***
— Чего хотел? — вошёл Влад, всеми силами ненавидя пасмурное мартовское утро. Было зябко и сыро и в гадюшнике Барыги не лучше. — Присядь, — предложили, Влад раздраженно плюхнулся, — Мне тут донесли, что ты народ пугаешь своими солдафонскими методами расспросов. — Че это солдафонскими?.. Надо просто. — Это для чего? — Чтобы сохранить целостность своей задницы. У тебя тут все упыри, как на подбор, так и норовят ультиматум поставить, — юлить Воробей не видел смысла, но он и понятия не имел, какие последствия обретет этот диалог. — Я могу помочь твоей беде. — Угу, и за какую цену? — Владу даже смешно стало. — Бесплатно. Всё, что нужно ты сам сделаешь, мне даже не нужно будет напрягаться.***
Макс пил всю ночь с Тучей и ещё парой ребят. Встреча с Виктором была назначена только на завтра. Похмелье было жуткое, он вышел на улицу, попытался умыться снегом, который уже превратился в одну гольную ледышку. Туча ещё храпел, они не пожелали нужным уезжать из бараков, к тому же здесь пойла всегда было про запас. Зарецкий потянулся в одной рубашке и решил пойти на улицу. Сегодня утром было много машин, много людей. Макс подошёл к компании, где дымил Лысый, что-то сказал, как вдруг… Среди людей стоял Влад, курил. Его глаза были стеклянными, как тогда, в их первую встречу здесь. Они были мертвые, точно Барыгины, только цвет другой. Из бледных губ вырывается ядовитый дым, он болезненно хмурится, тень противного пасмурного утра очерчивает его скулы-бритвы. Вместо Воробья стоит ледяная глыба. Макс подавился воздухом, выпучив глаза и сделав пару шагов назад. Влад докурил, вышел из толпы, продолжая смотреть на него всё также безразлично. Это был тот тип безэмоциональности, когда из-за отчаяния ты уже не знаешь, как себя вести. Проще ничего не делать, ничего не выражать. Макс оцепенел, его мышцы свело, точно он провалился под лёд буйной реки, и вздохнуть он не мог, всё заболело. В голове стало пусто от испытываемого шока. Он попался. Влад сделал пару шагов в сторону, взял обломок кирпича, Бог знает, откуда взявшегося. Он опять вернулся к Максу, так и стоящему в своем личном кошмаре. — Привет от меня Борзому, — бесцветно сказал Влад, резко замахнулся, Макс зажмурился. Послышался вой сигнализации, Макс открыл глаза, когда понял, что целились не в него, а всего лишь в его машину. Влада уже не было, Зарецкий завертелся, не сразу заметив, что Влад садится в машину и стремительно уезжает. На него пялились все присутствующие, Лысый победно скалился. Что подумают остальные? Этого вопроса не вертелось в голове у Зарецкого, он примчался к дому Влада как только смог. В голове не было речей, была боязнь. Потерял! Опять! Всё испортил! Чем он только думал! Макс залетает в сенцы, как раз из дома выходит Влад. — Малыш, я всё… — резким ударом в челюсть его выносит на крыльцо. Воробей вылетает, хватает его за грудки, поднимает, точно Макс весит копейки. Макс хочет что-то сказать, но даже сам не может разобрать своего булькания, смотрит в эти глаза и не знает, что это за эмоция. Взгляд его холодно-голубой, морозный. — Послушай, — Макс пытается ухватиться за него, Влад опять пытается его ударить. В ярости потасовки, они валятся с крыльца. Воробей мигом седлает его, заносит высоко локоть, кулак смотрит перпендикулярно помятому лицу Зарецкого, но обманутый не спешит вершить справедливость. — Ты всё знал. И ты врал мне. Всё это чертово время. — Я хотел помочь. Да, я всё знал, знал. Прости, я хотел спасти тебя, — запальчиво. — Ты хоть понимаешь, куда ты влип?! — гавкает, как охотничья псина, которая вот-вот сорвется с поводка, чтобы поймать и удушить зайца. — А ты?.. Влад подтягивает его за воротник рубашки и обратно бьет об землю. — Ты глупец, понял? Ты вечно лезешь не в своё дело! Какого хера, Макс? Какого хера ты молчал?! Ты водил меня за нос! Тебе доставляло удовольствие крутить мной, а? — теперь его долбят об землю двумя руками. Мозги, не оправившиеся от похмелья, грозятся упустить нить реальности. Макс захватом сваливает Влада под себя, сбито дышит, облизывает губы, глядя на это лицо, искаженное пылкой обидой. Воробей ждет, ждёт его оправданий, он хочет услышать что-то правдивое, он хочет верить ему. — Прости меня, я хотел помочь вот и всё. — Мне нахуй не сдалась твоя помощь! — рычит Влад, бьется в его тисках, — Так всегда, утырок, ты всегда думаешь, что ты умнее, что лучше! Тебе нахер не сдалась командная игра! Так и жил бы сам себе, трахался бы со своим отражением! Хули ты ко мне приперся?! Я же идиот малолетний, нечета тебе, красавцу! Я же псих, даже сканворд сам не разгадаю! — Что ты говоришь… Я же всё ради нас… И с Лысым, и с Сашей… Влад резко утих, только дышал тяжело. Опасно посветлевшие глаза уставились ему в душу. — Сашей?.. Это ты. Ты их рассорил! — Макса ударили в нос, пошла кровь, — Ты разрушил семью! Макс отклонился, хватаясь за нос, ото