✦
Чимин просыпается. Сознание проясняется непомерно медленно, и каждый новый щелчок секундной стрелки проступает все более отчетливым пониманием, что он не один. Подсказывает шестое чувство, что на него сию минуту откровенно пялятся, и это неприятное ощущение отзывается липучим страхом. Чимин открывает глаза. Он дома, слава богу, но волком смотрящий на него Юнги (это ведь его имя?) вынуждает проснуться окончательно. Чимин удивлён и потерян. Сразу же бросается в глаза бледная шея, с бордовыми фейерверками от ушей до самых ключиц, но события минувшей ночи никак в его голове проявиться не желают. — П-привет, — спросонья хрипит Чимин и, упираясь рукой о подушку, медленно садится. И обмирает во второй раз — такого бардака его комната не видела давно: на полу целый рынок из разномастных шмоток и ботинок, не хватает разве что ценников и старого китайца с набедренным кошельком. Чимин бегло изучает катастрофу и тут же спешит предупредить: — Я прежде никогда не… — голос отказывается сотрудничать, Чимин прочищает горло и: — …попадал в такие ситуации. В последний момент он прикусывает язык на «я ничего не помню», потому что, наверное, услышать нечто подобное первым делом довольно-таки стремно, тем более — от альфы. А Чимин, ко всему прочему, — высокоморалистичный джентльмен. Джентльмен, который переспал с малознакомым Юнги, о котором до вчерашнего вечера слышал лишь несколько нелицеприятных, между прочим, которого притащил к себе домой, обкусал, как собачью кость, и теперь даже ничтожное ничего не может вспомнить. Потрясающе. Взгляд — обжигает. Но не жаром бесконечного желания и пылкостью страстной любви, как в клише самых популярных романов, а жгучим холодом, что сбивает с толку. Параноить рано, конечно, но Чимин готов поклясться, что его только что оценивающе осмотрели с головы до ног. Чья вообще очередь рулить ситуацией? Может, хоть этот помнит что-нибудь? Чимин что, был настолько ужасен? Но Юнги с выразительной расстановкой говорит лишь: — Немая нахуй сцена. Его голос оседает низким прокуренным хрипом, Чимин недоуменно смотрит ему в лицо и пытается сопоставить внешность и звук. Из-под одеяла показываются белые коленки, Чимин мажет взглядом по рельефному позвоночнику на узкой спине и восторженно задерживает дыхание. Юнги выходит. Хлопает дверь его спальни, и по звуку можно проследить траекторию шагов до ванной. Слышится шум воды, и Чимин, наконец, медленно и напряженно выдыхает. В комнате остается сплошное ничего из разбросанного тряпья и чугунной головы, где не сквозит ни одна разумная мысль. Чимину до жути странно, как-то даже стремно, немного нервно, он взбудоражен тем, что у него, по всей видимости, состоялся первый секс, которого, господи, ждал, как назойливый школьник. Но он не помнит ничего, то есть совершенно ни-че-го. Как будто кто-то вынудил разменять ночные воспоминания на сам факт «доброго утра», и что делать с состоявшимся бартером теперь — нет ни единой мысли. Из нагретого одеяла он опускает ноги, убеждается, что совершенно голый, находит свое белье, хмурится, чешет затылок, все время посматривает на дверь и прислушивается к плеску воды в ванной. Снова вздыхает. Ну почему он ничего не помнит? Ну хотя бы что-нибудь? Может, это какая-то побочка после первого раза? Ведь зарегистрированы случаи, когда после очень эмоциональной близости в памяти меркнут события одно за другим, точно ведь зарегистрированы. У них вынесло крышу? Было эмоционально настолько? Или это все из-за алкоголя? Или что? Чимин вспоминает лицо омеги, его тонкие ноги, острые коленки, бледную шею с узором от зубов… И просто… улыбается, как недалекий. Шум воды отходит на второй план, пока он воображает, что с его девственной жизнью навеки покончено, и у него теперь есть омега. Да, глупо как-то вышло, но Чимин совершенно точно уверен, что омега ему нравится. Юнги нравится. Он красивый, тонкий, светлый, милый, с необычайно низким голосом, с тонкой кожей, такой весь… такой… Чимин натягивает