* * *
« Задыхаться в ее лесах, Тонуть в теплых глазах И сжигать, все сжигать – Нет нужды лгать. »
Винсент выглядит помятым: взъерошенные волосы, снятые доспехи, нет оружия за спиной. В солнечных лучах засохшая на его лице кровь блестит. Рука, раннее держащая полностью окровавленный меч, дрожала. На лице – сборная солянка его скупых эмоций; растерянность и тревога затмевают рассудок, а на периферии сознания маячит горечь. Сильвия снова полезла в самое пекло. У Винсента снова сжимается его (бес)чувственное сердце. — Мы победили, — а улыбается она так искренно, что дышать становится тяжелее. Победили. Ну конечно. С Сильвией не могло быть иначе: победа – жизнь, проигрыш – гибель. И это не было простым словооборотом. Явно не для той Сильвии, что так отчаянно хотела мира, но себя губила. На ватных ногах мужчина двинется вперед, но чародейка дойдет быстрее и без слов обнимет за шею, а он, вздыхая, погладит больной бок. Поцелует в висок, шепнет на ухо что-то до хруста ребер нежное, прижмет, и поцелует поцелует поцелует. Ведь Винсент по локти в крови, Сильвия в платье с золотистыми вставками. Ведь от Винсента смертью несет за километры, от Сильвии – ежевикой. Ведь его глаза тусклые как серое небо, а ее – глубокие как океан. Но светлая одежда пачкается – оставляет на себе неприятные кровавые пятна. Но запахи смешиваются – создается аромат гнили. Но не бывает шторма без ветра.« В голове туман, Но перед глазами океан. И тонуть, с головой захлестнуть, Чтобы притянуть и взглянуть. »
* * *
Каэр Морхен находится в горах, поэтому там всегда холодно. Тем не менее, зиму некоторые ведьмаки предпочитают проводить именно там – таких, как Винсента и Вестона, там всегда ждут. Несмотря на всегда мрачное лицо Кристофера, его губы тронулись в улыбке, стоило мужчинам переступить врата. Винсент вспоминает, как впервые после стольких лет молчания – тридцати точно – он встретил своего старшего брата здесь. Он узнал, что он жив. Еще он узнал, что плохая память на имена Твиллы сыграла ключевую роль в их знакомстве – спустя тридцать лет игнорирования одной стороны другую, Винсент видит Вестона в Каэр Морхене в объятьях той самой Твиллы. Медальона Школы Кота на ней нет (почему-то это Винсент замечает первым), зато в ножнах на бедре блестит рукоять клинка с выжженным рисунком дикой кошки. Винсент сделал вид, что не заметил поседевшие локоны волос девушки также, как и ее саму в интимной компании Вестона. Тот день был одним из немногих насыщенных, которые Винсент помнит. После долгой пьянки – крепкой выпивки и хороших разговоров в кругу близких знакомых, – Винсент еще долго стоит на балконе, туманным взглядом изучая некогда привычные виды. От картины заснеженных деревьев и замерзшего озера в горле оседает ком. Винсент был пьян, но знал, что к нему подошел Кристофер. Второй мужчина, выглядящий подобно тростниковой палочке и бывший бледнее всех других в этом замке, усталым взглядом смотрел туда же, куда и его коллега. Молчать стало комфортно, но голова начала идти кругом. — Сильвия прибудет сюда через два дня. Брюнет, потерянный между миром и своими мыслями, медленно кивает словам Кристофера. — И ты ждешь ее. Еще один кивок. — Ты ведь любишь ее? Два стеклянных глаза впились в безразличные серые, но Кристофер не спешил объясняться. Он пробежался взором по деревьям и задержался на ели. — Больше всех на свете, — тихо вздыхает Винсент, прекращая сверлить в Крисе дырку. — И почему ты пахнешь тревогой так, словно что-то плохое произойдет? Винсент закусывает язык. Тишина начала давить на уши. — Сильвия