Вторая жизнь

Тишину нарушил Хьюга, пораженно глядя в как-то неуловимо изменившиеся серые глаза: – Ты... серьезно не помнишь? Такао замотал головой и тихо застонал, когда перед глазами все расплылось и виски немилосердно прострелило болью. Ойкнув, Коганей поспешно прижал к его лбу влажное полотенце. – У тебя кровь идет, – пояснил он. – Так мы... – Казу с усилием огляделся. – На источниках? – Да, – кивнул с тревогой Киеши, все еще продолжавший крепко прижимать его к себе. – Ты помнишь нас? Такао проморгался и снова уставился на окружающих его парней. – Помню. И Хьюгу-с... – он едва успел проглотить уважительное "сан", когда вспомнил, что Изуки того же возраста, что и Хьюга. – И тебя, и Куроко, и Кагами, и... Вот на этом его память забуксовала, не говорить же им, что его "помню" касается лишь пары совместных игр, одного летнего лагеря почти год назад, посиделок в окономиячной, нескольких перекусов в Маджи Бургере и куроковской днюхи. Пока он силился вспомнить, несмотря на стучавшую отбойными молотками боль, остальных ребят, те в ужасе переглянулись. – Изуки, не шути так, – взмолился Кога, невольно вцепившись в руку Митобе, тот утешающе погладил судорожно сжатые пальцы. – Я не шучу, я... – наконец в памяти всплыли чужие имена. – Плохо помню, но... Коганей? – Слава богу, – едва не прослезился Кога. – А как же мы? – Кавахара озабоченно смотрел на самого милого и юморного семпая, едва не утонувшего прямо у них на глазах. Казу назвал остальных, умолчав, что вспомнил лишь имена и больше ничего, те облегченно выдохнули, но тут же посерьезнели. – Тебе немедленно нужно в больницу, ты сильно ударился головой и едва не утонул, – нахмурился Хьюга. Такао печально поник, ему нравился Изуки-сан из Сейрин и его шутки. А теперь тот утонул... оставалось надеяться, что Суга, или кто там его примет, отправят его в рай. И все же, почему именно в его тело попал Казу?.. Ждать, пока он наразмышляется, не стали, Киеши попросту поднял его на руки и понес на выход, пробормотав под нос, мол, как же хорошо, что они в полотенцах на бедрах, а то вышло бы очень неловко перед остальными посетителями. Кому как, а Казу и так было неловко, его еще никогда не носили на руках, прижимая вплотную, практически голые мускулистые парни. Но почему-то ему было комфортно и даже как-то... будоражило. Что еще за рефлексы у этого тела?! Ему помогли одеться, предупредили о случившемся хозяев источников, выслушали громкие панические крики присоединившейся Рико и потащили в больницу. Придерживая полотенце у лба, Такао в каком-то отупении машинально переставлял ноги, чувствуя непередаваемую смесь упоительного счастья от того, что он снова живой, и горького, мучительного сожаления, что настоящий владелец этого тела, Изуки-сан, умер. Пока над ним ахали, осматривали и зашивали порез на лбу, он продолжал обдумывать свое положение. Он вернулся на землю, но не в себя, Суга ведь сказал, что от его тела мало что осталось, а в того, кто... судя по всему, умер в то же самое время. Но почему Казу не помнит, что конкретно произошло с Изуки? Или воспоминания каким-то образом оказались заблокированы? Его, все еще находящегося в прострации, оставили в палате ненадолго одного, пока объясняли все товарищам Изуки. И именно в этот момент в палату проскользнул посторонний. Казу встрепенулся и уставился на не сказать чтобы очень довольного Сугавару. А если совсем точнее, тот явно был вне себя. – Ну привет, Такао Казунари, – прищурился Суга, складывая руки на груди. – Суга? Ты что тут делаешь? – удивился Такао. – Меня разжаловали в ангелы-хранители и отправили следом за удравшим подопечным – за тобой! Как тебе вообще в голову пришло нажимать кнопку возврата?! – Потому что я хотел жить! Хотел вернуться к семье, к Шин-чану, к друзьям... – парировал Такао. – И как видишь, у меня это получилось! Теперь я могу отправиться к ним и... – О, нет, нет, нет, друг мой, – Суга отрывисто мотнул головой. – Тебе нельзя никому рассказывать, что ты больше не Изуки Шун. Казу лишился дара речи, ненадолго впрочем. – Два вопроса. Почему нельзя и откуда ты знаешь, как зовут Изуки? Суга тяжко вздохнул и уселся на стул, который совсем недавно занимал врач. – Нельзя, так как иначе мне придется