one year

Задаюсь вопросом, почему я так запросто теряю бдительность, когда мы целуемся? Предпочёл бы прожить жизнь в сожалениях о несделанном, чем делать это.

Солги лучше в другой раз, а сегодня останься у меня.

© Jimmy Eat World - Disintegration

      Что она о себе возомнила?       Что вы сегодня все возомнили о себе?!       «Вы всего лишь кучка ничтожеств, а я – Король! Не смейте перечить мне, гребанные людишки!»       Но в последний момент, чтобы вернуть ситуацию под контроль, я позволяю ей крепче пальцами сжать своё лицо и вести за собой. Что же ты будешь делать дальше, моя любимая заноза в заднице?       (что ты удумала, ангелочек мой?)       Это не поможет, ты не сможешь унять дрожь внутри меня, никто не сможет. Тебе не избежать своей участи, слишком поздно. Ты пыталась, но тебе не удалось.       Ах-х… диван… так вот куда ты меня неосознанно вела с самого начала нашего не самого приятного за всё это время разговора.       И что же дальше?       Ох-х уж эти самые безрассудные поступки во имя семьи — святая мантра долбанных Винчестеров.       (чёрт, даже об одном их упоминании дрожь усилилась)       Ничего. Пока ничего не меняется. Дрожь внутри, которая медленно, но точно, с извращенным вкусом, будто меня обратно в ад вернули обычным человеком, сводит с ума с того рокового момента, когда пророк Кевин Трен удрал с моей скрижалью в известном направлении. Точней с того самого момента, как я об этом узнал.       Ведь будь я там, кто знает, что произошло бы со мной. О, не тяжело догадаться, кого в первую очередь пророк хотел уничтожить с помощью скрижали.       Маленький паршивец. Как только я доберусь до тебя, ты узнаешь все девять кругов ада в моем лице. После чего несомненно сдохнешь от моих рук.       Чёрт! Чёрт! Чёрт!       ЧЁРТ ВОЗЬМИ, КАК ТАКОЕ ВООБЩЕ МОГЛО ПРОИЗОЙТИ?!?!?!?!       Как я умудрился допустить такую оплошность?! Всё было в порядке, всё было под моим личным контролем, сложено и отточено в моих руках. Не было ни одного дня, чтобы я не проведывал Кевина и не узнавал о подробностях, что сегодня ему удалось прочесть на скрижали. Да, всё шло туго, ужасно медленно и тухло. Мой маленький принц оказался уж очень привередливым, в меру, но всё же. То ему душно, то голова болит, то атмосфера мрачного склада сбивала его с «вдохновения», то на него нападали приступы паники, что я уверен, он просто пялился на скрижаль и молился, чтобы я не тронул его. И ведь в голову я ему не лез — бесполезно, парень под колпаком небес, его мысли под прочным сейфом, это было видно невооруженным взглядом. Но я всё терпел.       Терпел и ждал звездного часа.       Я не давил на него, сделал комфортные условия,       (даже мрачный и заброшенный склад может быть как дворец, если захотеть)       приносил ему всё, что нужно: от еды, которую пророк желал, до ежедневных прогулок, чтобы он мог разгрузить голову и отдохнуть. Конечно же, Кевин принес какие-то плоды за этот долгий месяц, на столе столько исписанных отдельных листов и тетрадок, целая куча накопилась. Но всё это мусор без мальчишки, лишь отдельные фразы, целые предложения бессвязных слов, где вообще про ад или демонов могло быть и ни слова. Всё, что от него осталось.       Дрожь снова усиливалась, виски несчастно пульсировали от тупой боли. Руки то и дело сжимались в кулаки, представляя тонкую и смуглую шею пророка.       Но за последнюю неделю всё изменилось. Преобразилось так, что я не мог думать о чем-нибудь ещё, кроме того, что наконец-то Кевин Трен смог прочитать на скрижали.       Как отрыть врата ада.       Я с месяц ждал, когда пророк сможет прочитать что-то стоящее, что помогло бы мне стать сильней, могущественней. Не только Королем Ада, но и всего Мира. Стать чем-то бóльшим, чем демон, стать кем-то таким, с кем можно было бы поравняться, хоть самим Богом, раз уж его нет. Чтобы не только часть ада, но и весь рай, вся паганая нечисть, каждая мелкая тварь знала и трепетала передо мной. Возможно — почему бы и нет? — чтобы сама Смерть опасалась меня и обходила стороной.       