льда на земле отскочили первые капли. Воробей подхватился, поднялся. — Я это сделал, чтобы спасти свою! — крикнул Макс, — Ты моя семья! И ты мне нужен! Это всё было ради тебя! Влад завертел головой, небесный цвет его глаз омрачился, покраснел. Его невинный взор отравили горячие слёзы. Он пятился назад неустойчиво, точно пьяный. — Не смей складывать всё на меня, — он шмыгнул носом, отвернулся в сторону, — Пошёл вон… — Малыш, — поднялся Зарецкий, — Не надо. Пожалуйста… Макс пошёл на него, попытался схватить за опущенные руки, Влад среагировал резко, с одичалым грудным ревом он пригвоздил его к воротам, те зашатались, Зарецкий захрипел. — Я тебя ненавижу, — опалили лицо дыханием, — И себя ненавижу тоже. Вали отсюда или я убью тебя, а потом себя. Душа Макса замерла где-то там, всё его тело обмякло, похолодело. В голове раздавалось только эхо его слов. Страшных слов его любви. «Всё не может кончиться так!» — Влад, — шепчет он, чувствуя, как веки начинают гореть, — Прошу тебя, я хотел… Одно телодвижение Влада, Макс жмурится, рядом с ним слышится звук ломающегося дерева. Зарецкий не понял, сколько прошло времени, он открыл глаза, у него вырвался сиплый выдох. Он обвёл глазами фигуру, скрючившуюся в двух метрах от него. Он не видел лица, покрасневшего от натуги, видел только окровавленную руку и подаренные часы… — Малыш, — кинулся он, было. — Я сказал: уходи, — Воробей выпрямился через силу, он жмурился, пытаясь не кричать. Острая боль пульсировала по всей конечности, он боялся представить, что бы было с Зарецким, если бы он всё-таки ударил. — Влад, — тверже позвал Макс. Воробей вздохнул, развернулся, по его щекам стремительно текли ручьи. Не хочет оставить его? — Пойми, ты меня не любишь. — Что? — выдохнули тихо. На вспотевшем лице отобразилось замешательство. — Ты хочешь владеть мной, а не жить со мной… Твои планы с треском провалились, ясно? — до чего же больно говорить это. Влад сам себе не верит, хотя на данный момент он убежден, что это так. Макс падает на колени. — Нет, не говори так. Я не умею любить, ты прав, но я… пытаюсь. Ты больше, чем кто-либо для меня. Пожалуйста, дай мне всё объяснить! — Не надо, я наслушался, — Влад прижимает к себе руку и душевная боль в его теле снова затмевает физическую, — Уходи. Влад побрел к дому, едва переставляя ноги. — Я не могу потерять тебя снова, — послышалось сзади. Влад развернулся, Макс готов был поклясться, это был не его мальчик. — А ты меня и не находил.***
Грудная клетка теперь болела повсеместно. Макс просыпался утром и понимал, что не хочет абсолютно ничего. Ему хотелось назад, в прошлое, где был он. Руки грозились опуститься каждую секунду, как ему нужно поступить? Туча кружил над ним, пытаясь докопаться до истины. Ему было неведомо, кто вообще такой для него Воробей и что с ним стало после того спектакля. Но то, что его шеф забил болт на работу — серьезное преступление. Максу теперь было безразлично, почему Барыга повелся на его разводилово, почему он вообще его держит тут. Максу даже не хотелось выяснять, кто слил его, Влад мог догадаться и сам. Как ему всё вернуть, он даже не представлял. Влад возненавидел весну. Эти дебильные трели птиц, задорное голубое небо. Это медленно парализовало его. Два выбитых пальца заживали тяжело, уроки он вел, но даже не мог заполнить журнал, приходилось припахивать старост класса. Рана на душе, оставленная Зарецким, болела ежесекундно, он не мог перестать думать о нём, а если и забывался — вспоминал опять, насиловал сам себя. А соль сыпала Адель — стала игнорировать и все бы ничего, но вариться под её тяжелым взглядом было трудно. Он чувствовал за собой вину, хотя и был не при делах. Приходили идиотские мысли осчастливить Адель, сойтись с ней, возраст не помеха. Зато никаких ебанутых Зарецких и вопрос закрыт. Но Влад был в адеквате и знал, что как бы ему не было херово, ломать жизнь сразу троим — так себе занятие. Перемывать кости Максу больше не было сил. Всё внутри скрипело и рвалось обратно к тем ночам, где они были вместе. Влад волочил своё существование дальше. Рыцаря из себя больше не строил, хотя кто-то должен был пролить свет на проблемы Саши и Гены. Но Воробей откровенно не мог больше, хватит с него. Макс не смог больше работать в лабиринтах, принял предложение Барыги о повышении, стал мотаться в город. Было жутко неудобно, редко возвращался к баб Мане. Созерцать свою квартиру, заросшую паутиной, было ужасно. Макс достал картину, написанную Владом. Поле подсолнухов. Когда он уехал к матери, то завернул её в шелковый платок и убрал в шкаф. Сейчас же захотелось вновь видеть её. Видеть и каждый раз мучиться. Как к Максу отнеслись на новом месте, лучше умолчу, ведь он и сам не замечал ровным счетом ничего. Он просто делал то, что от него требовалось, ни с кем не общался и всё чаще ждал появления Тучи, который теперь рвал