Восточные Сказки

      В жарком мареве пустыни, таком же нечетком и мутном, как потревоженная рябью вода, реяло размытое белое пятно. То удаляясь, то смещаясь и пропадая, оно будоражило воображение. Взгляд невольно обращался к тем занесенным песком изгибам пустыни. Видение заставляло всматриваться в себя, щуриться. И что-то внутри ныло, то ли убеждало в реальности происходящего, то ли шептало о миражах.       Но белые очертания дишдаша походили на одинокий парусник в море, но в море сыпучем, светло-желтом на рассвете, насыщенно бежевом днем и алом на закате. Здесь тоже шумели волны песка, завывали ветра и бури. Они иссушали тело и искушали душу.       И будто неподвластный этим не то порокам, не то проклятьям пустыни, шел путник. И чем ближе он подходил, тем четче его облик представал пред раскинувшимся на окраине обетованной земли, оазиса, лагеря. А мужчина, видимый им в обманчивом мареве вел под уздцы верблюда, верного спутника. И пусть шел он размеренно и неспешно, в лагере вскоре засуетились, будто ждали его давно. Убаюканные ожиданием, сейчас они всполошились, прислужники забегали, зажгли огни на высокий масляных лампадках, хотя солнце еще высоко лучилось над горизонтом, смахнули песок с дорожки и отворили полог массивной светлой палатки.       Когда путник ступил на первые, робко пробивающиеся сквозь песок травинки, служки стояли навытяжку по обе стороны от раскатанной перед почетным гостем дорожки. Из рук его ловко перехватили поводья и незаметно увели флегматичного верблюда в сторону, где ему дадут еду и кров, снимут сумки и отнесут их в одну из установленных малых палаток. А гость, что ж, мужчину молча провели к главной, большой палатке и отворили полог, пропуская внутрь.       Мужчина глубоко вдохнул, ступая под сень чужого пристанища. Не то почетный гость, не то проситель, его роль еще так зыблема. Путь его долог. Множество шагов позади, а сколько впереди до цели — и того больше. И здесь — одна из главных развилок. — Пришел? — властный мужчина, в похожем на его облачение наряде, но богато украшенном, пристально посмотрел на вошедшего.       Тот промолчал, склонил почтенно голову. — Ну-ну, — послышался ехидный голос. — Не склоняй головы, дорогой. Не для того ты стопами своими проложил путь до меня, ой не за тем. А коли стремишься равным быть, то веди себя подобающе. Ни к чему мне мальчишка под боком.       Хозяину вновь не ответили, на что он только ухмыльнулся довольно. Откинувшись на спинку резного стула и отложив трубку кальяна, что тут же подхватил один из личных его прислужников, мужчина взглянул в сверкающие глаза гостя, смотревшего на него прямо. И сколько силы в них было. Силы личной и силы желания заветного, силы струящейся власти и силы добровольной просьбы. Текучей мощи в жилах и в синих глазах.       Мужчина кивнул и небрежным жестом указал на кресло напротив. — Садись, дорогой. Уставшего путника принято встретить, а уж потом разговоры с ним говорить. — Благодарю, — наконец послышался его голос.       С удовольствием опустившись на кресло и вытянув ноги, мужчина ненадолго прикрыл глаза. Тень от куфии, белоснежного, в тон платья, платка легла на лоб, усугубляя осунувшиеся черты лица. Концы платка свободно спадали по плечам на грудь и укрывали спину, подхваченные на голове черным тканевым жгутом — эгалем.       Хозяин довольно кивнул, наблюдая искоса за гостем. Пальцы, едва выглядывающие из рукава, огладили деревянный подлокотник. Одежда его, в отличие от запылившегося в походе платья мужчины, была в изобилии украшена вышивкой. На манжетах, по подолу и у горловины змеились узоры и вязь, сверкающая в лучах света золотом и серебром. Тончайшие нити складывались в обережные чары и в то же время словно кричали о богатстве своего патрона. И куфию, платок, покрывающий голову, подхватывал эгаль с бархатными кистями таратиша. Оный не нес в себе никакого особенного смысла, но подчеркивал статус своего обладателя не только своим наличием, но и дорогой и редкой отделкой.       Плечи его укрывало черное покрывало, бишт, с золоченной оторочкой. Оно спадало тяжелыми складками по рукам, груди, коленям. В своем месте мужчина был хозяином положения и не видел смысла скрывать этого, только лишь подчеркивал всякой мелкой, но колкой, бросающейся в глаза деталью.       В шатре пол был устлан пушистыми коврами и тонкими циновками. Помимо кресел и невысоко столика, располагавшегося меж говорившими, стоял и больший стол для приема пищи. А в отсеках, отгороженных плотной кисеей, наверняка скрывалось широкое ложе господина и постели преданных слуг и наложниц.       Оные, и слуги, и наложницы так же присутствовали тут. Первые, несмотря на белоснежные наряды, прятались в тенях палатки, и были едва заметны. Но при том немедленно услужливы, возникая будто из ниоткуда по первому желанию своего хозяина.       Пришедший с удовольствием перевел взгляд на наложниц, сидящих на маленьких подушках возле ног своего повелителя. Обе, прелестные на вид женщины, сопровождали хозяина, а потому за взгляды на них глядевшему не грозила смертная казнь, чем гость не преминул воспользоваться. Его давно поражало, насколько тщательно охраняли женщин гарема от чужих глаз, как берегли их тайну, лица, ото всех. И самое главное — насколько нескромными и возбуждающими при этом оставались их наряды.       Груди бесстыдно проглядывались в глубоком, до лобка вырезе свободной блузы, гемлека, скрепленной булавками, инкрустированными драгоценными камнями, у шеи и живота. Шелковое одеяние едва прикрывало колени. А из-под него выглядывали шальвары ярких цветов с животными мотивами вышивок. Верхние платья энтари облегали тонкие тела со спины, красивыми складками длинный подол укрывал ковры. Боковые швы на нем отсутствовали, и от талии в длинных разрезах платья при ходьбе виднелись шальвары. Длинные рукава до самого низа у локтей были узкими, а ниже локтя шов заканчивался, отчего каждая из наложниц выглядела подобно заморским царицам.       Но самое чарующее в женщинах — их глаза. Подобно драгоценностям они сверкали поверх яшмака, тонкой вуали скрывающей лицо. Два куска тонкого муслина, хитро повязанные под маленький традиционный головной убор, красиво обрамляли девичьи скулы. И хотя сквозь них и чудились более явные очертания, глаза всегда затмевали всю прочую красоту. — Виктор, — наконец прервал тишину хозяин, положив руку на голову одной из наложниц, — я знаю, что мои женщины красивы. И пусть я сам позволил им услаждать взор мой и моих гостей, и твое восхищение ими мне лестно, все же перестань быть таким настойчивым. Это мои женщины.       Виктор приложил руку к груди и склонил ненадолго голову. — Прости. Легенда о красоте твоих женщин распространилась по всему миру, потому, увидев их, я потерял голову. Не сочти мои взгляды непристойными, я ничем не обижу их. — Знаю, — довольно проговорил повелитель, откинув голову назад. Сытая улыбка коснулась его губ. — Потому подарок мой придет тебе по нраву. А пока стоит омыть твои ноги. Никто не посмеет сказать, что я не гостеприимный хозяин.       