джинсы, натягивает свитер и нелепо садится на край кровати, решаясь на разговор. Разговоры по типу предстоящего — смущающие и неловкие, и где только набраться храбрости обсудить то, что случилось? Отец всегда твердит, что альфа должен брать ответственность, поэтому Чимин по-мужицки собирает всю свою волю в кулак и готов эту самую ответственность взять прямо сейчас. Вода замолкает. Квартира цепенеет в тишине. Через минуту щелкает замок, приглушенно хлопает дверь ванной. В следующее мгновение в спальне вновь показывается Юнги, взвинченный и резкий, и Чимин не может не смотреть на влажный отблеск на его шее. — Давай-ка, я скажу все за тебя, — по-прежнему низким тоном предлагает он, спешно подбирая свои вещи с пола. — Это был просто секс. Нас ничего не связывает, и что-либо менять мне не хочется. Не скажу, что особенно рад знакомству, да и гель для душа у тебя воняет розами. Ты альфа или это твоей телки? Только вот вторую зубную щетку я не заметил, вывод просится сам собой. Чимин ошалело смотрит на то, как тот тянет джинсы на влажную кожу, и переваривает. Вообще-то… очень неприемлемо со стороны омеги раскидываться подобными заявлениями, и, как правило, это от представителей альф звучат высокопарные речи вроде этой. Но сейчас Чимин ощущает себя каким-то идиотом, которого бросают после перепихона на одну ночь. После, мать его, первого его перепихона, который он и без того не помнит. Уровень везения — как обычно. Юнги находит свой рюкзак, проверяет, по-видимому, наличие ключей и документов, закидывает его на плечо и выходит. — Подожди! — голос звучит выше обычного. Чимин поднимается с постели и торопливо подходит ближе, не решаясь нарушить личное пространство, но, однако, выглядя при этом достаточно твердо. — Я знаю, это странно, и, на-наверное, ты думаешь, что для меня это в порядке вещей… Я-я ведь не хочу снимать с себя ответственности. Так зачем ты уходишь? Юнги, судя по его выражению, энтузиазм не разделяет. — Ответственность на себя возьмешь, если я залечу, — он усмехается, поправляя лямку рюкзака на плече. — Так, окей, я вижу, что ты у нас парень положительный, очень воспитанный, ответственный, — последнее он выделяет особенно, — но совершенно тугоухий. Мне не интересно. И ты — неинтересен. Чимин мысленно морщится со своей фразы про ответственность. Его отец бы гордился, но вот в теории любого глянцевого журнала про отношения его выбросили бы за подмостки и деловито бы закрыли перед ним дверь, намеренно ударив по носу. Но. Но. Но Юнги… такой красивый, черт побери. Черные глаза в его неестественном разрезе, выбеленная челка и губы, будто бы верхняя полнее нижней… И если они спали, а они точно спали, Чимин отчаянно хочет, чтобы они попробовали что-то более… что-то более. Ведь все сходится — им даже не нужно торопиться, достаточно начать постепенно и узнать друг друга получше. Чимин не собирается отступать, он всю жизнь мечтал познакомиться с омегой, которая его привлечет, чтобы построить отношения и вести самую обыкновенную молодую жизнь молодого альфы. Свидания, смс-ки, обмен фотками, поцелуи, смущение и секс. Много секса. Много свиданий. Юнги обходит его стороной. — Давай я угощу тебя кофе, — Чимин снова преграждает ему путь. — Можем сходить куда-нибудь. Или я приготовлю что-нибудь для тебя? Я могу сделать вафли. Если ты не спешишь, разумеется. Запах. Чимин на короткое мгновение прикрывает глаза, вдыхая тонкую мятную ноту с примесью чего-то еще, потом вновь концентрируется и смущенно касается своего носа костяшкой указательного пальца. И смотрит. Юнги раздраженно отодвигает его и наклоняется, туже затягивая шнурки на кедах. — Я провожу тебя, — говорит Чимин, тоже начиная собираться. Чимин подхватывает куртку, обувается и, игнорируя явный протест в чужих глазах, захлопывает железную дверь. Ключи звякают эхом в подъезде. Юнги молча отходит к лифту, и момент спустя Чимин ловит на себе его взгляд. — Я просто провожу тебя, — поясняет он. Юнги хмыкает. — Я хочу