И пусть небо упадёт

Вокруг темно. И пусто. Да, в темноте фиг различишь есть ли вокруг тебя стены или потолок над тобой, но мне показалось, что вокруг простилается только давящая чернота, которая намного километров уходит в даль. Я совершенно без понятия где нахожусь. Может, это камера пыток, в которой разбиты все лампочки, или очень, ну очень тёмная улица. Мне не нравилось находиться в неведении, я хочу поскорее вернуться... Куда? К кому? Меня кто-то ждёт в том месте, куда я так стремлюсь? Вдруг я услышал приглушённый стук. Я обернулся и начал щуриться, надеюсь разглядеть его источник. Кажется, будто эти глухие удары шли отовсюда, из каждой щели, если они тут вообще были. Я неожиданно понял, что это стучит. Сердце. Моё сердце. Оно билось о рёбра настолько громко, что в такой тишине было слышно его учащённые сокращения. Я закрыл глаза и стал вслушиваться в мерные удары, но заметил, что они становились всё реже и реже. Вдруг я ощутил острую нехватку воздуха и, схватившись за горло обеими руками, упал на пол. А сердце всё замедлялось, пока его не стало слышно совсем... Я неожиданно резко распахнул глаза. В голову тут же ударил импульс боли из-за яркого света больничных ламп, а всё тело ломило, словно мне делал массаж человек, который до этого занимался армрестлингом целых десять лет. Стоп, а почему я в больнице? Что я опять натворил? Я прикрыл глаза и хотел подняться на подушках, чтобы рассмотреть палату получше, но тут же обессилено упал обратно. При падении было такое ощущение, будто моя голова столкнулась не с тканью, а с камнем. Я снова приложил пальцы к вискам, начиная массировать их, чтобы немного утихомирить боль. Одновременно с этим я пытался вспомнить, что я такого сделал, что снова попал в уже успевшую стать мне родную больницу. Вчерашний день расплывался в сознании, я помнил его по частям и отрывкам, словно кто-то вырезал ножницами фрагменты из старой киноплёнки. Утро я помнил точно: в ванной, изнемогая от боли во всём теле, я красил волосы, потом явился Фрэнк мы целовались, а дальше.. В мозгу мелькали родители, Фрэнк, миссис Айеро, Майки с ужасом на лице... Но ничего не точного я совершенно не помню. Надеюсь, здесь есть хоть кто-нибудь, кто сможет пролить свет на ситуацию. Я открыл сначала один глаз и быстро обвёл взглядом палату, потом уже открыл второй и зажмурился от света. Потерев глаза, я наконец привык к яркой обстановке вокруг меня. Но тут я заметил на своих запястьях болтающиеся кончики марлевой повязки. Что... Я снова полуприсел (на этот раз не свалился на подушки) и дрожащими пальцами разматал запястье одной руки. Сбросив марлю на пол, я с большим удивлением и не менее большим ужасом смотрел на свою изрезанную кожу. Вдоль вен были длинные и, по всей видимости, глубокие царапины, которые за ночь успели покрыться корочкой и лишь пульсацией отдавались в руках. Я быстро разматал вторую руку, но там меня ждала такая же картина. — Что, мать вашу, произошло? — прошептал я, касаясь царапин пальцем. — Ты не помнишь? — услышал я ехидный голос. Резко оторвав взгляд от рассматривания увечий, я встретился с наглыми глазами Айеро. — Н-нет... — почему-то запнулся я, — все мышщы напряглись. Задницей чувствую, эти царапины и Фрэнк как-то связаны. — Досадно, — цыкнул Фрэнк, садясь на стул, поставленный здесь для тех, кто пришёл навестить больного. — Что ж, так и быть, пролью свет на ситуацию, — он хищно улыбнулся. Мне очень не нравилось, как вёл себя Фрэнк. Да что скрывать, — я до жути сейчас его боялся, ожидая что при таком выражении лица он из-за спины достанет ножь, пронзит