Виктор кивнул, устало выдохнув, и вытянул ноги. Ступни гудели после долгого перехода, мышцы ныли. В этот лагерь, за столь необходимой ему, бастарду, поддержкой надлежало было явиться одному. И только. В противному случае с ним бы просто не стали бы разговаривать, а может и вовсе расстреляли бы на подходе к оазису. Пустыня, как и политика, опасное место. Из нее можно когда-нибудь не вернуться. — Юри, мальчик мой, помоги нашему гостю, — произнес властно хозяин, взмахнув небрежно рукой.       Только сейчас Виктор обратил внимание на шагнувшего из-за спины мужчины паренька. Одежда его, дишдаш, не оставляла сомнений, что под полупрозрачным белым платьем скрыто юношеское тело. Да и куфия, в тон платья платок, скрывала не девичьи косы. Так отчего лицо его скрывалось за женской вуалью яшмака? Почему карамельные очи сверкали поверх муслина и не было видно губ, что тихо прошептали в ответ: — Как прикажете, мой повелитель.       Мелкие служки метнулись вон из палатки и тут же возвратились с небольшим медным тазом и кувшином. Юноша опустился на колени подле мужчины, взял в тонкие ладони уставшие, с мозолями ступни и принялся медленно омывать их тонкой струей теплой воды из кувшина. Вода успокаивала, уносила противное пульсирующее ощущение, а неожиданно сильные пальцы разминали стопы. Это приносило блаженство, и Виктор едва сдерживался, чтобы не застонать.       Впрочем, ему и без того приходилось себя сдерживать. У его ног находилось ладное юношеское тело, скрытое белой тканью дишдаша. Он же и обтягивал статные изгибы, плечи, мышцы и спину. Естество Виктора буквально рвало и метало от желания обладать этим сокровищем, чьи карамельные глаза бесстыдно смотрели на него снизу вверх. А еще этот чертов яшмак, скрывающий от жаркого взгляда мужчины лицо, — но главное губы, — его невольного слуги.       Кожа к коже скользили руки по ногам, разделенные, быть может, только тонкой пленкой воды. Но разве может что-то она скрыть? Ни жара чужого тела, не бархата пальцев, ни резких невидимых уколов, от которых вздрагивало все тело. И все это по прежнему оставалось невинной, более того, священной традицией этих земель: омовение ног усталому путнику.       Невольная злость и обида сошла на мужчину. Для этого мальчика он всего лишь гость. В то время как у него это вызвало бурю эмоций в душе, и массу нескромных желаний в теле.       О, это было для него и высшим наслаждением, и ужасающей пыткой!       Виктор судорожно выдохнул, когда гудящие ноги обмакнули мягким полотенцем и оставили на низкой подставке. Юри, кажется, именно так его назвал местный господин, вернулся на место за спинкой чужого кресла. Мужчина грустно улыбнулся, провожая его взглядом. Да, этот мальчик мог скрасить не только его ночь, но и день, а может быть, и долгие годы. Вот только все они живут иной, недоступной прочим жизнью, где уже им неподвластны простые человеческие радости.       Это мир грязной большой политики, где за подарок требуют услугу, а за услугу — едва ли не жизнь. Минутное влечение пройдет, оставив приятное воспоминание, но порушит все то, что Виктор с таким трудом строил. Он вновь посмотрел на юношу — чей наряд состоял как из женских, так и из мужских деталей туалета, отчего место его подле владыки так и оставалось тайной — и последний раз печально ему улыбнулся.       Ему поднесли второй таз. И он с удовольствием сполоснул ладони и лицо, смывая охвативший тело жар. Здесь не место для глупых подростковых порывов, слишком многое стояло на кону. И уж тем более оно не стоило тайны того, как выглядят губы этого прислужника, как тело его изгибается в сильных руках. Нет, не стоит. Увы. — Юри способный мальчик, — невзначай бросил хозяин, жадно следя за реакцией Виктора. — Ты прав, — тот рассеянно кивнул в ответ. — Мне сделалось куда лучше, чем было до этого. Признаться, мне навряд ли было когда лучшем, чем сейчас, но разве ты поверишь этой правде, что выглядит как лесть?       Владыка расхохотался, всецело отдаваясь этому процессу. Женщины у его ног переглянулись, притронулись пальцами к вуали около рта и опустили взгляды, выдававшие их смех. И только карамельные очи горели неизвестным пламенем, где читалось нечто большее, чем улыбка, но нечто меньшее, чем ответное желание.       Мужчина быстро затих и поднял руку. Служки засуетились, расставляя на невысоком обеденном столе, стоявшем под отдельным куполом шатра, угощения и напитки. Повелитель встал и, добродушно улыбнувшись, жестом пригласил пересесть. — Наши дела не касаются ни женских, ни мужских ушей. Это только наши дела. Юри! — прикрикнул он, когда слуги проводили женщин и после удалились сами. — Останься, я позволяю тебе прислуживать нам.       Виктор незаметно ото всех поморщился. Юношеское тело все так же будоражило его разум и чресла, последние в особенности. И неизвестная, спрятанная за яшмаком улыбка все так же манила. И это путало, сбивало с мыслей, искушало. Намеренно ли проверяет его хозяин, али еще что задумал? — Выпей, Виктор, — повелитель протянул бокал и подхватил свой кубок.       Мужчина принял из его рук питье и незаметно принюхался. Пахло чем-то сладким, знакомым. Кажется, медом. Он прищурился, заглядывая в глаза не своего господина, встречая серьезный взгляд чужих глаз. Они чокнулись, смешивая в воздухе капли своих напитков и, не отрывая взглядов друг от друга, выпили воду до дна. Да, обычную воду, подслащенную душистым медом. — Угощайся, Виктор, времени много. — Времени мало, — ответил тихо, но твердо мужчина, чем вызвал тихую усмешку у собеседника. — Ты прав, прав, — протянул он и задумался.       Виктор бросил взгляд к выходу из палатки, где за их разговором сосредоточенно наблюдал Юри. Он неподвижно замер, и полутень делала из него неживую скульптуру, и только глаза зорко вглядывались в их лица. Без сомнения, он слышал каждое их слова и более того, понимал все, о чем они говорили, и о чем молчали — тоже. Но кто он, раз ему позволили остаться подле повелителя? — Проницательный, умный, властный, самоуверенный и сильный бастард, оставленный за порогом правящего дома, — неспешно проговорил хозяин, смакуя воду из кубка. — Правящего, но загнивающего дома. Хотя я ошибся, уже прогнившего и копающегося в своих разложениях. Отвергни я тебя, и смогу вскоре захватить Империю, и если не я, то мои сыновья.       Мужчина молчал. К чему рассказывать ему его же историю? Зачем лукавить, что думаешь сейчас? Ты все решил задолго до того, как я к тебе обратился с просьбой. Но скука, скука — порок всемогущих правителей, заставляет тебя играть. Я не гордый, я подожду. Пока. — Но есть ты. Знающий чужие традиции, уважающий чужие законы. Убей я тебя и помимо бремени власти, обрету и мороку с чуждым мне народом. Учить его своим порядкам, или принять каков есть? Я не хочу крови, ни в будущем, ни сейчас. Ты — куда более выгодный союзник, чем этот гниющий шмат мяса, называющий себя нынешним императором. Его сыновья, впрочем, ничем не лучше него. Да, куда более выгодный союзник. И пожелай ты быть моим врагом, — глаза повелителя хищно сверкнули, а губ коснулась улыбка, — ты будешь достойным противником.       