хочет ребенка.. — Кристофер поворачивается и внимает его словам, следя за эмоциями на лице. — Ты же помнишь, как она прибегла к некромантии. Она не отступит. " Мне страшно, " – рычит где-то в сознании. — И как долго? — Год. Кристофер тихо вздыхает, а Винсент кажется напряженным. Ведьмаки не могут испытывать столько эмоций, тем более страх, но Винсент бракованный. Потому что не может ведьмак иметь такую бурю в душе, раздирающую его изнутри. Не может. Кристофер из Оксенфурта тому пример – меланхоличный, равнодушный, действительно мрачный. Многие не видят в нем ведьмака – не чувствуют просто. А Крис что? Убеждать не станет, с каменным лицом снесет голову монстру и вслед не посмотрит. Мрачный. — Не подпускай ее к ведьмам и драконам. Бесплодие не лечится никакими легендами, а ведьмы убьют ее. Винсент сжимает кулаки до побеления, так и норовится избавиться от перил, но от пелены алкоголя в голове способен только себя покалечить. Он знает, что Сильвию убьют не ведьмы. Ее никто другой убить не сможет – она живучий таракан. Вернуться оттуда, где все погибли, с одним лишь тяжелым ранением на боку сможет только Сильвия. И через четыре дня после этого идти на поле боя вновь сможет только Сильвия. Сильвию никто не убьет. Потому что Сильвия сама себя погубит.* * *
Сильвия смеется тихо и приглушенно. Это не тот случай, когда у человека ужасно глупая история, от чего остается только глупо хихикать. Этот смех – по слишком нежному добрый. От него тело судорогой сводит и в животе приятно тянет. У ведьмаков сердце бьется медленнее, чем у людей. Винсенту кажется, что после встречи с Сильвией оно никогда не переставало бешено колотиться. Между ними связь. Самая прочная и вечная. Винсент рад их мутациям только из-за одного – вместе они могут быть веками. Но каждый раз, когда ведьмак удаляется на особо тяжёлое задание, не появляется на протяжении месяцев из-за изнуряющей охоты, у чародейки горло сдавливает холодными руками страха. Сильвия знает, что Винсент силен – силен больше, чем кто-либо еще. Знает, что он холоден и безразличен, а именно это непоколебимое спокойствие и делает из него невероятного война. Но боится Сильвия все равно. Они долгожители – только сквозное ранение вил в спину никто не вылечит. Девушка чувствует, что мужчина думает о том же: черты лица, обычно равнодушные, сейчас же едва заметно кривились в раздражении от безысходности. Плечи, по которым Сильвия невесомо водила руками, напряглись, а глаза плотно сомкнулись. — У тебя красивая улыбка, — Винсент кажется немного удивленным от слов чародейки. — Я уверена, что у нашего ребенка была бы твоя улыбка. Будь он мальчиком, определенно имел бы такие же черты лица, — она плавно провела пальцами от подбородка к скулам, в тоне голоса была различима улыбка, — он выглядел бы очень мужественно. А глаза.. точно голубые. И у девочки, и у мальчика. — Они были бы такими же, как у тебя. Сильвия засмеялась. У Винсента в груди защемило. — Но у нас одинаковые глаза, малыш. Мужчина поднялся на локтях, серьезно смотря на чародейку. — Нет, — от этой твердости в голосе девушка опешила. — Мои глаза безжизненные. Бледные. Твои – насыщенные, — он хотел было сказать что-то еще, но одернулся. Поймав внимательный взгляд Сильвии, ведьмак хмыкнул и медленно продолжил: — Если бы.. если бы наш ребенок взял самое лучшее, у него бы точно были твои глаза. Они правда очень красивые, Сильвия. Винсент говорил мало, а даже если говорил – односложно. Но даже такие простые ответы вызывали у девушки детский трепет в душе. — Ты очарователен, — прошептала Сильвия, целуя мужчину в подбородок. Он улыбнулся той улыбкой, откидываясь обратно на подушки и увереннее скрепляя руки за тонкой талией.* * *