Конечно же, всё это не могло произойти по одному щелчку. Так не бывает, и я прекрасно это понимал. Но это был бы шаг. Первый маленький шаг на пути к большой власти. Я не первый демон, который возомнил «захватить» весь мир и стать чем-то бóльшим. Господь, да каждая мелькая сошка в аду считает себя чуть ли не богом, стоит ему или ей только выбраться из пекла и вздохнуть чистого воздуха в новой тушке. Почувствовать жизнь, горячую, живую плоть. И пошло поехало, повторяют сюжет точь-в-точь, как из фильма «Изгоняющий дьявола», это же весело упиваться болью и страданиями «безмозглых» и бесхребетных человечишек. Каждый хочет почувствовать чью-нибудь жизнь в руках.       Каждый хочет почувствовать себя маленьким Богом.       Я не исключение, просто масштабы проекта у меня намного больше и величественней.       Взять хотя бы в пример «святую троицу» из ада – Азазеля, Аластора и Лилит. С помощью апокалипсиса и Люцифера они хотели захватить мир, были готовы пресмыкаться и плясать под дудку Сатаны,       (не без наслаждения, по крайне мере, желтоглазый все-таки точно был фанатиком номер один)       (поэтому и помер первым)       довольствуясь той силой и могуществом, которые им даровал архангел. Готовы были, как воины, идти в битву, проливать кровь, показушно хвастаясь, какие они сильные и неуязвимые. Поэтому и проиграли, поэтому их победили ничтожества, вроде людишек, как Винчестеры. Они довольствовались малым, они всегда недооценивали врага, потому что всегда считали, что смогут положиться на своего Бога – Люцифера, который с высокой колокольни плевал на них. Считали, что битва силой решает всё. Господи, если бы не это дрожь внутри меня, которая извивается, как нечто живое, требует чьей-нибудь крови сию секунду, то расхохотался бы, как безумец.       Самое забавное, что они всё равно бы проиграли, Люцифер в любом исходе прожарил бы их до углей, а потом сдул, как грязь. Впрочем, он и считал всех демонов чем-то вроде грязи. Даже хуже.       Я никогда ни перед кем не пресмыкался. Да, служил, исполнял приказы, когда их давали, но никогда никому жопу не лизал, как эта делала «святая троица» из ада Люциферу, да большинство черноглазых ублюдков. Если я кому-то и служил, то только себе, ставил цель — сначала маленькие, а потом всё больше и больше, шел к ним по головам, несмотря ни на что. Конечно же, без падений и взлетов не обошлось. Яркий пример тому, как я стал Королем Ада. Безусловно, эта цель была в моем списке будущих достижений в приоритете, но я никогда не думал, что оно попадет мне в руки фактически просто так. Мне повезло, что именно я отыскал Рамиеля, и он, так как ему фиолетово на ад и все терки, которые там происходят, отдал трон мне. Если честно, я тогда немного растерялся: вдруг где подвох, мало ли что, он был не единственным таким демоном, который претендовал на корону. Но нет, рыцарь Ада был прав, всему есть своя цена, просто она оказалась до неприличия мала, что любой здравомыслящий демон заподозрил бы что-нибудь не то. Не то что та идиотка, которая оказалась тогда рядом со мной. Как услышала «я не хочу трон, бери, кто хочу» сразу с горящими глазами была готова согласиться, невзирая на последствия такого заманчивого предложения. Она-то и была моей первой жертвой в титуле Короля Ада. Поэтому наш разговор с Рамиелем, можно сказать, остался приватным.       Не сила решает, кто останется победителем.       Тактика, хитрость, дипломатия, обаяние. В конце концов, трезвая оценка врага, если даже на первый взгляд кажется, что можешь их раздавить, как букашек.       «Святая троица» никогда не ставила в грош такие качества, если только за редким исключением. Забавно, что когда я был правой рукой Лилит, для непосредственного исполнения приказов, которые она мне отдавала, всегда требовалось одно или более из этих качеств. Поэтому неудивительно, что они проиграли Винчестерам. Тактика только на превосходящем «могуществе» демонов, хитрости почти никакой, все ставки поставлены на силу.       Люди же как тараканы и крысы. Одни мрут, другие выживают и приспосабливаются. Никогда нельзя их недооценивать.       