В шатре повисла тишина. Где-то кричали верблюды, шумел песок под ногами слуг и воинов. А повелитель молчал, наслаждаясь этой игрой. Наслаждаясь этим мгновением власти не только над чужой судьбой, но и над судьбой целой Империи. Но Виктор улыбался безмятежно, едва заметно. Политика — грязное дело и каждый считает, что только он здесь закон и судья. Быть может, быть может. — Ешь, Виктор, время даров еще не пришло, а я слишком гостеприимный хозяин, чтобы нарушать традиции моего народа, — и довольный шуткой повелитель рассмеялся.       Мужчина только качнул головой и принялся за еду, бросая редкие взгляды в сторону выхода, где молчаливой тенью застыл Юри. Что-то притягивало его в нем, помимо статной фигуры за белым дишдашем. Помимо нежных рук и прикосновений, что невинным действием разжигают пожар.       Быть может, правы эти люди, вынуждая женщин скрывать свое тело и лицо? Ведь тогда душа, видимая в отражении глаз, будет сиять ярче и только она будет влечь собой, погружать в себя, заполнять собой?       Глупые мысли всегда не вовремя. Но они позволяют отвлечься, забыться, не вспоминать о мерзкой правде жизни, где приходилось выживать и прогрызать себе дорогу к трону. Законному трону не только по крови, пусть и не признанной до конца, но и по силе. Силе брать, обладать этим и не жечь ладони от непомерной тяжести бремени власти. А вот его отец не мог, как не мог и его брат, нынешний наследник.       Жить в такой Империи унизительно. И только он один в силах что-то изменить. Только одних своих сил недостаточно. Мало их, чтобы заткнуть всем рты, убрать недовольных и алчных, метящих на его место. Необходима сила другого рода, что подтолкнет к трону, а уж там Виктор удержится сам.       Сидящий напротив человек имел эту силу. И только чужая скука мешала раскрутиться механизму переворота правящей династии в полную силу. — Да, — протянул наконец повелитель. — Ты будешь отличным союзником. Но сделав тебя императором, я только выполню наш уговор. А в моей культуре принято одаривать гостей.       Виктор возликовал внутренне. С договором он разберется позднее, благо все для его исполнения у него уже почти на руках. Об этом он позаботился заранее. А вот что за дар? — Я подарю тебе паука, — медленно, смакуя каждое слово и, довольно жмурясь, проговорил владыка, глядя в сторону выхода, куда сейчас Виктор смотреть не смел. Сердце неожиданно забилось сильнее. — Прекрасного невинного паука, чей яд может убить и исцелить, подарить муку и наслаждение. Я подарю тебе паука, он будет твоей любимой игрушкой, без которого ты не сможешь прожить и дня. Я подарю тебе паука, он плетет восхитительную паутину. Тончайшее кружево из смертельно острых лезвий. Да, я подарю тебе паука. С ним ты позабудешь про скуку, ведь он развлечет тебя и сделает все, чтобы у тебя было время насладиться этим развлечением. Этот паук очень умный, редкий и ценный. Береги его.       На мгновение хозяин шатра затих. Виктора обуревали смешанные чувства. — Иди отдыхать, Виктор. Ты прошел долгий путь и заночуешь под моим кровом. Таков закон пустыни.       Мужчина кивнул, поднялся изо стола и почтительно поклонился, но уже как равному. Повелитель только хмыкнув в ответ и небрежно махнул рукой, отпуская. Когда Виктор обернулся к выходу, ожидая встретить горящий карамельный взгляд, он никого не застал.

***

      В небольшой палатке, отведенной Виктору, еще горел свет. Огонь отбрасывал рваные блики на плотную ткань шатра, что укрывала от подступающего холода ночной пустыни. Мужчина, развалившись на подушках и теплых шкурах, бездумно глядел в темный потолок. Мысли покинули его после напряженного разговора, а тело отдыхало после долгого перехода.       Виктор с удовольствием снял привычные этому народу наряд, оставшись в свободных штанах. Конечно, в дишдаше не столь сильно чувствовалась удушающая жара пустыни, но длинный подол мешал ему при ходьбе. Голова ныла от туго повязанного эгаля. Одежда казалась чуждой и лишней.       И вот сейчас прохлада ласкала обнаженную грудь. Виктор потянулся, закидывая руки за голову, улыбаясь от предвкушения. Осталось подождать совсем немного: скоро не придется склонять ни перед кем голову, просить и унижаться. Он будет договариваться с равными и приказывать слабым. Не ради того, чтобы потешить собственное самолюбие, а чтобы исполнить свое предназначение: поднять с колен погибающую Империю.       Виктор вздохнул. Предстоит колоссальный объем работы. Времени насладиться отдыхом больше не будет. Мужчина прикрыл глаза, и,само собой, пред его взором предстал тот таинственный юноша. Юри. Короткое, броское имя. Но теплое, вкусное, нежное. Он закусил губу, представив вновь тонкий юношеский стан, обтянутый белой тканью платья, взгляд снизу вверх и то, как парень замер у его ног.       И незамедлительно все его естество отозвалось на эти грешные мысли и желания. Внизу живота все заныло, тело бросило в жар, участился пульс. Виктор вдохнул глубже, сжимая в руке подушку, невольно выгибаясь на ложе. Что значили те слова повелителя? И почему же исчез Юри в самом конце разговора?       Тихий шорох мужчина сперва не заметил, слишком много этих шорохов слышалось вокруг. За пределами его палатки еще слышался говор на незнакомом языке, кричали верблюды и бряцали оружием воины. Да и у него еле заметно потрескивал огонь, еще не потушенный горстью песка. Лишь только скользнувшая по низу прохлада остывающего, раскаленного за день от песка воздуха, переполошили Виктора, вынуждая подскочить на постели.       Пред ним стояло его наваждение. Сверкающие карамельные глаза, отражение пламени в которых можно было легко принять за собственный огонь. А больше ничего и не видно за темным длинным плащом да яшмаком. Только колышется от дыхания ткань муслин. — Юри? — уточнил Виктор, приглядевшись к теням и прекратив судорожно рыскать по постели в поисках оружия.       Которого, впрочем, рядом не было и в помине. Все осталось в руках верных ему людей, пока он в одиночку собирался идти к местному повелителю. Мужчина сел и откинул длинные, прежде скрытые куфией, пряди назад. — Господин, — юноша поклонился низко. — Я преподнесен в дар вам нашим хозяином. Отныне и вовек, никто более не властен над судьбой моей, кроме вас, — он поднялся, прожигая прищуренным взглядом опешившего мужчину. — Юри… — недоуменно повторил Виктор, не в силах собрать мысли в кучу. — Не понимаю, — мотнул он головой наконец, признавая за собой поражение в этой глупой игре. — Кто ты?       Юноша промолчал, только выражение глаз изменилось, сделалось мягче и трогательнее, будто их обладатель улыбался. Из-под плаща показалась обнаженная рука и потянула за веревочку у горловины. — Я паук. Паук, что поможет взойти вам на трон. Паук, что плетет смертельную паутину для ваших врагов, — тихо говорил он, не разрывая зрительного контакта, медленно развязывая узел. — Паук, что скрасит ваши дни и ночи, верный палач и наложник, Господин.       На последних словах плащ соскользнул с плеч и шелестом упал к ногам. Юри изящно повел плечами, чтобы плащ ни в коем случае не зацепился за него. Однако это движение вызывало восхищенный вздох Виктора. Он буквально затаил дыхание, наблюдая, как стройное юношеское тело мелькает в широком разрезе гемлека. Пусть это и считается женской блузой, но здесь, выполненный в строгих мужских тонах, оный ничуть не портил Юри. Длинный разрез, точно так же доходящий до лобка, не скрепляли булавки. И потому и грудь, и живот было видно больше положенного.       