Идущий месяц был непривычно пасмурным: темные облака сгущались едва ли не каждый день, дождь лил как из ведра – хоть запасайся этой же водой и занимайся своими продовольственными делами. На улицах города людей было также, как и в обычные дни. Будь то ливень, метель или невыносимая жара, каждые углы все равно были забиты. Винсент хмыкнул, когда плащ, по ощущениям из которого можно было выжать бочку воды, потяжелел, неприятно прилипнув к телу; хотя обычно ему было все равно на подобного рода вещи, сейчас каждое казалось до паранойи подозрительным. Что-то было не так, он чувствовал. Мужчина прожил достаточно, чтобы доверяться интуиции и знать, что в ближайшее время хороших новостей ждать не стоит. По возвращению в таверну, в которой ведьмак остановился из-за задания, его встретил сам трактирщик: кажется, он был немного встревоженным, но голос его, на удивление, не дрожал. Да и сам он не выглядел напуганным, пусть и переживал за невесть что. — Милсдарь, приходила сюда дама статная, высокая. Золотые волосы, вся в черном, — с первых слов Винсент понял, о ком речь. — Просила сказать, чтобы вы шли к пабу напротив оружейной лавки. Сказала, чтобы побыстрее. И на кой черт? Стоило подождать всего день – мужчина уже сегодня собирался отправится на заказ, значит, уже завтра двинулся бы обратно, «домой». У Сильвии не было ни единой причины так рваться к ведьмаку. Разве что.. ..ну конечно. Не жди хороших новостей, пронеслось в темноволосой голове. Винсент сдавленно зарычал, от чего старик мгновенно побледнел, переживая, авось сказал чего не то. Собрался тот рот открыть, как мужчина, тихо поблагодарив, покинул таверну. Дошел до места он быстро. За стол с чародейкой сел с непривычной резкостью, с грохотом. Некоторые посетители обернулись, но тут же притупили взгляды, сталкиваясь с раздражением в нечеловеческих глазах. Все тут словно знали, кто они такие. Это раздражало еще больше. — Ты нервный, — произнесла очевидное Сильвия. — Что ты сделала? — в лоб спросил Винсент. Девушка улыбнулась, качая головой. Разумеется, это же Винсент – всегда равнодушный, но заведенный – резкий. Эмоции, обычно скупые и едва различимые, отчетливо виднелись на бледном ведьмачьем лице. — Сильвия, — он повторил. — Дай угадаю: ты уже почувствовал, что что-то не так, да? Хотя я делала подобное и раньше, только сейчас ты позабыл об этом, — чародейка заходила издалека. К их столу подошла миловидная официантка, поставив кружку эля. Винсент, все еще недовольный, не прикоснулся к выпивке. Мерзость. Сильвия улыбнулась. — Ты все еще думаешь, что я не могу придти к тебе, потому что соскучилась? — Да, — Винсент был уверен, что позже пожалеет о своем ледяном тоне, хоть Сильвия и не выглядит расстроенной от этого. Мужчина попытался смягчиться, насколько спектр его чувств вообще позволял. — Я тоже скучаю, но ты не бываешь такой лояльной вне дома без причины, — и в следующее мгновение в его голосе мелькнуло самое настоящее беспокойство, от которого у Сильвии болезненно отдалось в груди: — Что случилось, Сильвия? Винсент, еще не закончив, демонстративно ткнул пальцем в полную кружку для подтверждения своих слов: — Ты никогда не заказываешь мне выпивку. Никогда. Он не ждал ничего хорошего из того, что скажет девушка. Он весь этот проклятый месяц не ждал ничего хорошего. Чутье его не подводит. — Я нашла очень хорошую ведьму, которая могла бы исправить нашу проблему.. Лучше бы, сука, подводило.* * *
