Телохранитель киллера

      Ступеньки мелькают сплошным серым полотном, без теней, оттенков и звуков быстрых нервных шагов. Серая лента, которую не чувствую под собою, она мягкая, липкая и шатается, едва удерживая на себе мой вес. Одно неверное движение, и она проломится, как тонкий подтаявший лёд, погребя меня под собою, смешав с острыми осколками. Земля, небо и стены проносятся мимо моего сознания вне пространства и времени, и вот я уже где-то посреди шумного города, бессмысленно качусь по дороге, ничего не соображая и не понимая. Кажется, я бесконечно наворачиваю круги по одному и тому же маршруту, потерявшись во временной петле своего бессилия, пока поток впереди движущихся объектов вдруг не замирает. Зацикленная картинка меняется, выводя меня из транса, и я машинально останавливаюсь, наконец улавливая впереди красное пятно светофора. Ещё немного, и случилась бы беда… В груди жжёт. Чувства постепенно возвращаются, как и мысли, они обретают форму и жмут голову изнутри, мне не нравится, я не хочу никаких ощущений. Лучше застыть во времени, как застывают маленькие мушки в каплях смолы, не в силах вырвать свои тоненькие слабенькие ножки и крылышки из липкого плена. Возможно, некоторым из них повезёт, и их темница обратится золотистой могилой, увековечив их смерть, превратив в прекрасное, но это не моя история.       Мне суждено быть раздавленным и остаться забытым.       Жжение усиливается, я задыхаюсь, а позади уже сигналят громче и громче, в ушах звенит, едва нахожу силы пошевелить пальцами и съехать на обочину. Бью кулаком в грудь раз, второй, третий, забивая внутри незнакомую боль, которую не в силах терпеть, остаётся лишь пытаться заглушить её, раздирать кожу ногтями, подменяя боль внутри болью снаружи.       Только такой доверчивый идиот мог так сильно ошибиться. Оказалось, мне очень легко навешать лапшу на уши. Как вообще получилось, что меня обвели вокруг пальца? Я так осторожничал! Я так старался делать всё правильно…       Сложив руки на руль, роняю на них голову и прячу глаза, в надежде, что темнота скроет меня от всего мира. Мысли мечутся по черепной коробке, как испуганный рой мух над кучей дерьма, они слишком разрозненны, не могу сосредоточиться ни на одной из них, бесцельно выхватываю обрывки слов, фраз, взгляды, жесты и касания. Всё ложь. Ни единого слова правды.       Как же я глуп! Меня начинает трясти с новой силой от злости. Как он мог так поступить со мной? Сколько уже тянется клоунада, а я ничего не замечал, я верил в свои чувства и верил его словам. Я поверил в него и даже чуточку обольстился нами.       Рядом дребезжит телефон. Не сразу понимаю, откуда звук, и смотрю на него с помесью страха и ненависти. Очередные плохие новости? Очередной удар, обман, ложь? Мне не хочется возвращаться в реальность, и я боюсь произнести вслух свои мысли и догадки. Но рука тянется сама.       Юнджин. Ну вот, только её не хватало. Нажимаю «принять» раньше, чем осознаю, и снова злюсь на себя. Сестра по голосу сразу услышит, что со мной что-то не так, а сейчас я слишком разбит, чтобы изображать, будто всё хорошо.       — Нуна?       — Ух, я уже думала, не дозвонюсь. Ты где?       Представления не имею. Оглядываюсь в растерянности, ищу знакомые ориентиры. Оказывается, я чуть ли не в самом центре города, поблизости Дьюти Фри, и то, что я здесь застрял, — вина вечерних пробок, меня вынудили свернуть к обочине, а не плестись, как издыхающего зомби, задерживая движение вечно спешащих трудяг.       — Супер. Какое везение! Я тоже там. Подъезжай к центральному входу. — Тон сестры не терпит возражений.       — …       — Я уже выхожу. Ты что, уснул там?       — Что случилось? Зачем…       — Быстрее, руки уже отваливаются! Позже поговорим!       Она отключается, а мне хочется развернуться и сбежать. Сейчас мне для полного «счастья» только не достаёт расспросов, давления и подозрительных взглядов. Но я устал убегать от всего на свете, мне хочется как в детстве, прийти в комнату к сестре, залезть под одеяло и вместе читать дурацкие сказки или рассказывать страшные истории, ни о чём не думая. Маленькая Юнджин никогда не боялась страшилок, и чтобы выглядеть взрослым и смелым, мне тоже приходилось делать вид, что я не боюсь. Может, потому я и вырос таким… идиотом? Потому что все мои чувства на самом деле ненастоящие? Или, может, я просто не научился различать чужие настоящие чувства?       Завожу машину и выруливаю на дорогу, через несколько сот метров паркуюсь уже на переполненной стоянке торгового центра. Как сестра находит мою машину среди огромного количества других похожих такого же цвета, остаётся загадкой, но уже через несколько минут она дёргает ручку двери, елозит по ней кучей пакетов и раздражённо стучит в окно костяшками пальцев.       — Эй, настоящий джентльмен, я сама, что ли, должна открывать себе двери? Не успеваю, она сама справляется. Сначала в открытую дверь врывается холодный воздух, запах бензина и сладкого парфюма, следом на сидение с шуршанием и звоном опускаются пакеты, которые быстро перекидываю назад, а после усаживается и она сама.       — Осторожнее, не разбей! Там очень ценный алкоголь, тот самый, от которого тебя штырит меньше всего. Я не против посмеяться над твоими пьяными неадекватными закидонами, но так как мы будем не одни, не хочу, чтобы твоя репутация пострадала. Так что давай заводи свою тарантайку и вези меня знакомиться со своей зазнобой, и никаких отговорок. Я потратила почти все свои сбережения на подарки и закуски, потому жажду внимания и интересной программы.       