И путь вверх есть путь вниз, путь вперёд — путь назад. С этим трудно смириться, и всё же бесспорно — Что время не исцеляет: за отсутствием здесь пациента. Томас Элиот, «Четыре квартета».
Том наблюдал за разворачивающейся драмой сквозь стеллажи книг с едва скрываемой ухмылкой. Все происходило именно так, как он и планировал. Гермиона Дирборн публично, хотя и тихо, критиковала маглорожденную студентку на несколько лет моложе ее. Не так уж много людей наблюдало за ними (в конце концов, это была библиотека), но их было достаточно, чтобы заметить, а значит, и посплетничать. А сплетни в замке распространялись быстрее, чем Адское пламя. Он предполагал, что к завтраку следующего дня, по крайней мере, один человек скажет ему, что Гермиона Дирборн прокляла грязнокровку в библиотеке. В его глазах Клэр Хьюз была такой же заурядной, как и все остальные. Она даже не смогла придумать, как отомстить, пока Том не залез ей в голову и не подстроил все так, как ему хотелось. Честно говоря, кто вообще делал всю грязную работу? Том не мог понять, как кто-то был настолько глуп, чтобы не предсказать, что такая ведьма, как Дирборн, наложит заклинание отслеживания на предметы, как только поймет, что они пропадают из ее странной сумки. Он манипулировал ею с помощью грязнокровки с пятого курса, пока та крала вещи. Так что Дирборн должна была закатить истерику — в идеале на публике, что она сейчас и делала — и еще больше укрепиться в глазах других в нише, созданной для нее во время Самайна. Густые темные волосы Дирборн, которые она пыталась заплести в косу, быстро распускались, и вдруг показались ему искрящимися. Он нетерпеливо наклонился вперед, пытаясь расслышать разговор. Она вскинула руки и — да, это определенно была искра в ее волосах. Разве это нормально? Он заметил, что ее волосы, как правило, становились более пышными в зависимости от настроения, но сейчас они буквально потрескивали. И вот она уже выбегает из библиотеки. Блестяще. Грязнокровка с Гриффиндора (которая была бы под Империусом, если бы Клэр делала свою работу должным образом) понятия не имела, почему семикурсница, с которой она никогда даже не разговаривала, обвиняет ее в краже домашнего задания в библиотеке. Это было так просто, так потрясающе легко — разрушить чью-то репутацию. Несколько фигур вступают в игру, и делают все сами. *** Он последовал за ней из библиотеки, не в силах удержаться от того, чтобы не посмотреть на нее, пока она так раздражена. Ее сила пылала вокруг нее, когда она была в таком состоянии. И это было восхитительно. Никто, казалось, этого не замечал, но он чувствовал ее присутствие. Как буря, которая хлестала по нему теплым дождем, или как огонь после пребывания на леденящем морозе. Она была великолепна. Том был одержим. Он последовал за ней из замка, держась достаточно далеко, чтобы она не увидела его, пока сама не обернется. В итоге, она остановилась на берегу озера. И он, молча восхищаясь, наблюдал, как она полностью вышла из себя. Ему хотелось разорвать ее и посмотреть, действительно ли внутри горит огонь. Неужели пламя бушует в ее крови? Если он разорвет ее, будут ли те секреты выжжены на ее коже изнутри? Расскажет ли она ему тогда? Она швыряла огненные шары, заставляя их разбиваться о ледяную поверхность озера или подпрыгивать в течение примерно пятнадцати минут. И он смотрел, зачарованный, потому что разве она не была прекрасна вот так, почти стихийная, как какая-то мифическая гребаная древняя ведьма. И он мог почувствовать ее магию и ее ярость. Это было удивительно и ни на что и ни на кого не похоже. Он не мог оторваться. Он смотрел, даже когда снова начал падать снег. Смотрел, пока она не замерла на полпути по дороге и не сказала громко, а ее голос звенел, как колокол: «Ну, конечно! Ты идиотка, Гермиона». А потом она ушла, поспешив обратно в замок, а он довольно не элегантно спрятался за деревом, чтобы она его не увидела, и потерял ее. После инцидента во время украшения зала на Йоль, он был убежден, что она наложила на него заклятие. Или