Глава 1.
Твои прикосновения для меня, как таблетка счастья.
Ты смотришь на меня, и я рассыпаюсь. Это был ноябрь. Я помню. Ровно первого ноября он впервые посмотрел на меня, первого ноября он узнал, кто я такая. Первое ноября — мой самый любимый день в году. Андрей всегда приходил к нам вечером среды — тогда, когда родители шли на ночную смену, целовали меня в весок и говорили брату, чтобы он следил за мной и никуда не отпускал. Ну да, мне же только шестнадцать. Ну да, я же вероломно убегаю каждый день под покровом ночи. Братик и его друг порой сидели долго-долго и распивали какой-то алкоголь — по запаху определить не могла, да и чего сказать, не хотела. Я часто запиралась в комнате, дабы ничего не слышать и не видеть, хотя было интересно, но мой непутёвый брат Егор, которому уже вот двадцать три года, всегда делал предупреждение: запирайся, мол, не твоего ума дело. Очень-то надо было, очень-то… Одним глазком я всё же подсматривала. Они просто сидели с Андреем, попивали какую-то нечисть, курили иногда, бывало, а затем уматывали, и я даже думать не хотела, куда это они. Интересно, Андрей вообще знает о моем существовании? Хотелось верить, что да. Это случилось в ноябре. Погодка была так себе — ночью грохотало и гремело, и я покрепче куталась в одеяло. От такой погоды мне как-то плохо чересчур, поэтому я плакала, бывало, плакала, и даже смешно было, гроза, ну, подумаешь… страшно немножко ещё, совсем чуть-чуть. Просто страшно. Ничего лишнего. В комнате оставаться не хотелось. Кое-как вытерев щеки, я встала с кровати и вышла из комнаты, зная, что брат и его друг уже давно укатили куда-то. Обычно они убирали за собой всё тем более, в гостиной, но сейчас водка и что-то ещё там стояли на своих местах, и даже в нескольких стаканчиках всё ещё были следы преступления. Ай-ай-ай. Завтра брату сделаем выговор, обязательно. Ну, а сейчас убраться надо, как бы, поэтому я быстро сгребаю все пустые бутылки и убираю в какой-то дурацкий черный мусорный пакет, при этом досадуя и про себя бормоча какие-то проклятия брату. Заслужил, заслужил, вместо того чтобы спать, я разгребаю этот бардак. Взгляд как-то глупенько скопился на не допитую бутылку, где была водка. В голову закрались какие-то нехорошенькие мысли, и я тряхнула головой, пытаясь отогнать их. А может?.. Дьяволёнок внутри меня всё напоминал, что я одна дома. Что я могу сделать. Что я никогда раньше не пробовала. А может?.. Чего терять-то?.. Ещё раз взгляд на водку. На стол. Ещё раз оглядываюсь, есть ли кто-то. Никто же не узнает, если я один раз?.. Ладно тебе, Алиса. Попробуй. Тебе-то что будет за это? Быстро приподняв бутылку, я ещё долго рассматривала жидкость, наполнявшую её. Затем понюхала. Действительно, водка. Ладно, была не была. Быстро запрокинула и, пытаясь вообще не думать, тут же выпила всю эту гадость. В горле начало неприятно жечь, и я закашлялась, чувствуя, как мне немножко поплохело. Одно радовало — свидетелей позора не было. Бутылка была опустошена, и я как-то небрежно выкинула её в мусорку. Делать что-то теперь вообще ничего не хотелось. Вдалеке виднелся стакан, только вот в нем было что-то красноватое. Мне кажется, моя ночная совесть забрала свои вещички и умотала куда-то в Мексику, потому что я совершенно легко и как-то по-дурацки беру этот стаканчик и тоже выпиваю всё его содержимое. И что это такое было?.. Молодец, Алиса. Всякую херню распиваешь тут. Шестнадцать лет? Нет, не слышала. И да, несмотря на то, что было уже около часа ночи, это как-то даже приободрило, что ли. В глазах бегают зайчики, в ушах слышно симфонию какую-то Моцарта. Идеально. И всё было бы ещё идеальней, если бы симфонию не заглушил шум открытой двери. Дверь, ведущая в комнату брата. Мать твою Прасковью, они что, не ушли никуда?.. Я попыталась подняться с дивана и принять вид пристойной и трезвой английской королевы, но что-то вышло как-то не так. Ноги как-то странно шатаются, или мне кажется? Это был не брат.