меня им в грудь. От него исходила какая-то опасность причём очень сильная, мозг отчаянно бил тревогу, но я завороженно смотрел на парня, который в ответ также сверлил меня взгялом. — Несколько дней назад... — наконец начал Айеро, но я его перебил, ошарашено спрашивая: — Так я здесь несколько дней? — Да, — нетерпеливо бросил он. — Не перебивай меня больше, — зыркнул Фрэнк, отчего всё внутри меня сжалось. — Несколько дней назад тебя привезли в эту больницу с сильными ушибами. Жаль, что не переломами, — он усмехнулся. — Ты не приходил в сознание три дня и, честно говоря, я скучал по твоему глупому лицу, Джи. — Фрэнки ты меня пугаешь, — я натянул одеяло до носа. Ой, будто оно спасёт меня от этих пронзительно-злых глаз или пробирающего до мурашек голоса. — Я попросил меня не перебивать! — громко сказал фрэнк. — Ты же ведь хочешь знать, почему ты получил ушибы? Я несмело кивнул. — Ты упал с лестницы. Я столкнул тебя, — довольно, почти с гордостью произнёс он. — Что? — я не поверил своим ушам. Чтобы Фрэнки, мой Фрэнки, собственноручно столкнул меня с лестницы? — Ты врёшь! — сказал я, несильно налоняясь вперёд, заглядывая в его глаза, желая разглядеть там ложь. Но нет, Айеро был абсолютно спокоен и доволен собой. — Позови кого-нибудь, тебе всё расскажут, — хмыкнул он и отошёл к стене. Я неуверенно поёрзал на месте, поморщившись, и громко спросил: — Тут есть кто нибудь? На удивление, в палату тут же вбежал Майки, встревоженно глядя на меня. Он сел на то место, где минуту назад сидел Фрэнк и схватил мою руку, сильно сжав её. — Джи, — прошептал он. — Майки, что со мной случилось? — напрямую спросил я без лишних предисловий. — Ты... ты не помнишь? — спросил Майки, у которого на щеках уже были дорожки от слёз. — Во-первых, не реви, — строго сказал я ему, включая старшего брата, коим не являлся последние несколько месяцев. Майки тут же вытер слёзы пальцами и постарался улыбнуться. — Вот, молодец. Теперь расскажи, что со мной случилилось без лишних слов. Да, я ничего не помню, — опережая вопрос брата ответил я, закатив глаза. — В общем, — начал он, опустив взгляд на мою руку с порезами. Я накрыл её одеялом. — Это было три дня назад. Был вечер, ты пришёл с прогулки, что само собой удивительно, ведь в последнее время ты был в депрессии и не вылезал из своей комнаты, — хмыкнул Майки. — Это я помню. Конкретнее, — потребовал я. — Пришёл ты с улицы какой-то расстроеный и подавленный. Ну, по словам родителей, — возобновил рассказ брат, побледнев. — Какое-то время из твоей комнаты не раздавалось ни звука, но потом я услышал смех. Смеялся ты, — Майки поднял глаза на меня. Внутри что-то сжалось от нехорошего предчуствия. — Я увидел тебя валяющимся на полу... смеющимся... с ножницами в руке и окровавленными запястьями... — буквально прошептал он, на эмоциях сильно сдавив мои пальцы. Я ойкнул, и он тут же отпустил мою руку. К горлу подкатил рвотный комок. Эти царапины я сделал сам себе? Я не мазохист, чёрт возьми, я бы никогда не стал бы наносить себе увечья. Я поднял запястья на уровне глаз и снова стал рассматривать длинные, тонкие порезы. Майки резко развернул мои руки на себя и после секундного рассматривания буквально откинул их, резко вставая с места. — Я позову родителей, — с каменным лицом сказал Майки и вышел из палаты. — Ну вот, а я тебе что говорил? — ехидно поинтересовался Фрэнк, всё также стоя у дальней стены. Он согнул ногу в колене и упёрся подошвой бонтинка о поверхность, скрестив руки на груди. — Чувсвую это ты меня надоумил заняться этим? — я выставил вперёд руки запястьями