же кто-то сделал это от ее имени. На самом деле, он даже принял безоар (на всякий случай), хотя и будет отрицать это до тех пор, пока мир не сгорит или кто-нибудь не спросит его. Он даже видел ее во сне двумя ночами ранее, такой жалкой, такой обыденной в его глазах, после того дьявольского дня, проведенного за колдовством гребаных фей и блестящих украшений. Ему пришлось буквально до нитки вымыться в душе, дрожа и смущаясь, потому что мальчик, которым он когда-то был, буквально убил бы за такой день. За Рождество, о котором она так туманно рассказывала. Он был сильнее этого. Эти вещи были для обычных людей. Но теперь он знал, как ею манипулировать. Он следил за языком ее тела: как смягчались глаза, как теплел ее низкий голос, как порозовели щеки, как ее слова словно открыли двери, когда она думала, что он уязвим. Теперь он знал, как добраться до нее. И если он расскажет ей достаточно своих секретов, возможно, она откроет ему свои. Его практически разочаровывало, что бедные сиротские истории сломили ее. Но тогда это были не просто истории. Это была правда, которая сделала его холодные темные глаза цвета теплого виски. Том вернулся в библиотеку один, размышляя о том, сколько правды ему придется выложить, чтобы вскрыть ее. *** Она удивила его, как и всегда. Мельница слухов слегка загудела: «Гермиона Дирборн прокляла Энид Макмиллан в библиотеке!». Разве она не грязнокровка? Я слышал, что Дирборн не разговаривает с людьми, если только… Заносчивая сука, вообще-то… Но потом Извинилась. — Очень мило, — сказала она. Оправдывалась? Макмиллан так не думает… Кто-то другой, говорилось в письме. «Меня подставили», — написала она. Я приношу свои глубочайшие извинения. Такая воспитанная, шептались они. Красивая и такая умная. Его внутренности сжались. Умная маленькая ведьма. Но некоторые все еще сомневались. И этого уже будет достаточно. На следующий день он смотрел на Клэр Хьюз за ужином, пока она сидела с бледным лицом и горящими глазами. А ему хотелось вырезать ее идиотизм на коже, чтобы все это увидели. Увидели, как недостойна она сидеть рядом с Гермионой Дирборн, которая горела рядом с ней. И встретила его взгляд своими пионовыми щеками, которые говорили ему, что кровь мчится под ее кожей. Пылающей кожей. И он словно бушевал внутри, потому что она что-то сделала с ним. Что она с ним делает? *** Гермиона злилась на себя, когда поспешила обратно от озера, не чувствуя, как холодный снег оседает на ее волосах и превращается в воду. Она потеряла контроль над своим характером, что редко случалось. Особенно без Рона здесь, который доводил ее. И попала в глупую — и, теперь кажется, очевидную ловушку. Конечно, кто-то использовал посредника, чтобы подшутить над ней. Она просто следовала заклинанию, которое осветило девушку красным светом, видимым только Гермионе. Но она даже не знала имени этой девушки. Глупая. Глупая. Глупая. У нее была ужасная неделя, но все же. Глупая. Она предположила, что это Гринграсс. Теперь это казалось более вероятным. В конце концов, девушка была умна и сильна, и явно ревновала ее, по крайней мере, так сказала Клэр. Очевидно, кто бы это ни был, он хотел выставить Гермиону полностью безумной (что она, вероятно, и сделала). Итак, надо спасать ситуацию.Дорогая Энид, Я так сожалею о сегодняшнем вечере. Кто-то сыграл со мной какую-то злую шутку, крадя вещи из моей сумки, поэтому я наложила на нее заклинание слежения, чтобы найти вора. И оно указало на тебя. Оглядываясь назад, я понимаю, что это крайне маловероятно. И я должна спросить, возможно ли, что ты была под заклинанием или проклятием или же отсутствовала в течение последних нескольких недель? Я думаю, кто-то подставил нас обеих! Однако я подозреваю, что теперь, когда я выставила себя на посмешище, тот, кто думает, что это смешно, перестанет использовать тебя. Но мне ужасно жаль, что ты оказалась втянута в то, что, вероятно, является чем-то очень ребяческим. Если я могу чем-нибудь отплатить тебе за сегодняшние неприятности, пожалуйста, дай мне знать. Еще раз приношу свои глубочайшие извинения — желаю замечательных рождественских праздников и наилучших пожеланий на Новый год. С уважением, Гермиона Дирборн. P.S. Я очень надеюсь, что тебе нравится шоколад; это мой любимый батончик из Сладкого королевства.