Сестру почти не узнаю. Мы не виделись, наверное, больше месяца. Она сильно изменилась и теперь совсем не похожа на ту яркую пигалицу-студентку в ярких кофточках, несерьёзных юбках и с цветочными или карамельными серёжками. Передо мною деловая женщина в элегантном светло-сером брючном костюме, с модным каре и совершенно взрослым макияжем. Она так красива. Она так повзрослела… Будто последний экзамен по волшебному мановению превратил её в другого человека. Только голос и шуточки в том же тоне остались, подсказывая, что передо мною всё та же заноза-Юнджин.       После ярко освещённой парковки в полумраке машины она пару секунд щурится, на ощупь чмокает меня в щёку и щёлкает включателем на плафоне. Я цепляю на лицо улыбку, от которой мне физически больно.       — Ты чего молчишь, не рад меня видеть? Или шокирован, что я волосы обрезала и покрасила… — кокетливо заправив прядь за ухо, она теперь щурится уже с подозрением. — О боже, Тэён. Только не это лицо. Только не это. Что-то случилось. Да. Точно. Чёрт подери, как только я вижу это выражение, сразу понимаю — произошла катастрофа! Неужели умер кто-то?       Она пытается неловко шутить, болтает без умолку, теребит меня со всех сторон, а я, вместо того, чтобы успокоить её, будто язык проглотил и всё думаю, как было бы забавно взрослому двадцатисемилетнему мужику разрыдаться на груди у сестры, размазывая по ней слезы и сопли, и жаловаться на свою несчастную любовь. Я всё думаю и думаю, молчу, и мне не смешно от глупых, несуразных и неуместных мыслей, которые, как балласт из мешков с песком, тянут ко дну.       — Всё в порядке, — перехватываю её руки и отвожу в сторону. Горжусь собой. Я смог и не упал лицом в грязь окончательно, оставив себе хоть капельку самоуважения.       — Как только я вижу эти сведённые вместе брови и печальные, как у брошенного щенка, глазки, сразу понимаю — случилась трагедия. Только ты уже не ребёнок… И коленки у тебя, вроде, не сбиты… — Юнджин смотрит на мои колени и снова заглядывает в лицо, она серьёзно обеспокоена и пытается уловить и расшифровать витающие в воздухе нотки безысходности. — Ты был в такой эйфории в последнее время, что напрашивается лишь один вопрос: он тебя бросил?       Юнджин не щадит, а я сразу мысленно обсасываю такое горькое и колючее слово. Бросил… Скорее уж бросил в меня камень. Швырнул огромный булыжник. Нет, целую гору, и сейчас я раздавлен под её тяжестью.       — Чёрт. Я как всегда не вовремя со своими посиделками и подарками…       — Хватит ругаться. И я всегда рад тебе, ты же знаешь, нуна. Пусть сейчас и правда мне не до веселья. Даже не знаю, как так вышло, что мы тут столкнулись…       — Вселенная знает, что нужно делать в таких случаях, и помогает своим любимчикам. Ну или хотя бы самым симпатичным. Так, вези меня к этому засранцу, и я надеру его задницу. Тощую или… я даже не знаю, какая у него задница и стоит ли она того, чтобы ты так страдал. Да как он посмел…       — Нуна, хватит. Он меня не бросил. У нас ничего и не было, я немного ошибся, но смог вовремя разобраться. Так что не нужно обсуждать прошлое. Я справлюсь, честно. Всё в порядке.       — Прости, — сестра берёт меня за руку и успокаивающе гладит. Её ладошка такая мягкая и горячая, а я наоборот, вопреки обычному, превратился в ледышку. — Всё мой длинный язык виноват. Всегда думала, что это я буду приходить жаловаться к тебе на своих неудачных мужиков, а в итоге мне почти тридцать, я до сих пор старая дева, а у моего брата проблемы на любовном фронте.       — Да нет никаких проблем! — если почаще себе повторять фальшивую мантру, она точно превратится в реальность. Не зря же миллиарды людей обращаются к своим богам и верят в чудеса. Возможно, порой боги им даже отвечают…       — Да, конечно. — Юнджин делает вид, что соглашается, от чего я чувствую себя совсем жалким. Никогда не умел врать, и как другие всю жизнь живут во лжи? — Выходи из машины. Быстро.       — Зачем?       — Ты бы видел себя со стороны. В таком состоянии нельзя за руль, ты можешь попасть в аварию. Я поведу. Съездим в наш ресторанчик, и ты мне всё подробненько расскажешь. Или не расскажешь, я же знаю, какой ты недотрога и молчун, но я честно попытаюсь вытянуть из тебя всю правду, пока тебе не полегчает. И не надо мне тут брыкаться, а то я…       Как раз брыкаться сил у меня нет. Я вяло отнекиваюсь, не очень убедительно доказывая, что моё «нормально» самое нормальное в мире, потом сдаюсь и покидаю водительское место, отдав бразды правления в руки сестре. Она тараторит разные глупости всю дорогу, ведя не слишком умело, порой совершая мелкие нарушения, возможно, специально, но я не делаю ей ни одного замечания. Мне приятно помолчать рядом, послушать родной голос, понимая, что сейчас Юнджин единственный человек, который честен со мной. Она не будет мне врать, юлить, скрывать и смешивать ложь с правдой. Ей не нужно выглядеть передо мною особенной, я и так знаю почти все её секреты, её слабости и сильные стороны. Как и она мои. Порой мне кажется, она знает меня лучше меня самого.       Не особо аккуратно паркуя машину у обочины перед ресторанчиком домашней еды, Юнджин заезжает на тротуар, шкрябая бордюром днище, и с вызовом смотрит на меня.       — Если ты молчишь, когда страдает твоя самая любимая подружка, значит дело и правда дрянь. Давай выходи. Не хочешь ничего говорить, то хоть поедим вместе, мы так давно не обедали в кругу семьи.       «А там, гляди, ты раскиснешь, потеряешь бдительность и всё выложишь», — вот её коварный план. Но как я могу рассказать ей о том, что человек, который занял важное место в моём сердце, оказался моим заклятым врагом? Да, в последнее время я стал относиться к Ангелу немного проще, даже подумывал забыть прежнюю вражду в благодарность за спасённую жизнь, но я бы никогда не стал сближаться с таким человеком. С преступником. С убийцей…       Я практически связал с ним свою жизнь, мечтал о нашем совместном будущем. Я его… хотел. И сейчас хочу. Вот только уже сам не пойму, придушить или выслушать очередную ложь и поверить в неё. Зато точно знаю, что не хочу верить в увиденное, не хочу верить в то, что каждый день, проведённый с ним, был наполнен лишь фальшью.       