Стройные ноги не скрывали ни шальвары, ни дизлык, широкие панталоны доходящие до колен. А нескромный разрез гемлека не оставлял и надежды не возжелать это молодое, гибкое тело. Виктор с трудом отвел взгляд от бедер юноши, едва прикрытых тонкой тканью, и посмотрел в глаза Юри. — Что это все значит? — Все то, о чем вы сейчас подумали, Господин. Не стоит притворяться, — послышался тихий смех, который можно было посчитать обидным. Можно, но никак не выходило.       Виктор наконец собрался, хмыкнул насмешливо. Сбил сзади себя подушки и откинулся на них спиной, устроившись в вольготной расслабленной позе. По губам его гуляла коварная улыбка, немного порочная, но не менее соблазнительная. — Тогда я хочу видеть твое лицо, Юри, — мужчина протянул ладонь, будто призывая отдать яшмак ему.       Юноша кивнул. Подняв руки, отчего ткань блузы задралась и обнажила бедра еще больше, он осторожно отстегнул отрезы муслина, но не стал торопиться и убирать его. Ткань еще колыхалась от тихого дыхания, но за ней более невозможно было увидеть даже очертаний носа, скул или губ. Виктор нахмурился, а вот карамельные глаза лукаво блеснули в темноте.       Скинув узорчатые, вышитые стеклярусом и бисером шлепки, Юри изящно ступил на раскинутые на ложе шкуры. Теплые отблески огня попали на его удивительно бледную для здешних мест кожу. Как трепетало пламя, так трепетали и тени, танцуя на бедрах юноши. Плавной походкой он подошел ближе, все так же смотря поверх яшмака и не отнимая ткани от лица. Остановившись у ног Виктора, он замер, глядя сверху вниз.       И будто подчиняясь внезапно зазвучавшей музыке, юноша стал танцевать. Он двигался плавно и изящно, казалось, будто он не двигался вовсе, а перетекал из одного положения в другое. Его движения завораживали, но глаза… Глаза сверкали так, что Виктор не мог отвести взгляда. А меж тем ткань муслина все так же служила им преградой.       Юри искусно скрывал за яшмаком губы, скулы, шею. Он опускал его ниже, наклонял одну сторону, поднимал другую, но все так же не показывал то, что так жаждал увидеть мужчина. От нетерпения и желания, охвативших его тело и прокатившихся жаром и дрожью, Виктор заерзал, сжимая в руках подушку. В шатре становилось все более знойно. — Юр-р-ри, — грозно рыкнул мужчина, которому надоела эта игра в прятки.       Парень, что за мгновение до повернулся к нему спиной, тут же замер. Плавно опустив руки, он подхватил края гемлека и потянул вверх. Медленно обнажались бедра, ягодицы, спина. Мужчина судорожно сглотнул, неотрывно наблюдая за действиями юноши.       Оставшись без одежды, Юри посмотрел на своего господина через плечо, и тот наконец смог увидеть юношеский профиль. Аккуратный небольшой нос и губы, не слишком пухлые, но манящие, блестящие от влаги. Виктор удовлетворенно осклабился, окидывая взглядом голое тело. И сведенные лопатки, вмятины на прогнувшейся пояснице, аппетитные ягодицы. Он облизнулся и закинул одну руку за голову, вторую положил на пах, где уже было заметно его возбуждение. — И что теперь? — с довольным видом протянул мужчина. — Все что пожелаете, мой Господин, — со смешком отозвался Юри, разворачиваясь и опускаясь на колени.       Спереди он был столь же прекрасен, что и сзади. Розовые соски на почти алебастровой коже. Живот, вовсе не впалый, но довольно притягательный. Ладный, возбужденный член и голый лобок.       Стоя на коленях у ног Виктора, юноша поднял над головой руки и, глядя в потолок палатки, принялся изгибаться. Он, казалось, повторял движения пламени, но только медленно, будто попавшая в патоку оса. Чарующе, словно создавая музыку своим телом, Юри все сильнее манил к себе. Мужчина не мог не поддаться такому соблазну, до того пленительным он был. Но вместо того, чтобы дернуть парня на себя, Виктор ожесточенно массировал сквозь ткань брюк возбужденный член и взглядом обжигал бледную кожу. — Тебя точно подарили мне, чтобы ты угадывал и исполнял мои желания? — наконец не выдержал мужчина, грубо сжимая плоть сквозь ткань брюк. — Кажется, ты совершенно не справляешься со своей задачей.       Юноша замер. Но не испуганно, нет. Опустив руки вниз, он улыбнулся лукаво, огладив голени мужчины. Склонившись вперед, глядя в глаза, он самодовольно прищурился, а после невинно, но оттого не менее притягательно и порочно, облизнул губы. — Раздуть из искры пламя — не менее важное умение, Господин. Ведь сейчас вы желаете меня куда более сильно, чем пару минут назад, — шепнул Юри, скользя ладонями по чужим бедрам.       Виктор рассмеялся хрипло, пристально вглядываясь в лицо напротив. Юноша почти лег грудью на его ноги, потираясь щекой о ткань брюк. И в каждом его движении чувствовалась уверенность, что он сможет доставить мужчине неземное наслаждение. Виктор убрал руку от паха и положил ее на хрупкие плечи, огладив грубо теплую, шелковистую кожу. Скользнул пальцами по шее, коснулся почти невесомо щеки. Повел выше и, зарывшись в мягких волосах, резко дернул пряди назад, вынуждая Юри запрокинуть голову.       Сев, мужчина склонился низко над юношей, в чьих глазах не было ни капли страха. Взгляд его заметался по прекрасному лицу, словно надеясь отыскать нечто фальшивое. Но Юри глядел в ответ открыто, невозмутимо и совершенно серьезно, хотя тело его застыло в довольно неудобной позе. — Говорят, даже ручные пауки могут отравить хозяина, — проговорил тихо Виктор. — На такое способны лишь дикие пауки, — улыбнулся в ответ Юри. — Я же рожден для служения своему Господину, и яд мой настигает не Хозяина, а врагов его.       Мужчина жадно вгляделся в сверкающие глаза юноши, отслеживая малейшие сокращения мышц, что могли выявить ложь. Но несмотря на свое неустойчивое положение, Юри оставался безмятежен и спокоен. Улыбнувшись горько, Виктор нежно погладил чужую скулу тыльной стороной пальцев. — Предашь — убью, — прошептал он.       Отказаться от подаренного ему сокровища, мужчина был уже не в силах. До того сильно запал в сердце случайный, увиденный впервые наложник. Но допустить будущего предательства он не имел прав. Не потому, что каждая ошибка на его пути могла стоить ему жизни. А потому, что только мысли об этом уже сейчас причиняли боль где-то внутри него. — Предам — умру на месте сам, — услышал Виктор в ответ и, не сдержавшись, отчаянно поцеловал преследовавшие его весь день губы.       Обнимая ладонями лицо, сжимая коленями бока юноши, он целовал исступленно, жадно. Ловил тихие всхлипы и стоны, крал дыхание, кусая губы. И тут же нежно и мягко проводил языком, невесомо и невинно, словно дразнясь, вынуждая Юри тянуться к нему за лаской. Парень касался пальцами горячих предплечий, сминал ткань брюк, пытаясь оттянуть ее вниз.       Заметив его попытки, Виктор отстранился. Хмыкнул, погладив припухшие от поцелуя и укуса губы, стирая большим пальцем слюну. — Ты же знаешь, что делать дальше? — приподнял он бровь, откидываясь вновь на подушки спиной.       Юри посмотрел на него осоловевшим взглядом. Щеки покрылись румянцем, и сколько бы не строил он из себя соблазнителя, для Виктора было заметно, что перед ним невинный цветок пустыни. Как бы долго его не учили в гареме местного повелителя девушки, сколь искусно он не танцевал, какие сладкие речи не говорил, а тело выдавало его. Юри краснел и дрожал мелко от поцелуя, сдавленно постанывая в рот мужчины.       