верх, чтобы Фрэнк мог полюбоваться своей работой. — Согласись, получилось красиво, — холодно улыбнулся он. — Вот только дело в том, что я тебе не говорил этого делать. Ты всего лишь вырезал моё имя у себя на бедре, а это, — он кинул взгляд на порезы, — ты сделал сам. — Ой, Джерард! — с этим криком в комнату влетела мама, тут же садясь передо мной и беря в свои спотевшие ладони мои. Фрэнк вновь отошёл к стене, с интереосм наблюдая за нами. Казалось, он упивается происходящим. — Всё нормально, — я скривился, когда пошевелил телом, чтобы сесть удобно. — Тш-ш, — мама тут же надавила на мои плечи, убеждая лечь обратно. Я взглянул на её лицо: худое и бледное с синяками под глазами. Было ощущение, что все эти три дня, пока я был в отключке, она не спала и караулила, когда я очнусь. — Что со мной случислось? — задал я вопрос, который волновал меня больше всего на свете. — Майки уже успел мне рассказать кое-что... Так что дополняйте вы, — я кинул взгляд на остановившегося у входа в палату отца. — Эм... Ну... — замялась мама. — Ты сильно ударился. Но ничего страшного, врачи тебя подлатают, — она обнадёживающе улыбнулась. — Мама, — с нажимом и злость. проговорил я. — Я уже не маленький, учусь в выпускном классе, так что веди себя со мной подобающе, хорошо? И не надо врать в лицо, — я демонстративно показал ей одно запястье, и она ахнула, прижав рот рукой. — Хорошо... До какого момента тебе рассказал Майки? — осипшим голосом спросила она. — До того, как он вошёл в мою комнату на смех и увидел ножницы, — с каменным лицом ответил я. — Ах, да... После этого я услышала, как вы с Майки поругались, он ушёл, хлопнув дверью... — мама опустила глаза, словно была виновата в этом. — Но потом мы с отцом услышали, как ты кричишь, побежали к тебе... Ты действительно кричал. Даже не так, - криком общался с кем-то. Ты так яростно кричал... в пустоту, — мама тщательно подбирала слова во время рассказа. — А потом ты отступился и покатился вниз по лестнице... Больше я её не слушал, переводя невидящий взгляд на Фрэнка. Айеро едва заметно кивнул, его губы расплылись в улыбке. Я вспомнил... Я уставился на маму, которая с обеспокоенным выражением лица смотрела на меня, что-то ещё говоря и маша руками. Я не разбирал её речи, только отдельные отрывки фраз: — Мы не подумали для чего... — У тебя было шоковое состояние... — Я сейчас позову врача... Перед глазами всё закрутилось, унося меня в тот злополучный день. Я помню. Я помню тот вечер до мельчайших подробстей: как я сидел в комнате, слёзы лились из глаз, как потом я целовался с Фрэнком, все те ужасные эмоции, блеск лезвия в свете уличного фонаря, который проникал в комнату сквозь окно, ощущения во время того, как он вырезал своё имя у меня на бедре, потом мы смеялись и валялись на полу, Фрэнк меня щекотал... Чёрт! Я вынырнул из своих мыслей, потому что меня кто-то звал. Я перевёл взгляд на мужчину в белом хатале со седыми волосами. Видимо это тот самый врач, о котором говорила мама. — Джерард, — позвал меня доктор, слегка касаясь плеча. Я мотнул головой, как бы выходя из своегообразного транса, и уставился на мужчину во все глаза. — Как вы себя чувствуете? — спросил врач. — Болит голова и всё тело, — тут же ответил я слабым голосом. Я отказываюсь верить в происходящее. — Так, — он сделал пометку в какой-то тетради. —Ты помнишь, что было вчера? — спросил мужчина. — Только вечер... И утро, — честно ответил я. Это не может происходить на самом деле. — А ты помнишь, что было месяц назад? Опиши какой-нибудь конкретный день, — попросил доктор, выжидюще уставившись на