It doesn't suit you, Moira

      Аллея сада в  Вестчестерском поместье залита блеклым светом почти полной луны. На аккуратно подстриженный газон микроскопическими капельками осела роса. На темном небе расступились тучи и пропали и так редкие звезды, готовясь уступить  место июньскому рассвету.       Приятный и свежий поток ночного ветерка обласкал лицо Чарльза, растрепав и без того непослушные волосы, и исчез так же внезапно, как и возник. Ксавьер убрал со лба несколько упавших темных прядей и продолжил неспешно шагать по узкой дорожке из гравия, слушая приглушенный хруст камней под ногами, словно какую-то тихую и плавную мелодию. Он неожиданно остановился и пнул несколько камешков, которые с тихим треском  разлетелись от его ноги в разные стороны, пропадая в мокрой траве.       — Чарли, у тебя сегодня плохое настроение? — почти ласково поинтересовался женский голос где-то возле самого уха. Чарльз резко обернулся назад и заметно напрягся, внимательно вглядываясь в предрассветную темноту, но не находя рядом с собой ни одной живой души. Неужели померещилось?..       — Наверное у тебя что-то со зрением. Раз ты даже меня не заметил.       Прозвучала как мрачная, но ехидная усмешка. Чарльз нервно завертелся, смотря по сторонам, но по-прежнему не имея представления, откуда донесся этот голос. Он для него такой дико знакомый. Ксавьер испуганно округлил глаза, сердце забилось чаще, но по своему обыкновению он все же взял себя в руки и постарался сказать как можно спокойнее и отчетливее:       — Кто ты? Покажись!       — Кто я? — переспросил голос с явно различимой обидой, граничащей с благовоспитанным удивлением. — Ты меня знаешь…       — Нет — только и смог вымолвить Чарльз тихо и очень неуверенно.  Он медленно и очень осторожно обернулся на несколько градусов, наконец различив темный женский силуэт. Ксавьер уже было обернулся полностью, но руки незнакомки схватили его за плечи, с силой заставив его развернуться назад и замереть на месте.       — Мы знакомы, Чарльз…       Ксавьер почувствовал, как руки на его плечах сжимаются сильнее, а он сам невольно придвинулся ближе и прислушался. Незнакомка молча ждала его реакции.       — Я не уверен в этом. Покажись.       — Нет — твердый и короткий ответ последовал незамедлительно.       — Почему?       — Если ты меня увидишь, ты не станешь слушать.       Чарльз прищурил глаза, совсем не понимая того, что ему хотели сказать, но сразу же возразил, не теряя надежды заговорить девушку:       — Почему ты так решила? Отпусти меня, позволь увидеть тебя.       — Я слишком хорошо тебя знаю. И не верю твоим обещаниям, они мне ничего не дадут. — этот отказ прозвучал все так же твердо, не допуская шанс на рассмотрение каких-либо возражений.       Ксавьер все так же недоуменно стоял, как вкопаный. Поведение этой особы уже начало казаться ему элементарной невоспитанностью, дурным тоном и попыткой подействовать ему на нервы. Поэтому, недолго думая, Чарльз вывернулся из цепких рук, сделав несколько резких движений, а затем все так же быстро обернулся. Выпрямившись, он обнаружил, что Рейвен стоит, гордо расправив плечи, и с интересом смотрит на него. Надо признать, если бы она намеренно не ослабила хватку и не сделала вид, будто ненадолго отвлеклась, Ксавьер так и стоял бы к ней спиной без возможности ее увидеть.       Профессор вновь застыл, не сводя с Рейвен своих широко распахнутых немигающих глаз. Его разум белой пеленой начал окутывать туман, сводя все эмоции кроме ярости и отвращения на нет, заставляя Чарльза в порыве ужаса и негодования резко отступить на пару шагов назад. Это она! Она бросила его, когда так была нужна. Он обещал ее слушать?! Глупец.       — Ты бросила меня! — прошипел Ксавьер, сжимая руки и часто моргая, пытаясь поскорее избавиться от пелены слез, предательски подступившей к сузившимся глазам. Он продолжал сжимать руки, чувствуя, как ногти болезненно врезаются в нежную кожу на ладонях.       Рейвен лишь как-то странно улыбнулась. Посторонний незнакомый человек принял бы это за легкую дружескую улыбку.  