Какое чудо, рассмеялся про себя Виктор. Обученный доставлять мужчине наслаждение, плести паутины интриг и убивать по первому приказу Господина, Юри оставался все так же невинен и в чем-то даже наивен наедине с Виктором. Воплощение греха и нетронутой чистоты — вот что представлял из себя дар повелителя.       Сверкающие любопытством глаза юноши выдавали его возбуждение и нетерпение. Облизнувшись, он проворно расстегнул застежку на штанах мужчины и потянул их ниже, обнажая возбужденный член. Сглотнув вязкую слюну, Юри робко коснулся кончиками пальцев чужой плоти, проводя по ней от головки к основанию. Юноша закусил губу, зажмурился на секунду и тут же выдохнул, вновь становясь коварным соблазнителем. Уверенно обхватив ладонью член, он размазал выступившие капли смазки большим пальцем по головке и мягко двинул рукой.       Наблюдая за Юри, Виктор на секунду отвлекся от собственных ощущений, но те вскоре нахлынули на него лавиной. Шикнув и поморщившись, он дернул темные пряди и невольно перешел на приказной тон. — Ртом.       Парень прикрыл глаза, безмолвно отвечая согласием. Неуверенно тронув чужую плоть языком, он сдавленно выдохнул на влажную головку. И тут же, собравшись, лизнул смелее, делая широкие мазки от основания вверх.       Виктор откинул голову назад, судорожно выдыхая сквозь сжатые зубы. Бесхитростные, первые робкие прикосновения Юри вызывали в нем неподдельную дрожь. Мужчина сжал с силой кулак, впиваясь короткими ногтями в ладонь. Несмотря на то, что его не раз и не два ублажали не только продажные девицы и юноши, но уезжавшие с ним в ночь случайные незнакомцы, сейчас Виктору буквально сносило голову от всего происходящего. От тихого треска огня, искрившегося над головой. От полупрозрачного одеяния на обнаженной коже дара повелителя, сотканного отблесками теней. От жгучего азарта в карамельных глазах.       Он старался дышать глубже, наслаждаясь лаской языка, однако в груди разгорался пожар неподдельной жажды обладания. Желание заклеймить собой, своим запахом, своим телом Юри все сильнее преобладало над мужчиной. И таких почти невинных прикосновений становилось мало.       Юри вздрогнул, когда мужская рука опустилась к нему на голову. Пальцы, до того касавшиеся ткани брюк испуганно замерли, а юноша с трудом оторвался от вылизывания члена. Теплой кожи возбужденного члена было приятно касаться языком, пробовать чуть солоноватую смазку, наслаждаться тем, как сжимается мошонка от тихих выдохов на влажную кожу головки. Он словно погрузился в туман, наконец добравшись до живой, настоящей плоти, и сосредоточился только на этом. И потому для него столь неожиданно было прикосновение, вырвавшее его из этого подобия транса.       Подняв недоуменный взгляд — о, что это была за восхитительная картина в глазах Виктора — Юри моргнул, прогоняя мутную дымку перед глазами. Облизнулся, смутился и неловко улыбнулся, тряхнув головой. — Я сказал ртом, а не языком, — выдохнул хрипло мужчина, щурясь недобро.       Юноша невольно охнул, когда его едва ли не вдавили лицом в пах. Но в глазах тут же вспыхнули огоньки предвкушения. Коснувшись губами члена в невесомом поцелуе, Юри развел шире колени для удобства, прогибаясь в пояснице, опираясь на локти. Пройдясь языком от мошонки до головки, плотно обхватил ее губами, не разрывая зрительного контакта с Виктором. Втягивая щеки, парень посасывал головку, обводя языком по кругу, играясь с уретрой и уздечкой, двигая головой в стороны.       Для мужчины это показалось самым возбуждающим видом из всех, что когда-либо случалось запечатлеть его памяти. Невероятная увлеченность процессом, исследовательский азарт, робость первых неумелых прикосновений и при том абсолютное знание соблазнения, лихорадочный румянец не то от смущения, не то от внутреннего пожара страсти — вот что за дикую смесь представляло в то мгновение лицо юноши. И эта смесь сбивала Виктора с ног. Он дрожал. И эта дрожь проходила из глубин сердца по рукам и ногам, еле заметная со стороны, но ощущаемая самим для себя лавиной. В груди все сжимало от недостатка воздуха: Виктор просто забывал вовремя делать вдох, завороженный действиями юноши.       Прогибаясь красиво в пояснице, Юри бросал редкие взгляды на мужчину. В груди все трепетало и сжималось от самодовольства, когда он замечал сверкающие похотью глаза, закушенную губу и капельки пота на лице Виктора. Внутри юноши буквально все пело от подобной реакции на собственные действия, и потому он старался все больше и больше. Старательно втягивал щеки и плотнее обхватывал губами возбужденный член. Дразнил чувствительную уздечку языком и нарочно, а иногда и случайно задевал зубами плоть, слыша в ответ шипение и ощущая, как болезненно дергает Виктор за пряди волос. И вбирал все больше и больше, чувствуя, как касается головка горла, как напрягается от этого живот и как привычно отходят неприятные ощущения в сторону.       Стоило только отдаться на волю неведомой первобытной страсти, и кожа вмиг стала до невероятного чувствительной. Мурашками покрылась спина от прохладного ветерка, просочившегося сквозь ткань шатра. И в то же время капли испарины скатывались от душной атмосферы, жара лампы и пронизывающего их обоих возбуждения.       Кожу рук царапала ткань брюк Виктора. Юри ерзал, но тогда подушки терлись о грудь, задевая затвердевшие соски. И тихие стоны вырывались из груди юноши, слабыми вибрациями передаваясь по члену, когда Юри брал оный слишком глубоко.       Виктор сжимал одной рукой подушку, второй — волосы ублажающего его дара повелителя. И сколько же сил он прилагал, чтобы не дернуть его за прядки, оторвав от члена. Все для того, чтобы пристально вглядеться в это соблазнительное лицо, с каплями слюны и смазки на губах, с лихорадочным блеском в глазах и восхитительным на щеках румянцем. И куда больше сил Виктору требовалось, чтобы не вдавить голову юноши в свой пах, входя до конца в податливое горло. Он буквально наяву чувствовал, как оно сжималось от яростного вторжения, и с трудом себя сдерживал, чтобы не воплотить это видение.       И все же полные слез карамельные глаза — это не то, что требовалось Виктору. Судорожно выдохнув сквозь плотно сжатые зубы, когда юноша не только зацепил член зубами, но и пощекотал языком уздечку, мужчина хрипло произнес: — На первый раз достаточно, — прикрыл он глаза, содрогаясь на мгновение. Выдохнув спокойнее, Виктор открыл глаза. Погладив юношу по щеке большим пальцем, улыбнулся и облизнулся от предвкушения. — Теперь я хочу другого. — Будет исполнено, мой Господин, — вытер пальцами слюну с губ юноша и поднялся на колени. — Ведь я здесь, чтобы исполнять ваши желания.       Голос у него тоже охрип. То ли от того, что головка члена раздражала горло, то ли от охватившего юношу волнения. Ни для одного, ни для второго не являлось секретом то, что произойдет дальше. Однако мандраж бил не только Юри, для которого подобный опыт был впервые, но и Виктора. В отличие от пугающей юношу неизвестности, мужчина уповал на скорейшее развитие событий. Его буквально потряхивало от возбуждения, от жажды обладания этим юным наложником. Только им, и никем больше. До того очаровали его эти глаза его с первых минут, до того манила загадка скрытых яшмаком губ. И так привлекала тайна нахождения этого юноши при местном повелители.       