меня. — Э-э-э... — я напряг все извилины, но правда, ничего не мог вспомнить. Удивлённо уставившись на доктора, я покачал головой. Лечащий меня врач сделал ещё какую-то пометку и хотел уйти, но его остановил: — Почему у меня провалы в памяти? Я услышал ирочниный смешок Фрэнка, он стоял, прислонившись спиной о стенку. О, я и забыл о его присутствии. Невольно взглянув на его ухмылящееся лицо, я снова сфокусировался на докторе, который отвёл глаза в сторону. Я нетерпеливо прожигал его взглядом, и наконец он сдался. — Твоя мама говорила, что в дестстве ты упал с велосипеда и прилично ударился головой. В принципе, тогда у тебя не было ничего серьёзного, — врач старался объяснить всё нормальным языком, чтобы я понял о чём тот говорит, но я так и чувствовал, что он хочет перейти на медицинские термины. — А после той аварии на мотоцикле... Скажем так, старые раны снова открылись... — он выдохнул, словно собираясь с силами. — У тебя сотрясение мозга третьей степени. Этот этап сопровождается потерей сознания на неопределённый промежуток времени. Человек становится слабым, бледным, быстро утомляется, также отсутсвует аппетит, появляются нарушения сна и головная боль, — перечислил он. Я ошарашено молчал, глядя куда-то сковзь доктора. Так я всё время жил с сотрясенрем мозга? Почему они тогда не оставили меня в больнице до полного выздоровления? Почему отправили домой с такой тяжёлой травмой? — Блять! — выругался я, не стесняясь троих взрослых в палате. Однако только мама бросила на меня укоризненный взгляд, отец и врач, на удивление, никак это не прокомментировали. — Когда ты упал с лестницы — продолжил мужчина, — Весь удар пришёлся на голову, что усугубило ситуацию. Но ты получил мало телесных повреждений: пара вывихов и синяков. Джерард, ты принимал те таблетки, которые тебе выписали пару месяцев назад? — резко перевёл тему доктор, устремля глаза на меня, будто видел насквозь. — Что? — переспросил я, не ожидавший такого поворота этого тяжёлого разговора. — Ты принимал таблетки, которые тебе прописали после той аварии несколько месяцев назад? — повторил мужчина, следя за сменой моих эмоций на лице. «Чёрт, это те самые таблетки, которые я выбросил в окно ещё при первой встрече с Фрэнком?» — промелькнуло в голове. Я посмотрел на Айеро со страдальческим видом, желая, чтобы это было неправдой. Но разрушая все мои надежды, Фрэнк кивнул на мой немой вопрос, его ореховые глаза задорно сузились. — Нет, — очень тихо сказал я, надеясь, что меня никто не услышал. Но на меня одновременно посмотрели мама и доктор, - они взглядом, словно стрелами, пронзили меня. — А эти таблетки были так важны? — робко задал вопрос я. Взрослые тут же отвернулись от меня, будто боялись, что заглянув им в глаза, я прочту все их мысли. — Вы опять что-то скрываете, — я подозрительно прищурился. — Выкладывайте! — тут же потребовал я. — Джерард, мальчик мой... — в разговор вступила мама. — Ты только не пугайся, но... У тебя психическое отклонение. — Дайте угадаю: шизофрения? — яростно спросил я устремляя злой взгляд в сторону Фрэнка. Тот широко улыбнулся и зааплодировал. — А эти таблетки были специальными медикаментами от шизофрении, так? — продолжил я задавать вопросы, метаяя молнии. — Долго до тебя доходило, — хмыкнул Фрэнк. Я снова зло глянул на него, и парень тут же поспешил выставить руки перед собой в знак капитуляции. — Он сейчас здесь? — доктор привлёк моё внимание к себе. — Фрэнк здесь, не так ли? По спине пробжались мурашки, внутри всё похолодело, а на лбу выступила испарина. Гнев и злость прошла, уступив место