***
Следующим же утром Зарецкий мчал по адресу. Поселочек Емельяново, что Влад мог там забыть? Помнится, раньше там его бабушка жила. Но Наталья Федоровна скончалась уж несколько лет назад, они тогда ещё были вместе. По небу плыли рваные облака, порывы прохладного ветра трепали березки, клонили рожь на полях. Иногда моросил противный дождик, раздражал Макса, не спавшего уже второй день подряд. Пробыв всё утро в пути, Макс тормознул у какого-то магазинчика, купил поесть, но в глотку не полезло. Деревенька оказалась ничего такой, просторной, живущей на широкую ногу. Кое-где терялась связь, паслись стада коровёнок и овец, но в целом, благоухала земля и масштабами и народным трудом. Дома были большими, ухоженными, с громадными оградами и высокими заборами. Влажный воздух пахнул травой, свежестью. А Максу было тяжелее с каждой секундой. Как смотреть ему в глаза после всего произошедшего? Да и узнает ли он старого Владика? Он ведь наверняка здорово изменился… Грудь сдавило болью. Он зашёл обратно в магазин. Тот был небольшой, но современный, всего было навалено, о распределении товаров по категориям здесь даже не слышали. Макс прошёл к полной, разукрашенной по всем канонам, кассирше. — Извините, я не местный и хотелось узнать, здесь есть гостиница или что-то в этом духе? Дамочка, нажевывая жвачку, печатала сообщение, клацая своими розовыми когтями по несчастному экрану смартфона. Закончив, она нехотя обратила своё внимание на нездорово бледное лицо мужчины. — Есть тут гостиница одна, но ехать туда не советую, — она для важности надула пузырь, поигрывая пухлыми щеками. — Почему? — Если не хотите ночевать, дневать и делить завтрак с клопами… — Понял, — сглотнул Макс, поежившись и неловко завертелся. Варианты исчезали. Кассирша придирчиво осмотрела всю фигуру мужчины своими плотоядными тёмными моргалами, а потом вздохнула. — Ну, у баб Мани есть комната под сдачу. Макс встрепетнулся, заинтересованно разворачиваясь к женщине. — Гагарина 17 и стучите в дверь пожестче, она у нас глуховата. Крепкий, старенький домик. Высокий, со старыми синими ставнями и ветхими доисторическими окошками. Макс с десяток минут сигналил, в соседних дворах драли глотки псы. Баб Маня выползла нескоро. — Кого тут черт притащил? — страшно прикрикнула низкая худая старушка в цветастом платке и огромных очках. — Эм, здравствуйте, — суетливо подскочил Макс. Женщина недобро оглянула его, придерживая душку очков, — Мне сказали, вы комнату сдаёте? — Шо?! — раскатисто рявкнула старушка. — Комнату сдаёте! — Не ори, окаянный, я ещё не настолько глуха! — Максу показалось, что сейчас она огреет его своим батогом, — Сдаю я комнату, сдаю! Интересует? — Интересует, — скосился Зарецкий, глядя на внезапную, почти беззубую улыбку бабы Мани. Как выяснилось, муж бабушки скончался уж лет семь назад. Дети разъехались. Жила баб Маня с двумя котами, хозяйства больше не держала из-за отсутствия сил. Дом был чистым, просторным и светлым. Максу выпала комната как раз на солнечной стороне. Односпальная кровать, шкаф у стены, стул, стол и комод в уголке, на коем пылилась герань. В целом условия были неплохие. Много денег за ночлег бабка не просила, а помимо оплаты намекала на обоюдную помощь и периодическое пополнение холодильника. Максу было не в лом, казалось, словно он на каникулах у своей родной бабушки. Лёг спать он на новом месте с четким ощущением того, что он невыносимый трус. Приехал за Владом, а ныкается по углам как кот нашкодивший. Хотя он такой и есть… Спалось тревожно. Утро началось в шесть, когда баба Маня врубила во всю мощь старенькое радио и начала греметь кастрюлями. Макс повалялся около часа на желтовато-белых простынях и поднялся, не зная, куда деть себя. — Ты чем сюда помышлять приехал-то? — спрашивала старушка, доваривая овсянку, пока Макс услужливо помогал накрывать на стол. — …Обстановку сменить захотелось. — Все нормальные в город бегут отсюда, а ты… — Так я ненормальный, — прыснул Макс, тут же розовея за свою невоспитанность. Баб Маня хрипло хихикнула и Макс расслабился. После завтрака Макса ждала работа, которую бабушка свалила на него без малейшего зазрения совести. Нашёл инструменты в дедовском гараже, подлатал крышу в сенцах, немного повыдирал крапиву