донести на тебя, и тогда... я даже не знаю, что ждет того, кто все узнает. – Почему это? – Таковы правила. А последствия... мало ли, вдруг узнавший ударится обо что-нибудь головой и забудет абсолютно все, связанное и с нынешним тобой, и с прошлым. А остальные попросту не поверили бы тебе. Такао нахохлился, недовольный, что не может открыться даже семье. Кстати, к вопросу о воспоминаниях... – Почему я ничего не помню из жизни Изуки-сана? – Воспоминания принадлежат душе, – Суга пожал плечами. – Зато знания – мозгу, и ты должен знать все, что знал Изуки. С учебой у тебя проблем не будет. Такао понял, что мало что понял, неужели сотрясение сказывается?.. Но пришлось принять на веру слова Сугавары, что он так и не узнает о прошлом Изуки и его отношениях с сокомандниками. – А могу я хотя бы просто перевестись в Шутоку? – он с тоской вспомнил о своих товарищах. Суга отрезал категоричное "нет". Ему нельзя вызывать подозрений и лучше стараться вести себя как можно ближе к естественному поведению оригинала. – Да все равно не выйдет, мы разные, и я не собираюсь притворяться! – Казу недовольно сверкнул серыми глазами. Виски снова сдавило, он зашипел и с удивлением почувствовал теплые ладони на лице – Суга провел пальцами по его вискам, буквально стирая боль. – Спасибо... – Давай вернемся к разговору, – Коуши кивнул, принимая благодарность и уже не выглядя таким раздраженным. – Короче, ты не должен никому говорить, во избежание неприятных последствий. Лучше всего, если ты полностью осознаешь, что теперь ты окончательно стал Изуки Шуном, учеником третьего класса Сейрин. Теперь ты живешь с матерью, точнее в родительском доме, так как сама мать уехала на год в Киото по работе. С ней ехать ты отказался, потому что не хотел переводиться в другую школу, и остался дома в компании с собакой и приличным запасом денег на еду. Счета она оплачивает сама, так что об этом можешь не беспокоиться. Отца Изуки не знал, тот слинял еще до рождения ребенка. – Откуда ты столько о нем знаешь? – не сдержался Такао, облегченно вздохнув от известия, что дома жить будет один. А то ведь первой же, кто бы догадался, что он не тот, за кого себя выдает, была бы именно мама. – Как только ты пропал, меня известили, в кого ты теперь переселился, и я сразу же прочитал всю имеющуюся у нас информацию о жизни Изуки, теперь твоей жизни, – снова с нажимом произнес Суга. – Послушай, я никак не смогу вернуться в себя, да? Даже если снова умру, например? – Нет, я же говорил, твое тело погибло мгновенно. А если ты снова умрешь и каким-то неведомым образом ткнешь на кнопку возврата, то... нет никакой гарантии, что тебя не занесет в какую-нибудь древнюю старушку или африканского аборигена-каннибала. Живо представив такое, Такао содрогнулся и поспешно открестился: – Нет-нет, меня, пожалуй, и так устраивает! Главное, что я снова живой и даже знаю бывшего владельца этого тела. Жалко очень его, правда, Изуки-сан хороший. – Да, – согласился Суга. – Он по-любому попадет в рай. – Все-то у тебя рай, ад... – буркнул Казу, пытаясь сползти с кушетки. Голова закружилась, и Суга едва успел его подхватить. – Упс... – У тебя небольшое сотрясение, так что пару недель никаких нагрузок, и частичная потеря памяти, – многозначительно посмотрел на него Коуши. – С легкими и сердцем все в порядке, утопление никак на тебе не сказалось. – Ясно, значит могу все валить на амнезию, а валить придется, потому что я ничего не знаю о сейриновцах, кроме их имен. – Придется, особенно если учесть крепкую дружбу Изуки и Хьюги с младшей школы и не менее крепкие отношения Изуки и Киеши. Они поплелись к двери, когда до Такао дошло, и он встал в полном шоке. – Какие отношения?! – Те самые, – хохотнул Суга, – любовные. Вы тайно встречаетесь уже год как, так что... – Я с ним не встречаюсь! Я вообще не гей, а даже если бы им и был, то лучше предпочел бы того же Шин-чана! – Казу осекся и заткнулся, пытаясь осознать, что он только что ляпнул. – Встречаешься-встречаешься... теперь с ним встречаешься именно ты. И Изуки Шун именно гей, так что смирись. Такао задохнулся, еще чего не хватало! Господи... Умер, вернулся и стал геем... и... он действительно сказал, что лучше Шин-чан, чем Киеши