растерянности. Краем глаза я заметил, как Фрэнк энергично машет головой, говоря не выдавать его с потрохами врачам. Как будто ему они что-нибудь сделают. — Нет, — как можно уверенней сказал я. — Точно? Джерард, ты же знаешь, что врать плохо, — мужчина шутливо пригрозил пальцем, надеясь "расстопить" моё отношение к нему, думая, что я сознаюсь. — Я не вру, мистер эээ... доктор, —обезоруживающе улыбнулся я. — Тут кроме нас четверых никого нет. Врач, кажется, был немного оскорблён тем, что я не удосужился таки посмотреть имя на его бейдже, но вновь промолчал. Затем вместе с родителями вышел из палаты. Я прислушался, - звуки трёх пар ног стихали в коридоре. – Блять, Фрэнк! Ты знал всё с самого начала! — я чуть ли не подскочил на месте. — Зачем ты так со мной? Черты лица парня сменились с задороного и надсмехающегося на злого, властного. — Потому, что ты нахрен в этом мире никому не нужен! Зачем мучиться, зачем жить, если тебе от этого всё равно никакого кайфа? — Фрэнк медленно подходил к моей кровати. — Каждый день ты чувствуешь боль и разочарование, злость, гнев, печаль, изредка может быть что-то похожее на любовь. Зачем жизнь, которая похожа на существование? — Какой я придурок... — я спрятал лицо в ладонях, дабы скрыть слёзы. Нет, нет, нет! Я просто сумашедший. — Серьёзно, я не понимаю, как можно быть таким тупым, — грубо продолжил Айеро. — Все признаки на лицо, а ты ничего и не подозревал! Это всё твоя гадкая любовь! Её не существует в этом грёбанном, сером мире, который провонял помойкой до самого ядра планеты, но ты ищёшь её, думаешь о том, что всё будет хорошо, но на самом деле всё катится по наклонной, и ты это понимаешь и не хочешь осознавать, потому что держишься за те кусочки светлого, что есть в твоей памяти. Майки? Он теперь тебя боится! Конечно, имея неуравновешенного старшего братца, который склонен к селфхарму! — вскинул руки Айеро. — Родители теперь буду тебя стыдиться, а всё из-за того ты, блять, сумашедший! — А нельзя тебе было сразу меня прикончить? Ещё в самом начале? — спросил я в тон парню. — Так неинтересно, — лениво махнул Фрэнк рукой, внезамно успокаиваясь. Он сел на стул и закинул на на кровать. — Мне понравилось наблюдать, как ты угасаешь, как лампочка, которой не хватает электричесва. А потом вновь расцветаешь, будто цветок, который наконец полили водой. Это было занимательно, но теперь пора. — Свали! Всё! Хватит! — я замахал руками, после приложил ладони к ушам. В палате тут же стало тихо. Я открыл глаза и со злостью ударил по подушке, да так, что несколько перьев выбились. Я готов был громить и крушить, рвать на части. Я обессилено откинулся на подушку, наплевав на боль в голове, и закрыл лицо руками, скрывая снова подступившие к глазам слёзы от внешнего мира. Итак, что мы имеем: меня с третьей степенью сотрясения мозга, также меня сумашедшего и также меня в край тупого! И что из этого вытекает? Джерард Уэй обуза этому миру. Собственное подсознание хочет меня убить. Только сейчас до меня дошло: те слова Майки о том, что в комнате никого нет, странные взгляды мамы, когда она спрашивала, с кем я разговариваю, те "сидения" у окна, которые якобы очищали мысли, то, как он попросил выкинуть таблетки и многие, многие другие случаи... Подсознание выдавало Фрэнка как реального и я, чёрт возьми, поверил ему! Ненавижу себя. Мало того, что поверил, так ещё и бесприкословно слушался! Тупой, ничтожный, никчёмный, сам себя вгонял в апатию и депрессию! Даже поцелуи и, те были были нереальны! Как плохо осознавать, что ты сумашедший и всё то, что ты помнишь, - не