проводить тебя. И… может, прозвучит странно, но я должен спросить. Дело в том, что… — Чимин хмурится и с особой осторожностью подбирает слова. — Я понял, что ты не заинтересован. Но я бы хотел вспомнить хоть что-то… что-нибудь. Знаешь, такое ведь бывает? У тебя так тоже? — Так ты не помнишь? — Чимину кажется, что он слышит облегчение в голосе Юнги. Он поднимает голову, встречает впервые открытый взгляд напротив и, заторможенный, качает головой. — Бедолага. Злорадная улыбка очень ему идет, думает Чимин. У подъезда Юнги останавливается, выуживает пачку из кармана куртки и, подкурив от зажигалки, заметно расслабляется. Чимин стоит напротив и думает, что курящие омеги отвратительны, но курящий Юнги — эстетика его «доброго утра». Чимин никогда не видел, чтобы омеги курили с таким затягом (такого низкого голоса он тоже раньше у омег не слышал). А еще запах табачного дыма оказывается смутно знакомым, но ему это никак не помогает. Проходит где-то около минуты, когда Юнги поднимает на него глаза и прищуривается. Говорит с ленцой: — Ты доебистый, конечно, — в его голосе нет одобрения, но и как такового унижения — тоже. Сухой факт, что принято брать за данность. — Если у тебя дело принципа, пересмотри принципы. Ты смотришься… убого. Глаза в глаза. Голос темным бархатом проглаживает холодный воздух, и выпущенный в лицо дым — как точка. Чимин жмурится от едкого запаха, но сохраняет спокойствие и даже не машет руками, чтобы дым отогнать. Юнги же продолжает: — Удивительно. — Удивительно что? Что смотрюсь убого? — колкость не проходит мимо, и Юнги это знает, потому что стреляет по тем же клеткам, нащупав четырехпалубный: — Да, — еще один клуб дыма. — Ты ростом с меня, если не ниже, лицо омежье, голос девчонки и сам ты тощий какой-то. Да и секс с тобой не помню, может, и узла-то там не было? Чимин краснеет, уязвленный. — И часто ты попадаешь в чужие постели? — решается на ответный выпад Чимин. Но это Юнги лишь веселит — его ухмылка отражается и во взгляде. Но он молчит, докуривает, блаженно вдыхает воздух во все легкие, окурок бросает мимо урны. — Не иди за мной, — строго предупреждает Юнги, двигаясь с места. — Иначе я придам огласке все до единого синяка, которые ты мне оставил. И не прощается.✦
В «Шафране» многолюдно, шумно, душно в сравнении с холодным воздухом снаружи, пахнет выпечкой и имбирным кофе, ванилью, чем-то сладким. Как будто кто-то разбрызгал ягодный сироп прямо в воздухе, отчего на языке остается сахарный привкус. Чимин — альфа. Он хмыкает в свой фруктовый чай, и в чашке рикошетит горячим воздухом прямо в лицо. Прикол заключается в том, что из-за своей нестандартной для альфы внешности Чимин никак не может начать встречаться с омегами. Много раз было сказано, что он очень красивый и милый, что он приятный, что с ним интересно, несколько раз даже доходило до неуклюжего петтинга. Но для омег всегда находится некто более сексуальный, некто более мужественный, более опытный. Не то, чтобы он был корзинкой для мячей, нет. Чимин вырос в условиях, близких к тепличным, он хорошо воспитан, здоров и имеет тягу к самосовершенствованию. Но в такие моменты, как этот, он готов разменять личностный рост на рост среднестатистический — то есть набросить еще сантиметров десять-пятнадцать поверх головы. Тэхен вот — не такой. Тэхен — шаблон, по которому можно вымерить идеальный образец альфы, начиная его ростом и заканчивая низким голосом, что у Чимина в огромном минусе. Зато у него есть сам Тэхен, но положение это мало спасает. Да, снова неудача. Впрочем, сейчас бы Тэхен поржал над ним и поздравил, что, мол, с почином, наконец, расстался с жизнью «мальчика». Но Тэхен лишь заливисто смеется в трубку: — Я даже не сразу понял, что произошло и кто из вас начал первым, — он щебечет еще кучу всего, во что сложно поверить, если вспомнить лицо Юнги и его интонации. Клуб дыма по глазам, холодная расчетливость во взгляде. Но потом Тэхен говорит: — Самое забавное, что из всех омег