Но и это все меркло теперь при взгляде на распаленное, разгоряченное тело молодого любовника. Даже на вид очень нежная кожа, такая бледная, с редкими вкраплениями родинок, что очень чуждо жителям этих земель. Плавность движений и приятная округлость бедер. Виктор готов повторять вновь и вновь и так же вновь попадаться на этот безумный коктейль: неподдельная невинность и возведенный в абсолют порок.       Юри закусил губу от волнения, расставляя шире ноги и усаживаясь на пах мужчине. Собственный член терся о голый живот, а чужой — о его ягодицы. И в этот момент юношу охватило неизвестное доселе чувство: неуемное желание ощутить в себе возбужденную плоть. Внутри.       Виктор завел руки за спину юноши и властно сжал ягодицы. Развел их в стороны до неприятного тянущего для Юри ощущения в ложбинке. Отпустил и снова развел, ну уже не так сильно. Шлепнул игриво, улыбаясь, глядя в карамельные глаза. Шлепнул опять. И опять. И опять, наслаждаясь зрелищем тяжело дышащего Юри, не отрывавшего взгляд, но склонившего низко голову. Он неуверенно скользил ладонями по своей груди и животу, тер зудящие соски, но не скрывал того, что происходящее ему нравится. Юри все больше ерзал, кусая губы, довольно постанывая не только от приятного, возбуждающего жжения на ягодицах, но и от того, что собственные член и мошонка терлись о чужой живот. Как и чужая плоть терлась о его горевшие ягодицы.       Остановившись, Виктор нежно огладил пышущие жаром ягодицы. Улыбнулся ободряюще тяжело дышавшему парню и провел ласково рукой по бедру. Он властно сжимал кожу, оттягивая ее, но не шлепая. Проводил с нажимом пальцами, оставляя красные полосы. И наслаждался видением мечущегося Юри, непривычного к такому удовольствию. Парень все чаще прикрывал глаза, дыша ртом и морща нос, но при этом тихо постанывал. Жар с щек переместился и на шею, и на уши, влажные капли скатывались по изгибам плеч.       Мужчина прекратил грубой лаской терзать бедра юноши. Провел руками по пояснице и спине, собирая соленые капли. Огладил бока, переходя ладонями на грудь и живот. С улыбкой провел словно случайно по возбужденно топорщившимся соскам. И когда Виктор услышал тихое шипение, то уже намеренно надавил на горошины пальцами, потирая их несильно. Юри тихо захныкал в ответ, откидывая голову назад.       Для него подобные ощущения были в новинку. Его обучили доставлять эстетическое и плотское удовольствие. Подготовили к тому, что Господин может быть как и ласков, так и жесток. Предупредили, что главное — наслаждение твоего Господина, а с собственной болью, если такова будет, необходимо заранее смириться. Но никто не сказал, каково это: ощущать ласку на себе.       Юри никогда прежде не касались так: причиняя легкую боль, некоторое неудобство, но доставляя этим самым удовольствие. Он невольно пугался того, что шлепки от Виктора вызывали в нем неясное томление, а внизу живота все сводило от сладостного ощущения. Получи юноша подобные удары от кого другого, то посчитал бы их обидными, ведь в случае провинности его наказывали сильнее. Но нет. Ощущаемые на грани боли, приносящие жар, побуждающие желание не только увильнуть, но и прогнуться сильнее навстречу, эти шлепки отзывались дрожью где-то внутри Юри.       Виктор изучал тело юноши и его чувствительные места, Юри — реакцию своего тела на эти прикосновения. Жар от ноющих ягодиц, предательская дрожь от нежного прикосновения, вспышки легкой боли от терзаемых сосков. Это лишь часть, наиболее ярко ощущаемая Юри, из всего того многообразия, даруемого мужчиной.       А тому нравилось наблюдать за преображением парня. Из таинственного, сводящего с ума своей порочностью и невинностью цветка пустыни, он превращался в чувственного, отзывчивого, открытого к всякому прикосновению и наслаждению юношу. В неопытного любовника, за спиной которого никогда и не было прошлого в гареме.       Улыбнувшись, Виктор одной рукой провел по изгибу плеча Юри, по щеке и лбу, по волосам, отводя прилипшие к лицу пряди назад. И обхватив за шею, потянул на себя, награждая за искренность поцелуем, куда более нежным по сравнению с предыдущим. Лаская бесстыдно и властно чужие губы языком, играясь с порывами юноши перехватить инициативу, Виктор, тем не менее, целовал нежно, неспешно, массируя взмокшую макушку Юри пальцами.       Целовал томительно медленно, прикусывая полные губы, ловя неожиданные вскрики и стоны, когда свободной рукой сдавливал ягодицы или неожиданно шлепал. Юри же терялся в ощущениях, отдаваясь на волю этих рук, то сжимающих грубо, то ласкающих нежно. В тумане наслаждения растворились все знания, вбитые наставниками в гареме: как правильно себя вести, как необходимо доставить удовольствие. Юноша только и делал, что доверчиво прижимался к мужской груди, зажав меж тел возбужденный член, и держался крепко за плечи, чудящиеся единственной опорой. Низ живота тянуло все сильнее, пах терся о разгоряченную кожу, плоть пульсировала, тело дрожало мелко.       Виктор, мягко коснувшись напоследок губ, разорвал поцелуй. Заботливо стер паутинку слюны с уголка рта Юри, заглянул в помутневшие от возбуждения глаза, и тихо хмыкнул, качая головой: — Хороший мальчик, но не сейчас, — хрипло проговорил он.       И хотя его состояние было лишь немногим лучше Юри, трепетавшего в его объятьях, мужчина не позволил тому кончить. Зафиксировав макушку парня, Виктор с силой ударил по ягодицам, причиняя боль, сбивая часть накопленного удовольствия. В доверчиво распахнутых карамельных глазах он отчетливо разглядел обиду, боль и разочарование.       Виктор вздохнул, качая головой. Поглаживая занывшие с новой силой ягодицы, массируя голову парня, мужчина неспешно приводил его в чувство. Но что важнее, в сознание. Он все так же жаждал обладать этим мальчиком. Жаждал, как никого прежде. Но тот, потерявшись в новых для себя ощущениях, позабыл все уроки своих учителей. И вместо того, чтобы помочь Виктору, скорее навредил бы себе.       И правда. Будто очнувшись ото сна, прогнав остатки тумана в голове, Юри распахнул глаза и виновато покраснел. Он корил сам себя, что позволил себе расслабиться. Что вместо доставления наслаждения Господину, едва не кончил сам. А ведь наставники в гареме ему всегда говорили: кончить раньше Господина — страшный грех. И прежняя обида в душе сменилась невероятной благодарностью.       Кротко улыбнувшись, Юри выпрямился. Сел, прогибаясь в пояснице, откидывая голову назад, встряхивая волосы руками. Он прикрыл глаза, прогоняя предательскую слабость, незаметно щипая себя за щеки. И вновь в нем будто поселился дьявол искушения: плавные движения наполнились сексуальностью, а глаза загорелись огнем, а не только туманом наслаждения. Юри собирался показать все, что умел! В благодарность за ласку, за доставленное удовольствие и за то, что помог избежать позора, самого страшного для наложников и наложниц греха — успеть раньше Господина.       