Поэтому этот озноб в прямом смысле убивает меня изнутри, только одна подобная мысль, что такой таракан, плевать, что он – гос¬по¬день хре¬нов про¬рок и умеет читать скрижали, посмел и смог обвести меня, Короля Ада, вокруг пальца, потому что другие тараканы братья Винчестеры научили его, как скрыться от демонов! Это единственное объяснение, почему мы не смогли поймать Кевина по горячим следам. Сбежал он утром, день склоняется уже к вечеру, часики тикают, а шансы отыскать его сегодня тают на глазах. Телефон зловеще молчит.       Вторая мысль, которая разрывает меня на части, что голова отказывается нормально думать и функционировать, признавая только успокоительное, то есть напрямую что-нибудь, да всё, что попадется под руки, рушить и ломать или запытать кого-нибудь до смерти. Точнее пытать, в прямом смысле голыми руками растерзать до кровавого месива, жестоко и безжалостно, не оставив живого места на теле, мне хочется только Кевина Трена или его наставников в лице Дин-дона и Саманты. Мысль, которая пульсирует в моем мозгу, как живой паразит, поедающий внутри, заключается в том, что пророк, но всё же человек, замахнулся меня убить.       (он мог меня убить)       Букашка замахнулась убить Бога.       Да, стопроцентной вероятности, что это оружие, скорей всего что-то вроде бомбы, убило бы, нет. Я не какой-то рядовой демон, а владыка Ада — разница колоссальная. Но ведь от моих мальчиков ничего не осталось. В прямом смысле, даже пыли, только обожженный след на стене. Ни лоскутов одежды, ни детали разбитого телефона — ничего, всё, что могло стоять на пути у этой бомбы, то есть напротив Кевина Трена. Поэтому могла быть возможность, хотя бы один процент, что к этой стене прибавился бы ещё один обожженный след с контурами моего тела. Если бы я, ха-х, забавно, раньше времени не обрадовался и решил лично распахнуть врата ада.       Как только мой принц заикнулся о вратах ада, мои глаза сразу заблестели в лихорадке безумия, а все мысли занимали теперь только эти самые врата. Наверное, мою бдительность ещё усыпило то, что Кевин назвал точное положение дверей преисподней. Я знаю о каждой. По всему миру где-то около сотни дверей, в Америке шесть, одну из которых по наводке Азазеля уже открывали однажды. Пророк же указал на Штат Висконсин, он не мог попасть пальцем в небо, Кевин указал точные координаты.       И с того дня, где-то больше недели назад, до сегодняшнего утра меня не могли занимать другие мысли, как об этих самых дверях ада. Совсем ничего. Меня подгоняло нетерпение, азарт, безумные мысли, что это уже большие шаги к большой власти. Ведь никто из правителей ада до меня не открывал врата! Азазель не считается. Двери были открытыми не больше двадцати минут, и вышли хрен пойми кто. Предполагалась армия, да часть вышла, а другая шваль, которая этого не заслуживала, или просто души, которые ещё не успели прожариться до черной субстанции.       Как демоны любят поговаривать: «Ад — это ад, даже для таких бездушных ублюдков, как мы». Переход между мирами очень сложный процесс, по себе знаю. Сейчас, как Король Ада, я, конечно, имею приятные привилегии, хотя эту приобрел, когда стал Королем перекрестков. Мне не составляет труда куда-либо переместиться на земле, как и в аду, как и туда-сюда. Но для других нет, и что неимоверно бесит, когда всякому сброду и сволочам удается выбраться из ада. Находят лазейки и по-тихому сбегают. Терпеть не могу, несправедливость так и раздирает. Чтобы выбраться на землю, нужно заслужить, а те, кто нормально служить не хотят, пусть и дальше жарятся в котле до скончания веков. Поэтому если бы удалось открыть двери ада, это решило бы столько ненужных и трудоемких проблем. Да и мне плюс в копилку, как правителю, глядишь, и фанатиков Люцифера стало бы меньше.       Я в прямом смысле сгорал от нетерпения и не хотел ни на шаг отходить от Кевина. И меня до жути бесило, когда оказывалось, что я не мог находиться с ним все двадцать четыре часа в сутки. Не только из-за неотложных дел и обязанностей, но и умом понимал, что моё присутствие значительно тормозило процесс чтения скрижали. Буквально чувствовал, как бедняга Кев напрягался, когда я к нему наклонялся с неподдельным любопытством и раздирающим нетерпением, чтобы узнать, что ему удалость увидеть сейчас. По этой самой причине в это «чудесное» утро я был не с ним, а стоял у порога дверей преисподней, ожидая, когда он их откроет.       