ты умудрился привезти к себе домой именно эту. Мы ставили все на то, что его вообще не интересуют альфы. Фригидная омега с замашками заправского быдла. Серый кирпич. Сушеная вобла. В конце концов, он мудак. Хорошо, что ты его выебал. Чимин вспоминает темные следы на белой шее. Тэхен растягивает: — Ра-адуйся: твоя следующая цыпочка будет горячее, ты-то уж теперь точно не потеряешься между двух ног. — Тэхен, — Чимин перебивает его, — Джинен просил тебя привезти только вермут? Ты где вообще? На том конце шуршат. Тэхен, наверное, перекладывает телефон от одного уха к другому. — Я в маркете, — Чимин действительно может слышать короткие «пикалки» касс на его фоне. — За тобой заехать? Хочешь повторить? Фруктовый чай пахнет смородиной. Эклер — с розовой глазурью и фисташковым кремом внутри. — Сегодня я пас, — решает Чимин. — Завтра к первой паре. — Ботан, — беззлобно подначивает его Тэхен. — Не забудь выйти пораньше, чтобы занять самое первое место у стола препода. Лоб в лоб, глаза в глаза, широкоформатный обзор доски. — Все и так знают, что это мое место, — в ответ шутит Чимин. — Как и тот факт, что досок в аудитории, как минимум, две. — Кстати, о Наён. Дома Чимин попадает в плен мятной ноты, о чем старается не думать, потому что не в его природе заниматься самокопанием, а еще потому что не стоит вся ситуация нервов. Вообще каких-либо. Поэтому он сдергивает простыни, ровно настилает новые и обрушивается в сон, как в пропасть, из темноты которой на него смотрят глаза Юнги, говорит его голос, а еще тонкие руки, запястья, которые можно сжать, клуб дыма в лицо и насмешливое: «Удивительно». Снится светлая шея, тонкие голые ноги, снится, что Юнги совсем не безразличный, и когда Чимин, выбравшись из пропасти, просыпается, он ошалело смотрит на электронное «4:23». И еще около часа перебирает сон по эпизодам, силясь распознать, было ли что оттуда правдой. Через неделю они гуляют с Тэхеном в парке, недалеко от парковки, прилегающей к торговому центру. Этот парк — ветхая поросль кустарников и облезших скамеек, на радость осени выглядит еще более скверно, чем обычно. Тэхен рассказывает, что мог бы запросто познакомить Чимина с кем-нибудь, и что если Чимин начнет больше и чаще упоминать, кем работает его отец, что у него своя квартира в новостройке, что он сам вот-вот закончит учебу и станет самым удобным «вариком». — Только это? Кошелек и положение отца? — Положение в пространстве тоже немаловажно. Пятнадцатый этаж, двушка, ремонт. Чимин хмыкает: — Я уже проворонил свой первый раз по любви, теперь ты мне предлагаешь много раз по положению. — Главное, чтобы цыпочка вышла из положения не в положении. — Тэхен, — Чимин не сдерживается и хихикает над его каламбуром. — Завались. — Завалил, — гордо оповещает Тэхен. — Вчера. Как думаешь, кто? Как палец о палец ударить. Конечно же, это Наён — Тэхен окручивал ее всю эту неделю, что тут же и подтверждает: рассказывает, как все прошло, и подшучивает над тем, не припомнит ли Чимин чего? Послушать о ледяной королеве в постели — занятное слушанье, учитывая, что симпатией к Юнги Тэхен не отличается. — Заносчивый ублюдок, — выговаривает однажды Тэхен, когда Чимин еще и понятия не имеет, что за Юнги и какую дорогу он перешел Тэхену. Но уже тогда Чимин обязан был словить посыл из космоса и держаться особняком, однако что-то пошло не так. Больше о Юнги они не говорят. Дома, за конспектами, Чимин обкусывает кончик карандаша и смотрит мимо книги. Проходит порядка двух недель, но память намертво канула в черной дыре, как в пасти жуткого чудовища. Лезть в те дебри страшно и волнительно, и, в принципе, Чимина устраивает такой распорядок. Всякое любовное недоразумение способно выветриться — воздух посвежее, ветер посильнее, впечатлений побольше. Не дает покоя только сам факт — у него другая установка на жизнь, пусть остальные смеются, но Чимин не хочет быть брошенным. Даже если не до секса, а после. Даже если омегой. Даже если красивой. — Ты не был