в заросшем палисаднике и взялся разгрести гору хлама, скопившуюся за года в углу ограды. После обеда Максу полагалось послабление. Он целый день пролежал бревном, сгрызая ногти под корень. Всё-таки он трус. Вечером старушка вытащила нового сожителя на лавку, вручила кулек жареных семечек и завела беседы о погоде, природе, молодежи и своей минувшей молодости. Макс даже не заметил, как быстро баб Маня адаптировалась к совершенно незнакомому человеку, как они… сдружились? Было рано говорить такие слова, но почему-то Максу хотелось. Ведь и бабушки-то у него никогда не было, скончалась ещё до его рождения. А баб Маня была в глубине души идеальной кандидатурой. Хоть она и ворчит, не упустит случая попрекнуть и сунуть свой нос везде, где вздумается… Она казалась Максу хорошей. — Баб Мань… — Шо, сынок? — А… Здесь же есть кто-нибудь по фамилии Воробей? — пульс стучал в висках. Старушка задумалась, трагично щурившись и чавкая семечками. Как только она их одолевала своими десятью зубами? — Наталья ж Воробей была, да мужик её Виктор. Хорошие люди были, померли тока… Бог всегда хороших в первую очередь забирает. Макс уставился перед собой, переваривая. Солнце уже клонилось к горизонту, духота отступала. Пели птицы, мычали коровы, идущие домой с пастбища. — А… Внук у них есть? — запинаясь на каждом слове, выдавил Макс. Баб Маня молчала, лузгала семечки. — Шоб мне пусто было! — Макс подпрыгнул от неожиданности, — Есть, конечно! Владиком величать, живёт же уж с зимы! Тьфу ты, старая корга, не упомнила сразу. Макс незаметно выдохнул. Баб Маня сощурилась ещё крепче. — А ты почем спрашиваешь? Знакомый твой? — … Да, — сглотнул Макс. На том подвиги Зарецкого закончились. Что творилось в его душе последние лет пять, Макс не понимал. Всё покатилось по наклонной, а сейчас и вовсе… Но одно можно сказать наверняка: он полнейший глупец. Где тогда были его мозги? Вернуть бы то упущенное время, вернуть бы Влада. Он виноват безоговорочно, неизвестно, сможет ли Владик простить его. Но попытаться стоило, иначе жизни он просто не видел. Однако было страшно. Макс вообще особо ничего и никогда не страшился. Ну, темноты когда-то шугался, будучи ребенком, собак там. А сейчас душа ёкала при одной только мысли, что придётся идти, решать эту проблему, смотреть ему в глаза. Как он это преодолеет? День тянулся кошмарно медленно, съедал Макса его же мыслями, духотой. Утром было хорошо, было чем занять руки. Но днём, когда баб Маня наслаждалась послеобеденным сном, он не знал, куда деть себя и ноющую совесть, тягу. Одним таким погожим деньком он не усидел, решил прогуляться. Задумчиво наблюдая за играми сорванцов-ребятишек, он брёл по пыльной дорожке, слушал чириканье птиц. Каждый попадающийся деревенский не упускал случая придирчиво рассмотреть высокую крепкую фигуру городского, возомнившего о себе невесть что. Что-что, а идеальные рубашечки, дорогие джинсы и неизменные очки-авиаторы выдавали его с потрохами. Макс шёл, стараясь выглядеть уверенно и беззаботно. Но напряженная спина свидетельствовала о его нервности. А вдруг он нарвется на Влада? Хотелось бы. Макс действительно был бы признателен закону подлости за эту шалость, ведь тогда ему бы не пришлось переступать через себя. Ужасно, ему было ужасно постоянно. Прикупив в каком-то магазинчике фруктов на ужин, он вздохнул, собираясь идти обратно. Столкнувшись едва ли не в дверях с компанией каких-то молодых людей, Макс невольно услышал занятный диалог двух парней. — Ну что, сегодня на «Кольце»? — возбужденно спрашивал первый. — Ну да, в девять. Прихвати чего-нибудь с собой, а то опять на халявных харчах будешь! — пригрозил второй, жутко кудрявый парень. — А кого-нибудь можно? — Эт кого? — Владьку Воробья! Помнишь, здоровался со мной недавно, тихий такой? Макс едва носом в фонарный столб не вклинился, остановился, делая вид, что рассматривает свои ботинки. — Хм, не помню… Но бери, — парочка скрылась в тесном нутре продуктового. Что там они говорили?.. В девять, на… «Кольце»? Макс понимал, что это было глупо. Может, даже неправильно. Но он должен увидеть его, почуять его присутствие, оценить ситуацию. Он должен был сделать хоть что-то. У баб Мани выведал, что «Кольцом» называлась гоночная трасса рядом с