***
Кендалл чувствовал все и ничего одновременно. Он ощущал себя невероятно потерянным абсолютно всегда, неважно рядом был Джеймс или нет. В ту ночь, когда он остался один под снегом, все его чувства смешались в единый коктейль и осели где-то на глубине души, отчего он хоть и понимал что там, где-то внутри, у него неукротимая буря, уничтожающая все на своём пути, на деле эмоции стёрлись с лица и он стал… куклой? Без возможности хоть как-то справляться со своими переживаниями, на автомате надевая маску безразличия. Он четко осознавал всю проблему, ведь когда абсолютно ничего не приносит больше удовольствия или хоть каких-то ощущений, пусть и негативных — это не является хорошим знаком. Но он ничего не мог с этим поделать, пусть у него перед глазами постоянно горит красная табличка, с надписью «опасность!» Легче было отключить электричество и заставить табличку потухнуть, чем правда искать решение проблемы. Учитывая, что он уже искал… в чужих глазах. Все, что хоть немного приводило его в чувства, было связано с Даймондом, но больше всего его будоражила их игра в «гляделки». Пересекаться взглядами было и впрямь увлекательно, Кендалл мысленно ставил себе счётчик того, сколько раз за день тот не будет избегать его взгляда и посмотрит прямо в глаза, ведь именно то, что он видел в родных глазах пробуждало в нем сразу несколько эмоций одновременно. И, хоть и было тяжело, но он каждый раз пытался найти что-то новое при каждом мимолетном пересечении их зрачков, пытался залезть в самые глубины души, но ответ всегда один. Холод. У Джеймса в глазах метель. Все покрыто толстым слоем льда, буран усыпает все когда-то живое снегом, а в воздухе витает одна лишь эмоция — презрение, презрение, презрение. Солнца нет и подавно, небо покрыто тучами, из которых, при рассмотрении, образуется слово «злость». Сосульки от ветра падают вниз и разбиваются вдребезги, прямо как доверие, да, Кендалл? В карих глазах разочарование, грусть, ярость. От одного только взгляда по спине пробегают мурашки, а волосы встают дыбом. И Найт не мог его винить. В зелёные глаза тоже страшно смотреть, ведь можно обжечься. На душе пожар и он задыхается в этом дыму, из клубков которых вырисовываются одни и те же слова «это ты виноват». На земле горят остатки счастливых воспоминаний, оставляя после себя лишь горки пепла, тут же растворяющихся в этой буре. Небо бордового цвета, напоминает что-то… аж сердце кровью обливается. И Кендаллу душно. Ему не хватает кислорода, чтобы трезво поразмыслить о всей ситуации, с каждым вдохом он лишь сильнее теряется в дыму, пока сам не становится лишь частью. Изредка он чувствует, что ему страшно, но вдыхая новую порцию дыма в лёгкие, чувство испуга уходит на второй план, и он снова растворяется в чувстве вины, которое съедает его изнутри. Найт все ещё до безумия скучает по Джеймсу. Он готов вечно извиняться перед ним, но о каких разговорах может идти речь, когда от одного взгляда по коже пробегают мурашки? За эти несколько дней в голове нарочно укрепилась мысль, что и пытаться больше не стоит, ведь он ему больше никто, ему ничего больше не простят. Поэтому, нажав кнопку «заблокировать» по отношению ко всем чувствам, он вновь идёт к зеркалу и смотрит в отражение. В том, что он видит — не замечает ничего живого. Разбить бы своё же лицо в нем, да нет смысла. Тяжело вздыхает, выходит. Тебя ждёт новый день, Кендалл. И новые «гляделки». Игра началась.***