Ну почему меня не насторожили ингредиенты для, так называемого, «отворения врат»? Хотя всё это так спорно. Мне ли, сыну самой злобной ведьмы, не знать, как безобидные травки, которые растут на каждой обочине, могут такое сотворить, если их правильно применить, что люди за километр бы их обходили. Помимо трав были и другие компоненты, поэтому подготовка и заняла неделю.       Ещё один вопрос мучает меня, что озноб не проходит, а стойко держит позиции, принося ужасный дискомфорт. Моё нетерпение и надежды спасли меня или же всё испортили, из-за чего я раньше не заметил, чего уж там, даже не подозревал, что Кевин осмелится так поступить со мной? Голова раскалывается надвое, прося чьей-нибудь крови за такой дерзкий и непозволительный проступок.       Я должен был догадаться, должен был увидеть, что его отвинчестерили не слегка, а по полной программе, что мальчишка всё же рано или поздно решился бы на этот безрассудный поступок. Есть несколько вариантов, куда бы Кевин мог податься: к своей матери или подружке. Но я уже не раз упоминал – парень не дурак, как бы ни надеялся, вероятность очень маленькая, что мои оруженосцы с минуту на минуту позвонят, чтобы сообщить, что пророк был замечен у них.       И последняя мысль, которая по-настоящему меня добивает, что хочется любого, кто ко мне посмеет подойти, размазать по стенке и бить, бить и бить, пока ничего не остается от бедолаги, пока я сам не сотру кулаки до голых костей. Та мысль, которая кричит, что все виноваты, что все эти ничтожества заслуживают самой страшной смерти от моих пыток, которых ад даже не видывал.       Скрижаль.       Это ничтожество убежало с моей скрижалью.       Воспользовался моим доверием, моим гостеприимством и сбежал, а пред этим хотел убить, но не получилось, потому что я был ослеплен светлым будущим.       Господи, мысли, что я выглядел полным идиотом, стоя посреди поля со скотом,       (хотя это забавно, вертикальные двери преисподней расположены в поле, где ежедневно пасутся козы)       в замешательстве и с нарастающим волнением,       (ужасом)       повышенным тоном, как заведенный, нескончаемым потоком задавал вопросы в трубку: «что случилось, почему не открываются врата, где Кевин?» Это лишь больше подливало масла в огонь. А тишина и вовсе убила. Чёрт, сколько же драгоценных минут я потерял, ведь мог успеть схватить его, мог перехватить и сохранить божий камешек в своих руках. Но когда я прибыл обратно, буквально две-три минуты, меня ждало пустое помещение и зловещие, обожженные силуэты на стене – всё, что осталось от моих мальчиков.       Какая ирония: скрижаль, которая может дать мне могущество, запросто может меня уничтожить в один миг. Тогда ещё, скорей всего от шока, меня не посетили такие мысли: а что ещё Кевин мог прочесть и не сказать мне? Может, ещё какое-нибудь оружие, которое запросто уничтожит весь ад? А может, заклинание, как и вовсе закрыть ад раз и навсегда? Не знаю, но меня не на шутку беспокоят мысли, что я могу быть недалеко от истины.       И кто во всем виноват?       (гребанные Винчестеры)       Не спорю, я тоже облажался. Там, где я должен был проявить максимальную внимательность, пустил всё на самотек. Понадеялся, что мальчишка не дурак и не будет создавать себе лишних проблем и неприятностей в лице меня. Однако Кевин Трен оказался очень умным, не хуже меня усыпил мою же бдительность. Почему я не нацепил ему на одежду жучок для слежки и прослушивания? Как когда-то прицепил к джинсовым кошмарам? Почему сам позволил себя ослепить прекрасной картинкой будущего, хотя и понимал, что оно не может наступить по одному щелчку пальцев?       Почему я позволил какой-то букашке обмануть себя?       (ах-х-х, да, я знаю, ведь признался, что сам облажался)       «Потому что недооценил, потому что забыл, что он был с Винчестерами. Потому что вместо того, чтобы больше времени проводить с ним и следить в оба глаза самолично, ты все вечера тратил на неё. Шлюшку братьев-тараканов, которые портят твою жизнь даже на том свете. Ты сам позволил ей отнять это драгоценное время. Ты сам отдал Яне Шварц время, хотя она совершенно не заслуживала этого. Ты, Кроули, сам позволил ей запудрить себе мозги. Не забывай, что это ничтожество было ближе всех к ним. Она виновата, Яна не дала тебе увидеть то, что раньше ты бы заметил сразу.       