Винсент не был уверен, когда все докатилось до этого. Ему казалось, что все их недопонимания были решены обоюдно. И, как вышло, только Винсент так думал. У Сильвии были абсолютно другие мысли, которая та могла годами никому не озвучивать – ее скрытность пугала Винсента. Действительно пугала. Ведьмаку она казалось открытой книгой: нежна к нему, холодна к другим. Все сокровенное, что у них было, делить друг с другом стало привычкой не через первые два года отношений и даже не пять – через долгие десятилетия, когда каждый вздох стал казаться последним. Когда все, что стало им нужно – это быть нужными друг другу. Винсент не может представить, как он жил до Сильвии, и не может представить, как бы он смог жить без нее дальше. Он бы просто погиб. Каждое ее слово, обращенное в сторону еще не существующего ребенка, бьет острием ножа по сердцу. Улыбка на родном лице начала отдаваться настоящими коликами в животе, только вот не от безграничной любви, а от волнения: волнения, которое разъедает душу, обгладывает до самых глубин; волнения, от которого кровь стынет в жилах; волнение, от которого ритм сердца замедляется еще больше; волнение, от которого тошнота подступает к горлу; волнение, от которого просто плохо. Говорят, что ведьмаки не испытывают страх. Но Винсент боится постоянно. — У нас будет ребенок, Винсент! — счастливый голос Сильвии давил на уши. — Ты ведь умрешь, — отчаяние в тоне ведьмака не услышал бы только мертвый. — Умру, — соглашается. Винсент смотрит неверящим, потерянным взглядом. У них точно будет ребенок. Казалось, фантастика – это ведь великолепно: они смогут оставить магию и охоту далеко позади, в прошлом, зажить так, как всегда хотелось! Не получится. Ребенку нужны оба родителя. Но их ребенок обречен только на одного.* * *
— Что на счет «Вильгельм»? Голос Кристофера прервал горячий спор Винсента и Сильвии, которые моментально уставились на него. Мужчина поморщился, скидывая это на привычную прохладу в Каэр Морхене, а не пристальный немигающий взгляд. — Будет девочка – будет «Вильгельма», — неспеша продолжил Крис, следя за реакцией друзей. — Не славянское, — облегченно прошептал Винсент, когда Сильвия словно вспыхнула. — Рыцарь! Звучит очень благородно, мне нравится, — она улыбалась так радостно, что у ведьмаков уголки губ непроизвольно тронулись вверх. Мужчины едва различимо вздохнули, пока девушка, плавными движениями рассекая воздух, очерчивала в пространстве интерьер будущей комнаты. То, что ребенок будет жить в Каэр Морхене, было принято сразу – и вполне обоснованно. Сильвия была уверена, что детство ребенка будет полноценным даже без нее. Иметь в качестве наставника ведьмака очень сложно. Быть его ребенком – тем более. Немалую роль в вере девушки играло и отношение к Винсенту, который, по ее мнению, сделает все, чтобы Каэр Морхен перестал казаться пристанищем для будущих наемных убийц, а он сам – хладнокровным чудовищем. Говорить о том, что мутации убивают эмоции, бессмысленно. Только глупцы верят в такие легенды. У ведьмаков есть эмоции. И порой их слишком много. Но еще их учат перестать сожалеть. Хотя, нет, даже так: мутации не убивают эмоции, и они никогда не были на это настроены, ведь ведьмак – это, прежде всего, искусный войн, натренированный до окровавленных рук в вскрытых мозолях и выбитых костяшек. У выживших – тех, кто прошел испытания травами, раздирающие тело тренировки-испытания и сумел остаться жив с трезвым умом – ран всегда больше, чем живой кожи. У всех, у каждого поголовно, взгляд тяжелее, чем