Картинка телевизора упрямо стояла перед глазами, не желая уходить, даже когда он сам уже находился в своей комнате за закрытой дверью. Вот и чувства вернулись, да какой ценой… «Ценой была жизнь тех девушек», — мимолетно пронеслось в голове у Кендалла в беспорядке мыслей. В памяти одно за другим всплывали уже более чёткие воспоминания той злосчастной ночи, отчего хотелось просто удариться головой о стенку, лишь бы тут же все забыть как страшный сон, обычный кошмар, но увы. Перед глазами уже собственные руки и вопрос, криком отдающийся в ушах: «Ты сам то осознал, что натворил?» На самом деле — ничего подобного, до осознания настолько далеко, что двух самолетов не хватит, чтобы пролететь это расстояние. Пока что в груди лишь чувство паники, ибо страшно настолько ему не было никогда. Кендалл много во что верил в своей жизни — любовь, дружба, успех, но в то, что тогда он самолично расправился с теми девушками просто из желания справиться, в тот момент, сильной злостью? Нет, в это он пока поверить не мог. И куда только делась третья дама? Хотя, этот вопрос его сейчас волновал чуть ли не меньше всего, ибо тот факт, что он лишил жизни двух людей за раз он, очевидно, пока не мог вынести. Черт, у них семьи, у них друзья, у них была своя жизнь, и он оборвал это за пару часов. Сам. Просто по желанию. Вот так и рушатся жизни, и не только его. Он даже усмехнулся с такого поворота событий. Дышать становилось все сложнее, надо дойти хотя бы до кровати, надо просто двинуться — упадёт он сейчас прямо здесь, и что подумают родные? Обычным шоком от увиденного тут не отделаешься, как минимум из-за его общеизвестного пристрастия к фильмам ужасов. Паника, паника, паника. Ноги кажутся ватными, он даже не чувствует, что сейчас делает, было ли хоть малейшее продвижение в сторону от двери. Отодвинувшись от твёрдой поверхности, он понял, что да, он уже явно ближе к цели, чем был, но не понимал, как это происходит. По ощущениям можно было сравнить с тряпичной куклой на ниточках, только контролировал не кто-то извне, а его подсознание. В горле встал до боли знакомый ком, отчего вдохнуть полноценно не получалось просто физически. От нехватки кислорода голова слегка закружилась, а руки начали дрожать ещё сильнее. Осталось лишь заплакать для полноты картины, но приземлившись на мягкое покрывало в голове что-то щёлкнуло и он прикрыл глаза. Хватит пока что загонов, надо сохранять спокойствие и мыслить здраво, но не ради себя, а ради других. Он это все начал, ему это все и разруливать. Глубокий вдох и, не размеренный, но выдох. Он поднёс пальцы к вискам и слегка надавил на них, стараясь будто физически заставить мысли встать по порядку и перестать создавать ураган внутри, только усугубляя пожар, который уже успел сжечь все святое. В попытке успокоиться хоть на секунду, он, сам того не замечая, слишком сильно сжал зубы, отчего на скулах показались желваки. На шее выступили вены, по которым, казалось, текла уже не кровь, а яд, прожигающий его изнутри. Все тело было до ужаса напряжено, ноги непослушно тряслись от нервного срыва, произошедшего буквально минуту назад. И все же, через некоторое время он вновь вернулся обратно в мир. От самого себя все ещё было тошно, но было уже не так страшно - разум охватил страх за близких ему людей. Если СМИ каким-либо образом узнают, что это он, репутация как его, так и его семьи рухнет в тот же момент. И тогда уже за одну ночную шалость и перебор с алкоголем отвечать будут все, исключительно по его и только его вине. Отстой. Это ведь может случится с минуты на минуту, он и сам понимал это. На месте преступления лежат его ремень и его вещи, кто-то из фанатов случайно может найти сходство с его фотографиями с концертов, и его тут же посадят, вот только когда это произойдёт — лишь вопрос времени. Сейчас в его голове выстроился абсолютно новый ряд вопросов: как отреагирует Джеймс, стоит ли сразу рассказать семье, и следует ли, пока не поздно, пойти к Густаво и заранее попросить замять это дело, если вдруг подозрения падут на него? Да, это определенно более здравые мысли, чем те, которые посещали его в начале, однако все же оставалось одно проклятое «но». Он так и не смог принять, что это сделал он. Как он может себя защищать перед другими, если сам не в деталях помнит тот случай? Тут же пришло осознание, что посадить его могут ещё и за то, что он пил, будучи несовершеннолетним, водил машину в нетрезвом состоянии, а так же возможно, но не точно, за употребление наркотических средств. Сейчас бы как никогда помог совет Логана, который заранее бы рассчитал ему время, предстоящее провести за решеткой. И это он ещё не рассматривал убийство, причём, судя по всему, намеренное, а не по неосторожности. От всей безысходности в его положении хотелось кричать, но ничего кроме нецензурных слов он не мог подобрать, отчего лишь тихо скулил, прикрыв глаза ладонями. Не психанул бы он тогда — ничего бы и не было. «Вот тебе и лидер группы, называется», — подумал он и громко выдохнул, когда в комнату отворилась дверь. Предстоит отнюдь нелегкий разговор.***