Винчестеры и Яна Шварц виноваты в том, что пророк сбежал с твоей скрижалью.       (вспомни, сколько усилий и времени было потрачено, чтобы найти её)       Они его подговорили, знали, что так будет, и подготовили мальчишку.       Всё только для того, чтобы испортить тебе жизнь, Кроули».       Мерзко.       Противно.       Досадно.       До жути, до дрожи, которая уничтожает меня изнутри, которая гадко шепчет и тыкает на грубые, глупые ошибки, сделанные мной. Ошибки, которые совершали обычно эти тараканы. Как я докатился, как только позволил каким-то ничтожествам портить свои планы? Даже после стольких усилий.       Белка и ангел с повернутой кукушкой в чистилище, возможно, давно переварились в желудке какого-нибудь монстра.       Саманта — единственный, кто искреннее меня порадовал, как ни удивительно. Не стал мешать и начал вполне обычную жизнь. Хотя эта идиллия может скоро закончиться. Ведь Кевин может направиться и к нему. Что ж, понаблюдаем ещё, мои мальчики следили за лосяшем всё это время, не переставая, с того самого дня, как прикончили мудака Дика. Посмотрим, как быстро он откликнется «на зов предков».       И Яна Шварц. Человек-наполовину ангел. Мой ангелочек. Девушка, которая продала мне жизнь, чтобы спасти свою мать. Девушка, которую уже как три с половиной месяца я желаю трахнуть во всех позах, пока организм просто не свалится от усталости вместе с ней, а наши тела буду поблескивать от пота и вздыматься от тяжелого дыхания.       Да, всё так и должно было быть. Я всё делал для этого, столько времени и сил потратил. По крайне мере, я думал, что всё так и будет. До дня икс оставалось чуть больше месяца. А солнышко с каждым разом при каждой встрече согревала своими лучами всё ласковей и ласковей…       «Винчестеры и Яна Шварц виноваты в том, что пророк сбежал с твоей скрижалью.       Всё только для того, чтобы испортить тебе жизнь, Кроули.       Они живут этой целью, это смысл их жизни — мешать тебе, а при удобной возможности убить, как очередного черноглазого ублюдка».       Всё было так, пока мои глаза не раскрылись на истину в ту секунду, когда ноги подкосились и когда, тяжело дыша, разгромив свой кабинет чуть ли не до основания, я прислонился к стене за дверью и стал ждать, когда она придет.       Она должна прийти, должна была услышать этот погром, который в ярости, спонтанно, неконтролируемо, под состоянием аффекта я устроил. Проклятые букашки, от вас лишь одни убытки и проблемы. Хотя выпустив немного пара, мне было легче спокойно её дождаться, а не пойти сразу к ней и убить.       Нет.       Не так просто.       Пусть сначала ответит за всё.       Я заставлю её испытать боль, ужас, отчаяние, что разум не выдержит и она сойдет с ума. С ней это будет даже слишком легко. Я создам ад в её голове, чтобы никогда не покидать Яну, чтобы только она прикрывала глаза и видела меня, вспоминала за один миг всё, что я с ней делал; чтобы потом вновь их открыть и видеть только меня. Заставлю ответить за всё, что она сделала, за то, что посмела пойти против меня. Против меня, Кроули! Короля перекрестков, а позже и всея Ада! Только самоубийцы или полные кретины идут против меня. Раз ей плевать на жизнь, я лично возьму её в руки и уничтожу. Медленно, методично, чтобы она прошла все круги ада по несколько раз, чтобы умоляла убить, а я лишь продолжу резать её кожу и улыбаться в ответ. Сделаю так, что Яна с радостью продаст всю свою семью, чтобы хотя бы на пять минут отдохнуть от моих пыток и вздохнуть полной грудью. Ей покажется это полным счастьем. Отдаст их всех под конвой, чтобы самой немного перевести дух. Будет смотреть, как её семья мучительно умирает по её вине, будет рыдать до потери здравого смысла от осознания того, что всё это происходит из-за неё.       