вес сотни големов и троллей вместе взятых. « Пережив девять кругов ада на проклятой земле, увидев ужас во всех его проявлениях, возможно ли остаться таким же беспечно наивным как простой люд, незнающий, подобно чему смердит от гниения? » Вот и Винсент не сожалел: он не чувствовал и не боялся. Человеку, лишенному страха, все равно, кто перед ним стоит и кого нужно рубить, будь то утопец или озверевший игоша. Когда в ножнах покоятся два меча, готовые смениться в зависимости от уязвимости соперника, в голове только тактика нападения и тактика отступления – бояться становится просто некогда. Что же выбрать? Опасливо оглядываться, дрожа как осиновый лист, или послать все к чертовой матери и идти напролом, руша стены и чужое мировозрение? Слабых ведьмаков не существует – только те, что не сумели выжить. Те, чьи тела сдались слишком рано. Поэтому у них и нет времени сожалеть. Один опрометчивый шаг – ляжешь с такими же глупцами* * *
Вестону было около шести лет, когда родился Винсент; на следующий день после этого он впервые взял его на руки – младший был маленьким и беззащитным. У них тогда все было хорошо: мама, папа, старший и младшие сыновья, — невзирая на душу Вестона, что еще с раннего детства начинала гнить, а эмпатия к другим – пропадать. Сердце, не питавшее эмоций, бережно хранило в себе одного Винсента – радостного, улыбчивого и доброжелательного. Ведьмаки, как правило, мало что помнят из своего детства, а Вестон помнит только Винсента и момент, когда он пришел в Фархук Дэр. Помнит светлые и живые глаза младшего – едва ли не прозрачные, отражающие в себе голубое небо над своей головой. А прямо сейчас он держит другого ребенка, глаза которого отражают то, чего уже давно для Вестона не существовало – спокойствие. Вильгельм, который только-только явился миру, больше никогда не увидит свою мать. Он не сможет жить обычной жизнью, он не сможет стать должностным лицом – в нем сразу узнают энергию. Он не сможет никому сказать, кто он такой, кто его родители, как он смог родиться при таких обстоятельствах. Все, что останется юнцу – скрываться или в Каэр Морхене, или травником в святой Мелитэле забытой деревне. Столько мыслей, столько альтернатив. Столько, блять, дерьма предстоит узнать этому ребенку. — Не беда, — хмыкнул сам себе Вестон, взяв малыша удобнее: — Даже если твой батька будет вести себя нудно, — он усмехнулся, — дядя покажет, что в своем положении нельзя искать только минусы. Когда Сильвия была беремена на небольшом сроке, Винсенту часто приходилось возвращаться на Скеллиге, чтобы выполнить хорошо оплачиваемые заказы, в то время как сама чародейка не покидала стен Школы Волка. В один из таких «походов» она подошла к Вестону, который тогда восстанавливался от сквозных ранений в бедро и руку; ведьмак помнит их разговор, словно он был вчера. — Как твоя рука? — Сильвия взглянула на Вестона с легким интересом в глазах и присела рядом. Она коснулась чужого перебинтованного плеча: — Через пару дней она восстановится полностью. — Спасибо за помощь, — Вестон кивнул. — Мелочи, — отмахнулась чародейка, — Ты все равно уйдешь отсюда не раньше, чем через неделю. Твоей тазобедренном кости неплохо досталось, — блондинка улыбнулась. — Я только послезавтра смогу наложить магию повторно. — Нестрашно, — мужчина безразлично едва повел плечами, чтобы не вызвать прилив боли. Когда их взгляды встретились – безразличный Вестона и обеспокоенный Сильвии, – последняя заговорила: — Когда родится ребенок, Винсент настаивает, чтобы он ни в коем случае не становился ведьмаком. Он