Теппей?! Открывшаяся дверь едва не сбила его с ног, вернувшийся доктор неодобрительно на него посмотрел, но согласился, что раз у него всего лишь легкое сотрясение, то выздоравливать можно и дома. А амнезия... ну, бывает, что воспоминания возвращаются. Такао на это покивал – да-да, конечно, вернутся они, как же – и выпал в коридор, прямо в руки обеспокоенных товарищей, отныне и навсегда уже своих. – Доктор сказал, что у тебя частичная амнезия, – выпалила Рико, пристально вглядываясь в его немного странные глаза, ей тоже показалось, что они как-то изменились, их выражение стало другим. – Да, я не помню личных вещей. Знания остались, а воспоминания как отрезало, – он постарался виновато посмотреть на "лучшего друга". Хьюга понял правильно и потемнел лицом. Тут на него уставились уже все, особенно Киеши, и Казу просто не хватило духу сразу же порвать с ним. Во-первых, остальные ничего не знают и не стоит палиться, а во-вторых, это личный разговор, в нем не место другим. Поникшие ребята, наконец, заметили лишнего участника и воззрились на Сугу, бережно поддерживающего Такао под локоток. – А ты кто такой? – с любопытством спросил Коганей. – Привет, я Сугавара Коуши, родственник Шуна, – от этого пассажа охренели все, и в первую очередь сам Казу. – Ты чего несешь? – прошипел он на ухо Суге, тот подмигнул. – Я двоюродный племянник жены брата его матери, – у всех отчетливо заскрипели мозги, не в силах осмыслить, как это. – В общем, мы кузены. – Тогда почему Изуки ни разу не упоминал тебя? – подозрительно прищурилась Рико. – Мы поссорились в детстве, а детские обиды, сами знаете... – Суга снисходительно развел руками. – Вот и не общались. А тут врачи позвонили тетушке, но она приехать не может, вот и позвонила своему брату, моему дядюшке, а тот сказал мне. Я как раз в Токио приехал, поэтому смог быстренько добраться сюда, чтобы узнать, как тут кузен. – Ясно, – растерянно произнес Киеши, с легким укором глядя на "своего" тайного парня. Казу не знал, куда ему деваться от этого взгляда, из-за которого почему-то остро захотелось извиниться. – И мы наконец-то помирились и поговорили, – продолжил разливаться соловьем Сугавара, мягко улыбаясь всем и сразу. Улыбка была что надо, невероятно обаятельная, все невольно расслабились, поверили и тоже заулыбались. – Ведь действительно, сколько можно дуться, я никогда и не думал, что Шун может так долго дуться... Он ненавязчиво повлек "кузена", а заодно и его товарищей, на выход, продолжая делиться несуществующими подробностями совместного детства. На вопросительные взгляды Казу иногда кивал, а иногда пожимал плечами, мол, не помню, это тоже отшибло. – Вот я и приехал, чтобы поступить в одну из токийских школ, раньше не мог по личным причинам, – уже открывший рот Кога моментально его захлопнул, понимающе кивнул, и Суга продолжил: – А раз мы с Шуном помирились, то поступлю я, пожалуй, в Сейрин. – А ты в баскетбол играешь? – заинтересовался Цучида. Суга с сожалением покачал головой: – Увы, нет. Но правила знаю, так что... могу стать менеджером, если поступлю. – Отлично, – с энтузиазмом воскликнула Рико, заработав ревнивый взгляд от капитана. Казу тихо хихикнул над ними и зашептал, наклонившись поближе к Суге: – Зачем тебе это? – Я твой ангел-хранитель, естественно я должен быть как можно ближе, чтобы приглядывать за тобой. А единственный способ это сделать – поступить в ту же школу. – Откуда у тебя документы и деньги? – Мне все выдали, прежде чем выпнуть оттуда, – Суга возвел глаза к потолку, показывая, откуда именно его выпнули. – Только на отдельное жилье мне не хватит, оно в Токио дорогое больно... Ты не будешь против, если я поживу с тобой? Такао от такой наглости аж снова лишился дара речи. Еще и дома терпеть чужое надзирательство?! Но Сугавара не выглядел тюремщиком, смотрел мягко и просительно, так что Казу смирился и кивнул. Ну, все равно же ближайший год одному жить, а там видно будет. Суга благодарно стиснул его плечи, а потом принялся с интересом осматриваться – он впервые на земле, конечно же ему любопытно, как тут все на самом деле. Уже в холле они наткнулись на цокавшего языком охранника и ахавшую регистраторшу, краем глаза поглядывавших в небольшой телевизор, по которому передавали экстренный выпуск новостей. А главной новостью было кошмарное ДТП с совсем молодой жертвой – школьником по имени... Такао Казунари. Вскрикнув, Казу бросился вперед, едва не споткнувшись об собственные ноги, когда голова закружилась, отмахнулся от друзей и прилип к телевизору, попросив сделать звук погромче. Регистраторша сочувственно посмотрела на бледных, как мел, подростков, явно знавших жертву, и прибавила громкость. – ...