Он пришёл к нам в агентство и выбрал меня не потому, что я особенный, а потому, что однажды он промазал. И то же самое случилось во второй раз. А может, случаев было больше, и мои пресловутые интуиция и везение поставили его в тупик. Ему стало интересно, сколько ещё я буду барахтаться перед его прицелом и как надолго хватит моей удачи. Может, всю эту игру в любовь он придумал нарочно? И про ногу тоже выдумка, нет там ничего страшного, ведь я так и не увидел шрама, он лишь корчил из себя несчастного, чтобы поиздеваться надо мной, посмотреть, как я, идиот, буду носиться с ним, волноваться, пока в конце концов он не вырвет моё сердце и не растопчет. Чэнлэ был прав… А вот я был слеп.       Вспоминаю всё больше и больше странных, практически незаметных ранее вещей. Как он исчезал и внезапно возвращался, как бесшумно подкрадывался, как быстро перемещался с «больной» ногой, как чиста его квартира — никаких личных и семейных фото, никаких милых сердцу безделушек, что хранятся годами и накапливают пыль. Да этой пыли даже под диваном не было, патрон там затерялся лишь чудом! Опять моя горькая «удача»…       Вот почему с первого дня знакомства мне его квартира показалась странной, будто её хозяин лишь создаёт видимость, что там кто-то живёт, а при обыске я не обнаружил вообще ничего! Этот человек точно знает, как заметать следы, иначе его бы не прозвали неуловимым, иначе про него не сочиняли бы столько баек.       Он отлично уловил моё недоверие и подозрения, подсунул такой похожий кейс с винтовкой, вызвал во мне чувство вины. Я действительно поверил, что оскорбил его, влез, куда не следовало, зацепил его чувства и заставил снова чувствовать боль. Какой умелый психологический подход! Куда уж мне, тупому бодигарду, постичь все тонкости подковёрных интриг. Уверен, душещипательная история из детства — тоже сказка, использованная для проверки: поведусь ли я или догадаюсь, что меня водят за нос. А его строгий отец? Лишь отмазка, чтобы свалить из-под моего присмотра и выполнить очередной заказ. Твою мать! Пока я в эйфории бежал к начальнику увольняться из-за «большой и вечной любви», он убил бедного филантропа из Китая. Это моя вина! Я мог предотвратить смерть невинного человека, но ничего не видел вокруг. Меня надо судить за это, теперь я соучастник. Что я вообще делаю здесь?! Я должен бежать в полицию и сообщить им о самом разыскиваемом преступнике Кореи и… Ноги слишком тяжелы, чтобы двигать ими. Я ничего не делаю опять.       — Тэён! Если ты не прекратишь выдирать свои многострадальные волосы и не посмотришь на меня, мне придётся вызвать скорую.       В какой-то момент вспоминаю, что сейчас нахожусь не дома, а с сестрой в общественном месте и беспомощно оглядываюсь. Кожа головы зудит, вцепившись в свою чёлку обеими руками, не заметил, как делал себе больно. Тарелка с лапшой уже давно остыла, как и мясо, и даже салаты будто обиженно подсохли. Сестра заказала всего понемногу, но тоже практически не притронулась к еде.       — Прости. Голова кругом.       Мне хочется поделиться, рассказать, что случилось, и пусть хоть кто-то скажет мне, что делать, что я не виноват, я попал в ловушку мошенника, но вместо этого я начинаю ныть о том, как ошибся в выборе своего жизненного пути.       — Я сам виноват. Если бы я родился правильным, ничего не произошло бы. Я с самого детства был неудачником. Потому меня не любили девчонки, и я переключился на мужиков. Тьфу! Вместо того, чтобы попробовать ещё, приложить хоть каплю усилий, как дерьмо плыл по течению. Я всех подвёл: и тебя, и родителей, и самого себя… Мне кажется, я даже Родину подвёл.       Последнее чувство, кстати, совсем не метафорическое, потому что я до сих пор сижу здесь, вместо того, чтобы помочь миру избавиться от убийцы.       — Да. Ты с самого детства был неправильным, — сестра утешает меня своими особенными, альтернативными методами, ведь сейчас я хочу услышать от неё совсем не это, но она снова удивляет. — Особенным. Ты знал, что в школе у тебя был фан-клуб?       Мотаю головой и грустно ухмыляюсь от такой глупости.       — Ты был слишком хорошенький, чтобы девочки смогли тебя поделить. Однажды я пришла в школу и застала девчонок, которые тебя сталкерили. Они создали не просто фан-клуб, там была целая секта: они тебя фоткали, собирали твои окурки за школьным стадионом, хранили стаканчики, из которых ты пил, и именно они украли твою старую спортивную форму с пятнами от кетчупа. Даже не спрашивай, что они с ней делали, — Юнджин крепко зажмуривается и машет руками, подтверждая мои худшие фантазии. — Они возвели тебя в ранг айдола и свято верили, что ты обязательно станешь звездой. Если бы хоть одна из девочек согласилась с тобой встречаться, другие бы забили её камнями.       — Что за бред. Не было у меня никакого фан-клуба. А форма… мне кажется, я сам её потерял.       — То, что ты пошёл в армию, а не в агентство, стало разочарованием года, но даже после они продолжали верить, что однажды что-то изменится, и ты встанешь на правильный путь. Может, до сих пор кто-то из них ждёт.       — Спасибо за отличную сказку. — Я, конечно, не верю ни единому слову сестры, потому не удерживаюсь от сарказма. — Оказывается, я не только семью и себя разочаровал, но и всех девчонок школы.       — Дурак! — Юнджин больно щёлкает меня по лбу палочками. — Ты совсем не неудачник. Просто ты всегда был в себе и многого не замечал вокруг. Зачем тебе следить за тем, что тебе неинтересно? Ты никогда ни за кем не гнался и никому не подражал. Твои кроссовки всегда были уникальными, ты сам рисовал на них свой дизайн, а за школу ты ходил курить один не из-за того, что тебе не было с кем или чтобы похвастать перед другими, какой ты взрослый и крутой, а потому что тебе этого хотелось. Ты побеждал в школьных олимпиадах и конкурсах, ты хорошо учился, не прилагая больших усилий, и ты становился лучшим почти во всем, за что бы ни брался. Ты умный и красивый, а ещё очень талантливый, преданный, самоотверженный и самый лучший на свете брат. Ты пожертвовал своим будущим и пошёл работать, чтобы я смогла поступить в престижный вуз. Если бы не ты, мы бы не смогли оплатить лечение отца, а у родителей не было бы нового холодильника, — она улыбается. — У тебя до сих пор ничего нет, потому что ты всё отдал нам. Что бы там у тебя ни случилось, даже если весь мир ополчился против тебя, даже если ты ополчился против всего мира, я всегда останусь на твоей стороне. И родители тоже. Мы очень любим тебя.       Юнджин пересаживается ко мне и обнимает, я прижимаю её в ответ. Вопреки всем неудачам, мне становится легче от её добрых слов, пусть я совсем не чувствую своей особенности, уникальности и не чувствую, что заслужил утешения. Но она действительно любит своего непутёвого брата, только ради этого стоит барахтаться дальше.       — Знаешь, на самом деле мне никогда не нравились девушки.       — Знаю. Иначе ты бы заметил все эти толпы поклонниц за собой. Ничего тут страшного нет. Мне вон тоже парни нравятся, и ничего…       — Глупая…       Она обнимает меня крепко-крепко, возвращается на своё место и достаёт две бутылки очень знакомого пойла.       — Макколли? Серьёзно?       — Самое время для сливовой бражки! — она булькает тарой. — Ты не представляешь, какого труда мне стоило достать её сегодня. Но я справилась.       — Так сильно хочешь, чтобы я превратился в идиота?       — Не просто в идиота, а в весёлого идиота!       Всеми силами пытаясь развеселить меня и отвлечь, Юнджин наклюкивается до умопомрачения раньше меня. Она тоже, как и я, не умеет пить. Я честно пытаюсь отхлёбывать поменьше и делать не слишком несчастное лицо, когда сестра подливает мне в стакан мутную, резко пахнущую сладковатую жижу, от которой, вопреки всем обычным выкидонам моего организма, мне не становится плохо. Но я всё равно хмелею, и на душе немного легчает.       Мы вспоминаем детство, весёлые и беззаботные времена, немного разбавляем грустными воспоминаниями, и Юнджин окончательно пьянеет.       — Всё. Детишкам пора спатки. Поедем ко мне домой, у меня есть запасной футон и розовые пижамные штаны твоего размера. Не спрашивай, откуда, — чётким приказным тоном заявляет она, но глаза открытыми уже держать не может. — Поехали.       Мне стоит больших усилий уговорить её возвращаться одной, аргументируя боязнью оставить машину без присмотра в сомнительном районе, нежеланием напрягать её соседку своим присутствием и, конечно же, работой. Вызываю ей знакомого таксиста и прошу доставить в целости и сохранности, а потом отчитаться. Сам снимаю за пятнадцать баксов комнатушку в хостеле, что находится через дорогу. Этим убиваю сразу трёх зайцев: экономлю на такси, с утра смогу сразу забрать машину, так как она припаркована рядом, и, конечно же, мне не придётся возвращаться на съёмную квартиру, назвать которую «домом» язык больше не поворачивается.       Из салона забираю свой позабытый, давно разряженный телефон и непочатую бутылку макколли. Больше мне ничего и не нужно. Пошатываясь и стараясь говорить чётко, прошу у хозяина мотеля зарядку и наконец включаю телефон, пролистывая все пропущенные. Я боюсь, что он мне не звонил, и боюсь, что звонил. Почти все звонки оказываются от Тэна, как и целая куча смс, которые малодушно удаляю сразу пачкой, так и не открыв. В душе зову себя трусом — ведь безумно хочу знать, что он мне там писал. И главное, зачем? Неужели ему не всё равно, что случилось? Если все наши отношения состояли из лжи, то зачем нужен этот фарс? Уверен, он уже нашёл патрон и всё понял, так зачем продолжает звонить?!       Макколли подходит к концу, мне уже сложно держать глаза открытыми и сосредоточиться хоть на чём-то. Мне нравится это пьяное, неконтролируемое чувство бесконтрольности, за которым так приятно замаскировать чувство ненужности и брошенности. Ставлю телефон на беззвучный и собираюсь завалиться спать, как экран вдруг загорается, высвечивая «Тэн», и сердце чуть не разрывается от испуга. Я вскакиваю, будто обжёгся, безжалостно швыряю телефон на пол и выскакиваю из комнаты, натыкаюсь на стены, путаюсь в ногах. Я жутко пьян. Смертельно.       Мой затуманенный мозг, лишившись эмоциональной поддержки в виде сестры, и взбудораженный почти утихшими мыслями, снова принимается погружаться в хаос и отчаяние. Во всём виноват Тэн. Я бы никогда в жизни в него не влюбился, если бы он не соблазнил меня. Я так легко поддаюсь на провокации. Лукас проделал со мной то же самое. И другие тоже. Мой первый опыт также не был ни плохим, ни хорошим. Меня увлекли за собой, сделали приятно, и я решил, что меня всё устраивает. Я слишком слаб и никогда не принимал самостоятельного решения. С чего я вообще сказал сестре, что мне никогда не нравились женщины? Может, если бы в тот самый первый раз передо мною оказалась женщина, и именно она увлекла меня, то я сейчас бы не стал таким, никогда бы не встретил Тэна и уж точно никогда бы не повёлся на его тощую задницу и острые плечи. Да что я вообще в нём нашёл? Там то и смотреть не на что…       Зажав бутылку в руках, вливаю в себя остатки алкоголя и прислоняюсь в коридоре к стене около кофейного автомата, земля качается под ногами, а мысли о правильности поступков беспокоят с каждым глотком всё меньше. К чёрту ангелов, демонов и их приспешников. К чёрту всё, я могу жить, как хочу, и без них.       