говорит, что научит его боевым искусствам, владению меча и простым знакам, унаследованных от меня, но никому не позволит отдать его на мутации, — Сильвия вздохнула, подняла взгляд и снова столкнулась с чужими янтарными глазами. — Мне некого просить, кроме тебя, Вестон. Если что-то пойдет не так, стоит рискнуть. Я верю, что он выживет. Мужчина молчал. Не в его это стиле – давать обещания, надежды, хоть что-то точное; у него никогда нет стопроцентной гарантии, как бы он этого не хотел. — Я знаю, что ты не даешь обещания, — Вестону хочется верить, что она не читала его мысли, — но мне правда нужно убедиться, что ты выполнишь мою просьбу, если это потребуется, — помолчав, она добавила: – Дай мне свое ведьмачье слово. Я уйду с ним в могилу, Вест. — Я ненавижу это, — прорычал ведьмак. Чародейка улыбнулась: — Давать обещания? — Да, — он тяжело вздохнул, — но если ты так этого хочешь, то.. пусть так будет. Как мне кажется, в нужный момент Винсент сам примет это же решение. Светловолосая замолчала на какое-то время, прежде чем неспеша кивнула. — Да.. наверное, ты прав, — Сильвия снова улыбнулась. — Спасибо, Вестон, я всегда буду ценить это. Вестон тяжело вздохнул. Вильгельм потянул его за палец, пытаясь обхватить своими маленькими ручонками. —Я обещал, но надеюсь, что до этого не дойдет, — проворчал мужчина сам себе под нос, продолжая играться с ребенком.***
тут должна быть часть, где вильгельма видит твилла (потому что тогда она еще была с вестоном). короткий флафф***
— Папа придет? — голос мальчишки привычно тихий, манера речи – медленная, но краткая. Вильгельм смотрел с интересом, своими контрастными голубыми глазами прожигая дырку в чужой спине. Олег не смотрел, но чувствовал этот взгляд. Он аккуратно переставил пару банок на полках, сортируя. — Да, — мужчина говорил убийственно равнодушным тоном. — Скоро? — Нет. Тишина, которую разгонял только стук стекляшек друг об друга, затмевала происходящее. Несмотря на свой прожигающий взор, Вильгельм даже с места не поднялся, молчаливо наблюдая за странными махинациями. И все же спросил: — Ты чародей? — Нет. Мальчишка нахмурился, а Олег продолжал стучать разными колбами. — Но ты владеешь магией. — Да. — ..и ты не чародей. — Да. Вильгельм не рассчитывал играть в "да или нет", но у этого странного мужчины были свои правила. В конце концов, они в его доме, а мальчишка не окаменел только от того, что отец, прежде чем уйти, отнес его сюда. Сейчас он в тепле и чистой одежде, но к Олегу все равно оставались вопросы. Вильгельм открыл рот, но Олег, все еще стоя спиной, вытянул руку и сомкнул пальцы в «молчи»: — Нет. — Я даже не спросил, — мальчуган был обескуражен. — И не спрашивай, — сказал как отрезал не-чародей, удаляясь в другую комнату. Минуты тянулись подобно часам: время текло настолько медленно, что Вильгельму ничего не оставалось, кроме как смотреть в потолок и считать доски в потолке. До чертиков увлекательно. Раз, два, три.. О боже. Вильгельм дрогнул, подрываясь с койки: — Ты ведьма. — Ведьмы – только женские персонажи, — соврал Олег. Мальчишка подумал, что он на правильном пути. Поразмыслив, сжав пальцы у висков, голубоглазый честно пытался думать, только вот голова была напрочь пустой. Пока не– — Святая Мелитэле, ты же ведьмак, — почти безразлично проговорил Вильгельм. Кажется, Олег сломал перо. — Я не ведьмак, — он вздохнул. — Ты ведьмак, — не унимался мальчишка. — Ты бледный, высокий, выносливый, ты алхимик, ты даже умеешь управлять магией. Более того – ты же не чародей. Не будь Олег Олегом, то, скорее