происходило на самом деле. Это лишь придуманные фантазии, которые как будто помогали чувствовать себя лучше. И хотели убить. В голову глупо отдавались слова Фрэнка. — Твоя фамилия «Уэй», что буквально озночает «дорога», а по дороге нужно ходить. «Но теперь пора» Всё это время я разговаривал с пустым местом! Все эти указания мне давал не Фрэнк; мой мозг сам дорабатывал все картины и действия, делая так, будто это говорил Айеро. Шутки с подсознанием плохи! Вместо какого-нибудь смешного выдуманного друга мозг выдавал любимого человека, которого я обязательно послушаюсь, сделаю выводы из его слов, буду ценить мнение. Всё то, что говорил Фрэнк - мои слова. Я чёртов эгоист! Фрэнк заставлял меня вести себя, как эгоист, наплевав на семью и друзей! Я погряз в собственных проблемах, которые даже проблемамы назвать нельзя! Закрылся от всего мира, утопая в своих несущественных загонах, возомнив себя богом, которому все должны! Живя "своими" принципами, я совершенно закрылся от мира и на подкорках черепа ненавидел абсолютно всех. Ярость распирала меня, каждая мысль болью отдавалась в груди и голове. «Но теперь пора» — Можешь убиваться сколько хочешь, но вечно ты так не пролежишь, — на ухо игриво прошептал Фрэнк. — Ты ненастоящий! Уйди! — я хотел крикнуть эти слова так громко, так сильно, чтобы стёкла в окнах задребезжали, чтобы ко мне сбежался весь мед.персонал, но лишь тихо прошептал их высохшими губами. — Я тебя ненавижу, — посмотрев заплаканными глазами на Фрэнка, чуть громче скзал я. — О, да? — Айеро запрокинул одну ногу на другую и сцепил пальцы домиком. — А кто недавно предлагал сбежать? Кто недавно целовал меня, м? — издевался он. — Ты не настоящий, слышишь?! Не появляйся больше! — я махнул рукой и Фрэнка как и не было. Мама сказала доктору, что я падал с велосипеда в детстве. Но я не помню этого дня, ни одного фрагмента. Может это было настолько не запоминающимся днём, что я просто забыл о нём? Ведь люди часто забывают незначительные вещи. Нет, я не мог такого забыть, наверняка это был мой первый раз, когда я сел на велосипед, такое я бы точно запомнил. Всё эти слова о любви, лживые улыбки и вечные маски, которые он надевал каждый день, а я верил ему, верил! Это была последняя капля. Неожиданно силы покинули. Руки безвольно упали на одеяло, я уверен что моё осунувшееся лицо не выражало абсолютно ничего, кроме всей той задолбанности, которая накатила на меня волной. Слёзы стекали по вискам и прятались в волосах, иногда попадая в ушную раковину. Фрэнк прав. Он действительно прав во всём, это я, чёртов кретин, усложняю всю ситуцию. Я рекзо поднялся с кровати, из-за чего в глазах потемнело, но это меня не остановило, и я босым чуть ли не добежал до двери. Я знаю, куда мне нужно. Я выбежал из палаты, громко топая голыми ступнями по холодному кафелю. Казалось, что меня никто не замечал: пациенты были заняты собой, а врачи пациентами, но вдруг кто-то громко окликнул меня. Я задорно рассмеялся на весь коридор, мой смех отразился от больничных стен. Я ускорился и тогда за мной побежали ещё несколько врачей и медсестра. Доктора что-то кричали мне вдогонку, но я не слушал и не слышал. Нагло расталкивая пациентов и не успевших опомнится врачей, что попадались мне на пути, я выбежал на лестничный пролёт и, перепрыгивая сразу через две ступеньки, поднялся на самый верхний этаж. Светящимися от идеи и радости глазами я посмотрел на лестницу, тянущуюся ко входу на чердак. Не долго думая, я прыгнул и пальцами вцепился в перекладины, потягиваясь. Я кулаком выбил ненадёжную чердачную дверь и хмыкнул, - какие