***
Тик-так Минималистические часы на стене говорят о том, что время безостановочно идет, утекает сквозь пальцы безвозвратно, говорит, что нужно действовать, пока ты еще жив, говорит не сидеть сложа руки и идти, идти, идти — к своей цели. А еще они говорят, что настало время обеда. Вот так бы сразу, да? На самом деле это очень важная тема. Мы почти всегда думаем, что у нас полно времени, что у нас впереди еще вся жизнь, что мы способны на все, и что мы еще все успеем, легкомысленно откладывая важные дела на завтра. Но ведь "завтра" может не наступить. Нет, не для всего мира, ведь конец света на завтрашний день вроде бы не планируется, но для тебя это очень даже возможно. Ты можешь умереть сегодня, не дожив до завтра. Серьезно, задумайся об этом. Ведь если подумать, то мы ведь действительно не знаем, что может случиться через жалкие пять минут. Да, мы строим планы на будущее, мы "знаем", что мы будем делать сегодня, завтра и так далее. Но на самом деле мы не знаем. Через пять минут может начаться война, может умереть близкий человек; может, ты наоборот узнаешь какую-то радостную новость, которая сделает твой день. Мы не знаем этого. На самом деле мы, люди, такие ничтожные: мы думаем, что весь мир в наших руках, но на следующее утро мы просыпаемся с высокой температурой и больным горлом и в итоге остаемся дома, отменяя планы; нам кажется, что мы контролируем свои действия и всю жизнь, но мы не можем сказать своему организму "не болей". Даже наш организм, наш собственный организм не слушает нас. Так значит, что мы не контролируем свою жизнь. Мы не хотим умирать, но мы умираем. Это одновременно ужасно и прекрасно. Также мы не можем контролировать свои чувства. Например, произошла какая-нибудь неприятная ситуация, и вот нам грустно. Нам не хочется, чтобы мы чувствовали грусть, ведь нам это не нравится, но мы чувствуем ее, мы чувствуем опустошенность и отчаяние, хотя и не хотим этого. Так же можно сказать о влюбленности. О-о-о, это очень интересная тема. С ней рано или поздно сталкиваются все. Луи и Гарри тоже столкнулись. Можно влюбиться в человека, можно влюбиться в предмет, да во что угодно. Луи и Гарри влюбились друг в друга. Для каждого по-разному ощущается и воспринимается влюбленность. Кто-то боится этого чувства, отвергая его и скрывая, а кто-то наслаждается эйфорией и просто живет, не беспокоясь. Луи и Гарри относятся к первому типу, и я не говорю, что типа только два, возможно, есть и другие типы, но я остановлюсь на этих двух. Луи уже был влюблен, но это не самое страшное. Самое страшное — это то, что он был влюблен в парня, но скажу вам на заметку, что он в то время даже не знал, что он, оказывается, по мальчикам. Естественно, для четырнадцатилетнего мальчика это потрясение, когда в этом возрасте в основном мальчики играют друг с другом в игры и на девочек заглядываются очень редко. Ну, да, Луи не смотрел на девочек, ведь он смотрел на мальчиков. Но на тот момент он не подозревал и не задумывался о том, что ему вообще могут нравиться парни. Честно говоря, он даже не знал о существовании ЛГБТ+, он думал, что парень не может любить парня, а девушка не может любить девушку и так далее. Для него мир всегда был очень прост: мальчики нравятся девочкам, а девочки нравятся мальчикам. Но когда он стал засматриваться на своего одноклассника — самого примитивного одноклассника, который общается чуть ли не со всем миром и всегда весь такой уверенный в себе — Луи понял, что влюбился. А еще понял, что он попал. Слава богу, это чувство продлилось недолго и довольно быстро покинуло тело маленького Томлинсона, освобождая его от душевных мук и потрясений. Но оно перевернуло внутренний мир Луи и его восприятие окружающего мира, ведь он понял, что девочки его никогда не интересовали. Он мальчик умный, поэтому принимал вариант, что это все его шальные гормоны, что, возможно, этот период пройдет, и все станет как у всех — ему понравится девушка, он женится на ней и заведет детей — как у всех. Но вот сейчас ему двадцать восемь лет, и он уже точно понял, что женщина его никогда в жизни не привлечет. Тогда, будучи маленьким мальчиком, который и мира-то толком не видел и не понимал, он, конечно, испугался и не знал, что делать. У него не было таких хороших друзей, с которыми можно было обсудить эту тему, потому что тех мальчиков, с которыми он играл во дворе, скорее можно назвать приятелями, но не друзьями. Также у него была и есть до сих пор младшая сестра Лотти, которая на тот момент уж точно ничего в этом не понимала, ведь ей было девять лет. Поэтому он пошел к маме. Да, он не стал держать это в себе, а пошел к матери, чтобы поговорить с ней об этом и узнать ответы на свои вопросы. К счастью, она адекватно восприняла заявление о том, что ее сыну нравятся мальчики, ведь она не видит в этом ничего плохого, поэтому с радостью просветила Луи и поддержала его, давая понять, что он не один. Его отец тоже принял эту новость нормально, потому что ему вообще было плевать на то, какой ориентации его сын, так как в его приоритетах стояло достойное воспитание детей, чтобы они выросли нормальными и адекватными людьми, а их личная жизнь — это их личное дело, и