Ей повезло, что предыдущие выходные были для похода семикурсников в Хогсмид. Она пошла с Маркусом, бродила по снегу, взявшись за руки. И теперь у нее был довольно внушительный запас шоколада, который всегда делал извинения немного слаще. И несколько прекрасных парадных мантий для вечеринки Слизнорта. Она привязала сверток к ноге Певенси и легонько погладила его красивую мордочку. — Пожалуйста, только до Гриффиндорской башни, дорогая. Если ты прилетишь ко мне в комнату, когда вернешься, я приготовлю для тебя угощение. *** — С Днем Рождения! — сказала Гермиона, тыча пальцем в спящую подругу. Прошло уже много времени с тех пор, как она была в женском общежитии. Но каждый раз, попадая сюда, она снова была благодарна за свою изолированную маленькую комнату. — Спасибо, дорогая, — пробормотала София, натягивая одеяло на голову. Затем та резко села. — Мой день рождения! Да! — Я принесла тебе кофе и еще кое-что, — сказала она, протягивая ей красиво завернутую коробку. — Кофе. Ты просто ангел, честное слово. Ох, Мерлинова борода, мне восемнадцать. Передайте мне мои подарки. — Подождите нас! — воскликнула Анча, садясь и протирая глаза. Она встряхнула Клэр и остальных семикурсниц, и они повалились на кровать Софии. — Есть только один, который я действительно хочу открыть до завтрака, — тихо сказала София. — Я думаю… там есть что-нибудь от Абраксаса? Они просмотрели этикетки, и Клэр передала Софии коробку. — Он приехал домой на Рождество. В письме он сказал, что надеется, что я надену это, когда увижу его завтра вечером на вечеринке. — О, Мерлин, неужели? — выдохнула Анча. Гермиона переводила взгляд с одной на другую, и увидела, что пальцы Софии непривычно дрожат. Проницательные серые глаза белокурой девушки были полны непролитых слез, когда она прочитала открытку и открыла маленькую бархатную коробочку. Просто огромный изумруд, окруженный бриллиантами, поблескивал в шкатулке, и Гермиона почувствовала себя неловко, потому что ее первая мысль была — каждому свое, а вторая — о типичных Малфоях. Но потом она снова посмотрела на лицо Софии, и ей действительно ничего не оставалось, как порадоваться за нее. Она подняла глаза, чтобы взглянуть на реакцию остальных. Анча казалась невозмутимой, подмигивая Гермионе и возбужденно восклицая: «Надень его!». С другой стороны, Клэр больше не смотрела ей в глаза. На самом деле, она была нехарактерно тихой. — Разве оно не прекрасно, Клэр? — спросила она. — Оно великолепно. Я так рада за тебя, София. Мои поздравления. Она по-прежнему не смотрела на Гермиону. Счастье выглядит по-разному для разных людей, предположила она. И странным образом это кольцо подходило Софии, которая была настолько шикарной и элегантной, по крайней мере, по меркам волшебников, что забрала с собой гигантское кольцо. И, ну, это то, что вы получаете за то, что попадёте в семью, где считают белых павлинов стильным аксессуаром для газона. Девичий визг закончился, и открылось еще несколько подарков. Остальным девочкам пора было одеваться. Когда все отошли, Гермиона связала и убрала оберточную бумагу, прежде чем встать и уйти. Но София взяла ее за руку и остановила. — Как мило, что ты пришла и разбудила меня, дорогая. Спасибо, — она улыбнулась, ее взгляд был мягким и теплым, и Гермиона почувствовала искреннюю привязанность к молодой девушке. Она никогда бы не приняла мать Люциуса Малфоя за подругу, но судьба была забавной штукой. — Послушай, — продолжала она приглушенным голосом, — не беспокойся о Клэр. Но… может, нам стоит как следует поговорить? Во время перерыва? Нет, черт возьми, будет встреча старост. Гермиона кивнула. — Мы разберемся с этим, — дальше она сказала громче. — Я подожду вас в Общей гостиной, девочки. Не задерживайтесь, я голодна. *** Из-за