studying? obviously

— Ох, ничегошеньки не получается… — подперев голову широкой ладонью, Окуясу уже битый час буравит взглядом чистый листок бумаги, кидает быстрые взгляды на условие задачи по математике, всё измятое, лежавшее на столешнице около дивана, на котором вальяжно лежит Джоске, читая толстую книгу по литературе. — Математика! Господи, ненавижу! — Ниджимура топает ногами по полу, несколько раз ударив себя карандашом по голове, — Джоске, спасай, братан! Парень делает вид, что ничего не слышит и продолжает читать совершенно не интересную книгу по литературе какого-то японского автора. — Эй, Джоске, я с тобой говорю! — мгновенно вспыхнув, да так сильно, что даже желваки на шее ходят от злости, Окуясу подлетает к Джоске, выхватывает книгу из его рук и со всей силы бьёт ею парня, выбив из его идеальной укладки пару прядей. — Окуясу, какого хрена? За весь день причёска не растрепалась, а тут появляешься ты и решаешь её испортить? — взвинчивается Джоске, пихает Окуясу в плечо и судорожно поправляет волоски назад, ругается себе под нос и откладывает книгу на столешницу, — Так-то лучше. Что там у тебя, вредитель? — Математика… — бурча это со страдальческим выражением лица, Ниджимура берёт мятый листок с задачей и опускается на диван рядом с нахмурившимся Хигашикатой, прожигающим взглядом смотрящего на своего друга. Прочитав пару раз условие задачи, Джоске лишь закатывает глаза и через несколько секунд комната наполняется его громким хохотом, но, заметив убивающий взгляд Окуясу, парень, тут же успокоившись, улыбается и хлопает по плечу друга. — Окуясу, если это такой прикол, то он не смешной. Это же простейшая задача, ну… — парень выставляет руки вперёд, чтобы предотвратить жестокое расквашивание своего лица достаточно тяжёлым кулаком друга, и, выдыхая, сдаётся под его тяжёлым взглядом. Светящийся от счастья Ниджимура падает на диван рядом с другом, откидывается спиной ему на крепкий пресс, скрытый широкой домашней футболкой, и блаженно улыбается. Решать математику для Окуясу было сродни пытки, и поэтому он, расслабившись, выдыхает, когда слышит шорохи листов тетрадки и, приподняв голову, видит напряжённого Джоске, вчитывающегося в условие задачи. — Дж-о-о-о-ске! Ты мой самый лучший братан! — слишком узкая для парня талия Хигашикаты оказывается в крепких объятьях Ниджимуры, а его щека совершенно бесстыдно прижимается к паху Джоске. Тот мигом краснеет, одной рукой прикрывает вспыхнувшие щёки листком спасшей его задачи по математике, другой рукой поправляет сползшие на бёдра штаны под тяжестью чужого тела. Но вдруг чувствует, что руки, всё сильнее сжимающие его талию, всячески препятствуют тому, чтобы резинка растянувшихся со временем штанов оказалась там, где ей следует быть. — Эй, Окуясу, ты не мог бы… Чёрт возьми, у тебя совсем мозги не варят? — выглядывая из-под злосчастного листка с, пропади она пропадом, математикой, Хигашиката не верит своим глазам. Вместо того, чтобы наконец убрать свои руки с его талии, Ниджимура тянет штаны вниз и как обдолбанный улыбается. — Тебе весело, придурок? Убери свои культи от моих штанов! Ты совсем охерел? Джоске кажется, что Окуясу его совсем не слышит. Хотя так и есть, потому что его крупная ладонь какого-то дьявола лежит на его боксерах, а штаны теперь болтаются на щиколотках, собирая с пола грязь и пыль. — Окуясу, либо ты встаёшь и убираешься из моего дома… Либо ты встаёшь и убираешься из моего дома! — взвинчивается парень, убирая смоляную с серыми висками голову от своей промежности, что даётся ему крайне трудно. Дальнейшие попытки как-либо отпихнуть от себя друга терпят крах, потому что Хигашиката совершенно не в том положении, чтобы как-то противостоять настойчивому Ниджимуре. — Дж-о-о-о-ске! — Окуясу, как будто под