Синие гортензии

Ты заставил цветы расти в моих легких, И хотя они красивы, Черт, я не могу дышать. —Хэй, Ген, я тебя спрашиваю, мы что делать будем, а? Болтолог ничего не ответил. Он был в ужасе и, вместе с тем, в ступоре без возможности сказать хоть что-то. Только через несколько мучительно долгих секунд он понял, что щеки обжигали слезы, а горло сдавливало что-то незримое. А, нет. Это были цветы. Асагири раздался новым удушающим приступом кашля. Крови было много. Гортензий тоже. —Менталист? —Мне кажется я умираю... —Тебе не кажется. Почему-то от этих слов стало очень больно. Неужели Ген виноват в своих чувствах? Что он по мнению Сенку сейчас должен сделать? —Мне трудно, — не успев договорить фразу, а конкретнее глагол «дышать» писатель уже получил ответ. —А кому сейчас легко? Еще больнее. Конечно Сенку, убей его раньше, чем это сделают эти чертовы цветы. Ведь нам всем сейчас нелегко. —Ты мне вот что скажи, нам что теперь делать-то? — Ученый присел на корточки рядом с фигурой, согнувшейся от новой волны рыданий на земле, и продолжил говорить. — Я не знаю, как лечить ханахаки. А ты? —Было бы проще если бы я сдох, или ты не был таким бездушным и все же полюбил меня, — Ген прошептал это себе под нос, не рассчитывая на чуткий слух физика. Как так можно? Ведь фокусник впервые испытывал чувства настолько искренние. Ведь он ради него и в огонь, и в лед, и хоть на край света. Но его любовь не задумавшись растоптали. А ведь он ради этого безумного гения был готов на все. —Это я то бездушный? Я вообще-то больше всех переживаю. —А по тебе оно и видно. Асагири вновь и вновь задавался новыми приступами кашля. —Не сработало, — с горечью произнес Ишигами, и не успев поймать уже летящий в его сторону взгляд полный ненависти и затаенной любви, Сенку обнял менталиста повторяя и повторяя нечленораздельные фразы. —Прости, прости, мне нужно было проверить... —Проверить что? —Может быть если я буду вести себя как мразь, то ты меня разлюбишь. Я не видел статей на эту тему и исследований тоже не проводилось и... —Дурак. —Я знаю. —Их не проводили потому, что это слишком страшно для больного. Даже если бы он перестал умирать и вылечился, в душе осталась бы незаживающая рана несовместимая с жизнью. —Прости... —Ты вроде умный, но все же такой идиот. Я никогда тебя не разлюблю. Чувствую, что я умру молодым. —Нет, — болтолог вздрогнул, уж слишком резко на его шутку-прибаутку (нет) отреагировал Сенку, — ты не умрешь. Никто не умрет, пока я этого не позволю! Ты не исключение. Искренние чувства? Да хоть десять! Главное, чтобы времени хватило.