дополнительной нагрузки и пристрастия Когтеврана делать домашнее задание в тот же вечер, когда его задали (а не накануне, как это всегда делали Гарри и Рон), у Гермионы не было возможности в тот день поговорить с Софией. Вместо этого они вместе отправились в библиотеку, устроившись в укромном уголке, с обоюдным, хотя и негласным согласием, что поговорят после домашней работы. Но Том Риддл бросил свои книги на стол вскоре после того, как они пришли на место. Гермиона настороженно взглянула на него. В течение нескольких дней после их веселого вечера (который она решительно игнорировала, насколько могла), он вел себя с ней абсолютно нормально. Нормально, для Тома, означало прятаться за фасадом блестящего и красивого старосты. Фасадом настолько убедительным для своих сверстников и учителей, что никто не будет ассоциировать его с лордом Волдемортом, когда он вернется после, где бы он ни был в следующие два с половиной десятилетия. — Добрый вечер, леди, — пробормотал он, посылая Софии свою самую изысканную улыбку старосты, что заметила Гермиона. — И с Днем Рождения, Селвин. — Спасибо, Том. — Дирборн, я полагаю, ты уже начала свои исследования по Зельям? — Возможно, — подтвердила Гермиона. Он задумчиво посмотрел на нее, а она почувствовала укол сожаления, почему Том не может оставаться таким; он не согласится просто оставаться чрезвычайно привлекательным, умным и красивым волшебником. Это такая потеря. — Есть какие-то зацепки? — спросил он. — Ну, вот тебе загадка, Риддл*. Что бы ни поднимало тебя высоко, оно всегда приведет тебя вниз, но пока ты там — ты золотой. — Это вряд ли можно назвать загадкой. Даже понятия не имею, — усмехнулся он, но задумчиво откинулся на спинку стула. — Твердое или жидкое золото? — Никаких вопросов. А теперь помолчи и дай мне закончить перевод. Она снова посмотрела на свою домашку и была рада, что у нее есть пятнадцать минут спокойной работы, прежде чем он подсунул ей кусок пергамента. Значит, тебе обязательно повезет, Дирборн? У Гермионы от удивления отвисла челюсть. Не потому, что он догадался, что она собирается сварить (и написать диссертацию о взаимосвязи ингредиентов, их эффективности, эффектах и этическом использовании) Феликс Фелицис, а потому, что он флиртовал с ней. Она взглянула на него и с удовлетворением заметила легкий румянец на его щеках. Еще более унизительной была ухмылка Софии через стол, когда она притворилась, что читает учебник по Чарам. — А что выбрал ты? — тихо спросила она. В ярком теплом свете библиотеки его глаза казались почти зелеными. Его темные волосы с непринужденной грацией упали на лоб, и она раздраженно вздохнула. Использовал ли он средства по уходу? Или это просто какое-то генетическое чудо, что, несмотря на то, что он был сиротой, у которого, вероятно, никогда не было приличной стрижки, прическа всегда была безупречной? И разве его прическа когда-нибудь выглядела беспорядочно? — Я, естественно, придумываю свое собственное. Противоядие, которое действует на все волшебные змеиные яды. — Противоядие? Его ангельское выражение лица выглядело совершенно неубедительным, особенно потому, что за ним сразу же последовала очень самодовольная улыбка. — Ты меня отвлекаешь, — пробормотал он. — Выполняй свою работу. У нас остался только день. Она нахмурилась, разрываясь между изумлением и раздражением, но подчинилась. В любом случае, разговаривать с ним было слишком сложно. Было лучше, когда он просто молчал. По крайней мере, тогда он вносил свою лепту как декорация в комнате. Без каких-либо противоречивых чувств сострадания (иногда) или академического восхищения (реже), или дружбы (что вызывало беспокойство). *** — Ты и этот парень, — прокомментировала София, когда они возвращались в башню. Гермиона вздохнула и ничего не ответила. В конце концов, не было никакого смысла притворяться, что он не флиртовал с ней в библиотеке. Через несколько минут ходьбы в тишине София затащила ее в класс и заколдовала дверь заглушающим заклинанием. — Гермиона, послушай, ты просто