По словам очевидцев, его намеренно толкнули на проезжую часть, – вещала репортерша, – некоторые видели подозрительного человека за спиной жертвы, он с силой толкнул погибшего и, к сожалению, моментально растворился в толпе. Задержать его не удалось, но полиция активно ищет, ведь это предумышленное убийство. Камера крупным планом показала знакомый кусок дороги с огромным кровавым пятном на асфальте, и Такао замутило. Ребята рядом зажимали рты, а Рико всхлипывала. – Как это произошло? – спросила репортерша одну из женщин, которая тогда, кажется, была в толпе пешеходов. – Так быстро... это было так быстро, – расплакалась женщина. – Я увидела только взметнувшиеся руки этого... мерзавца, который очень сильно толкнул мальчика, тот прямо улетел на дорогу... потом он поднялся, но там же столько машин, конечно он не успел отбежать... водитель пытался затормозить, но на такой скорости... паренька смело в момент, о-он т-там упал, весь из-изломанный... Она окончательно разрыдалась, судорожно тыча пальцем в кровавое пятно, и репортерша поспешно переключила внимание на себя, сурово требуя от полиции справедливости и завершая сожалениями, что во цвете лет погиб молодой привлекательный парень. На весь экран высветилась фотка Казу, одна из тех, что были в его мобильнике. – Господи, как же так... – прошептала Рико. – Такао-кун... – так же тихо произнес Куроко, зажмуриваясь. Внимательный Казу успел заметить влажные дорожки на его щеках. – Черт, не верится, Такао же не мог погибнуть, – Кагами потерянно смотрел на экран. – Вы его знали? – не утерпела регистраторша. Ребята синхронно кивнули, Казу же не только его знал, но и является им, так что тоже кивнул. – Мы не раз играли с его командой в баскетбол, – глухо ответил Хьюга, сжимая переносицу. – Слушайте... – Фурихата побледнел еще сильнее и закусил губы. – А как же... Мидорима? Они же ведь лучшие друзья и вообще... Куроко беззвучно шмыгнул носом и безжизненно покачал головой. Он не хотел даже представлять, что теперь будет с Мидоримой-куном, который за все школьные годы так близко подпустил к себе одного-единственного человека – Такао, который трагично погиб сегодня. Лишь бы Мидорима-кун окончательно не замкнулся в себе, а то он ведь может... и тогда уже никто до него не достучится. Из больницы ребята вышли оглушенные и опечаленные, все они знали, хоть и плохонько, Такао, его веселый характер в их редкие мирные встречи замечательно поднимал настроение, а играть с ним было очень захватывающе. Казу на автомате плелся туда, куда его направлял Суга, безостановочно прокручивая свои воспоминания об аварии и том, кто толкнул его в спину. Каштановые волосы и темные глаза – все, что он мог припомнить. Еще... рост, такой же, как у самого Казу, одежда мужская, телосложение тоже, значит парень или мужчина. Но ненависть в глазах явно говорила о молодом парне, которому Казу, судя по всему, когда-то перешел дорожку, ко взрослым-то он относится с почтением, его некому ненавидеть. Ребята, не сговариваясь, сопроводили Казу до его нового дома, вполне симпатичного одноэтажного здания, в котором заливалась тревожным лаем собака. – Сора места себе не находит, наверное почувствовал неладное, – заметил отстраненно Хьюга. Значит, его пса зовут Сора? Казу отчаянно пытался отвлечься и не вспоминать собственную жуткую смерть и кровавое пятно на асфальте. Потому поспешно простился с друзьями, сказал, что Суга, по договоренности с мамой Шуна, теперь будет жить с ним, так что без присмотра он не останется, и вошел в новый дом. Сора, красивый золотистый ретривер, бросился вперед, резко затормозил, внимательно смерил его умными карими глазами и тоскливо завыл. Это стало последней каплей для Такао. Он опустился на пол и, обхватив пса руками, разрыдался.