***
Вирна расхаживала по комнате, из одного угла в другой, носилась по ней, как умалишённая, и то и дело порывалась что-нибудь сломать на своём пути, борясь с желанием бросить что-то в стену, и вид у неё должен был быть такой дикий, что даже вечно заикающийся от страха раб не решится войти к ней в комнату, чтобы срочно вызвать к способной убить за минутное промедление матери. Мать Мэлис издевается над ней. Эта стерва точно издевается, ведь иначе ей бы не пришло в голову отдать мальчишку на воспитание именно Вирне, той самой Вирне, что растворилась в чудесных глазах братца, едва тот успел впервые открыть их, той самой Вирне, что протестовала против убийства этого дитя, той самой Вирне, что чуть ли не на ножах со здоровенной и агрессивной Бризой лишь потому, что эта машина для убийств недолюбливает её милого мальчика. «Забирай отродье, и посмотрим, что будет», — кажется, подумала мать Мэлис, передав «опеку» над новорождённым братом Вирне. «Отвратительно», — говорила Бриза, свидетельница мигом зародившейся привязанности, всем своим видом. Бризе всегда не хватало сообразительности, и до осознания природы подобной привязанности эта уж точно не могла дойти своим умом. Она, скорее всего, до сих думает, что Вирна с братом такая милостивая лишь оттого, что она тряпка, не способная ударить ребёнка, — хотя есть в этом доля истины, есть… «Да ты просто больная», — читалось во взгляде Майи, когда Вирна взяла дитя на руки, заворожённая взглядом его необычных глаз. Да пошла она, драучье отродье… И всё же нет. Мать Мэлис жестока и расчётлива, она зла, как Бриза и хитра, как Майя, но она слишком умна и научена жизнью, чтобы так просто разбрасываться своими детьми. Вряд ли она велела Вирне воспитывать брата лишь затем, чтобы посмотреть, куда заведёт её среднюю дочь эта противоестественная страсть. Вирна готова голову отдать на отсечение, что здесь есть более тонкий расчёт… Но какая разница, какое дело до всех этих расчётов, какой смысл раздумывать, как вообще можно о чём-то думать, когда прямо перед тобой мальчишка, что с каждым днём становится всё больше похож на входящего в возраст юношу? Вирна думает об этих невинных лиловых глазах, об этом ещё по-детски круглом, но уже миловидном лице, об этом тельце, об этих руках, об этом… Одна только мысль о маленьком эльфе сводит её с ума. Он ещё мал, но Вирне уже сложно держать себя в руках. И грёбанная стерва мать Мэлис об этом знает. И Майя знает. И даже идиотка Бриза, скорее всего, тоже. Вирна врывается в часовню, где её маленький эльф, едва слышно напевая какую-то весёлую песенку, вовсю натирает полы. Дзирт от неожиданности едва не опрокидывает ведро с водой, но тут же приходит в себя и вскакивает на ноги, приветствуя свою всклокоченную сестру очаровательной улыбкой. Вирна быстрым шагом подходит почти вплотную и падает на одно колено, чтобы стать на один уровень с братом. — Никому не рассказывай о том, что я милостива к тебе, — начинает она без всяких объяснений. Вирна видит отражение своих горящих красных глаз в его огромных глазах, и понижает голос почти до шёпота. — Никто не должен знать, что я касалась тебя иначе, кроме как кнутом. Мальчик постепенно меняется в лице, и улыбка медленно переходит во что-то другое. Это «другое» подозрительно похоже на выражение лица их патрона, когда разъярённая мать Мэлис в очередной раз в грубой форме велит ему явиться немедленно, собираясь отыграться на своём мужчине за неизвестно какие неудачи. И тогда ажиотированное беспокойство, настолько сильное, что граничит с яростью, растворяется, уступая место чему-то другому. «Нет, только не это!» — почти истерично восклицает голос в её голове. Одна лишь мысль о том, что дитя будет её бояться, сменит почтение и обожание на сковывающий ужас, начнёт выполнять её веления лишь из страха… Перестанет ей улыбаться, больше не будет смотреть на неё своими восхитительными лиловыми глазами, начнёт дрожать или даже биться в панике, когда она снова прижмёт его к себе… Нет, такого Вирна не допустит. Уж лучше она позволит бросить себя в подземелье, чем лишится искренней привязанности этого всецело отдающегося ей маленького эльфа. — Иначе нас обоих накажут, — продолжает она как можно более спокойно, и брат, кажется, успокаивается следом за ней. — Я не буду злиться, но наша мать и Бриза, — последнюю она добавила лишь для убедительности, ведь Дзирт столько раз получал от старшей ни за что, — они такого не поймут, и меня принесут в жертву, а тебя скормят драукам. Повисла недолгая пауза. Вирна даже успела задуматься, достаточно ли убедительно прозвучали её слова. — А что такое «драуки»? — опасливо спросил брат. Вирна тяжело вздохнула, даже не зная, с чего начать. — Я тебе покажу, если перестанешь меня слушаться. Дзирт кивнул, опустив глаза. Детское любопытство явно не позволит забыть это обещание, но он достаточно умён, чтобы не испытывать судьбу. И он не расскажет. Никому и ничего. Разве что под пытками.1
17 января 2020 г. в 13:00
Вирна большая — Дзирту никогда таким не вырасти, а ещё у неё сильные руки. У всех женщин сильные руки, но у всех остальных, кажется, это от вечного размахивания кнутом, и только у Вирны не кнут, а меч.