пусть делают с этим, что хотят. В пределах разумного, разумеется. И пусть в тот раз все сложилось хорошо, сейчас Луи в замешательстве. Он не знает, что делать с этим чувством, которое сидит в груди и не уходит уже долго. Он старается подавлять его и говорить себе, что оно неуместно, что нельзя состоять в отношениях с подчиненным, но кто будет его слушать? Уж точно не его чувства. Он совершенно не понимает, почему этот грубый, самовлюбленный баран ему вообще приглянулся. Его безумно бесит то, что когда они с Гарри ругаются, он невольно засматривается в глаза подчиненного и вообще на всю его внешность. Он вообще думал, что давно определился со своим типажом, но, видимо, у жизни свои планы на него. Что сказать о Гарри? Гарри тоже влюблен, но он скорее просто страдает от этого, чем пытается подавить, ведь он давно принял свое влечение к боссу и смирился с этим. Его сильно огрочает лишь то, что он влюблен в человека, который не признает его как нормального работника и все время говорит в его адрес нелестные слова. Это очень обижает Стайлса, потому что он всегда хотел влюбиться, но явно не в такого человека, который только ухудшает настроение, но влечет к себе не меньше. Сказать честно, Гарри уже даже смирился с тем, что они почти каждый день ругаются. Его волнует лишь то, что он не понимает, почему его директор так себя ведет именно с ним, ведь, как Гарри заметил, с другими работниками Луи говорит совсем по-другому: смеется с ними, хвалит их за проделанную работу, а на него постоянно орет и оскорбляет его. Еще он не понимает, что он должен сделать, чтобы понравиться директору как работник (и как парень, не без этого). Он совершенно не понимает, что он делает не так, он любит жизнь и всегда ходил с хорошим настроением, но теперь, идя на работу, он знает, что снова придется слушать претензии босса, и настроения нет от слова совсем. Им обоим действительно надоело это. Им надоел этот цирк, надоело смотреть на лица других работников, когда кто-то из них покидает кабинет другого после очередной ругани, которую слышит весь отдел. Надоело врать самим себе. Первым решается на новый шаг Гарри. Он устал приходить и уходить с работы с поникшей головой каждый день, поэтому решает положить этому конец. Для этого он заканчивает писать важную статью для журнала и идет в кабинет директора. — Я к директору, — говорит Стайлс Найлу, секретарю Луи, сидящему за столом возле кабинета Луи и читающего что-то в компьютере. — Проходи, — Найл уже не останавливает Гарри, а просто пропускает. Он устал цапаться с этими двумя идиотами, когда один орет, чтобы его впустили, а другой орет, чтобы того не впускали. Гарри входит в кабинет и сразу видит привычную картину: большой рабочий стол, куча бумаг, блокнотов и ручек, компьютер и дополняющий картину Луи, смотрящий на очередной документ на столе и сжимающий ручку меж пальцев. — Мистер Томлинсон, — начинает говорить Гарри, чтобы привлечь внимание на себя, — Мне надоело. Гарри не сходит с места, оставаясь стоять возле двери. Луи поднимает голову. — Что тебе надоело? — он уже давно стал обращаться к Гарри на «ты», не заботясь о "непрофессиональности". — Всё надоело. Ваше отношение ко мне. Ваша грубость. Ваша надменность. Почему я? Что я делаю не так? Что мне сделать, чтобы вы, наконец, признали меня и не обливали новой порцией дерьма? — Стайлс срывается. Он действительно устал. Луи молчит на это, не в силах дать адекватный, конструктивный ответ. Потому что он влюблен. Он просто влюблен и старается скрыть это за пеленой ненависти. Да, тупо. Но он не может перестать. — Молчите... Конечно, вы молчите, — горько усмехается Гарри, понимая, что ничего путного из этого опять не получится, — Даже ответ нормальный дать не можете. Гарри начинает идти к столу и смотрит в глаза Луи, пока не встает напротив. Теперь их разделяет только стол. — Есть хоть одна причина, по которой вы так ко мне относитесь? В следующую секунду, Гарри едва успевает договорить, Луи обходит стол и, плюнув на все, тянет Стайлса за галстук к себе и впивается в его губы, не давая говорить. Молчи. Не говори ничего. Просто наслаждайся. Гарри шокированное смотрит на Томлинсона и отталкивает его, делая пару шагов назад. — Что вы делаете?! — чуть ли не визжит журналист, прикрывая губы рукой, как бы защищаясь. — Я ответил на твой вопрос. Есть причина. Я влюблен. Я безумно влюблен в одного человека, которого я только что поцеловал. Я не хотел, чтобы ты знал, поэтому вел себя так. Сейчас Луи кажется, что его чувства явно не взаимны, судя по реакции Гарри. А у последнего сейчас в голове крутится только «Какой же ты, Луи, придурок». Кудрявый идет вперед, снова вставая вплотную к Луи, и притягивает его к себе за затылок, чтобы поцеловать уже осознанно. Какие же они идиоты. Они столько времени были влюблены друг в друга и маялись такой, откровенно говоря, хернёй. Но уже это не важно, ведь они наконец-то побороли гордость и сошлись. Да, это конец. Вы можете придумать что угодно об их будущем, хоть они завели хомяков, хоть съехались и живут вместе. Но соблюдайте одно условие: у них все сложится замечательно. И теперь уже никто из них не скажет «выйди из моего кабинета».The end