дома со дня рождения твоего дяди, — говорит мама в трубке. — Так много учебы? Ты хорошо кушаешь? — Боишься, что я сброшу вес? — Холодает, ветры обещают сильные, вообще-то, — мама добро улыбается, Чимин не видит, но может слышать эту улыбку. — Отец просил тебя помочь ему на работе. Сможешь выйти на следующей неделе? Думаю, у него какая-то сделка с местными, будет здорово, если ты уделишь время. Отец любит, когда ты принимаешь участие. — Он тебя попросил? — Чимин усмехается. Отец иногда бывает таким деревянным по части общения. — Хорошо, мам. Передай ему, что я буду. — Так когда ты приедешь? — Может, на выходных, — Чимин смотрит календарь в ноутбуке. — Может, раньше. У меня на этой неделе серьезный проект, хочу как следует его подготовить. Среди недели приехать не получается. Защита проекта проходит на «отлично», поэтому доброй частью группы они собираются в пиццерии, недалеко от его станции метро. — Как думаешь, — с горячей пылкостью шепчет Тэхен, поднабравшись градусов от пива, — вот тот пацан здесь для того, чтобы поесть пиццы или для того, чтобы провести время? Чимин прослеживает направление его взгляда. — Этот? — кивает он в некотором недоумении. — Ты уверен, что справишься? — Чем сложнее загадка сначала, тем проще она кажется потом. Но важен сам процесс. — Наён вообще-то всего лишь в уборной, а не в другой стране, — Чимин оглядывается. — Держи руки по швам, Тэхен, мне нет дела до скандалов твоих омег. — Зану-у-уда, — тянет тот и, будто бы скучая, начинает передвигать пустой бокал по столу туда-обратно. — Почему ты такой занудный, боже, такой правильный и весь из себя идеальный. Вот был бы ты омегой, я бы возбудился. Невинный мальчик Пак Чимин… — Чимин ловит все неосторожные шпильки в свой адрес, терпеливо переваривает каждую. Тэхен поднимает на него глаза, не замечая своей грубости, и вздыхает: — Хотя теперь-то уж и не такой невинный. Вспомнить хотя бы те фотки на набережной… Чимин закатывает глаза: — Нет, ты не можешь продолжать напоминать мне про это. Прекрати. — Но твоя буддистская поза и эти брови у переносицы, — Тэхен вновь оживает, и Чимин предпочел бы не слушать ничего из того, что тот ему выдает, но это невозможно. И уже через минуту он заливается хохотом, откинувшись на спинку дивана. Как только у Тэхена вообще выходит флиртовать так, чтобы наутро просыпаться в чужих постелях? Он же идиот. Но на идиотов Чимину везет по жизни, к тому же они любят одинаковое пиво, одинаковые фильмы и болеют за одну футбольную команду. Делает ли это идиотом самого Чимина? Шумная пиццерия превращается в желтое пятно с лицом лучшего друга, алкогольный разносорт, голоса одногруппников, которые тянут его в кучу, чтобы сделать общее селфи. Чимин в восторге от совместных фотографий, почти везде он получается хорошо. — Эй, Пак, — обращаются к нему из толпы. — Едешь с нами? Тэхен наваливается на него со спины и отвечает за двоих.✦
Октябрь выдается на странность холодным, холодным настолько, что одной толстовки уже не хватает — ветер пробирает до костей, любое замкнутое пространство становится едва ли не спасением века. Джинен уже ждет его — сидит на ступеньках внутри студии, с отсутствующим лицом гоняя что-то в смартфоне. — А вот и ты, — говорит Джинен, блокируя экран. — Я пораньше выехал, чтобы в пробке не стоять, в итоге приехал слишком рано. — Почему ключ не взял? — Чимин отбивает ему приветствие рукой. Тот жмет плечами: — Решил упасть в омут безделья… — Остальные будут? Джинен кивает. Освещение в репетиционном зале сильно тормозит, и никто из персонала никак не может сменить ту раздражающую лампу в углу у зеркала, которая с гудением подмигивает с периодичностью раз в десять секунд. Чимин скидывает сумки в угол, распаковывает бутылки с водой, пока Джинен выкладывает на пол зарядное устройство, а после занимается с техникой. Остальные подъезжают ближе к шести, и это лучшее время, когда рефлексия помогает направить энергию в нужное русло, а не корчиться над конспектами