кайфом, приподнимается на руках и тычется лбом в лоб друга, невинно хлопая ресницами, глупо приоткрывает рот в тщетных попытках что-либо сказать. Теперь Джоске понимает. — Ах вот почему ты свалил домашнее задание на меня! Да ты сраный алкаш! Фу, отвали, от тебя воняет! Эй, глухой осёл… — Джоске от раздражения прикрывает глаза, когда понимает, что разговаривать с этим придурком сейчас всё равно, что говорить со стеной. Только сейчас до него доходит, что после школы они выпили, но совсем немного, и видимо этому «совсем немного» предел знал только Джоске. Сейчас же у него лишь слегка болит голова и тело немного размаривает от нескольких бутылок приятного сладкого пива. — Идиот! Если бы я знал, что потом ты сплавишь на меня домашку и что тебя так долго развозит… Может хватит так на меня смотреть? Окуясу глупо улыбается чему-то своему, опаляет шею Джоске горячим дыханием и даже сквозь пелену опьянения видит, как на чувствительной коже появляются еле заметные мурашки. Втягивает носом почти выветрившийся аромат его одеколона и запах пота, оставшийся после тренировки на уроке физкультуры. — Эй, Джоске! Ты так и не сходил в душ, да? — шепчет на удивление чётко Окуясу, сползая ниже, не удерживаясь на трясущихся руках, — Ой-ёй, что же это я так наклюкался? Парень, сложив руки на груди, сурово молчит, отвернув голову от друга-алкаша. Но, всё ещё не видя никаких препятствий перед своей целью, друг-алкаш спускается ниже и теперь дышит пьяно прямо на кубики пресса, покрывшиеся каплями пота. — Знаешь что? Это уже слишком! — крепкий удар кулаком прилетает прямо в нос Окуясу, и Джоске, торжественно улыбаясь, опускает друга за плечи ещё ниже. Тот, словно амёба, поддаётся, оказывается почти на полу, но вовремя ретируется и теперь упирается лбом прямо туда, куда Хигашиката ни за что не хочет, чтобы он упирался. — Дж-о-о-о-ске… — снова задумчиво тянет Ниджимура, дует губы и, чтобы убедиться, приподнимает руку, кладёт её на боксеры друга и сжимает, — что это, Дж-о-о-оске? — Твоя путёвка в ад, Окуясу! Убери руки, алкашня, и выметайся отсюда! Но парень так просто не сдаётся. Хоть чужие руки довольно сильно мешают, стряхивают назойливые пальцы с резинки боксеров, Окуясу, собирая всю оставшуюся решимость, пьяно улыбается и облизывает потрескавшиеся губы, которые после касаются напряжённого члена сквозь грубую ткань. — Окуясу! Я от тебя мокрого места не оставлю, ты слышишь? — Джоске всё так же пытается быть непоколебимым, собирая по крупицам оставшуюся силу воли и понимание того, что всем этим идиотизмом занимается его лучший друг, но цепкие пальцы, жадно хватающиеся за резинку боксеров, стягивающие их силой всё ниже, блеск пьяных глаз, сверкающих еле заметной похотью в потемневшей к вечеру комнате и сухие губы с облезающей кожей делают своё дело. — Гори в аду, Окуясу! В ушах шумит, а к горлу подступает ком, когда Джоске чувствует, что и боксеры теперь свисают с ног вместе со штанами, а стояк упирается во что-то твёрдое. В чёртовы губы Окуясу. Хигашиката по-девчачьи визжит, прикрывая промежность, но Ниджимура, не дрогнув руками, опускает их на его руки, начинает медленно двигать ими по члену Джоске, размазывая капли пота, от напряжения собравшиеся под яйцами. Пьяная глупая улыбка на лице сменяется довольной широкой ухмылкой, когда с губ Джоске срываются первые тихие стоны, которые он старательно пытается подавлять частыми глотками. Кадык на его шее ходит ходуном, и Окуясу на несколько секунд тычется губами в шею Джоске, еле-еле находя чувствительное место сквозь пьяную дымку перед глазами. Хигашиката задыхается стонами, когда сухие губы зацеловывают место под ухом, а юркий язык собирает капли пота, дорожками стекающие за шиворот футболки с глупым принтом. Движения рук на члене до жути