Упершись руками в торс мужчины, Юри поерзал, потираясь горящими ягодицами о возбужденную плоть. Его собственная жажда Виктора не стала меньше после всплеска боли. Более того, она заиграла новыми оттенками и все естество юноши просто пело, мечтая скорее ощутить внутри себя член. Покачиваясь из стороны в сторону, тихо постанывая, закатывая глаза, Юри приподнял таз, соскользнул назад так, что собственный член коснулся чужого. Лизнув собственную ладонь, он обхватил оба члена ею, сжимая их, лаская грубо.       Юри наслаждался не своей властью над лежащим под ним мужчиной, а тихими стонами сквозь зубы, выдохами, похожими на рыки и тем, как сжимали сильные рук его бедра. Радовался тому, что желанен для Виктора. Это упоительное чувство побуждало его двигаться все более плавно и маняще. Облизывать губы, кусать их, смотреть в глаза прямо, выгибаясь навстречу.       Виктору вновь сносило голову. Вид Юри, который так легко превращался из неопытного, но отзывчивого любовника в само воплощение похоти и обратно, покорял мужчину. Ему все сложнее было сдерживаться. Пальцы зудели от желания вцепиться в бедра и насадить парня на свой член, который буквально разрывался от возбуждения. Но природная магия юноши заставляла вглядываться в его глаза, тело, движение и желать еще сильнее.       Протяжно простонав от ощущения ладони на своем члене, мужчина плюнул мысленно на все и скользнул пальцами к ложбинке ягодиц Юри. И был донельзя удивлен, что вместо ожидаемого колечка мышц наткнулся подушечками пальцев круглую кромку металлического кольца. Обведя его пальцем, найдя россыпь камней, он потянул находку в сторону. Но тот поддался слабо, обнажив прочную гладкую нить, уходящую в нутро юноши.       Виктор застонал гортанно. Тело пробило дрожью от осознания, что бы это могло быть. Жители востока были известными любовниками и выдумщиками. И вот одна из подобных «выдумок» сейчас находилась в теле его дара от местного повелителя. А может, находилась и раньше. Это открытие привело мужчину в полный экстаз. Заинтригованный, он горел желанием опробовать сладость от новой игры.       Его пыл остановил, но не слишком надолго тихий смех. — Вы нашли мой маленький сюрприз, Господин? Я рад, что вам нравится. — Еще как, — неслышно пробормотал под нос Виктор, двигая парня на себя.       Устроившись полусидя в подушках, сжимая ладонями еще немного красные после шлепков ягодицы, мужчина хищно улыбался. Юри обнял его за шею, прижавшись грудью и сильно прогнувшись в пояснице. И игра в новое наслаждение началась.       Взявшись за драгоценное кольцо, Виктор потянул его наружу. Тонкая нить скоро повлекла за собой металлический шар, а прижавшийся к плечу Юри начал поскуливать. Мышцы ануса под давлением расходились, не причиняя боли. Парень поджал живот, сжимая пальцами мужские плечи. Подобное было для него не в новинку, он часто ходил с таким для тренировки мышц заднего прохода. Учителя говорили, что это — для облегчения ощущений, что это способствует уменьшению боли. Но почему, пески их забери, они всегда молчали о том, как сладко и приятно быть в руках Господина. Почему утаили от него, сколько наслаждения могут принести эти руки. Почему скрыли, что привычное действие будет таким волнительным и возбуждающим.       Виктор жадно заглядывал через юношеское плечо. Тянул кольцо на себя, а потом наблюдал, как появившийся блестевший металлом шар сам скрывается внутри Юри. Надев кольцо на палец, Виктор потянул снова, дождался, когда вновь появится шар и вытянул его почти до середины. Парень тяжело дышал в его плечо и впивался пальцами до боли, но прогибался так, чтобы Господину было удобнее.       Мужчина утешающе поцеловал его в шею, слизнув соленую влагу. Но шар блестел, скользил и манил. Тяжелая металлическая игрушка раздвигала в стороны мышцы ануса. Виктор осторожно погладил их пальцем, чувствуя, как остается на коже вязкая смазка. Упершись костяшкой, он принялся толкать шар внутрь, и тут же тянуть обратно. Он не позволял погрузиться игрушке полностью, но и не доставал обратно, играясь с юношей.       Тот постанывал, кусал собственную ладонь, боясь опозориться. Вжимался теснее в мужчину и даже похотливо вилял ягодицами, так и не определившись в своих желаниях. Наслаждение вновь туманило разум.       Виктор надавил на влажную поясницу ладонью и все же вытянул шар полностью. С пошлым, смачным звуком он покинул тело юноши, сопровождаемый пронзительным громким стоном. Дыша тяжело, Юри обмяк на мужчине, пока тот гладил сжавшееся колечко мышц. А еще алчно сверкал глазами, наблюдая, что от шара нить тянется и во вторую сторону. Вторая часть игрушки еще скрывалась внутри.       У него буквально тряслись руки от азарта и возбуждения. Подхватив выскользнувший шар и отметив его тяжелую массу мимоходом, Виктор смазал анус парня остатками смазки. Провел металлом по ложбинке, потом коснулся пальцами, погрузив один из них внутрь Юри, проверяя догадку. Фалангу обхватили влажные, теплые мышцы, а в подушечку толкнулась металлическая поверхность, подтверждая догадку мужчины. Да, шаров было два.       И снова Юри терзали мучительной, сладкой игрой. Снова шарик распирал мышцы, вызывая томление и даже некоторое подергивание собственного члена. Он пульсировал и сочился смазкой, пачкая торс мужчины. А все тело трепетало от жара чужой кожи и того, как ласково успокаивала ладонь на пояснице, вынуждая постоянно прогибаться. И шумела кровь в голове, билось бешено сердце в груди.       Виктор не стал вытаскивать второй шар. Напротив, он приставил первый и теперь давил, проталкивая его внутрь. Мышцы нехотя прогибались, принимая в себя инородный предмет, пока Юри скулил и царапал плечи. — Ну же, мальчик, это же не в первый раз, — насмешливо обдал дыханием ухо парня мужчина.       Но нет. Первый. Первый раз, когда это делал кто-то посторонний за долгие годы обучения. Первый, вызывающий такую бурю эмоций, сжимающих нутро крепкой хваткой. Первый, что стал открытием: это может приносить удовольствие, а не дискомфорт и глухое смирение с обязанностью.       Больше всего Юри трусился от предвкушения. Перед глазами мелькали звездочки, стоило только представить, что последует за тем, как оба шарика окажутся внутри. За кольцо потянут. И вовсе не медленно.       Виктор не собирался соответствовать ожиданиям парня. Одной рукой надавливая на мышцы поясницы и спины, мужчина ласкал второй еще хранившие тепло ударов ягодицы. Кончиками пальцев затрагивал место ниже сжавшегося ануса, на стыке с мошонкой. И тут же возвращался назад, нежно потирая ложбинку после столь щекотящего прикосновения.       Он скрывал ехидную улыбку в изгибе плеча Юри, прикусывая кожу, оставляя еле заметные отметины. Сместив руку со спины на стоящую и сочащуюся смазкой плоть парня, Виктор грубо провел по чувствительной головке. Играя на контрасте, он заставлял Юри растворяться в мареве страсти, оставив все мирское. И глаза сияли азартом от ощущения невинного, дрожащего от искусных ласк тела со знанием порочного искусства в голове. Впрочем, парню это помогало мало.       Юноша в глазах Виктора напоминал натянутую струну инструмента. Очень звонкого и мелодичного. При каждом касании он отзывался громким стоном или тихим всхлипом, трепеща всем телом. И прижимался доверчиво. Такой наивный — Виктор оставил ласковый, невинный поцелуй под ушком распаленного парня.       