Соседняя дверь в коридоре со скрипом открывается, я дёргаюсь, а потом плюю на всё. Чего я боюсь? Что меня увидят бухим и осудят? Да я всю жизнь боялся чужого мнения или неприятия, и к чему это привело?       Из двери выходит яркая женщина, цокая неприлично острыми каблучками и закрывая дверь, она призывно выпячивает округлый зад, а потом изящно поворачивается и на миг замирает. То, что это проститутка, видно невооружённым взглядом: глубокое декольте, не скрывающее ничего, короткая кожаная юбка и броский макияж. Хищная бабочка вышла на охоту и, не успев покинуть своё жилище, сразу приступает к игре. Женщина красива и ухожена, хотя уже и не первой свежести, я смотрю на неё, не отрывая взгляда, и улыбаюсь своим глупым мыслям: надо же, я рассматриваю проститутку и нахожу её привлекательной! Или пьяному всё кажется красивее, чем на самом деле? Какой кошмар…       Крутанув на пальце ключи, она наклоняет голову набок.       — Скучаешь, красавчик?       А почему бы и нет?       — Скучаю! — кивок головой получается слишком резким, земля уходит из-под ног, приходится ухватиться за автомат, чтобы не упасть.       — Какое совпадение! Мне тоже очень, очень скучно. Мне кажется, мы отлично скрасим друг другу вечер, — она проводит острым пальчиком вдоль декольте, очерчивая высокую грудь.       — Мне не нравятся женщины. — Сегодня день откровений. Что если бы проститутки были психологами? А психологи — проститутками? Хотя, может, так оно и есть, иначе я бы не стал повторять вслух чужому человеку то, что всегда пытался скрыть.       — Ты уверен? — она подходит впритык, обдавая меня терпким ароматом парфюма, проводит рукой по груди, гладит живот, берёт за руку и кладёт себе на талию.       — Нет. Не уверен. Но у меня нет денег, — для наглядности хлопаю по карманам, там действительно пусто, последнюю наличку я отдал за комнату, а кошелёк остался то ли в машине, то ли в квартире. Я вообще его сегодня не видел.       — Глупенький малыш. За деньги я работаю, а для души нужно просто так. Тем более с таким красавчиком. Обещаю, если раньше ты не интересовался женщинами, то после этой ночи навсегда забудешь того, кто крепко въелся в твою голову…       Проститутка-психолог. Или у них для каждого заготовлены шаблонные фразы, которые всегда попадают в яблочко? Она терпеливо ждёт, пока я уроню на пересохший язык последние капли бражки, и увлекает за собой, елозит мною по стенам, трётся об меня всем, трогает, облизывает и кусает, будто я сладкая кость в зубах собаки, а потом заталкивает в мой номер. Её поцелуи такие мокрые, а когти на руках острые и цепкие. Мне немножко страшно. Нет, я не боюсь секса с женщиной, я боюсь безумия, что сейчас со мной творится.       Проститутка знает своё дело, без одежды остаюсь в считанные секунды, а потом её губы оказываются внизу, и хватает нескольких нехитрых ласк, чтобы я пришёл в окончательную готовность.       — Ну вот видишь, а ты переживал. Умелые руки всегда запустят ракету… — она умудряется говорить, не отрываясь от основного дела, и, если откинуться на подушки и закрыть глаза, можно представить кого угодно, главное, чтобы она заткнулась, о чём я её сразу и прошу.       В ушах шумит, а кровать качается на волнах. Меня тошнит, голова раскалывается, и остаток происходящего растворяется в густом тумане, но я помню, что держался до неприличия долго, что стонала шлюха очень громко, а мой оргазм был смазанным и каким-то неприятным. А может, мне всё привиделось, ведь каждое мгновение я думал об измене, и маленькая надуманная месть казалась особенно приятной.       Наутро просыпаюсь в одиночестве, голый, разбитый и глубоко несчастный. Боль в груди подутихает, сменившись дикой болью в голове. Во рту пересохло, язык и горло жжёт, будто вчера пил кислоту. Сваливаюсь с кровати, доползаю до уборной и лишь там, не без труда поднявшись на ноги, присасываюсь к крану. Мерзкая, с привкусом хлорки холодная вода кажется нектаром богов. Напившись, залезаю в душ и долго стою под струями то кипяточной, то ледяной воды, борясь с головокружением и держась за стены. Контрастный душ помогает несильно, меня продолжает тошнить, и я уже сам не понимаю от чего: от макколли, от шлюхи, или от самого себя. Мне стыдно и противно. Меня снова поимели, и, что самое обидное, я снова лично позволил сделать это с собой. Я деру себя пальцами, пытаюсь содрать следы чужих поцелуев и касаний, но они прилипли ко мне намертво, аллергической тёмно-красной россыпью застыв на бледной коже. Мне хочется сдохнуть.       В комнате долго собираю с пола разбросанные вещи, трусы нахожу под кроватью, а под ними телефон. Бельё только выкинуть осталось, раз оно побывало в таком месте, жаль, что меня тоже выбросить нельзя — после такого приключения место мне только на свалке.       В брюках почему-то не нахожу пояса, а в карманах куртки — мелочи. Даже упаковка жвачек пропала, но, к счастью, ключи от машины на месте. Я догадываюсь, что меня банально обчистили, не удержалась ночная бабочка, а может, ей так сильно не понравилась ночка со мной. Просто удача, что я закинул телефон под кровать, иначе бы остался и без него. Я понимаю, деньги забрала, но пояс то зачем?.. Чтобы не отправился в погоню из-за страха потерять штаны? А с виду такая приличная женщина была…       Осознав тупость своих мыслей, хохочу. Жалкий скрип из воспалённого горла вырывается рывками. От смеха в голове нарастает ощущение бьющегося стекла, осколки впиваются то в виски, то в затылок, то в глаза, но не могу остановиться — это словно эпилептический припадок, от которого невозможно избавиться обычными методами, остаётся только переждать. Ох, Читтапон, с твоим появлением в моей жизни всё покатилось в бездну. Я живу в хаосе и не могу выбраться. Чем сильнее пытаюсь поступать правильно и честно, тем глубже погрязаю во лжи и ошибках и совсем не знаю, что мне теперь делать.       