великолепна. Ты, наверное, моя любимая ведьма в этом замке, так что я говорю тебе это как подруга. Это все очень хорошо — не одобряют маглорожденных… многие так делают, в том числе и моя семья. Они подрывают наши традиции, привносят свои неуместные суждения и мораль и пытаются применить их к нашему миру, а это трудно. Но будь осторожна. Люди сплетничают. Самайн, та гриффиндорка в библиотеке… Ты приобретаешь репутацию. Я знаю, что это полная чушь, и, если уж на то пошло, у тебя немного разбито сердце. Но если ты не с Риддлом из-за его статуса крови, я думаю, ты совершаешь ошибку. Гермиона ошеломленно уставилась на нее. Не было слов, которые могли бы точно передать, как ошибалась ее подруга, как она ужасно ошибалась. Она даже не могла посмеяться над этой резкой и горькой иронией. — Я говорю это только потому, что у меня такое чувство, что Маркус, возможно, захочет пойти по стопам Абраксаса. Его мать написала мне и спрашивала о тебе. — Что? — Гермиона в шоке присела. — Мы знакомы всего три месяца. София пожала плечами. — В этом нет ничего удивительного. Вот об этом я и хотела с тобой поговорить. Я думаю, он мог что-то рассказать Клэр, и именно поэтому она так груба. — Это может показаться безумием, но я теперь думаю, что она крадет мои вещи. Я думала, что это Гринграсс, но на самом деле это обретает смысл, если это Клэр… Ты знаешь, что мои вещи пропадали, а потом снова появлялись? Ну, я заколдовала свою сумку, чтобы показать, кто берет вещи. И это была та гриффиндорка, вот почему я вышла из себя. Ну, в любом случае это был переломный момент… И, очевидно, это была не она. Она едва знает, кто я. Наверное, была под Империусом или еще чем-то мерзким. Мерлин, такая неразбериха. Во-первых, я не хочу выходить замуж! София вздохнула и села рядом с ней. — До чего же скверно, — согласилась она. — Просто… Я не могу поверить, что говорю это, потому что он мой двоюродный брат, а ты для него фантастическая пара. Хорошо воспитанная, красивая, умная и богатая. Но тебе, наверное, стоит порвать с Маркусом, пока он не увлекся тем, насколько ты ему подходишь, и не попросил тебя выйти за него замуж. — Он был так мил со мной. У меня такое чувство, что я его обманывала. Что произошло между ним и Клэр, что заставило ее так возненавидеть меня? — Они не были вместе, по крайней мере, официально. Конечно, я не знаю всех кровавых подробностей, но думаю, что в прошлом году у него был роман с ней. И она влюбилась в него. Нет, она была влюблена в него уже много лет, на самом деле. Но его семья, вероятно, не одобрила бы этого. Так что, что бы это ни было, все было секретно. Потом наступило лето, и они просто остановились, а потом появилась ты. — Бедная Клэр. Ты можешь удивиться, но на самом деле мне наплевать на чью-то кровь. Я опасаюсь Тома по многим другим причинам, включая его позицию по этому вопросу, но статус крови не одна из них. И если Маркус любил Клэр, но не настолько, чтобы открыто ухаживать за ней, потому что ее мать — маглорожденная, то ему должно быть стыдно. — Я согласна. Ее воспитали согласно нашим традициям, так что, какая разница? Ох, черт… Уже почти комендантский час. Давай не будем задерживаться и пропускать вечеринку! Разве твой отец не придет? *** Последняя ночь семестра принесла с собой еще один шквал снега, и для Гермионы было удивительно, что лето и целый семестр могли пройти без Гарри, Рона или Джинни. И все же, казалось, что прошла целая жизнь с тех пор, как она видела их в последний раз. Кроме того, у нее не было времени беспокоиться о том, что она предает их воспоминания, заводя друзей в прошлом. Потому что когда закончился ее последний урок, она практически мчалась вверх по лестнице в комнату Дамблдора. Он пригласил ее на чай в конце урока Трансфигурации и чтобы поприветствовать ее «отца» перед вечеринкой, насколько это было уместно и нормально. И добавил, что есть кое-что, что они хотели бы обсудить с ней. Естественно, она провела остаток дня, беспокоясь про это «кое-что». — Отец! — взволнованно воскликнула