задницу на два фронта, куда ж он без шефа. Макс не мог поговорить с Владом. Всё повторялось, он набедокурил и теперь отсиживался где-то там. Он бы хотел успокоить сам себя, мол, Воробей перебесится. Но Максу каждый раз становилось дурно от своего эгоизма и наглости. «Ты не любишь меня, ты хочешь владеть мной!» — эта фраза являлась ему каждую ночь и он скупо выжимал слезу, потому что заплутал сам в себе. Иногда ему казалось, что Влад заслуживает лучшего, но вместе с тем, он не мог представить, что отдаст его кому-то. И тут же бил себя по лбу. Влада нельзя «отдать», он не вещь… Сегодня Влад застукал, как Лаврентьев подвез Адель до школы. Учитель откровенно недопонял. На одной из перемен они стояли в коридоре, Кирилл склонился над мямлящей девчушкой, пытаясь заглянуть ей в декольте. Заглядывать там было особо некуда, но Влад чуть кулаком о стену не треснул, остановило только то, что кулак остался последний. Так он ловил их поражающим образом еще два дня, далее терпение лопнуло. После урока он попросил Адель задержаться, та картинно скривила разукрашенное лицо, но осталась, пока подружки, шушукаясь, выпорхнули за дверь. — Чего вам, Владислав Алексеич? — акцентировала дева на его имени, Влад даже растерялся. — Это не моё дело, но зачем ты трешься с Лаврентьевым? Лицо девушки украсила надменность, явная удовлетворенность. Она отдернула подол юбки и выпрямилась. — Вы правы, это не ваше дело, — развернувшись на пятках, она вышла. У Влада едва глаз не дернулся, он подорвался было за ней, но потом просто осел обратно. Хочет мстить ему, делая вид, что теперь увлечена Кириллом? — Больная… — выдохнул Воробей, стукнув перебинтованной рукой по столу и тут же пожалев об этом.***
Встреча с Виктором состоялась в каком-то ресторане, Макс вырядился в свой лучший костюм, взял с собой Тучу. Он хотел выглядеть стоящим человеком, а ещё не хотел, чтобы его кинули. Виктор не был сам себе врагом, а потому этого бы не случилось, но Макс знал, как важно произвести впечатление, а потому весь вечер смотрел на всех только исподлобья. Обсудив течение дел Дубова, Макс возжелал-таки получить полный объем информации о себе и прошлом своего предка. — «Красный Альянс», — начал Виктор. — Ярцев, Шмидт, Одинцов, Дубов, Рыцарев, — Макс вздохнул, — И Зарецкий. Виктор хлопнул глазами. — Думаешь, ты один здесь самый умный? Ближе к делу. Я хочу знать, зачем я ему. Виктор облизнулся, ослабляя воротник. Макс же наоборот развалился. Подлетел официант, Зарецкий переглянулся с Тучей, затем прошёлся по обстановке зала, сияющего теплыми оттенками и изобилием дорогой утвари. Виктор делал заказ, Макс добрался до официанта и его лощеный вид дал трещину. Блондин с бескровными губами и стальной выправкой напомнил ему Воробья. Макс резко отвернулся, крылья его носа затрепыхались, рядом дернулся Туча, но Макс помотал головой и выправился. Виктор же стрельнул взглядом по встревоженному парню и растерявшемуся Зарецкому, хотел что-то ляпнуть, но взгляд Тучи стал таким леденящим, что тот просто прибавил к заказу виски и отстал. Выпив по бокалу, Дубов начал. — Твой отец исчез давно, — он зажевал апельсин, Макс же наслаждался каждой горчинкой, отупляющей его боль, — И Барыга не знает, где он. Всё. Макс вскинул брови, хоть было не положено. — То есть как это, «всё»? — Барыге нужно узнать, где Андрей Петрович и только. А тут ты — невообразимое стечение обстоятельств. Он будет до последнего держаться за тебя, ему нужен твой отец. — Даже если я сам не знаю, где он? Виктор учтиво кивнул. Макс не догонял. — Ради этого я рисковал своей жизнью? — Это бизнес, — пожал Виктор плечами, — Может, твой отец уже мертв. Но если Барыга об этом узнает… ты станешь ему ни к чему. — Это глупо. Это просто невозможно. Таких совпадений не бывает. — Тем не менее, — вразумил его голос Дубова, — Ты обезопасил меня лишь на время, как и я тебя. Если скоро Ярцев узнает, что ты бесполезен, скорее всего, он избавится и от тебя. — Но я ничем ему не помешаю. — Это ты так думаешь. Макс прикрыл глаза. Он надеялся, что эта информация прояснит хоть что-то. На деле же он опять попал. Туча привез подвыпившего шефа до дома, молча вел его до квартиры. Но уже в прихожей он не вытерпел. — И ты молчал, что Зарецкий — это ты. Макс, стягивающий пиджак, уставился в окно. — Я уже не рад этому факту. — Почему сразу не сказал? — В моей жизни есть только один человек, которому я доверяю, ты уж прости. Туча часто закивал, отвернувшись в сторону и засунув руки в карманы. — Я всё понимаю. И никому ничего не скажу. Ты… спасибо, что ставишь меня во что-то. — Ты ж мой товарищ. Ночь в городе была светлой, но тьма зияла в душе Зарецкого. Все в жизни превратилось в сплошную черную полосу, и конца ей не было видно. — Что будем делать, шеф? Макс не знал, он повернулся, пьяно воззрившись на замершего помощника. — Ждать.***