Напряжённая работа мысли не приводит меня ни к чему, кроме ещё большей боли. Меня всё же тошнит, и, держась за воняющий хлоркой и мочой унитаз, я понимаю, что падать ниже мне некуда.       Решаю, что раз ничего не могу изменить, не стоит и пытаться. Время покажет… Перемелет ли меня эта жизнь, выплюнув бесформенный кусок мяса, или я смогу выбраться из передряги, оставшись человеком. Перезваниваю сестре в ответ на её пропущенный вызов, но Юнджин не берёт трубку, потому пишу ей смс. Надеюсь, ей не так плохо, как мне.       Покидая хостел, радуюсь, что хозяина нет за стойкой. Вчера так стыдно, как сегодня, не было. Из багажника извлекаю свой «тревожный рюкзак», в котором есть необходимый минимум вещей для ночёвки «где попало», и переодеваюсь прямо в машине, благо время такое, что вокруг почти никого нет, потому не боюсь быть застуканным. Да и чего уж тут опасаться, стоя на парковке недалеко от дешёвой ночлежки? Тут только такой контингент и обитает: шлюхи, воры, да неудачники, вроде меня. В последний момент прозреваю, что случайная связь может аукнуться в будущем дополнительной проблемой — мы не предохранялись, и мало ли какую заразу я мог от неё подцепить? Тело сразу начинает чесаться, а в паху болеть — не думаю, что существуют такие болезни, которые проявляются через несколько часов, но сама мысль на чаше весов моей депрессии становится последней каплей.       — Ну и видок, Тэён, — коллеги из соседнего отдела встречают меня целой делегацией у входа в офис. Конечно, они не ради меня собрались, просто дружно покидают здание, на парковке их уже ждёт фургон, но столкнуться с кучей народа под такое настроение — та ещё приятность.       — Ты явно всю ночь пил и занимался всякими непотребствами. Я таких кругов под глазами не видел со времён сдачи Сунын*.       Я вяло, но вполне внятно демонстрирую нежелание продолжать общение, но ребятам явно скучно, они не пропускают меня в здание и требуют подробностей, игнорируя мою холодность. Не хочется им грубить открыто, ведь даже от мимолётных воспоминаний событий последних суток меня начинает тошнить сильнее, и я с облегчением скукоживаюсь, когда появляется их руководитель и наконец загоняет балагуров в фургон.       Еле двигая ногами, поднимаюсь в раздевалку, переодеваюсь вместе с несколькими своими подопечными, которые пока что не настолько наглые, чтобы лезть ко мне со расспросами, но уже достаточно раззнакомились друг с другом, чтобы пялиться и перешёптываться. Тренировка проходит в мрачной и тихой атмосфере, я стараюсь поменьше двигаться, чтобы минимизировать взрывную головную боль и вероятность блевануть прямо под ноги парням. Они, видя моё состояние, стараются вести себя потише и особо не косячить. В какой-то момент в зал заглядывает Юта со своим новым помощником, имени которого не знаю, субтильным парнишкой со смешным острым ухом, который пока что выполняет роль носильщика кабелей и инструментов.       Мы пересекаемся с японцем взглядами, он неловко кивает и сразу отворачивается, опустив голову и изображая жуткую занятость. Стараюсь не зацикливаться, но когда я успел насолить Юте? Между прочим, хотел зайти к нему позже за подробностями всего, что он нашёл на Читтапона… или как там его по-настоящему зовут. И, конечно же, узнать, не сказал ли он чего начальнику, догадался ли о его связи с… Чёрт! Меня обливает холодным потом. Пока я рефлексировал и страдал, умные люди могли сложить факты и… возможно, за ним уже выехали. А я сижу здесь и не смогу ему помочь… Очередная неприятная мысль полностью лишает меня самообладания. Я должен радоваться, если ситуация так разрешится. Так будет правильно. И, когда придут за мной, как за соучастником, я должен оказать максимальную помощь следствию и смириться с наказанием.       Прожигая взглядом спину японца, жду, когда он обернётся и даст понять, что меня ждёт. Хоть намёк, хоть крохотную подсказку, чтобы я знал, что делать. Но он не оборачивается, заканчивает свои дела и спешно уходит, а я гоню себя вслед за ним, но ноги меня не слушают. Мне страшно.       Минут через десять бросаю недоумевающих учеников, выхожу вслед за Ютой, насильно толкаю себя вперёд, поднимаюсь на наш этаж и торможу около лифта. Я не хочу знать ничего. Я должен, но не хочу. Как же задолбало. Перед глазами давняя сценка, когда мы застряли с Читтапоном в лифте, как он ехидничал, как пугался, как улыбался, а я волновался о его безопасности… Лжец!       — О, Тэён! Как раз ты мне нужен. Пойдём, поговорим.       Резко оборачиваюсь и отскакиваю от руки начальника, который хотел хлопнуть меня по плечу, а я не услышал, как он подошёл!       — Ты, что, заболел?       — П-пил вчера.       Чэнлэ щурит один глаз, и я ощущаю себя под прицелом очередной снайперской винтовки.       — Однако, уникальный случай. Как понимаю, новости тебя тоже не обрадовали. Ну, пойдём, пойдём.       Снова кабинет начальника, в котором чувствую себя нашкодившим школьником, вызванным директором, только на повестке дня не разрисованные двери туалета и не курение в кустах за школой. Что будет с моей семьёй, когда меня посадят? Что скажут люди об их непутёвом сыне? Юнджин выгонят с работы её мечты — с такой репутацией ей прямая дорога в изгои. Соседи будут тыкать пальцами в моих маму и папу и громко шептать оскорбления за их спинами. Настолько громко, чтобы они расслышали каждое слово… Страшно подумать. Похоже, Юта потому отворачивался с виноватым видом, ведь именно он доложил Чэнлэ о случившемся. У него теперь своя семья, ему не до чужих проблем и репутации.       — Юта рассказал мне о господине Личайяпорнкуле, — подтверждает мои наихудшие опасения Чэнлэ, — и, честно говоря, я неприятно удивлён. Судя по твоему виду, ты тоже не в восторге. Когда ты собирался мне об этом доложить?       — Да вот, как раз шёл… — я возмущён обманом вокруг себя, но на самом деле я такой же лжец. И трус.       — Ты совсем не умеешь врать. Но… Мне не нужно твоё разрешение, чтобы всё перепроверить, я уже всё узнал.       Он открывает выдвижной ящик, роется там и бросает на стол тонкую папку, которую взять в руки я не решаюсь. Не слишком ли Чэнлэ спокоен? Неужели новость о личности Ангела его совсем не взбудоражила? Да он должен изрыгать лёд и пламя от такого! Поднимаю глаза, ожидая чего угодно, вплоть до направленного на себя дула пистолета, но Чэнлэ скорее удивлён моей инертностью.       — Не посмотришь? Не, ну ты прав… ситуация не то чтобы катастрофическая, хотя и странная. Парень родился в Таиланде, жил в Китае, после переехал в Корею, среднюю и старшую школу посещал уже тут. Даже ПМЖ оформил по совершеннолетию и экзамены сдал… Потом пропал и появился в США с нынешним именем и гражданством Таиланда, активно участвовал в соревнованиях по биатлону, подавал большие надежды, но не явился на важное соревнование по причине травмы, о которой мы уже знаем. И вот недавно вернулся в Корею, будто впервые, сразу пришёл в агентство, нанял тебя и… Дальше известно. Что скажешь?       Откинувшись на кресле, Чэнлэ складывает пальцы рук домиком и в упор смотрит на меня. Что он хочет услышать в ответ? На данный момент мне плевать, кто, куда и как выехал. Я хочу услышать лишь одно: знает ли он об Ангеле?       — Я не знаю.       — Вспоминая твою эйфорию всю последнюю неделю, я думал, у тебя созрело намного больше слов. И как минимум парочка теорий. От чего он бежал? Что натворил?       — Что вы хотите от меня услышать? Я сам только узнал.       — И тебя это не смутило? Ты разве не замечал за ним ничего странного?       Да в нем всё странное, начиная от открытой улыбки, которой он тебя подвешивает на крючок, как умелый рыбак рыбку, и заканчивая мутным прошлым с десятком сказочных душещипательных историй. Между прочим, Ёнхо тоже повёлся на его россказни, а уж он-то поумнее меня будет… От мысли, что Ёнхо тоже остался в не меньших дураках, мне становится чуточку легче.       — Нет… — Ответ получается совсем не таким уверенным, как я пытался показать. Почему я до сих пор ничего не рассказал? Неужели так сильно боюсь, чем всё это кончится для меня? Ну, не за него же волнуюсь…       — Тогда зачем попросил Накамото проверить его?       Тупик. Чэнлэ загоняет меня в тупик. Я мысленно мечусь из угла в угол и придумываю тысячу оправданий своему поступку. Я должен ненавидеть Читтапона не только за его ложь, я должен ненавидеть его за то, кто он есть. Но вместо этого ищу ему оправдания. Я не довёл своё жалкое расследование до конца, я должен понять, что происходит. А вдруг ошибся? Пусть я пока не готов встретиться в ним лицом к лицу и обсудить всё, но мне придётся. Хотя бы ради себя.       — Ну ведь было же что-то? Тэён! Ты не из тех, кто заморачивается без причины.       — Он мне понравился, и я решил его проверить. — Ну вот, если врать весь день, к вечеру становится совсем просто. — Он скрывал своё прошлое, мне показалось это подозрительным. Но потом он мне всё рассказал и…       — И ты нажрался, — Чэнлэ морщится и машет рукой, будто перегар достиг его. — Явно не ночевал дома и выглядишь так, будто сегодня по графику у тебя смертная казнь.       — Мы немного повздорили…       — Немного?       Меня взбешивает допрос и в особенности то, что снова нужно что-то сочинять. Раз уже история повернулась таким боком, то с какой стати я должен отчитываться? Я понимаю по делу говорить, но личное… Сцепив зубы, смотрю на начальника и молчу.       — Не бесись. Меня твоя личная жизнь волнует только в рамках блага нашего агентства и твоего физического и психологического здоровья как сотрудника. Если уж ты ничего подозрительного не заметил, то и я не вижу ничего странного в том, что человек сменил личность. Это не такая уж и редкость, пусть и неприятно такое узнавать. Тем более он тогда ребёнком был, и в то время в стране было много беженцев. Неизвестно, что он пытается скрыть в своём прошлом, но пока что из незаконной деятельности, это его старые липовые документы, по которым, между прочим, все налоги уплачены, а штрафов или судимостей нет. Похоже, он пришёл в агентство именно за тобой, искать причину стоит в тебе. Вот лично я в «большую и светлую» не особо верю, хотя и придраться к нему не за что. Так что просто будь осторожен.       — Это всё?       — Да-да. Можешь идти. Нет, постой… я тут слышал, что ты слишком добрый и классный тренер. Увеличь нагрузку бойцам и гоняй их посильнее. А то детский сад какой-то…       Мне не верится, что Чэнлэ отпускает меня просто так. Серьёзно? Ничего страшного, что человек жил незаконно в чужой стране, а потом свалил в закат? Вдруг он кого-то убил, а теперь концы в воду. Скорее всего, так и было. Позже создал себе новую личность, и всё, вперёд в новую жизнь! Я понимаю, если бы подобное на тормозах спустил кто-то сам не особо чистый на руку, но Чэнлэ? И кому он это говорит, мне!       Неужели он ничего не заподозрил? Не верю. Иначе Юта не вёл бы себя так странно, они, наверняка, знают больше и проверяют меня. Или пытаются через меня выйти на рыбку покрупнее. Теперь я точно паршивая овца, за которой будет вестись скрытое наблюдение. Ну, Читтапон, ну, услужил…       Смотрю на родные стены офиса, который мне так нравился и которым я так гордился. Теперь тут совсем неуютно, тут поселились ложь и недоверие. Это меня отталкивает. Хорошо, что Лукаса сегодня нет, а то ещё и на него смотреть и не знать, честен он со мной или притворяется по научению начальства, это было бы невыносимо.       