и ломать голову, а все ли правильно он рассчитал. И вопрос этот как никогда далек от математики. Позднее вырисовывается Тэхен с предложением составить компанию в «Палочках», звучит как-то чересчур убедительно и странно, поэтому Чимин приглашение принимает. Добирается он уже затемно, со спортивной сумкой наперевес. Тэхен караулит его у входа: — Чимин, — облегченно выдыхает он. — Ты с тренировки, что ли? — Сегодня пятница, если ты вдруг забыл, — просто отвечает Чимин и провожает взглядом девушку, которая только что выскочила на улицу. Ее звонкое цоканье каблуков стихает сразу же, как она садится в такси. Тэхен предлагает взять его сумку. Чимин сумку отдает: — Ты подозрительно почтителен, в чем дело? — Я не могу быть галантным с собственным другом? — Тэхен удобнее хватается за лямку. — За кого ты меня принимаешь, Чимин? — О чем и речь, — подтверждает Чимин, театрально выпучив глаза и обходя того стороной, но внезапно Тэхен цепляет его за рукав. Чимин недоуменно поднимает на него глаза: — Что? — Я пригласил тебя, потому что мы сидим с Хосоком и Джином, — наконец, говорит Тэхен и поднимает руки, признавая свою вину: — Юнги тоже здесь. Чимин несколько раз представлял себе, как они случайно пересекаются с ним где-нибудь на тусовке в общей компании, но развития сюжет не приобретал, поэтому система виснет, и обновить страницу не выходит. Он поворачивается к нему резче, чем планирует, но Тэхен лишь крепче сжимает его сумку. — Не пытайся воззвать к моей совести. — Тэхен, ты с ума сошел? — Я не знал, что мне делать, — виновато отвечает тот. — Мы встретились случайно, решили пойти в «Палочки» и перетереть за жизнь, как это бывает, сам ведь знаешь. А потом к нам подъехал Юнги, потому что они с ребятами изначально договаривались, и я готов был поспорить, что он люто пересрал, когда меня увидел. Потом вроде как угомонился. А вечер пятницы ведь, мы решили собрать народу побольше, и я не придумал ничего лучше. — Отличился гениальностью и позвал меня, — Чимин тяжело выдыхает и бездумно смотрит в стеклянные двери. Конечно, он не замечает там знакомых лиц, и одна только мысль о встрече с насмешливыми черными глазами резко закидывает его в текстуры. Снова баги. — Ладно. — Ладно? — обнадеживается Тэхен, и Чимин смотрит на него так, что тот даже дышать начинает глубже. И повторяет: — Ладно. Итак, наш план? В кафешке уютно и тепло. Стол оказывается не самым дальним — большим, рассчитанным на большую компанию, с кожаными диванчиками и забавным аквариумом рядом. За этим столом они и встречаются обычно, если в компании больше, чем три человека. Чимин опускается на диван ровно напротив Юнги. Когда тот недоуменно поднимает голову, то даже не пытается скрыть своего удивления и смотрит прямо ему в лицо. Чимин смотрит тоже, и это продолжается целую вечность, пока Хосок не врезается палкой в колеса и не рассыпается в хохоте за очередной шуткой Джина. — О, а вот и Чимин! — дружелюбно отзывается Хосок, и Чимин не может не заметить его осторожный взгляд в сторону Юнги. Конечно же, он знает. — Ты с качалки? — Типа того, — уклончиво отвечает Чимин и смущенно улыбается, опуская глаза в стол. Запах кофе и выпечки теснится назойливой мятной нотой, и воспоминания утра, в которое он остался стоять у подъезда в облаке табачного дыма, холодными пальцами подбираются к загривку. Чимин на периферии улавливает чужой пристальный взгляд. И неожиданно для самого себя смотрит в ответ. — Привет, Юнги. — Пойду обновлю, — сухо произносит Юнги, поднимаясь из-за стола, и Чимин не может не рассматривать то, как грациозно и легко чужие пальцы подхватывают бокал. Юнги уходит к бару, в мешковидной черной толстовке и светлых подранных джинсах, и Чимин только теперь обращает внимание на то, что стало как-то тихо. — Мегера, — хмыкает Тэхен. — Сколько он уже вылакал? — Ты столько не выпьешь, — отшучивается Хосок, смеется, но Чимин ловит на себе его оценивающий взгляд. К нему непосредственно он не обращается, но Чимин