медленные, поэтому Джоске сам начинает толкаться в руку, хнычет, теребит Окуясу за низ его фиолетовой майки, которая безбожно красиво подчёркивает его поджарую фигуру, и почему-то в этот момент Хигашикате становится очень грустно от того, что такая красота каждый день скрывается под скучной школьной формой. Ниджимура снова опускается вниз и решается на отчаянный шаг. Резко убирая свои руки, заботливо стряхивая с члена вцепившиеся мёртвой хваткой руки Джоске, он прижимает их к дивану, но, ожидая очередной вспышки гнева, удивляется, когда ладони обвивают его запястья, губы пытаются что-то сказать, мямлят что-то невнятное, но Окуясу всё понимает и без слов. Облизывая пересохшие потрескавшиеся губы, Ниджимура без стыда и совести рассматривает стояк Хигашикаты. Крепкий, слегка подрагивающий от скопившегося напряжения член, увитый венами, блестит от выделяющегося из уретры предэякулята. Вся эта ужасно смущающая картина сводит Джоске с ума, и он со всей силы пихает Окуясу ногой в плечо, призывая к действию. — Я убью тебя после этого… — снова сглатывает застрявший комок в горле и дерёт зубами губы, — но сделай с этим что-нибудь… Это твоя вина, чёртов Окуясу. Ниджимура снова возвращает на лицо тупую улыбку, наклоняет голову ниже и дышит прямо на головку члена, вызывая у Хигашикаты непроизвольный полувздох-полустон. Немного приподнимаясь на диване, Джоске кладёт руки на голову друга и запускает пальцы в серые виски, тянет их вниз и чувствует на члене сначала сухие губы, а затем влажный язык. Сгрызенные ногти на пальцах Окуясу слегка царапают пресс Джоске. Он приоткрывает рот шире и смакует вкус смазки у себя на языке. Чувствует, как толкаются широкие бёдра навстречу горячей влаге, как пальцы с силой сжимают волосы на затылке, когда Ниджимура, отдавшись процессу в прямом смысле с головой, берёт особенно глубоко, и Хигашиката наклоняется ему навстречу, насаживая глубже. Прядки у основания шеи Окуясу двигаются в такт его глубоким заглатываниям. Иногда он останавливается, говорит ненужную сейчас никому ерунду по типу: — Представляешь, я никогда никому не отсасывал. Это так круто! Мне нравится! или — Я даже не мог подумать раньше, что я смогу использовать свой рот в таких целях! Джоске ничего не отвечает на этот бред. Но за него отвечают его щёки, раскрасневшиеся от дикого смущения, его подрагивающие бёдра, когда шаловливый язык опускается ниже и облизывает судорожно сжимающиеся яйца, его вспотевшие руки, гладящие впалые щёки, когда его друг втягивает их, доставляя ещё большее удовольствие возбуждённой плоти. Дыхание рвано выбивается из глотки, пальцы сжимаются на ногах, прижимаются к чужим икрам, всё тело прошивает судорога, сначала становится жутко холодно, затем накатывает сильный жар, лицо расцветает в блаженной улыбке удовольствия и несколько прозрачных капель выбрызгиваются на лицо зажмурившегося друга. Джоске расслабленно откидывается обратно, восстанавливает дыхание, прикрыв глаза ладонью, чтобы не сгореть от стыда окончательно. Окуясу молча натягивает штаны на парня и садится рядом на край дивана, стирая краем майки что-то влажное с лица. — Хорошо позанимались, не правда ли? — Ниджимура давится смехом, а Хигашиката испепеляет его спину пронзительным взглядом и чувствует, как к щекам снова приливает кровь. В коридоре слышится какой-то шум, чья-то возня. В дверном проёме появляется, какие черти его только сюда притащили, Коичи. — Я слышал какие-то странные звуки. Неужели математика настолько трудная? — вглядывается в лица своих друзей и понимает, что занимались эти двое явно не математикой, — Что вы здесь делаете? Окуясу внимательно смотрит на белый листок бумаги, а Джоске прикрывает пылающее лицо перевёрнутой кверх тормашками книгой по литературе. — Занимаемся? — Определённо.