Заглядываю в телефон, звук на котором не собираюсь включать ближайшее время, и вижу новые пропущенные звонки. Тэн больше не пишет смс, просто звонит и звонит, недавно заряженная батарея снова почти на нуле. Ну зачем он так… Неужели ему так важно увидеть меня разбитым и уничтоженным, что он готов тратить столько времени на бесполезные разговоры? Или это банальный страх за свою шкуру — раз к нему ещё не заявились люди в форме, значит я готов торговаться? Хотя с чего я вообще взял, что он до сих пор покорно ждёт меня дома? Скорее всего, он уже далеко. Уверен, деньги у него есть, как и возможности.       Проверить, дома ли главный киллер страны, у меня не хватает мужества. Я трус и слабак, у которого нет яиц, который боится быть обманутым, ведь зачем скрывать правду от себя — я готов быть обманутым. Если он придумает очередную отговорку, я ему поверю, потому что хочу верить в сладкую ложь. Я не подозревал, что меня не просто зацепит случившееся, оно сделает меня абсолютно беспомощным.       Сердце опять ноет, дышать тяжело, и опять чёртова тошнота. За весь день у меня во рту росинки маковой не было, я не вспоминал об этом, но и сейчас кусок в горло не полезет. Понимая, что такими темпами я свалюсь от бессилия, покупаю у уличного торговца овощной кимпаб и стакан травяного чая, наскоро запихиваю еду прямо за рулём, но не успеваю после этого проехать пары кварталов, как вся еда просится обратно. Проехав в узкий тёмный просвет между двумя домами, резко торможу и блюю с порога машины прямо на асфальт. Бедный кимпаб даже не успел начать перевариваться, похоже, ближайшее время мне лучше не есть. Сегодня я бью рекорды по плохому самочувствию.       Меня всегда тошнило от нервов: и на Сунын, и после отказа одноклассницы, и в первый день службы в армии, и, конечно же, в первый день на работе. От Ангела меня тошнило больше и чаще всего, и я не знаю, когда закончатся мои мучения. Я недееспособен. В случае опасности меня можно брать тёпленьким, а точнее едва тёплым, потому что сил согреться больше нет — меня бьёт озноб.       От слабости сильно кружится голова, в глазах периодически темнеет, и мелькают белые точки, но моим ужином остаётся лишь травяной чай. Я заезжаю в небольшой маркет, пошатываясь, прохожусь по рядам и покупаю чистое бельё, футболку, одноразовую бритву и новую зарядку для телефона. Подумав, беру пару шоколадных батончиков, таблетки от тошноты и головной боли и упаковку минералки. От тошноты принимаю прямо около кассы, разжёвывая горькую пилюлю и запивая из бутылки. Сегодня я снова планирую скитаться, но в этот раз никакого алкоголя, шлюх и обчищенных карманов. И желательно никаких мыслей о Тэне. Нужно поспать, собраться с духом, наконец взять яйца в кулак и принять правильное решение. Мне нужен отдых, уверен, завтра станет лучше.       Ночую в захолустном мотеле на окраине города, ворочаюсь в кровати и маюсь в полусонном бреду и сомнениях, пока, нервно истощённый, не забываюсь тяжёлым сном. Мне снится, что я киллер, а Тэн — всего лишь незнакомец на прицеле моей оптики. Я должен нажать на курок, это моё задание, приказ, за невыполнение которого я понесу наказание. Но почему-то не двигаюсь, лишь смотрю и смотрю, в попытках поймать его взгляд, линию его чётко очерченных губ — насмешка или страдание прячется в их изгибе? Тэн не смотрит на меня, и тогда я стреляю — пуля неестественно медленно летит, пробивая все преграды на пути, и вонзается в его грудь. Белоснежная рубашка вмиг окрашивается алым, и тогда наконец он смотрит на меня, одними губами спрашивая: «Зачем? Я ведь доверился тебе…».       Просыпаюсь в холодном поту, злюсь на себя, верчусь как уж на сковородке и под утро опять впадаю в тяжёлую дрёму, и в этот раз я уже один, стою перед зеркалом в ванной, смотрю в своё отражение, заглядываю в лицо и вижу на губах кровь. Я открываю рот, в ужасе недосчитываюсь нескольких зубов, проверяю остальные и один за другим вытаскиваю их из своего рта. Их так много, что, кажется, я уже давно должен стать абсолютно беззубым, но пытка не прекращается. И кровь. Так много крови…       К шести утра решаю, что больше не могу так: если продолжу страдать, то сойду с ума. Я не тот человек, что принимает поспешные решения, но порой думаю слишком долго и чем дольше тяну, тем сложнее сделать шаг вперёд. Ведь на самом деле я уже всё решил.       Бегло собираюсь, шатаясь от усталости, привожу себя в порядок, запихиваю в себя шоколадку, следом таблетки, запиваю водой, а когда они просятся назад, давлюсь, но стоически терплю. Выхожу из комнаты и… сталкиваюсь с Тэном.       Он держит меня на мушке, чёрное дуло моего собственного пистолета смотрит прямо мне в лицо, и рука Тэна ни капельки не дрожит.       Не уверен, что смог бы проявить такую же стойкость, но его твёрдость и непоколебимость меня почти восхищают.       — Пожалуйста, зайди обратно.       — А то что?       Перед глазами на миг темнеет, а сердце отказывается биться. Вот я и доигрался. Вот я и получил подтверждение своих самых страшных догадок.       — Ещё так рано. Люди спят. Давай не будем шуметь. Ты же правильный парень, я знаю, ты не хочешь, чтобы пострадали невинные.       Теперь сердце бешено колотится, оно застряло в моей глотке. А может, это всего лишь моё воображение, но знаю лишь одно — сейчас Тэн не такой хрупкий и слабый, каким казался раньше. Мы поменялись местами, и теперь я абсолютно без сил и физически, и морально. Я мог бы попытаться обезоружить его, но делаю шаг назад, уверяя себя, что проявляю трусость ради безопасности других. И капельку ради справедливости. Её я тоже заслуживаю.       Тэн хромает мне навстречу. Надо же. Он до сих пор продолжает притворяться. Двигаясь спиной вперёд, медленно захожу в комнату, а он медленно, не отводя от меня взгляда, переступает порог и закрывает за собой дверь. Вот мы и остаемся наедине. Всё, как я и хотел, теперь даже идти никуда не надо. Мечты сбываются.