Это было обычная вылазка в очередной бомжатник, за очередными должниками. Лысого сегодня было не дождаться, Макс выехал один. Прибыв на место, в пригород, он вылез среди дачных поселков. В ноябре тут уже никого толком не бывало, сбор урожая был закончен и все угнезлились зимовать в городе. Избушка, торчащая из голых кустов крыжовника, выглядело худо. Рядом с ней стоял фиолетовый жигуль, ворота были распахнуты, хоть и в принципе были не нужны, половина забора валялась. Макс скупо оглядел пожитки и мусор, раскиданный по двору, вошёл внутрь лачуги, воняющей машинным маслом и спиртом. Темно и сыро, холодно. Макс выставил пушку наготове и начал продвигаться вперед, точно оперуполномоченный. К сожалению, он тут не по закону. Выйдя на обшарпанную кухню, он обалдел: полный погром и тело. Зарецкий проверил: пульса нет. — Эй! Есть кто? Из мрачной глубины никто не отозвался, Зарецкий знал, что тут живут два должника. Один прирезал другого? Он пошёл во вторую комнату. Толкнув грязную дверь, он оказался в спальне. Живого места здесь тоже не было, у завешанного окна лежал второй. А на не застеленной кровати сидел ещё один. — Встань. Тот поднялся, задрал руки, в одной был пистолет точь-в-точь как у Макса. — Ладно, шеф, сдаюсь, — лохматое нечто развернулось, красные глаза горели в сумраке ноябрьского дня. На Тучу бы повесили долг тех двоих, он бы половину жизни отрабатывал. Убивать должников было можно, но осторожно. А такой замес никто бы явно не оценил, особенно Барыга, тот был заинтересован в их наличии, а потому не допускал такого фарша. Макс не знал, зачем взял на себя ответственность, подмазал Вадика. Одному Тучину никто бы не поверил, а тут — двое. Но на точке у Тучи начались проблемы, многие стали недовольны таким раскладом дел, зароились подозрения, точно мошкара под фонарем. Зарецкий невообразимым образом продолжал с ним общаться, а судьба сама сталкивала их лбами раз за разом. Макс прикрыл Тучина от полицейского хвоста, сам Тучин прикрыл его зад от пули. Так и влипали друг за друга. Их историю можно рассказываться долго, во всех подробностях, но у нас есть дела поважнее, верно? Удивительно, но сыскать в лабиринтах товарища перестало быть непосильной задачей.***
Время шло, а всякое общение Влада и Максима сошло на нет. Воробей залечивал руку, но душа продолжала ныть. Адель продолжала вертеть задницей перед Кирей, при этом засматриваясь, а нет ли рядом учителя. Влад не реагировал, пусть делает что хочет. Он ужасный покровитель, это точно и лучше он стать просто не мог, его растоптали. Он хотел злиться на Макса, но просто не мог. Ему было обидно за себя. Он любил Макса просто за то, что он есть. Но Макс… он не понимал, для чего он делает всё это. Глупо. Тогда, в тот чертов день, ярость просто застелила ему глаза и вспылить было над чем. Но сейчас он жалел и корил себя за это. Почему нельзя просто сделать что-то и оставить в покое? Нет, Влад не умел, все его поступки волочились потом за ним грузом. В лабиринтах на Воробья косилась каждая собака. Понятное дело, раскромсал Великому Борзому тачку. Ну и пусть смотрят. Одно не давало покоя: Лысый. — Что, цыпа, сдулся твой папочка? Свалил, только пятки засверкали, — пристроился Юрий рядом и начал капать на мозги. Влад стиснул зубы, направляясь к Сарику, — Молчишь? А «спасибо» сказать? Я ж раскрыл тебе глаза! — А теперь сделай еще одно одолжение: закрой пасть, — этим взглядом бы железо гнуть. — Ну не-е… А ты в курсе, что братишку своего я с поводка-то спустил? Влад молча шёл вперед. Его напрягал Лаврентьев, но теперь потому что тот прилип к Адель. — Что, совсем не страшно? — преградили ему путь. Стоило Воробью мазнуть взглядом по этой елейной морде, стало также дурно, как в тот раз, когда он узнал всё. Юрий охнул, когда его тело согнуло четким ударом в солнечное сплетение. Воробей скрутил его, начав передаливать шею локтевым сгибом. На ухо Лысому прошелестели какой-то бред. Перед глазами Лысого поплыло, он начал брыкаться и подвывать. Влада шатало во все стороны, больная рука вспыхнула пульсацией, но он зажмурился и стискивал жилистую шею, желая открутить эту тупую башку. Он не знал, что на него тогда нашло, откуда вообще взялись силы. Но растащили их с трудом. Влада удерживали двое, хоть он даже не вырывался. Лысого приводили в чувства, тот кашлял, валяясь на холодной земле. — Отвалите, — Влад сбросил с себя чужие руки, пошёл в глубину. — Совсем лютый? — следом семенил Сарик, тут же нашедшийся, — Смотри, так скоро на одну планку с Борзым станешь. Влад остановился, посмотрел на растерянного мужичка и тот даже попятился. Воробей сам себя не узнавал, вытащил руки из карманов. Избитую он не чувствовал вовсе, но обе тряслись. Воробей постарался выдохнуть, посмотрел в небо. Кучевые облака переваливались друг через друга. Вскоре накрапал первый апрельский дождик. — Прямо, чуть не придушил? — с