деревней. Туда-то он и навострил лыжи в девятом часу вечера. Летние сумерки успокаивали любого, но не Макса. Он не замечал ни желто-розового неба, ни трелей птичек, готовящихся ко сну, ни райскую прохладу полей с их спеющей рожью. Весь мозг мужчины тонул в тревоге, в мучительном предвкушении, которого он одновременно вожделел и дичился. «Красное кольцо», так называлась трасса официально, было в паре минутах езды, спрятанная по левую сторону дороги, под возвышенностью. Макс остановился, не доезжая метров двести, свернул на обочину у какой-то трансформаторной будки. Оставив машину там, он прошёлся, спустился с асфальта на пыльную дорогу и уже мог увидеть чертовщину, творившуюся тут. А по-другому это назвать было нельзя. Огороженный, широкий и извилистый автодром, рядом ещё пара участков с препятствиями. На основной трассе стояли, бок к боку, пять пестрых, любительских тачек, пока без водителей. На деле это были едва отремонтированные ведра, наверняка доставшиеся владельцам от их отцов. Не машины, а пережитки девяностых, расписанных от руки баллончиком кислотно-розовой краски. Вокруг хилых ограждений, защищающих гоночный круг, собралась довольно здоровая толпа, Макс и подумать не мог, что в здешней округе столько молодёжи. Хотя, приблизившись, он понял, что тут не только молодые люди, но и такие как он, а может и старше. В целом посетители так и делились на кучки. По каким категориям, Макс так и не мог понять. С толстыми бородатыми мужиками он успел увидеть тройку совсем юных девчонок, раскрашенных пуще той кассирши из местного магазина. Макс пробирался к толпе осторожно, но это было бесполезно. Он был львом, пытающимся затесаться в стадо гиен. На него бесперечь оборачивались, норовили пихнуть плечом, якобы случайно. Что он тут делает? Ответ на свой же вопрос не спешил появляться. Даже если он найдёт Влада в этом отстойнике, что он скажет, как отреагирует… Да и не устроит ли Воробей прилюдное избивание Зарецкого? Если устроит, то Макс ноги отсюда не утащит, остальные по-любому приложат к этому свою любезную, зататуированную руку. Повсюду курили, причём всё, что можно курить. Воняло так, что слезились глаза, среди толпы было жарче, чем в парилке. Все пили, орали, обжимали всяких малолетних, худющих дурочек и смеялись так, что закладывало уши. Макс вдруг вспомнил, как был удивлен, впервые увидев компанию Влада тогда… Семь лет назад. Ужасные, жестокие, насквозь прогнившие люди. Он вытащил его оттуда за уши, а сейчас… Влад опять залип сюда? Слонялся он туда-сюда без дела, бесцельно пытаясь натолкнуться на свою упущенную мечту. Но что-то ему никак не везло, толи судьба мешала их встрече, толи Влада здесь попросту нет. Своими скитаниями он обреченно привлёк к себе лишнее внимание… — Эй, латентный! Да, ты, в белых найках, поди-ка сюды! — кричал Зарецкому мужчина-ровесник, стоящий со своей небольшой компанией чуть поодаль толпы. Макс помедлил, рассматривая пьяный румянец наглеца в фонарном освещении. Окинув хмурым взором и всю его свиту, состоявшую ещё из пяти парней и трех девушек, Зарецкий опасливо приблизился, но не слишком. — Чей будешь? — открыто и пафосно улыбался мужчина, расслабленно прислонившись боком к раздолбанной жигулюшке. Вид у него был безобидный. Блондинистые волосы торчали, клыкастая ухмылка сверкала, завораживая любу дамочку в округе. — Ничей, свой, — держа руки в карманах, брякнул Макс, косясь на какую-то брюнетку в коротких шортах. Как её только комарьё не одолело? — Свой собственный? — хохотнул один из своры. На лысине сидела кепка, на серой футболке пятно от пива. — Ну не ваш точно, — дерзко ответил Макс, задрав подбородок, компания заохала. — Борзоватый ты, городской. Здесь таких не любят, — смачно сплюнул лысый и начал надвигаться на Макса. Зарецкий, было, почуял опасность, но вдруг блондинчик выпрямился, хватая компаньона за плечо. Он что-то нашептал ему на ухо, лысый отступил. — Предлагаю не ссориться, я ж не за этим тебя позвал! — блондин шагнул к Максу, протянул руку. — А зачем? — выгнул городской бровь, игнорируя протянутую руку. Незнакомец улыбнулся шире. — Я Женя, — и опять протянул ладонь. Макс не ярился заводить новых знакомых, но этот Женя располагал людей к себе за считанные секунды. Зарецкий пожал тёплую руку. — Макс. — Ну, выпей что ли с нами, Макс! — по-дружески хлопнул его плечо Евгений, — Да расскажи, отчего такой смурной топчешь траву нашу. Женя втянул Макса в свой кружок, брюнетка в шортах тут же вручила ему пластмассовый стаканчик нефильтрованного и играючи улыбнулась. Макс не смог ответить взаимностью.***