Нет, конечно, и кнут у неё есть, но Вирна носит его с собой просто так, как будто это игрушка. Наверное, не стоит называть это игрушкой, а то Вирна разозлится и накажет… Какой бы хорошей ни была сестра, она всё-таки женщина, а женщины очень любят злиться и наказывать.
Дзирт почти не видел женщин, разве что пару служанок да своих сестёр, но все они, кроме Вирны, были злые… И как же маленькому эльфу не хотелось, чтобы и Вирна становилась такой же! Он всё делал, лишь бы её не разозлить, и это, кажется, работало, ведь за семь лет его жизни Вирна поднимала на него кнут всего-то с пару десятков раз, да и то чаще для того, чтобы не побить, а напугать.
Вирна хорошая, а ещё она очень тёплая.
Дзирт и без того лежал, сжавшись в комок, но от этой мысли он и вовсе подобрался так, что стал меньше раза в два. Он целиком и полностью сосредоточился на ощущении тепла, исходящего от сестры. В холодной комнате, куда она его привела, тепло её тела кажется обжигающим жаром.
Вирна тёплая, и у неё очень сильные руки. Дзирт много раз видел её с мечом, — это у сестры такое увлечение, она говорит, «помогает расслабиться». И правда, стоит разозлившейся сестре схватиться за меч, не проходит и часа, как она вновь становится спокойной. Все женщины, говорила Вирна, умеют обращаться с оружием, но Дзирт всё равно думает, что Вирна владеет мечом лучше любой из женщин. Он часами может смотреть, как сестра одолевает воображаемых врагов, и то, как меч переходит из одной её руки в другую, то, как она выполняет рубящие удары, то, как чередует рубящие с колющими, — всё это приводит маленького эльфа к мысли, за которую он точно получит по своим заострённым ушам.
«Лучше бы ты родилась мужчиной», — хочет он сказать каждый раз, видя её искусное обращение с мечом. Ллос знает, что подумает услышавшая такое Вирна, и Дзирт уж точно не успеет объяснить, что так было бы лучше для неё самой, ведь, родись она мужчиной, Вирне вовсе не пришлось бы становиться жрицей, и она могла бы стать воином, чтобы всегда заниматься своим любимым делом… Вирне так было бы гораздо лучше.
Но, с другой стороны…
Маленький эльф поёжился, стараясь прижаться к сестре ещё ближе, будто было куда «ближе», и спящая Вирна сделала то же самое. Она обвивалась вокруг младшего брата, будто заключив его в кокон, прижимая маленького эльфа к себе. Её сильная рука заключала его маленькое тельце в стальные объятия, заставляя прижиматься к животу и груди, не давая лишний раз пошевелиться и лишая любой возможности к побегу, но от этого было ни капли не страшно.
…с другой стороны, будь Вирна мужчиной, она не смогла бы прижимать маленького брата к своей мягкой и отчего-то тёплой груди, не стала бы держать возле себя стальной хваткой, не покрывала бы его лицо поцелуями, когда их никто не видит, не называла бы его хорошим мальчиком, когда он выполняет всё, что она говорит, и уж точно не водила бы в свою комнату, ведь мужчины между собой равны, а звать в своё убежище равного — ужасная и очень опасная глупость…
Кстати, а почему это глупость? Надо будет спросить Вирну… Но только когда она проснётся. Дзирту так не хочется её будить, ведь тогда она расцепит свою стальную хватку, всё её тепло куда-то исчезнет, и маленький эльф снова останется в холоде.
Вирна такая тёплая…
Вот бы она никогда его не отпускала.