усмешкой переспросил Макс, смиряя взглядом очередной засохший цветок на своем столе. Что-то не велись они у него теперь. — В натуре, — закивал Туча кудрями. Макс усмехнулся шире, а затем затяжно призадумался. — Его нужно убрать. — Кого? Воробья? — Лысого. — Нельзя, шеф. Барыга узнает и… — Не узнает, — Вадик сглотнул под этим пристальным, лукавым взглядом. Макс, сидящий у себя в кабинете, где раньше занимался наукой, сейчас мало напоминал учителя. Отросшая борода, развязное положение тела и бутыль коньяка на столе превращало его в совершенно другого человека. Смутная тень залегла под его омертвевшими глазами. День за днем от флегматичного, местами хитрого мужчины уходило что-то важное. Взгляд его делался ленивым и отстраненным, он не брал в руки любимых книг, ничего не ел и не выходил из дома без экстренной надобности. Макс не разговаривал с ним и все больше погружался в преступный мир. Он заводил какие-то странные связи, от тех типов, с кем он контактировал, у Тучи по загривку бежали мурашки. Товарищ наблюдал за этим со стороны, молчал. Но теперь действовать было необходимо незамедлительно. Воробей поздно вернулся домой с точки, скрипя костями, вошёл в ограду и тут же схватился рукой за метлу, стоящую за дверью, ведь на крыльце был посторонний. — Тихо-тихо, Лютый… — поднялся какой-то черноголовый высокий мужчина, — Я с разговором. Влад прищурился, не двигаясь с места. — Ты меня, наверное, не знаешь. Я Вадик или Туча, — спустившись с крыльца, ему протянули широкую ладонь. Влад только больше нахмурился, это смутило Тучу, — Ладно, ты парень не общительный, гляжу, кхм. Туча неловко качнулся с пяток на носки и поправил ветровку на щуплом теле. — Я напарник Максима. Хватка на метле усилилась. — Да ладно тебе! Я ж не слова ещё не сказал! — вскинули ладони. — Пошёл вон, пока я не разозлился, — сузились холодные глаза. — А, так это ты ещё добрый! Ясно, чего шеф так остерегался тебя, — неловко засмеялись, наблюдая за каменным выражением лица собеседника, — У-у, тут ещё и с юмором проблемы… Вдруг метла была откинута, а из-за пояса на Тучу выпростали пистолет. Тот онемел, так как ехал с мировой и не взял даже чертового травмата. — Ладно, ты человек серьезный, понял, — тот по привычке поднял руки, лицо сделалось убедительно-внимающим, — У Максима проблемы. И ему нужна твоя помощь, я с ним не справлюсь. — Я сказал: уходи. — Воробей, послушай… я бы не стал просто так тебя беспокоить. Шеф заигрался. Он всего лишь подручный, теперь он делает чистую работу, но думает, что может позволить себе все. Ему нельзя крошить людей, он этого не хочет на самом деле, просто… вразуми его, а? Он тебя послушает. Если его сейчас не остановить, вы уже никогда из этого не выберитесь. Макс не убийца… Туча проследил за белым лицом напротив, за распахнутыми, светлыми и пронзительными глазами. Оружие было опущено, Влад посмотрел куда-то в сторону, Туча ждал от него хотя бы словечка. — Ты думаешь, он не убийца? — спросили тихо, Вадик оторопел, — Он уничтожил во мне всё, что только можно было. Так горько сделалось Вадиму, что он даже растерявшись, отошёл. Дул ещё прохладный ветер, всё его внимание рассеялось по захламленной оградке. — Я не хочу ему помогать, — медленно повертели белобрысой головой. — Ты не можешь его оставить, — упрямо выдал пришедший, взглянул в эти стеклянные глаза. — Проверим? Вадик потерялся окончательно. Вдруг напряжение прорезала трель телефона. Влад ответил. — Владислав Алексеевич? — Да, — звонила завуч. — …Нам нужна ваша помощь в организации похорон. — Чьих? — притаилось сердцебиение. — Адели Каминской и Кирилла Лаврентьева…***
Прошла неделя, как схоронили несостоявшихся выпускников. По школе тишина стояла ещё дня два, но вскоре всё стало на свои места. Только теперь старшеклассники чуть осторожнее стали водить машины, а девчонки стали заниматься учебой, вместо вечерних картежей по «Красному Кольцу». Влад вел уроки, вернее, включал какой-нибудь фильм, так как сам не мог выдавить и трех связных предложений. Вечером он был в лабиринтах. Лучше там, чем дома, ведь там не затихали угрызения совести. Её короткие волосы стоят торчком, глаза лихорадочно блестят, она идет к нему, улыбается. И всё хорошо, они разговаривают. — Я буду учителем, как вы! — Только не искусства, у нас редкий график, отчего и зарплата меньше. — Хм, ладно… Тогда на физмат. — Ску-учно. — Да вам не угодишь! — Влада шутливо толкают в плечо. Они тихонько смеются. Влада бьют по плечу, он валится с кресла, в котором заснул. — Лютый, подвинь-ка зад! — Лера плюхается на его место, Воробей вертится по сторонам. Он еще в лабиринтах. Уснул после вчерашней пьянки, голова трещит, он не помнит ничего, кроме этого чудесного сна… Воробей поднимается, путается в ногах и падает опять. На сей раз вставать не охота. Двойняшки смеются. Он взревел грудью от недомогания. — Эй, Валер, может нам с ним поделиться волшебством, а? Что-то не кажется мне, что жизнь у него распрекрасная! Воробей опять встает, выходит. В след ему орут: — Не хочешь, как хочешь! «Волшебство», — думает Влад, но тут же отвлекается на Сарика, несущего ему бутылку пива.***