Голова раскалывалась, веки, словно свинцом налитые, раскрылись только с третьей попытки. Макс глухо стонет, переворачивается на пыльном диване на другой бок и видит окно. Белая краска пошла трещинами и облетала на подоконник. Едва не черный тюль вонял кошачьей мочой. Макс не понимал, где он, черт возьми. Тут что-то громыхнуло, Зарецкий подпрыгнул, отчего все кости затрещали. Его вчера что, палками лупили? — О, Максимилиано! Доброе утречко, как спалось вам на моем доисторическом диване? — делано журил Женя, вышедший из дома в сенцы, где и ночевал Макс. — Хреново спалось, — прохрипел Макс, потирая затекшую шею. — Ха-ха, ну это ничего, ща опохмелишься, и как рукой снимет! — Женя вдруг оказался рядом, опять ласково хлопая его по плечу. Макс с недоверием глянул на него. — Что вчера было? Женя набрал воздуха и Макс пожалел, что спросил. Через час Макс, отпоенный рябиновой наливкой, шёл, путаясь в ногах к своему пристанищу. Думалось ему, что баб Маня будет на него ворчать целый день, что не предупредил об отсутствии. Ещё ему хотелось в баню. У старушки удобства были и дома, но Макс знал о существовании бани. Грех было не воспользоваться шансом. Как придёт, отлежится до полудня, а там и растопит. Черт, ещё и машину забрать нужно… Шёл Макс почти вслепую. Женя жил почти в противоположном конце деревни, дороги Макс не знал, но свято надеялся не заблудиться, четко следуя указателям нового знакомого. Зарецкий был зол на себя. Новую свору найти себе сумел, а вот одного молодого человека нет. Что ж ему так не везет? Макс почесал колючий подбородок, чувствуя, как любимый джемпер липнет к подмышкам. Тело не по-доброму кидало в жар, глаза слипались, и идти было трудно. Макс пытался обещать себе, что больше никогда не притронется к самогонке. Однако если встречи с этой компанией продолжатся, он сопьется. Зарецкий не мог определиться, хотел бы он завести себе таких друзей. Ничего об общем характере группы он не запомнил, но пить с ними однозначно увлекательно. Тут Зарецкого прошиб озноб. Он старался думать, что это не простуда. Да и раннее, пасмурное утро особо не баловало теплом. Макс остановился, взглянул на монотонную серость небес, и ему взгрустнулось, он перевел взгляд перед собой. Навстречу шла мужская высокая фигура с ведром в руке. Макс не придал этому значения, опять посмотрел на небо, сделал пару шагов и снова посмотрел на прохожего. Вдруг сердце пропустило удар. На щуплом теле висел дождевик, стройные ноги были обуты в резиновые сапоги, бледная рука поддерживала лямку рюкзака, из которого торчала удочка. Глаза смотрели исключительно под ноги, чуть подрагивали угольные ресницы. Только всё такой же вредный носик был задран всем на зло. Внутри у Макса всё вмиг заледенело, он не мог двигаться, только смотрел на это лицо, в котором он безвозвратно узнавал старого-доброго, пусть сейчас повзрослевшего, Владьку. Тут печальные зелено-голубые глаза врезались в него. Макс почуял, как стынет кровь в жилах, как тело холодеет, примерзает в тёмно-зеленой траве. Между ними оставалось каких-то два-три шага. Влад смотрел на него, почти не изменившись в лице, потом потер переносицу, выдохнув едва заметно: — Ебаные галюны… Макс насупился, не догоняя. Он наблюдал, как Воробей поправил рюкзак, боясь опять взглянуть на мужчину, затем тот плавно обогнул его, устремляясь дальше. Внутри вспыхнуло пламя, душа заметалась по ребрам-стенкам, удерживающим её от единственного смысла жизни. — М-малыш! — растеряно обернулся Макс, отчего-то не смея ринуться следом. Влад резко встал, ведро с глухим стуком выскользнуло из руки, по влажной от росы траве покатились несколько свежих, ещё трепыхающихся, карасей. Влад не сразу, но медленно повернулся. В его глазах читался истинный ужас, будто перед парнем стоял восставший из мертвых. Максу было больно видеть это, он не мог думать о том, какая же бездна раскинулась между ними. Что же ему делать дальше?