработной бедной соплячке никто давать в долг не станет. Неделя прошла, а у меня было ровным счетом ничего. И в итоге, я оказалась на улице. Холод пробирал до костей, но я из последних сил не останавливалась. Непонимание немым вопросом: Что делать дальше? — забилось на подкорке мозга. Где-то далеко в моем сознании ещё теплилась надежда найти отца. Возможно, он вернулся. Может, даже отправился меня искать, когда узнал, что наш дом отобрали. Хотя разумом я понимала, что думать об этом наивно. Я не нужна ему. И никогда не была нужна. Вдруг я остановилась и принюхалась. Боже, это был самый замечательный, самый прекрасный запах на всём белом свете. Запах свежевыпеченного хлеба. Мой мозг отказывался думать, а моё тело просто поддалось инстинкту самовыживания. Я не помнила, когда ела в последний раз. Дней пять назад, может больше. Я ускорила шаг, пытаясь не потерять пряный запах. В итоге он становился все сильнее, и я почти сорвалась на бег от нетерпения. Завернув за угол, я вышла на главную улицу. Сегодня здесь было ужасно многолюдно, что было странно, но я, наплевав на толпу, пробиралась сквозь поток людей, отпихивала их в сторону, кому-то даже наступила на ногу и услышала очень красноречивые выражения в мою сторону, но мне было все равно. В моей голове набатом отбивалось только одно: Еда! В конце концов, я поняла, что стою прямо перед хлебной лавкой. Вокруг меня ходили люди, толкаясь плечами, задевая мои руки, чуть ли не сбивая меня с ног, но я просто стояла и смотрела, не в силах отвести взгляд от того, что было прямо передо мной и немо манило притронуться к себе. Множество различных булочек, покрытых шоколадом, изюмом и сахарной пудрой, хлебные батоны, от самых маленьких до огромных, почти в пол метра длиной. Бублики, рогалики, плюшки и многие другие изделия, названия которых я даже не знаю. В моей голове даже не появилось логичного вопроса: Откуда в Подземном городе такие яства? Мне было все равно. Смотря на всё это, мой живот неистово заурчал, умоляя меня взять хоть что-нибудь и просто съесть. Сама не понимая, что делаю, я медленно поднимаю руку и беру маленький батон хлеба. Он такой мягкий, пахнет так аппетитно, что я даже невольно всхлипываю. Это самый лучший хлеб, который я видела в своей жизни. Но из мыслей о прекрасном меня вырывает грубый отклик. — Эй, ты что это делаешь? А ну положи на место! Сначала деньги, потом товар! Я поднимаю глаза и вижу перед собой разъяренного мужчину в белом фартуке. Владелец лавки. Я снова опускаю взгляд на хлеб в моих руках и невольно прижимаю его к груди трясущимися руками. — У м-меня нет д-денег. Мой голос такой тихий, что я сомневаюсь, услышал ли меня вообще мужчина в таком шуме. Руки уже открыто дрожат, и мне кажется, что я сейчас упаду в обморок. — Нет денег — нет и разговора. Отдавай хлеб. Он протягивает руку, чтобы забрать батон, и я в страхе отпрыгиваю от него, словно передо мной бешеная собака. Я понимаю, понимаю, что нужно отдать хлеб, что это неправильно, что я поступаю гадко и мерзко, но ничего не могу с собой поделать, мои руки меня не слушаются, а лишь крепче сжимают злосчастный кусок хлеба. — Пожалуйста, я так хочу кушать, я не ела уже несколько дней! Прошу вас! Мужчина смотрит на меня ошарашенными глазами, будто я произнесла что-то фантастическое, пару секунд не произносит ни слова, а затем его удивление на лице сменяется праведным гневом. Рука поднимается и следующее, что я чувствую, это адскую боль на щеке и твердую землю под руками. Мои глаза тут же наполняются слезами. Он ударил меня. — Ах ты тварь! Вздумала попрошайничать? Думала, что нашла глупого дурачка, который по доброте душевной отдаст тебе всё, что у него есть? Или хотела украсть? Воровка! Отдай быстро хлеб! Мужчина хватает батон двумя руками и тянет на себя, но я вцепилась в него всеми силами, что ещё остались в моем теле. По моим щекам льются слезы, дрожь пробивает мое тело, а щека горит ещё сильнее. Но я не могу отдать этот хлеб. Я держусь за него, как будто это последняя моя надежда, как будто без него я умру. А может так и будет, если я его отпущу. — Нет, пожалуйста! Я вижу, как мужчина вновь заносит руку для удара. Уже инстинктивно закрываю глаза и жду удара. Мое тело трясет, как в лихорадке, сердце готово в любую секунду выпрыгнуть из груди, совершая кульбиты одно за другим. Но удара нет. Вместо него я слышу глубокий мужской голос. — Ну хватит, вы напугали бедную девочку до смерти. Я думаю, что смерть ребенка не стоит одной буханки хлеба. Я медленно открываю глаза. Над владельцем хлебной лавки стоит высокий светловолосый мужчина, и крепко держит его руку, не позволяя ударить меня. Сам владелец смотрит на незнакомца испуганными глазами и спустя несколько секунд опускает руку. Затем переводит взгляд на меня, прошептав: «Маленькая стерва», после чего разворачивается и уходит. Я слышу, как люди вокруг начинают перешептываться, все косятся в мою сторону, с опаской смотрят на высокого мужчину передо мной. Я разбираю слова: «Эрвин Смит» и «Разведкорпус». Разведкорпус? Я недоуменно смотрю на мужчину и вижу на его зеленом плаще эмблему. Крылья