— Вы с Воробьем сдохнете от цирроза печени, — ворчит Туча утром на шефа. Макс сидит напротив унитаза, ему никогда не было так плохо. Вчера вечером он пил всё подряд, новые знакомые только подначивали. Кто они? Наемники, дилеры, вышибалы… Такие же, как он? Макс даже не может задуматься о словах Тучи, настолько увлечен собственным самочувствием. — Что там с Лысым? — булькает глава бухгалтерии, морщась от привкуса желчи на языке. — А что с ним там? — дразнит Тучин. — Не беси… — Макса опять выворачивает настолько тяжело и надрывно, что Вадик предпочел отвернуться. — Я работаю над ним. — Я приказал не это, — донеслось возмущенное эхо из толчка. — А ты у нас, король значит?.. Приказал он, — пробормотали себе под нос и ушли в кухню. Через какое-то время Макса перестало полоскать, он выполз следом, сел напротив. Тучин осмотрел отекшую морду, неухоженную бороду и красные глаза, будто перца в них насыпали. Халат, нестиранный неделями, оголял волосатую грудь, её сбивчивый ритм дыхания и едва заметное мягкое пузо. — Ты не мой шеф, — помотал он головой. — Не начинай, — покатали щеки в ладонях. Голос был как у истинного пьяницы, невнятный, хриплый, — Избавься от него. Он вредит ему. — Ты вредишь сам себе, тебя это не волнует? Треп Тучи прекратил кулак, треснувший по столу. Товарищ потупился. — Делай, что я сказал, — тон голоса, будто Макс ненавидит его всеми фибрами души, — И следи за Воробьем, его депрессия затянулась. Зарецкий встал, покачнулся, но все-таки ушел в спальню. Туча играл желваками.***
На этот раз она не улыбается, не идет к нему. Стоит одна вдалеке. Влад видит разводы крови на её милом лике, видит её страх. Он пытается её позвать, ринуться к ней. Но что-то не дает ему сделать и шагу. Вокруг тьма, пустота, а она в ней совсем одна. Слезы катятся по её грязным щекам. — Можно я останусь у вас на ночь? Влад кивает часто-часто, он слышит её голос, будто она стоит с ним лицом к лицу. Адель смеется, потом мотает головой, скрючивается, выпрямляется и… Влад хочет убежать от этого кошмара. — Уже не нужно. Вместо лица у девочки раздробленные кости, кровь и плоть алеют, ослепляют. Влад всё ещё слышит её голос, он набатом звучит в голове, отскакивает от несуществующих стен и возвращается снова. Он хочет развернуться, уйти от этого ужаса, что окутал его до глубины души. Ком в горле не дает ему дышать, а когда он замечает её кровь у себя на руках, он кричит так громко, что душа уходит в пятки. И всюду наступает темнота, он её боится. Такие сны стали его вечными спутниками, он снова переставал ложиться вообще. Потому что они были с ним всегда. Он лучше умрет, чем увидит это снова. Но совсем не спать не выходит. Сарик начал орать, ведь он засыпает за рулем и выглядит хуже, чем труп. — Мне нужно немного «волшебства», — подходит он к двойняшкам. Недели две спустя. — Куда ты меня везешь? — недоумевает Макс, — Бар в другую сторону. — Мы едем в Емельяново, — решительно чеканит Туча. — Угу, а что мы там забыли? — Твою трезвость. — Ты начинаешь меня напрягать. Давай разворачивайся. — Мы едем к Воробью. Макса как по голове стукнули. Он не видел его почти месяц, может больше… — Какое сегодня число? — Второе мая. Зарецкий закашлялся. В последний раз, когда он этим интересовался, было всего шестнадцатое апреля. М-да, запился чуток. — Зачем нам к нему? Хочешь моей смерти? — Боюсь, если вы не увидитесь, то сдохните оба. — Туч, я не хочу этой драмы. Разворачивайся. — Тебе плохо без него. — Зато ему лучше без меня! — Тучина вдруг решили потеснить за рулем. — Шеф! — визг тормозов, всё кубарем перед глазами. Очухались оба шумахера в кустах. Макс только недавно выплатил за ремонт стекла, разбитого Воробьем, а тут новые шарапины. Отдышавшись, Макс выдал: — Ты ничего не понимаешь, я пытаюсь поступить правильно… Я только начал отвыкать от него. — Себе не ври. Ты пьешь как сука. — Тоже верно, — пожал плечами бородатый. Сейчас он походил на какого-нибудь монаха, что ему отнюдь не шло, — И всё-таки, не глупи. Я всё решил. Тучина выводит из себя эта самоуверенность, он садится в пол-оборота. — Да хоть раз засунь свои решения себе в задницу! — он часто дышит, пытаясь подобрать слова, — Послушай меня! Послушай ты его хоть раз! Я видел, что с ним творится… я тебе не говорил. Если вы друг другу не поможете… Я не знаю, что случится. Макс сидит разинув рот. Рождается очередная мигрень. — Что ты мне не говорил? — сипит он. Тучин вздыхает. — Сам увидишь. Трава зеленеет медленно, но поселок уже живет полной жизнью. Максу радостно видеть беззаботных ребятишек, стада коров и голубое небо, тронутое белыми