плохие делают двери для больницы. Нужно делать их металлическими и с кодовым замком. Вдруг объявятся такие же сумасшедшие, как я? За спиной тут же послышались крики переполошенных врачей, санитаров и медсестёр, и я, как можно быстрее придавив дверь коробкой со своей стороны, поспешил к выходу на крышу. Мне было соврешенно насрать, когда я босиком, в больниой одежде стоял на крыше больницы. Холодный, почти что зимний ветер бил мне в лицо, приятно обдувая уши; босые ступни успели оледенеть за этот короткий промежуток на улице, но я словно не чувствовал холода. Расправил руки в стороны, закрыл глаза и вдохнул воздух полной грудью, чувствуя, как душа будто защемилась от переполнявших меня эмоций. Я иду к свободе. Нет Джерарда Уэя - нет проблем. — Это был твой план с самого первого появления? — спросил я, не открывая глаз, сразу же ощутив, как в спину мне смотрит довольный ситуацией Фрэнк. — Конечно. Точнее, это твой план по саморазрушению, — тихо хмыкнул он, подходя ближе. — Тогда я доведу его до конца. Я встал на парапет, чувствуя ступнями маленькие камешки, пыль и прочее, что ещё могло лежать на кирпиче. Я посмотрел вниз; отсюда всё кажется таким мелким и жалким, что я невольно усмехнулся своим мыслям. Думаю, мои красные волосы, словно огонёк, видно за километр. Внизу стали собираться люди, это я понял по скопившемся внизу точкам. Вот и всё. Не надо будет больше делать трудные выборы, думать о будущем, думать о знакомых, друзьях и семье, не надо будет думать о себе и о мире. Я больше не стану терпеть это существование. Зачем мне мир, в котором нет Фрэнка? — Фрэнки, — позвал я парня. Он тут же появился рядом. — Ты будешь рядом? — дрогнувшим голосом спросил я фактически у пустоты. Но сейчас это была не пустота, это был Фрэнк, мой Фрэнки: его большие ореховые глаза светились счастьем и смотрели на меня, губы расплылись в доброй улыбке; его волосы, как и мои, из-за ветра спадали на лицо, но ни меня, ни его это не волновало, мы просто смотрели друг другу в глаза, словно хотели взглядом передать все те слова и чувства, которые были в нас. Мы понимали и без слов. — Готов? — спросил Фрэнк, беря меня за руку. — Готов, — уверенно сказал я и, сжав его руку чуть сильнее, чем надо было, сделал шаг вперёд. Красный огонёк волос полетел вниз. Ветер бил в лицо гораздно сильнее, чем тогда, когда я бежал по коридорам больницы, ветер свистел в ушах а я счастливо улыбался. Я не увидел ошарашенных лиц врачей, которые ворвались на крышу в самый последний момент. Не видел, как они всей гурьбой побежали ко мне, желая остановить, но было поздно. Вот он мой путь к искуплению. Вот чего не хватало мне всю сознательную жизнь, всю сознательную жизнь вампира - это полёт, который будет для меня первым и в то же время последним. Дух захватывало от свободного падения, на глазах невольно навернулись слёзы не то от радости, не то от ветра. Я с трудом повернул голову и взглянул на Фрэнка, который в это время был рядом, летел со мной, что было невозможно, ведь он плод моего воображения. Тем не менее, мы вместе встретимся с неизвестностью, с тем местом, в котором я не буду ничего ощущать, не буду думать. Теперь мы будем вместе. Я посмотрел на стремительно приближавшуюся землю, затем опять в бок и не мог понять: лечу ли я навстречу своей смерти или это просто падает небо, погружая мозг в ошибочную иллюзию спокойствия и умиротворения. Глухой удар. Воздуха в лёгких больше нет. Зато я почувствовал, как улыбка медленно расползается на моих губах. Джерард Уэй променял свою жизнь на нечто более стоящее. На смерть.