Но настоящая Рейвен никогда так не улыбалась. Ее лицо выражало лишь бессмысленную и равнодушную вежливость, улыбка же походила на какой-то странный, натянутый и совершенно неискренний оскал.       — Нет, Чарльз, это ты бросил меня. Ты сам позволил мне уйти с Леншерром, сам сказал, что знаешь, что я этого хочу. Ты даже не попытался меня остановить. Так что же ты теперь строишь из себя обиженного и брошенного мальчика, если виноват во всем сам?! Ты знаешь, как со мной обращался Эрик? Знаешь, что он заставлял меня делать, прикрываясь борьбой за эти, мать их, права мутантов?! Нет, Ксавьер, ничерта ты не знаешь. А мог бы узнать. У тебя под боком есть Церебро и твоя долбаная телепатия. Ты мог хоть раз покопошиться в больных мозгах Леншерра и узнать, где я. Что же ты не воспользовался Церебро?! У тебя были шансы вернуть меня, я была бы сейчас с тобой. Но нет, ты предпочел закрыться в своем поместье и как самое последнее горделивое дерьмо решил, что какие-то твои принципы важнее меня.       Чарльз вдруг затрясся всем телом и зачем-то подался назад. Девушка, которую он называл когда-то своей сестрой, пугала его своей хладнокровной решительностью и ненавистью, огонек которой загорался в янтарных глазах все ярче с каждым ее словом. Она задела его за живое, точно вонзая острый нож в свежие, кровоточащие, никак не заживающие раны. Она не позволяла забыть о себе, постоянно являясь ему в ночных кошмарах, каждый раз говоря ему что-то такое, отчего он не мог нормально спать уже не одну неделю.       Ксавьер невидящим и затуманенным взглядом уставился на Рейвен. Выражение его лица, ранее запечатлевшее на себе лишь презрение и отвращение, сейчас стало совсем отсутствующим и бессмысленным. На него ледяным потоком, словно холодная вода, обрушились воспоминания об одиночестве и призраки прошлого, заставляя давиться и захлебываться в волнах беспомощности. За пару секунд он словно вернулся к своему состоянию в первые дни после событий на Кубе, когда у него полностью исчезло желание жить. Чарльз в ужасе содрогнулся и сделал шаг назад, опасно пошатнувшись. Ватные ноги отказывались его держать, поэтому Рейвен подалась вперед и крепко схватила его за локти, не давая упасть и сверля своим пронизывающим насквозь взглядом:       — Не смей закрываться от меня, Ксавьер! — проговорила она почти угрожающе и встряхнула профессора. — Ты закрылся в своей башке, как рак-отшельник в ракушке, не хочешь принимать мир таким, какой он есть! Он не идеален и дружелюбен, каким ты хочешь  его видеть, когда же ты наконец это поймешь?!       Рейвен практически срывалась на крик. Чарльз панически содрогался в своей беззвучной истерике, откинув голову назад, судорожно и прерывисто втягивая ночной воздух.       — Не молчи, Чарльз!       Тот дышал тяжело и рвано, все еще с ужасом смотря на Рейвен, чьё лицо было искажено гримасой гнева и отчаяния. Вот только… Чарльз не слышал ее. Как бы громко она не кричала, не слышал. Он различал лишь шум, но не понимал ни слова, будто Мистик говорила на другом языке, которого профессор не знал.       В его сознание медленно наплывало нечленораздельное жужание голосов, в своем последнем приступе судорожной дрожи Ксавьер вдруг схватился за руки Рейвен, из последних иссякающих сил стараясь не соскользнуть в пропасть собственных страхов и непреодолимого одиночества, балансируя где-то на грани. В отчаянном порыве подумать о чем-то другом Чарлз неожиданно сорвался  в черную бездну… *    *    *       Ксавьер подскочил в постели от резкой боли в пояснице и тихо застонал, цепляясь за влажные белые простыни. Чарльз слышал, как участился его пульс, точно отбивая мрачный ритм какой-то песни. В голове, словно улей лесных пчёл, роилось бесчисленное множество образов и мыслей. Всего лишь сон, но какой, черт побери, реалистичный!       Его лицо, в обычном состоянии и так немного бледное, сейчас приобрело мертвенный оттенок, поблескивая капельками пота на лбу. Ксавьер вздрогнул и провел влажной ладонью по взмокшему лбу, чувствуя, как неприятная волна мурашек пробежала по спине вдоль позвоночника, стоило только хоть немного вспомнить события сна. Этой ночью, как и многие ночи до этого, его ментальные барьеры дали непозволительную слабину, пропуская в разум самые пробирабщие до дрожи страхи.       