пушистыми облачками. Он не был здесь сильно давно, даже перестал звонить баб Мане, негодник. Он действительно убедил себя оставить Влада в покое. Из-за чего Воробей стал беспросветно пить, Макс не знал. Хотелось верить, что из-за его исчезновения, но Влад не звонил, не искал его. Значит, не очень Макс ему и нужен. Туча не мог вызнать всё, а Воробей обходил его седьмой дорогой. Но слова Вадика… напугали Макса. Почему-то дом Воробьев выглядел серо. Окна были грязные, участок у дома не чищен с зимы. Макс неловко мялся у ворот. — А вдруг он не дома? Сегодня ведь вторник, — трусливо прозвучало у Тучи за спиной. — Его уволили, — обрубил тот и вошёл первым. Внутри было не лучше, пахло пылью, вещи лежали не на своих местах. Максу показалось, дом даже опустел частично. А может, ему не показалось… Туча проводил его до гостиной и застрял в проходе, Макс на ватных ногах вошёл. Влад в отключке сидел на полу, спиной прислонившись к дивану. На ковре был жуткий бардак, а когда Макс присмотрелся, его сердце пропустило удар. Пол рядом с Владом был усеян шприцами, какими-то пакетиками. Макс обернулся на Тучу, его ноги чуть не подкосились. — Я сам узнал буквально день назад… — оправдался товарищ. Макс сглотнул, сделал пару шагов к Воробью, осел на колени, вылупившись на белое, осунувшееся лицо, окружность глаз была едва ли не сине-фиолетовая. На щеке присохла дорожка слюны, подбородок золотил хилый пушок, волосы отрасли, засалились и торчали в разные стороны. Макс был в шоке, не передать словами, что происходило в его душе с каждой секундой нахождения здесь, осознания. Зарецкий уронил лицо в ладони, шмыгнул носом и молчал минут пять. Потом глянул на Воробья снова и замотал головой. — Это я виноват, — выдавил он тихо-тихо. — Ещё не факт, — Макс хотел повернуться к другу, но постеснялся накипающих слез. Он подхватил запрокинутую назад голову и прислонил лоб Воробья к своему. Тот был совсем холодный. Макс с осторожностью проводил намыленной губкой по локтевым сгибам. Сине-бирюзовая сеть вен выглядела ужасающе, всё было покрыто синяками от неаккуратных инъекций. В натопленной бане было жарко, влажно, желтый свет заливал пространство. Влада Макс мыл долго, бережно и глотал слезы. Как он снова был рад его трогать, вдыхать его запах, даже если сейчас он был весьма отвратный. На душе Зарецкого будто станцевали чечетку, ни одного живого места не осталось, все выло и скрипело. Ведь Влад поправился, ему стало лучше, холеный мужчина, красавец. А теперь снова в пучину борьбы с самим собой. Отощал, выглядел кошмарно. Он не проснулся ни во время водных процедур, ни когда Макс стриг его при помощи Тучи. Убрав и свои заросли тоже, Макс, наконец, уложил Воробья в кровать. Туча помог прибрать по дому и уехал, обещавшись явиться к завтрашнему утру. Макс сварил поесть, сел за стол и не смог сдержать слез. В кровать с Владом он не лег.***
Глаза не хочется открывать, болит всё. Сейчас опять заставлять себя подниматься, идти рыскать по квартире в поисках каких-нибудь ценных вещей, завалявшихся денег. Затем на точку, за дозой, в лабиринты или опять вкинуться дома. Зато он может спать, кошмары больше не снятся, но в реальность возвращаться все труднее. Влад разлепляет опухшие глаза, сухим языком облизывает слипнувшиеся губы. До него не сразу доходит, что он в чистой постели, в чистой одежде. Он с трудом садится, ничего не понимая. Его футболка, бывшая когда-то впору, болтается на плечах, висит на торсе, когда он встает на ноги. Внутри у него все горит, потому что желудок от безысходности переваривает сам себя которые сутки. Влад не хочет есть, он хочет только дозу. Наложить на себя руки не хватало смелости, а загнуться от очередного прихода было бы хоть каким-то исходом. В коридоре Влад прислушивается, идет телевизор. Он озадаченно прется на шум. Он даже не успевает ничего подумать, как к нему на встречу вылетает Макс. Они оба замирают. Максу больно смотреть на это нечто, заменившее Влада. Он выглядел как неизлечимо больной. Он стоит, опираясь о стеночку, и смотрит так робко, как зверек. Зарецкий знает, что должен что-то сказать, но не может даже вообразить, что. Он просто медленно приближается, протягивает руки, следит. Воробей смотрит на него, не мигая. Макс тихонько обнимает его, щека проезжается по бритой под единицу голове… Они стоят долго, Макс даже не чувствует его дыхания, как вдруг Воробей шепчет: — Её гроб был закрыт. Макс мягко отнимает его от себя, смотрит с тревогой в глаза, горящие истинным безумством. — Что? — переспрашивает он, голос, словно чужой. Одна-единственная кристальная слеза срывается с нижнего века, сверкнув, падает на пол. Плечи Влада затряслись, он с трудом говорит: — Они разбились. Макс ничего не понимает, хочет успокоить его, отвлечь и разузнать всё позже. Вдруг взгляд Влада меняется, его клонит назад, но Макс успевает его