всего, почувствовал бы немного гордости за перечисленные достоинства. Но он молча покачал головой и вернулся к своему делу, не желая трепаться с каким-то ребенком о своей сущности. — А сколько лет мне, знаешь? — Я знаю о тебе все, — не без капли раздражения в тоне медленно произнес Олег. — Так сколько? Мужчина повернулся к мальчику, и тот, наконец, смог рассмотреть чужое лицо: действительное бледное, с серыми тенями, но с отчетливо лиловыми глазами. От пустого взгляда Вилл поежился, но сам в лице не изменился. — Семь. — Правильно, — тихо проговорил мальчик, решая не допытывать незнакомца. Вильгельм возвел взгляд обратно к доскам на потолке, принимаясь считать их заново. Так даже и не заметил, как уснул – и прямо на чужой кровати. Мальчик начал ворочаться, чувствуя, как его тормошат за плечо. Он нахмурился, искажая губы в зверином оскале. — ..малыш, хватит спать, нам нужно идти. Вильгельм тут же открыл глаза, натыкаясь на лицо Винсента. — Папа, ты вернулся, — чуть удивленно заметил мальчишка, поднимаясь с кровати. — Да, я тут, — выдохнул мужчина, выпрямляясь. — Идем, нам еще нужно вернуться в Каэр Морхен. — Уже? — встав на ноги, Вилл даже не заметил смены обстановки. Винсент, ушедший вперед, к двери, остановился и обернулся на сына: — «Уже»? Вилл, нас не было дома два месяца. Вильгельм растерянно посмотрел на отца и его улыбку, отдаленно услышал что-то о том, что будет ждать снаружи, и мальчишка остался в комнате один. Только сейчас, осмотревшись, он не увидел знакомых банок и приглушенного освещения, не было здесь ни мрака, ни темных еловых досок под ногами, а потолок и вовсе был гладок. Говорить о том, что и Олега здесь нет, было излишним. Мальчик натянул на себя куртку, поправил мех, положил кинжал в ножны и вышел на улицу. Там уже стоял Винсент, дающий своему коню яблоко. — Пап? — Что-то случилось? — мужчина посмотрел на него слегка обеспокоенно. — А все ведьмы – только женщины? Винсент, сломленный таким вопросом, улыбнулся. Он погладил коня по шее, помог сыну на него забраться и сам сел позади, подхватив руками повод. — Ведьмы – обоеполые души. Или бесполые. Кому как нравится, как звучит, — ответил мужчина только через пару минут. Вильгельм удовлетворенно кивнул, откидываясь на крепкую грудь, руками держась за седло, и наблюдал за снежными видами леса. Был ли Олег сном?***
тут должна быть смерть винсента. рядом с ним в тот момент был вильгельм и он тоже пострадал, а для того, чтобы спасти его жизнь, твилла дала ему ведьмачий эликсир (выбора не было). когда крис узнал об этом (что твилла дала ему ведьмачий эликсир), они сильно поссорились, в результате чего крис запретил твилле когда-либо появляться в Каэр Морхене. вильгельм выжил в следующей «главе» вестон понимает, что у него не остается выбора, кроме как принудить кристофера начать испытания травами вильгельма - создавать из него полноценного ведьмака. крис грозится выгнать и веста из Каэр Морхена, но вест не твилла, поэтому он остается, а над вильгельмом начинают проводить испытания. в этот момент с ним, вильгельмом, также еще десять других мальчиков. выжили четверо, включая вилла когда вильгельм был на финальном этапе в полусознательном состоянии, он видел олега, который приказывал ему продолжать пытаться дышать далее, в следующей части, должна была быть вырезка совершеннолетия вильгельма, где он уже считается обычным ведьмаком. тоже что-то вроде флаффа, непонятное чета и в последней «главе» - флешбек вильгельма в настоящее время событий, когда камилл спросил у него, помнит ли вильгельм своих родителей