Черт, он опять думает об этом. Снова…       Телепат, сдавленно выдохнув, зажмурился от нахлынувшей, уже такой привычной боли в пояснице. Подарок, мать его, на всю жизнь — простреленный позвоночник и полностью парализованные нижние конечности. «Будет, что вспомнить, спасибо Эрику!»  — горько усмехнулся Чарльз где-то в своих мыслях, осторожно массируя кожу в районе поясницы холодными пальцами. Ему невероятно хотелось пить, и он жадно пожирал глазами стеклянный графин с водой на прикроватной тумбочке. Недолго думая, Ксавьер медленно протянул трясущуюся руку к искущающе блестевшему сосуду. Потянуться за графином всем телом, даже при всем желании, Чарльз не мог, а дрожащая рука немного не доставала до прохладной ручки. Едва достав до своей цели, рука резко предательски дрогнула, с громким звуком бьющегося стекла опрокидывая графин на пол. Осколки от кувшина разлетелись чуть ли не по всей комнате, неприятно звеня, а вода, во время падения немного пролившаяся на белое одеяло Чарльза, растеклась по полу, омывая кусочки стекла и добираясь даже под кровать.       «Инвалид» — пристыдил себя Чарльз устало потирая переносицу и бессильно откидываясь на все еще мокрые от его пота подушки. Он стал называть себя так чуть ли не с самых первых дней после событий на Кубе. Ну, а что, на правду не обижаются, так ведь? Так. Коляска уже давно предъявила свои полные права на владение задницей Ксавьера, поэтому прозвище «инвалид», придуманное самим Чарльзом, давно его уже не напрягало.       От очередных депрессивных мыслей его отвлекли шаги в соседней комнате. Телепат внимательно прислушался. За стеной тихо скрипнула дверь, шаги перенеслись в корридор и через пару секунд прозвучали прямо рядом с его спальней. В дверном проеме его комнаты появилась немного сонная Мойра в синем пижамном костюме и лавандовых тапочках. Мактеггерт осторожно закрыла за собой дверь и остановилась, пристально вглядываясь в изможденоое и взволнованное лицо Чарльза.       — Опять?       Ксавьер не удивился, что Мойра все поняла. Она уже который раз приходит посреди ночи после его очередного кошмара. Ксавьер стыдливо отводит глаза, но не отвечает, на минуту сохраняя в комнате неловкое молчание. Он снова ее разбудил. На секунду Чарльз почувствовал себя немощным человеком преклонных лет, совершенно несамостоятельным и дряхлым, нуждающимся в круглосуточном уходе и внимании. Это больше всего раздражало телепата. В конце концов, он решил, что все-таки нужно ответить Мойре и неловко кивнул.       — Прости, я снова тебя разбудил. Я как маленький ребенок — виновато произнес Чарльз, неловко перебирая пальцами белую простынь.       Мактеггерт одарила Ксавьера обеспокоенным взглядом и ободряюще улыбнулась, подходя ближе к комоду рядом с огромным окном и доставая из верхнего ящика большую плотную тряпку, кем-то придусмотрительно припрятанную. Затем Мойра подошла к кровати, рядом с которой и лежало битое стекло, и принялась осторожно, но на удивление ловко сгребать осколки в одну кучку. Закончив с эдакой экспресс-уборкой и оставив тряпку со стеклом у стены, Мойра посмотрела на Чарльза, неподвижно лежавшего на кровати и внимательно наблюдавшего за ней.       — Выброшу все это завтра, не возражаешь? — спросила Мактаггерт, вставая с пола и вновь подходя к столу, наливая из еще одного графина воду, которую несколько минут назад Чарльз разлил по неосторожности. Мойра снова подошла к кровати Ксавьера и протянула ему стакан, приземляясь на стул возле него. Она вновь внимательно всмотрелась в лицо Чарльза. Оно очень сильно и резко изменилось за последнее время. Непослушные каштановые пряди слишком явственно оттеняли нездоровую бледность кожи лица, совсем недавно сиявшую легким персиковым румянцем, под усталыми полуприкрытыми ярко-голубыми глазами, ранее взиравшими на этот с мир с неподдельным интересом и огоньком искренней жизнерадостности, залегли тени, на которых даже не было намека пару месяцев назад.       