От резкого осознания почему же убежал Кендалл, Джеймса как током ударило. Нет, нет, нет, это же не он это сделал? Да кому он врет, все указывает именно на это. Это его вещи, это та квартира, что была на видео, которые ему скинули, это те девушки и… стоп, где ещё одна? «Успела вырваться из этого ада», — случайно подумал он и тут же отогнал эту мысль куда подальше — верить в происходящее отчаянно не хотелось. Паника внутри него нарастала, потому он перевёл свой взгляд на остальных в помещении в надежде, что те ничего не заподозрили. К его же счастью он, судя по лицам остальных, понял, что те были просто в немом шоке от увиденного на экране, но следов осознания не наблюдалось, отчего он неслышно выдохнул и слегка успокоился. Резкую пропажу Кендалла, вроде как, никто не заметил, но, решив, что вызывать лишние вопросы своим исчезновением он не хочет, все же остался досматривать репортаж новостей с остальными. Внутри него бушевала куча эмоций одновременно, а в голове звучало сразу тысячи вопросов, но ещё раз вспомнив лицо Найта перед его исчезновением, он покорно отстоял ещё несколько минут. Чудом не перейдя на бег, он спокойным шагом дошёл до их общей комнаты и на некоторое время остановился, стараясь вслушаться в происходящее внутри помещения. Слава богу, в коридоре никого не было, поэтому ещё одного допроса по теме «что случилось?» он избежал. Аккуратно и бесшумно подставив ухо к двери, он стал прислушиваться к звукам, доносящимся изнутри, однако, ничего кроме вздохов и звука ноги, бьющей по полу, он не услышал. Может, и хорошо, что сейчас там никто не плачет и не всхлипывает — значит и поговорить получится адекватно и лишний раз успокаивать больное сердце не придётся. Оторвавшись от незаметной «разведки», он выпрямился и посмотрел перед собой, морально подготавливая себя к следующим минутам его жизни. Никаких эмоций: сострадания, грусти, не дай Боже, любви; только нейтралитет и холод, ненужных надежд подавать сейчас совсем не нужно. И так натерпелся за последние несколько дней. Он слегка встряхнул рукой и, повернув ручку по часовой стрелке, медленно открыл дверь. Задержав свой взгляд на несколько мгновений на фигуре, сидящей на кровати, он вошёл внутрь и замер на месте, как только на него обратили внимание. Отмерев спустя пару секунд, он сделал шаг вперёд и, без единого звука закрыв дверь, прошёл дальше. Если бы его мысли можно было описать ситуацией, то отлично бы подошёл хаос в офисе, когда бумаги летают по воздуху, а сотрудники кричат, не понимая, что им делать. Настолько растерян он был сейчас. Предыдущий настрой на безэмоциональный разговор испарился, тотчас он увидел его перед собой. Потерянного, напуганного и беззащитного. В голове тут же всплыло сравнение с побитым щенком — именно так и выглядел перед ним Кендалл, дрожащий под взглядом карих глаз. Видеть лидера группы, у которого всегда был план, который абсолютно во всех ситуациях видел выход и направлял всех в нужное направление, абсолютно раздавленным данной ситуацией было просто невыносимо. В этот момент внутри бушевала не любовь к этому человеку, а обычное, присущее всем людям, сострадание. Слишком тяжело было сломать в голове его образ непоколебимой каменной стены, так как прямо сейчас он стоял у руин этой самой стены и не понимал, что делать. Надо было как-то начать разговор, но, понимая, что от услышанного у него возможно подкосятся ноги или закружится голова, он медленно повернулся и сел на свою кровать, находясь, таким образом, лицом