поймать и притянуть к себе. — Тихо-тихо. Устроив Воробья на диване, он мигом притаскивает тарелку супа, какой-то горячий отвар, пачку таблеток. Туча привез лекарства, якобы облегчающие ломку. Макс знатно вооружился. Воробей мотает головой, взбрыкивает и опрокидывает тарелку на Зарецкого. — Че ты тут забыл?! — Макс шипит, жалея несчастные шорты, но потом переключается на истерику Воробья. Того трясет, он начинает орать, как резанная свинья. Конечности летят, какая-куда. Макс пытается его позвать, но от Воробья осталось пустое тело, он точно забыл, что он цивилизованное существо. Максу приходится завалить его на диван, прижать собственным телом, признаться, это было тяжело. Влад бьется и бьется. Когда он уже не может причинить боль Максу, то раз за разом ударяется затылком о диван. Зарецкий опять зовет его, пытаясь вразумить. На душе делается страшно. Что вообще с ним происходит? Это конвульсии? Чего он пытается этим добиться? Воробей намеренно пытается разбить свою черепушку, а у Макса тупо не хватает конечностей, чтобы его остановить. Вовремя влетает Туча, матерится, замечая этот абсурд. Недолго думая, он достает что-то из притащенного пакета, силой разжимает челюсти Воробья, тот успевает его укусить. — Вот сучка! — шипит Туча, но не останавливается. Макс даже не одернул его за такие выражения. На губах Влада остается блестящий след какого-то успокоительного, он тут же отрубается. Макс опасливо отпускает его и медленно поднимается с распластанного тельца. — Чума… Что ты ему сказал? — кидается Вадик к шефу. — Ничего. Не успел. — Гляжу, ты в ахуенезе, — констатировал товарищ, пошёл и вырубил телек. — Что с ним было? Это… Это же не он. — А кто? — скептически брякнули, — Не хочу тебя расстраивать, но наркоманы тот ещё народ. Хочешь его спасти?.. О чем я только думал, когда вез тебя сюда! Макс нахмурился, оглянув Тучу, вцепившегося в свои патлы. — Ты о чем? — Не думаю, что я тебе помог… только хуже сделал. Макс агрессивно недопонимал. Туча пояснил: — Его не спасти… Глянь, ещё немного и трупными пятнами пошёл бы. Макс, его бы в больницу… — Какими… Какими нахер, пятнами! — захлебнулся Максим, вскочил, позабыв про мокрые шорты. — Шеф… — Нет! Не хочу слушать, — Макс опять сел, упер локти в колени и уронил в ладони лицо, — Ничего не хочу слышать. Туча вздохнул, помялся, взглянул в окно. — Деньги нужно перевести на счет Ив… — Замолчи, не сейчас, — с комом в горле рыкнул Макс, подорвался и вышел. Туча нашёл его на крыльце, смотрящего в пустоту. Сегодня по майскому небу сиротливо плыли сизые тучки, дул ветерок совсем не весеннего характера, Вадик тут же застучал зубами. — Я знаю, чего ты сейчас хочешь, но работа — это всё, за то тебе нужно держаться, — он сам не понимал, что говорит. Сегодня, как на зло, никаких речей в голову не шло. Да и имеет ли он право судить? — Я его никогда не оставлю, понял? И если ты ещё хоть раз… — Не надрывайся, я все понял… Прости. Макс вздохнул, так много хотелось сказать, но во имя чего? Максу требовалось переварить произошедшее, но это его разум не примет никогда. — Найдешь врача? — спросил он Тучу. Тот кивнул, не поворачиваясь, — Какой там счет?.. Макс честно занялся делом, Туча честно предоставил бывалого психиатра. — Не переживай, этот действенный. Никому ничего не скажет, правда возьмет раза в два дороже. Макс только кивнул, проходя за ним в комнату, где находился едва пришедший в сознание Воробей. Правда, Зарецкого тут же выгнали взашей. — Он профи, — пояснил Туча, смотря, как Макс прислонился ухом к двери. Терроризировали Воробья больше часа. Макс не представлял, что они там делают. Воробей вообще что-либо ему ответил? Почему он не орал, как в случае с ним? Или он теперь только от Макса спадает в истерики? Артур Шахинович вышел, скромно прикрыв за собой дверь. — Молодцы, что связали его, — первое, что он сказал. Макс закашлялся. — Это была вынужденная мера. — И очень верная, — вздохнул аварец, поправляя очки на переносице. Было заметно, он не знал, с чего начать, — Пройдемте куда-нибудь присядем, разговор не из простых. Абстинентный синдром у Влада был бы совершенно классическим, если бы не его лютое желание закрыться от всего мира. — Агрессия, апатия, чувство вины, гнев… Я даже не знал, что всё это можно испытывать одновременно! — раскинул доктор руками, — Вы точно не хотите положить его в клинику? Макс сидел, сцепив руки в замок, отрицательно качая головой. Он помнил, как Влад рассказывал о том периоде, когда он там был… Он боялся усугубить шаткое положение мужчины. И Макс не доверял его никому. Он сам со всем справится. Доктор кивнул, достал листок, где делал пометки и вручил Максу. — Это список лекарств. Все является необходимым, от противосудорожных, до примитивных витаминов. Сейчас у него будет самый сложный период… и у вас тоже. Честно сказать, не знаю, что из этого всего выйдет.