свободы. Легион Разведки. Что разведчики делают в Подземном городе? Я никогда раньше их не видела. Это те самые герои человечества, которые выходят за стены? А этот Эрвин? Кто он? В моей голове крутилось столько вопросов, что я не сразу поняла, что этот незнакомец обращается ко мне. Светловолосый мужчина склонился надо мной и мягко положил свою большую ладонь на мое маленькое плечо. — С тобой все в порядке? Не доверясь своему голосу на все сто процентов, я просто медленно кивнула. Только сейчас я поняла, что все ещё сижу на земле. Вокруг нас уже собралась толпа людей. Я попыталась подняться. Эрвин же, поняв, что я собираюсь сделать, подал мне руку, и я с благодарностью её приняла. Поднявшись на ноги, я посмотрела на него и прошептала: — Спасибо, Вы спасли меня. Эрвин какое-то время пристально смотрел на меня, ничего не отвечая. Как только я решила, что ответа ждать не стоит, он неожиданно спросил: — Как тебя зовут? Я, вздрогнув от неожиданности, решила, что ничего плохого не случится, если он узнает мое имя. В конце концов, он помог мне. Было бы грубо и неблагодарно не сказать хотя бы это. — Сина. Эрвин задумался. Я, не выдержав его взгляда, опустила глаза на землю. Глаза этого мужчины словно острые мечи. Почему он так смотрит на меня? Я что, как-то не так выгляжу? — А твоя фамилия? Я резко подняла глаза на мужчину, чуть нахмурившись. Моя фамилия? Я так долго её не произносила, что даже теперь не уверена, моя ли она. Но, я точно помню, что отец пару раз упоминал её. Вместе с красивым именем какой-то женщины. Говорил, нет, скорее жаловался, что с нашей фамилией мы должны служить королю, а мы прозябаем в этих трущобах. Я не верила во всё это. Если бы наша фамилия действительно была так важна, нас бы здесь не было. Меня бы здесь не было. Я глубоко вздохнула и ответила: — Аккерман. Если Эрвин и был удивлен, он этого не показал. Но вместо него другой голос произнес: — Аккерман? Я резко повернулась в сторону нового голоса. Это тоже был мужчина с таким же зеленым плащом, как у Эрвина. Видимо, тоже из Разведкорпуса. Черные волосы, холодные серые глаза. Он был довольно маленького роста. Наверное, поэтому я не заметила его сразу. Я поежилась, от этого взгляда действительно становилось холодно. — Ну д-да. А что? Этот мужчина недоверчиво посмотрел на меня, и если до этого его выражение лица и так оставляло желать лучшего, так теперь оно стало более пугающим. Мне перестаёт это нравиться. В голове тысяча и одна мысль выстраивались в очередь. Может, у Разведкорпуса были какие-то счёты с моим отцом? Это было бы неудивительно. Мне кажется, что каждый второй в Подземном городе хочет его убить. Мужчина, проигнорировав мой вопрос, спросил: — Кто твои родители? По моей спине прошел холодок. Я права. Что будет, если они узнают, что Кенни мой отец? Они убьют меня? А вдруг они убили его? Поэтому его так долго не было дома. Бежать, надо бежать. Может, позвать на помощь? — Успокойся, ты выглядишь так, как будто прямо сейчас готова отправиться в мир иной. Мы ничего тебе не сделаем. Просто ответь на вопрос. От его голоса и этого взгляда, которым можно убить, легче мне не стало. Я нервно сглотнула. Наверно, нужно им сказать. Если солгу, будет ещё хуже. — У м-меня только отец. Но я его уже п-полгода не видела, понятия не имею, где он. Его зовут Кенни. Черноволосый был удивлен. Он смотрел на меня, широко открытыми глазами и явно не мог поверить в то, что я сейчас сказала. Меня радовало лишь то, что пугающее выражение сменилось удивлением. — У Кенни есть дочь? Я просто стояла и молчала. Что ещё я могла сказать? Если бы родителей можно было выбирать, я бы никогда не выбрала его в качестве отца. Нечестно, что из-за отца у меня неприятности. Эрвин первый нарушил молчание: — Леви, когда ты видел Кенни в последний раз? И тут была моя очередь удивляться. Я перевела взгляд на мужчину, которого Эрвин только что назвал Леви. Я слышала это имя. Отец как-то упоминал его. Когда пришел домой пьяный и начал что-то говорить про свою сестру и её сына. Я тогда ещё удивилась, что у Кенни есть родственники. Ещё запомнила имя его сестры, потому что оно было очень красивым. Кушель. А теперь я стою прямо перед её сыном. Прямой вопрос сам сорвался с моих уст быстрее, чем я успела подумать: — Ты сын Кушель? Я вижу, как выражение его лица меняется на шок. Мы смотрим друг на друга какое-то время. Я, ожидая ответа, а он, видимо, просто потерял дар речи. — Откуда тебе известно? Я смотрю на него и не могу сдержаться. Слезы опять начинают течь по моим щекам. Сердце колотится, как ненормальное. — М-мой отец как-то говорил о ней. О том, ч-что у его сестры есть с-сын, и что его зовут Леви. Я тогда ещё п-подумала, что было бы неплохо п-познакомиться с тобой. Что т-тогда мне было бы не так одиноко. Под конец я уже не могла говорить. Я захлёбывалась слезами, меня трясло, ноги подкосились, и я упала на землю. Я попыталась вытереть слезы, но они продолжали течь. Никто из нас не произнёс ни слова. Наконец, когда мои рыдания немного стихли, Эрвин глубоко вздохнул и, повернувшись к Леви, сказал: — Кажется, ты нашёл сестру.