Мойра поправила перекосившуюся светло-зеленую домашнюю рубашку Чарльза, на спине которой красовалось большое потное пятно. Ксавьер грустно и стыдливо смотрел на Мойру, сон которой он в который раз так неосторожно потревожил.       — Тебе не нужно приходить ко мне каждый раз — проговорил он.       — Мне несложно. Ты же знаешь, как я за тебя беспокоюсь — возразила Мактаггерт.       — Не стоит, Мойра — виновато вздохнул Чарльз. Как же ему было неловко за свою несамостоятельность. Его до чёртиков выбешивало то, что теперь он вынужден обращаться за помощью с самыми элементарными вещами. «Чертов инвалид» — хмуро констатировал телепат у себя в мыслях.       — Стоит, Чарльз — Мойра забрала уже пустой стакан у Ксавьера, медленно облизывавшего свои влажные искусанные губы.       — И как ты до сих пор от меня не сбежала? — с горечью в голосе спросил телепат и слегка нахмурился.       Мактаггерт наклонилась, обнимая Чарльза за плечи и даря ему легкий невесомый поцелуй в губы. Мойра запускает пальцы в его волосы и начинает их ласково перебирать, положив голову ему на грудь и как-то искренне, по-детски улыбаясь:       — Дурачок ты, Ксавьер — еле слышно ухмыляется она и вновь тянется к лицу Чарльза, на этот раз ко лбу, запечатлевая на нем легкое, но очень нежное касание губами. Телепат, в свою очередь, приобнимает ее руками, кладя их на спину, начиная медленно водить по ней поглаживающими движениями. Чарльз сам не замечает, как на его лице появляется едва заметная полуулыбка — жест, от которого Ксавьер давно уже отвык. Он поймал себя на мысли о том, что не помнит, когда последний раз улыбался по-настоящему, той широкой искренней улыбкой, которую неизменно подчеркивают искрящиеся радостью голубые глаза, которая словно первый луч рассветнного солнца, озаряет все вокруг; той  улыбкой, которая расплывается от уха до уха, как у доверчивого наивного ребенка, открытого всему миру. Наверное, последний раз еще до Кубы. Раньше Чарльз улыбался каждый день, смотря на Шона. На Алекса. На Мойру. Хэнка. Эрика. Рейвен… В горле как-то сам собой образовался ком, к глазам подступили непрошенные скупые слезы, а в голове будто материализовались воспоминания об образе девушки с синей кожей и янтарными проницательными глазами.       Чарльз закрыл глаза и положил правую руку на руку уже засыпающей Мойры и постарался отогнать болезненные воспоминания, дабы не бередить и так незаживающие раны, которыми его душа за последнее время была настолько исполосована,  что едва ли можно было разглядеть на ней хоть одно живое место, не задетое лезвием беспощадного предательства и жгучей злобы. *    *    *       За окном холст ночного неба, затемненного тучами, точно мрачными занавесками, рвала гроза.  Ослепительные молнии вспарывали небо, появляясь одна за другой. За ослепительными вспышками, словно неутихающая канонада, следовали раскаты грома, походившие на угрожаюшие выстрелы, звук которых еще долго отдавался в ушах. По окну, днем пропускающему потоки ласкового дневного света, сейчас непрерывно и безжалостно хлестали капли дождя, разбиваясь одна за другой о стеклянную поверхность, затем быстро стекая вниз, подгоняемые потоками резкого, порывистого, ледяного ветра. На окрестности Вестчестера обрушивался холодный дождь, колотивший по окнам поместья толстыми плетями.       Буря, безжалостно бушевавшая в сердце телепата последний месяц, мало чем отличалась от той, что этой ночью сковала поместье за окном. Но шторм в разуме профессора немного поутих, позволяя ему впервые за очень долгое время провалиться в расслабленную легкую дремоту. Чарльз наконец смог забыться в спокойном сне, обнимая любимую шатенку, чья голова покоилась на его груди. Забыться, абстрагировавшись от мыслей, приносящих душераздирающую и сводящих с ума боль и страдания, которые поселились в его сознании настолько прочно, что телепат уже совсем забыл о том, что значит жить без них. Забыться во сне, на этот раз без кошмарных сновидений. Ксавьера не могло это не радовать.