принимает все на свой счет: — Я бы тоже начал пить, если бы мои жизненные устои подверглись отрицанию. Юнги по большей степени молчит. Такой же холодный и безразличный он, когда возвращается на свое место, не роняет практически ни одного слова, и Чимин с тоской понимает, что на него он вовсе не смотрит. Ничего нового, больно надо, а как-то все равно неприятно. Чуть позже к ним подъезжает еще пара человек, один из которых оказывается парнем Джина, и вечер скрашивается ненавязчивой болтовней и сладким кофе. Юнги часто отходит. Куда и зачем — он не отчитывается, но каждый раз, принося за собой табачно-мятный шлейф, Чимина будто простреливает до самого затылка. Поэтому не мудрено, что в очередной заход он банально теряет терпение и не выдерживает — выходит следом. Джин шутит про пассивное курение, Тэхен это опровергает, и уже у самой двери Чимин пересекается все с тем же взглядом Хосока. И выходит. По проспекту светло, и, несмотря на поздний час, машин по-прежнему дохрена. Чимин кутается в свою толстовку, не привыкший к резкой смене тепла на ветер, и подходит к Юнги, зная, что его уже заметили. Юнги молчит, и Чимин неловко мнется у урны, избегая прямого взгляда в глаза, но это, кажется, и вовсе того не волнует. Шумный долгий выдох — облако дыма. И он медленно растворяется в воздухе, подхваченный ветром. Как жаль, что с собственными загонами так нельзя. — Виски с колой, — начинает Чимин и прячет руки в карманы. — По тебе и не скажешь, что ты пьян. Юнги молчит. Курит. Даже бровью не ведет, и Чимин начинает немного сомневаться и впрямь чувствовать себя пустым местом. Но раз от него не бегут, как ужаленные, значит, у него еще есть время. По крайней мере, пока есть дым, пока есть сигарета — точно. — Признаю, меня бы вынесло уже пару бокалов назад, — все не то, но что сказать — вопрос жизни и смерти, а думать не приходится. Чимин тянет свежий воздух, добровольно готовый проглотить весь дым собственными легкими, только потому что атмосфера резко снижает градус и гасит свет. Опасно. — Дашь мне сигарету? — Кокосовый раф, — вдруг говорит Юнги. Чимин опускает свою руку, не дожидаясь подачи, и превращается в один немой вопрос. Юнги хмыкает и качает головой. — Кокосовый раф против виски с колой. Ты неудачник. — Я просто не собирался сегодня никуда, — честно выдает Чимин. — Так не собирался бы. — Будешь отрицать сам факт моего существования теперь? — Чимин вздыхает и разводит руками, тщетно пытаясь притянуть чужой взгляд. — К несчастью для тебя, у нас общие друзья. — Хоть что-то общее, да? — Юнги припечатывает его взглядом, и Чимин спотыкается о каждую свою мысль, все в его голове падает, как ряды домино. — Теперь ты будешь меня преследовать? — В мои планы не входило тебя преследовать. Слушай, — Чимин терпеливо выдыхает. — Мы ведь можем прос… — Мы не можем, — перебивает Юнги и раздраженно вжимает сигарету в глянцевый бок урны. — Слушай теперь ты. Понятия не имею, какие ты себе там воздушные замки строишь, но мне не нравится одна только мысль, что мы общаемся. Это никак не относится к тому, что ты низкорослый и смазливый альфа, или к тому, что твои взгляды на жизнь банальны и примитивны, и даже к тому, что у тебя в ванной девчачьи примочки. Мне просто не нравится общаться с альфами. — Так это относится к тому, что я альфа? Юнги смотрит на него очень придирчиво — с головы до ног, с ног до головы. — Ну, если так можно выразиться. — То есть ты только что обосрал меня, как мужчину, как альфу, сделав акцент на том, что я никак не подхожу ни под первого, ни под второго, и в итоге причина вообще противоречит всему остальному? — Что… — Юнги морщится и смотрит на Чимина с презрением. — Ты сам-то понял, что сказал? — Я-то понял, — Чимин натягивает рукава толстовки на пальцы. И неожиданно ухмыляется: — Принципиально избегаешь альф, чтобы казаться альфой самому? Взгляд Юнги снижается на пару градусов. И Чимин, кажется, впадает в абсолютный восторг, когда слышит ледяное: — Нахуй иди.