Когда Юри ожидал этого меньше всего, когда он успел расслабиться и чуть выдохнуть, когда он, жалобно хныча, подавался вперед в сжатый кулак своего Господина, Виктор потянул за кольцо. Резкое движение отозвалось мощным всплеском наслаждения. Внизу живота все свело, потянуло под ложечкой. Тело мелко завибрировало, голова запрокинулась, в горле застрял ком. Глаза подернулись поволокой удовольствия.       Почти. Быстро сменяющиеся действия реальности не позволили долго находиться в блаженном состоянии. Плоть обожгло болью от сжимающегося кольца пальцев, не позволивших вновь опозориться неопытному наложнику перед Господином. А следом пришло не самое приятное, но острое, яркое ощущение, от которого Юри громко жалобно застонал.       Виктор с ухмылкой наблюдал за парнем. Его и самого трясло от возбуждения, но отказать себе в удовольствии помучить мальчика и, тем более, понаблюдать за этим он не мог. И не позволив кончить, мужчина продолжал грубо давить пальцем на чувствительную головку. Выражение лица как у обиженного ребенка, схмуренные брови, плаксиво надутые губы, зажмуренные глаза. Виктор хмыкнул, припав губами к соску юноши, быстро проведя по нему языком и тут же прикусил, впрыснув новую долю то ли боли, то ли адреналина в кровь. И мягко скользнул в не успевший до конца сомкнуться анус Юри.       Не сразу, но юноша присоединился к блаженному стону Виктора. В водовороте впечатлений, тактильные ощущения накрывали его запоздало. Хотя не заметить твердый член в собственной заднице трудно. Трудно, но возможно. Удивленно распахнув глаза, Юри часто задышал, жадно глотая воздух. Приятная наполненность горячим живым членом не сравниться с игрушками наставников в гареме. Поерзав для лучшего привыкания, парень невольно вызвал очередной довольный стон мужчины.       Откинувшись назад, не то простонав гортанно, не то промычав неразборчиво, Виктор стегнул парня по бедру: — Теперь сам, мальчик, — хрипло выдал он, стирая поспешно пот, застилающий глаза. Шлепнув еще раз. — И побыстрее.       Больше они не разговаривали. Желание наконец отблагодарить своего Господина, но что больше — сполна насладиться тем, к чему готовили, но никогда не давали попробовать подстегнуло память Юри. Улыбнувшись коварно и закусив губу, парень оперся ладонями о пресс мужчины и приподнял бедра, прогнувшись в пояснице. И резко опустил их, скруглив спину. Двигая тазом, работая поясницей, Юри отдавался этому чувству проникновения в него плоти со всем жаром своей души. Тело двигалось свободно, мышцы заднего прохода ритмично сжимались вызывая сдавленные стоны Виктора.       В голове у обоих помутнилось. Распаленные томительной пыткой прелюдии, оба с головой нырнули в океан ощущений, наполненный жаром под кожей, влагой на теле, хриплыми стонами и пошлыми ударами тел друг о друга. Юри жмурился, стараясь двигаться все быстрее, быстрее, быстрее. Ухватить все и сразу. Ощутить неизведанное, сполна насладиться каждым мгновением.       Тем, как властно сжимают бедра мужские руки, от чего самодовольная улыбка блуждала по опухшим губам, что это ты — только ты! — доставил это удовольствие. Тем, как ноют уставшие мышцы ног от постоянного напряжения. Тем, как невольно царапают пальцы живот Господина из-за невозможности совладать с собственным наслаждением. Тем, как трется и бьется мошонка о чужой живот, а член — о собственный.       И наконец тем, как проникает внутрь твердая горячая, пульсирующая плоть, распирая стенки ануса, заполоняя собой все. И проносятся вспышки иного удовольствия, что прошивает все тело от вскользь задетого чего-то внутри самого себя. Сколько еще непознанных точек собственного тела не раскрыто наставниками гарема.       Однако самое главное — неповторимое чувство не то счастья, не то радости, не то безумной эйфории, охватившее грудь и распространявшееся по всему телу, подобное теплой неудержимой волне.       Виктор, откинувшийся назад, не познавал более ни чужого, ни тем более своего тела. Внутри него порыкивал собственник, наконец почувствовавший, что попало в его загребущие лапы. Какое сокровище. Уж сколько раз он отмечал этот контраст невинности и похоти, но невозможно остановиться и замолчать об этом. Умелые движения перемежались с неподдельным азартом естествоиспытателя. Не обращая внимания на мужчину, Юри повторял то или иное движение, пока ускользающий флер некого ощущения не претворялся в жизнь вновь.       Господин сегодняшней ночи перестал испытывать юношу и просто наслаждался зрелищем запыханного в бешеной скачке наложника из-под ресниц. И водил руками по покрытому испариной телу, гладя, щипая, хлопая и оттягивая кожу. Сжимал властно и грубо или касался почти невесомо и нежно.       И пусть скоро похоть превознесется над неопытной невинностью. Но уже сейчас Виктору, охваченному скорой, долгожданной разрядкой, казалось, что этот мальчик никогда не устанет его удивлять. В своем служении ему он станет великим…       Хрипло вскрикнув, Виктор до синяков сжал бедра Юри и с силой толкнулся внутрь. Поясницу заломило, все тело зазвенело от напряжения. И тут же вскрикнув от долгожданной разрядки, сопряженной со сладчайшей болью, мужчина облегченно обмяк, ощущая приятную невесомость. Разум затуманился, весь мир отошел на второй план в этот краткий мир блаженства, что Виктор даже не заметил как громко закричал Юри, пораженный столь мощным и настоящим оргазмом впервые в жизни.       Все еще мелко сотрясаясь от дрожи, юноша жадно глотал воздух, упав на грудь мужчины. Внутри него и под ним растекалась сперма, волосы взмокли и прилипли к коже, уставшие мышцы ныли. Но это ощущение захлестнуло и поглотило его, будто зыбучие пески.       В шатре властвовала духота, разбавленная плотным, насыщенным запахом секса: смеси пота, спермы и какого-то неуловимого флера. Так же трещал огонь еле слышно и глухо доносились сквозь стенки шатра чужие приказы на незнакомом языке. И только тела, переплетенные и обессиленные, лежали на развороченном ложе.       Оба дышали часто. Оба держали глаза закрытыми. Каждый переживал свой оргазм по-своему, но оба — вместе друг с другом, прижавшись тесно и делясь теплом. Влажное тело остывало быстро, несмотря на царившую в палатке жару. Испарина холодила, и Юри недовольно завозился, слепо морщась.       Виктор с трудом открыл глаза. Взгляд уперся в потолок, его темнеющую вершину и трепет света и теней на нем. В мыслях было пусто, а тело казалось тяжелым. Однако мужчина все же пересилил себя и накинул на обнаженного парня не то тряпку, не то одеяло. Поди разбери, когда тебе, в принципе, все равно.       А укрыв, он положил тяжелую ладонь на затылок Юри, нежно поглаживая. — Господин… — парень говорил хрипло и даже, кажется, несколько боязненно. — Я… — Сплети для меня паутину, Паук, — тихо проговорил Виктор. — И радуй только меня каждую ночь.       К чему эти глупые пафосные слова, спрашивал сам себя мужчина. Но только они чувствовались самыми правильными в эту секунду. Ведь он пришел в эти места один. Без защиты и оружия. Чтобы приобрести первое, получив из чужих рук второе.       Но видимо нашел здесь куда большее, чем надеялся. — Как пожелаете, Мой Господин, — прошептал юноша, счастливо улыбаясь.