к лицу с собеседником. Он стал вновь изучать его полностью, с ног до головы, так и не решая с чего стоит начинать. Слова в голову так и не лезли, ведь, с одной стороны, хотелось жестко поставить его перед фактом, что стоит объясниться, но с другой… он так не мог. Хотелось подойти и прижать к груди, успокоить и медленно выпытать информацию, чтобы в дальнейшем решать эту проблему вместе. В конце концов, не выбрав ничего из этого, он начал все с довольно безобидной фразы, на которую он, правда, уже знает как отреагируют, и каков будет последующий ответ: «Как ты?» Кратко, без лишних слов, задавать другие вопросы пока что слишком рано — можно задеть раны и вызвать истерику, поэтому нужно действовать максимально осторожно. Но ответа не последовало, хотя он, по правде сказать, и не ожидал другого. Понимать друга без слов он умел прекрасно и по дрожащим ресницам, а так же тихим, почти неслышным вздохам. Он уже знает, что сейчас разговаривать ему будет крайне тяжело. На самом деле, Джеймс сам не горел желанием продолжать беседу, но у него в голове за все это время появилось слишком много загадок, решение которых знал лишь человек, сидящий сейчас напротив, поэтому сдаваться он был точно не намерен. От этого вопроса Кендалл слегка вздрогнул и на мгновение поднял взгляд, тут же опустив его обратно, боясь зрительного контакта как огня. Честно говоря, даже за эту долю секунды он увидел в карих глазах достаточно — жалость, страх и грусть. От ненависти и злобы, от которых у него пробегали мурашки этим утром, не осталось и следа. Правда, он пока не понимал — к лучшему это или совсем наоборот, ведь с одной стороны — на него больше не злятся, а с другой… лучше бы злились дальше — так было бы куда проще совладать с самим собой. Было принято решение подождать пару минут, дав Найту отдышаться от его присутствия и осознать факт, что предстоит долгий разговор, он замолчал в ожидании. За время, которое он отвёл как для него, так и для себя самого, он решил заранее мысленно составить список вопросов, которые ему, как он считает, следует задать. Сразу поставив своему мозгу условия, что главное — не паниковать и не вести себя агрессивно, он по пунктам, в определенном порядке, сделал ряд предложений, которые он озвучит в ближайшее время. Главное не давить и не переборщить лишний раз, как это было раньше. Услышав, что дыхание собеседника, кажется, чуть успокоилось, он беззвучно набрал в лёгкие побольше воздуха и, поправив челку, снова решился начать разговор: «Слушай, я не жду от тебя моментального ответа, но…», — он дрожащими пальцами проводил по колену, собираясь с силами, чтобы наконец сказать то, что хотел, — «может расскажешь, что было в тот вечер?» В ответ вновь морозное молчание, которое на пару секунд чуть не вывело Даймонда из себя, но тут же отпустило. Слава всему святому, он был в ладах с тем, чтобы вовремя остановиться в таких ситуациях — иначе взрыва здесь явно было бы не избежать. От безысходности опустив голову, он уже смирился с тем, что на контакт в этой комнате идти намерен, видимо, только он. Шумно выдохнув, он потёр нос и вновь уставил взгляд напротив него, изучая парня уже досконально. Кендалл сидел с упёртыми в колени локтями, опустив свою голову вниз, отчего длинная челка пшеничных волос висела в воздухе и изредка подрагивала вместе с худыми плечами. Лица не было видно из-за копны волос, поэтому взору были доступны лишь руки, закрытыми до кистей рукавами рубашки, часть спины и ноги, обтянутые чёрными, слегка потертыми джинсами. Спина каждые пару секунд незаметно вздымалась от неспокойного дыхания, настолько этого не было видно обычному человеческому глазу, что казалось, будто перед тобой сидит что-то неживое — мумия или статуя, особенно учитывая нездорово бледный цвет кожи. Но Джеймс не первый год находится на этом тонущем корабле и, несмотря на то, что прослыл он не самым проницательным участником группы, он видит самые малейшие детали, замечает то, чего не видят другие, и умеет читать Кендалла