Гермиона, вспомнив, что нельзя называть его по имени, чтобы никто не услышал. — Ты выглядишь потрясающе. А так и было. Густые темные волосы, слегка уложенные в респектабельном стиле, и глаза, искрящиеся озорством. — Я был в Эдинбурге, слишком много шастал. Но чувствую себя потрясающе. Забавно, как много можно наверстать, когда начинаешь встречаться с людьми после стольких лет. А теперь, позволь мне взглянуть на тебя. Превосходно. Давай, давай, присаживайся. — Как прошла твоя поездка? — сказала она, расслабляясь в одном из мягких красных кресел Альбуса. — Все хорошо, хорошо. Я аппарировал из Эдинбурга в Хогсмид, и они прислали мне карету из-за снега. В молодости со мной так не обращались — все равно, приятно видеть старое место! — Готова поспорить. Изменилось ли здесь что-нибудь кардинально? — Ничуть. Даже нет новых призраков, насколько я могу судить. Они продолжали болтать, наверстывая упущенное за чаем и пирожными. — Ты с нетерпением ждешь вечеринки? — спросила Гермиона. — Профессор Слизнорт очень ждал встречи с тобой. Он упомянул об этом тринадцать раз за последние две недели. Я считала. Он разразился смехом. — Гораций всегда заинтересован в людях, больше как в вещах, так что, да, думаю так. Альбус, который по большей части молчал, позволяя им наверстать упущенное в друг друге, вмешался прежде, чем она смогла заговорить снова. — Время поджимает, Гермиона, так что, боюсь, мы должны перейти к делу. — Да, конечно. Дело в том, девочка, что я не без врагов, — сказал Сердик, ставя чашку на блюдце и подхватывая печенье. Гермиона удивленно нахмурилась. Она не знала точно, чего ожидать, но точно не такого. — Были угрозы, — объяснил Альбус, как обычно ничего не объясняя. — Они слышали о золоте, — добавил Сердик, макая печенье в чай. — Они хотят знать рецепт превращения неблагородных металлов в золото. Я не могу им его дать, потому что алхимия так не работает. Но никто никогда этого не понимает. Проклятые паразиты. — Они будут угрожать тебе, Гермиона. Мы не слишком беспокоимся о них в настоящее время: здесь ты в безопасности, и я верю, что ты более чем способна позаботиться о себе. Тем не менее, возможно, кто-то наложит заклинание, чтобы идентифицировать тебя как дочь Сердика. Я уверен, ты согласна, что это может привести к некоторым неудобным обстоятельствам. — Я подумал, что мы сделаем это официальным и все такое. — Простите, я не понимаю? — сказала она, сбитая с толку этим дуэтом, огромным логическом скачком и тем, что они на самом деле предлагали. — Я бы хотел удочерить тебя, дитя. Есть старое заклинание… Семьи использовали его, когда меняли своих детей сквибов на маглорожденных. Что в самом деле, отвратительно. Удочерение. Это было неожиданно. — Разве я не старовата для удочерения? — спросила она. Они рассмеялись. — Это определенно не традиционно, — предполагал Дамблдор. — Но можно рискнуть, ведь в твоей ситуации мало чего традиционного, Гермиона. Будучи связующим, я также официально стану твоим крестным отцом, так сказать. — К тому же, я бы хотел этого, — сказал Сердик. И это было действительно так. — Ты действительно самый добрый человек, — сказала она Сердику. — Ты в этом уверен? Вы все еще можете встретить кого-то и завести детей, а не какую-то потерянную девушку, которую вы едва знаете, навязанную обстоятельствами. Он неожиданно стал серьезным и взял ее за руку. — Очень немногим людям обернется удача — выбирать своих детей. Ты храбрая и умная молодая девушка, и я восхищаюсь твоей стойкостью. Я уже горжусь тем, что называю тебя дочерью. Она кивнула, немного ошеломленная тем поворотом, который принял ее день. И немного заплаканная. *** Альбус сделал надрез на ладони Сердика своей палочкой. Он протянул руку ей, и она осторожно взяла ее. — Я, Сердик из дома Дирборн, приветствую этого ребенка в своей семье. Пусть ее кровь будет от моей крови, а ее магия — от моей магии. Я признаю ее своей родственницей и наследницей. Она увидела золотое сияние и почувствовала внезапное чувство причастности. Все было сделано. Семья.