спокойно, как открытую книгу. Для остальных разгадать лидера их бойс-бенда и понять, что на самом деле творится внутри него было невозможно — никакой доскональный справочник с пошаговой инструкцией бы не помог, но Джеймс знал. Знал все повадки, привычки и движения. Знал, когда другой волнуется или нервничает, когда старается скрыть эмоции, он знал всё. И, заметив то, что Найт в этот раз явно решил закрыться в своём коконе, хотел уже было встать и выйти, когда вдруг услышал тихий, дрожащий голос напротив: «Я почти ничего не помню», — он сделал глубокий вдох, после чего, так и не поднимая глаз, продолжил, — «я много выпил, возможно принял чего-то, а потом лишь… обрывки». Джеймс внимательно слушал, впитывал в себя каждое слово, как губка, и заполнял этим голову, подмечал для себя каждый выдох и нетерпеливо ждал продолжения, отчего хотелось взять другого за плечи и выпытать уже всю информацию, но сохранял спокойствие, боясь спустить рычаги. Он уже понимал, что снова тонет в этом всем, но делал это не исключительно из чистого любопытства, как могло показаться — он искренне хотел помочь другу, но такого не случится, пока он не узнает больше, поэтому он все так же неподвижно сидел на месте и ждал. И ждал бы сколько потребовалось, если бы не сорвавшийся с языка вопрос: «Но это ведь не ты покалечил тех девушек?», — а в ответ молчание, которое он, пока что не знал, как трактовать, поэтому решил ещё раз уточнить, вкладывая в две буквы столько надежды, сколько мог, — «да?..» В этот момент Найт все же поднял на него свои глаза, в которых было столько боли, отчего хотелось спрятаться и заплакать. В растерянном взгляде читалось абсолютно все и одновременно ничтожное ничего, кроме как, казалось Джеймсу, что-то непонятное. Мольба о пощаде? Черт, нет, в ту же секунду захотелось скрыться от зелёных радужек куда подальше, лишь бы не принимать тот факт, что он и вправду это сделал. Но он же не мог. Не смог бы, ведь… «Я не помню, Джеймс», — и в его имени было заложено сразу все, но больше всего — просьба о помощи, ибо Кендалл чувствовал, как падал в эту бездну все быстрее и быстрее, но никак не мог коснуться дна. Его трясло от одной мысли о том, что он мог собственными руками совершить все то, о чем боялся даже предположить, но в конце его ждало неизбежное, — «Все указывает на это». Даймонда перетрясло от упоминания его имени, а от щенячьего взгляда, в которых блестели слёзы, внутри, кажется, что-то сломалось. Точнее нет, что-то определенно сломалось, причём с громким треском и ударом, от которого по спине пробежала мелкая дрожь. Ряд вопросов, выстроенный в голове до этого, тотчас разрушился, не оставив после себя ничего. Он смотрел в его глаза и старался понять хоть что-то, уцепиться за здравый смысл, но терялся глубоко внутри, падая в пропасть вместе с ним. Джеймс думал насчёт того, чтобы попросить Кендалла постараться воспроизвести ту ночь, но с каждой секундой становилось так страшно, что опасения могут подтвердиться, поэтому он просто молчал. В какой-то момент измена показалась им обоим наименьшей проблемой из всех, что возникли. Джеймс понимал, что сейчас он не хочет, да и просто не может дальше продолжать свой импровизированный допрос, поэтому лишь встал с кровати и аккуратно, заметив как дернулся второй, сел рядом и, плюнув на все свои принципы, разрушил стены, которые он возводил все это время, и приобнял за плечо. Найт медленно прильнул к тёплому телу и зарылся носом в плечо, ощущая родной аромат одеколона. «Прости меня за все», — прошептал он, как котёнок зарываясь носом глубже, молясь, что таким образом все плохое просто останется позади, — «мне страшно, что я правда это сделал», — практически промычал он в ткань футболки. «Все будет хорошо», — почти над ухом проговорил Даймонд, обжигая своим дыханием, и сильнее прижал дрожащее тело к себе, будто защищая от всех демонов, что скопились вокруг. Он уткнулся кончиком носа в светлые волосы и почти неслышно прошептал, — «я не верю, что это был ты».