Меня лихорадило, было плохо. Я в прямом смысле стоял и подрагивал на месте, всё никак не мог взять себя в руки. Только голос всё шептал,       (мой голос, до неузнаваемости тяжелый и леденящий кровь рык, но всё же мой)       что она придет и за всё ответит. Они все ответят, рано или поздно. Яна лишь первая по списку, потому что досягаема более всех сейчас, когда мне жизненно необходимо свершить суд за своё унижение. Потом обязательно душка Сэм — боже, мурашки возбуждения неволей прошлись. Из двух тараканов-братьев я всегда хотел его прикончить первым. Потом Кевин, он не сможет от меня бегать вечно. Надо же, впервые за всё время жалею, что отправил Дина и Кастиэля в чистилище. Многое сейчас бы отдал, чтобы лично приложить руку к их чудовищной кончине. Но есть Бобби Сингер, как же без моего любимого старого пьяницы. Он тоже виновен, он всегда им помогал и сам мешался под ногами. Пожалуй, после Яны сразу к нему, на пару буду пытать, наслаждаясь их сантиментами и страдальческими рожами, когда увидят друг друга.       Я был уверен, что как только увижу её, то сорвусь с места и разорву, что и вскрикнуть не успеет. Получу той крови, которая мне необходима, чтобы унять эту дрожь и вздохнуть спокойно полной грудью, а голос довольно хмыкнет и исчезнет в темноте, где-то далеко внутри меня, снова на неопределенное время.       (пока меня вновь не доведут)       Я был уже готов сорваться с места, когда за стенкой услышал её неторопливые шаги и тихое дыхание. Не дурочка, сразу поняла, что что-то не то, и не спешила войти в мой кабинет. Возможно, она подумала, что в особняк кто-то проник. «Чужой». Наверное, если не подумала, то допустила мысль, что сможет с ним или с ней сбежать от меня. Это ещё сильней меня злило.       (никуда ты не уйдешь, ты принадлежишь мне, ты ответишь за всё, что построила против меня!)       Моя рука уже была на двери, чтобы неожиданно захлопнуть её, как только Яна зайдет в комнату. Помедлил всего на несколько секунд. Озноб захватил моё тело с новой силой, а так не хотелось создавать кого-либо шума, не хотел, чтобы она раньше времени поняла, что я здесь.       Теперь я искреннее убежден, что эти секунды спасли моего ангелочка, по крайне мере, от неминуемой смерти от моих рук.       Стоило мне увидеть её силуэт на фоне разбитого окна, как только Яна повернулась ко мне лицом, я увидел её выпученные в замешательстве глаза, словно по щелчку мучительная лихорадка медленно ослабевала, а голос замолк, не решаясь высказать что-нибудь ещё.       Пока.       Боже, это немыслимо, да просто быть не может, чтобы несколько секунд назад во всех красках и деталях представлял, как буду пытать и убивать, уничтожать всю её семью поэтапно, на глазах, чтобы она сошла с ума, как взялась из неоткуда эта жалость. Вот точно как гром среди ясного неба, что предвещало только убийства, пытки и адское пекло. Парализовало, что рукой не мог шевельнуть, не то что сделать шаг. Просто смотрел, как она в изумлении изучает бардак, устроенный мной, и не решался сделать лишний вздох.       Наблюдал за Яной, и на секунду мне стало жаль её из-за того, что я собираюсь с ней сделать. Где-то в глубине своей кровавой души я всё ещё страстно хочу её взаимности и не хочу делать того, что собирался.       (вы не оставляете мне выбора, вы во всем виноваты)       Ведь осталось совсем чуть-чуть, и она моя во всех смыслах. И я сейчас не о дне икс, Яна уже желает этой близости, просто в силу своей неуступчивой натуры не хочет себе признавать этого. Боится и стыдится, что хочет меня, того, кто, по её мнению, сделал и принес столько зла. Не только её семье, а вообще во всем мире, такое вселенское зло, как я, недопустимо желать хоть в каком-то понимании. Но от себя не убежишь, верно, ангелочек мой?       Я же не слепой, всё прекрасно вижу и слышу, ведь именно этого и добивался. Только поэтому дал тебе ещё время, чтобы помочь понять, чего ты хочешь на самом деле, Яна. В действительности ты не такая уж недотрога и ханжа. Ты просто не можешь позволить себе отпустить прошлое и делать то, что желает сердце, и речь не только о гребанных Винчестерах. Чуть поглубже, что-то до них, но ты ещё не готова мне об этом рассказать. А я не собирался давить и заставлять. Был готов спокойно ждать, когда сама откроешь свой шкаф и покажешь каждого спрятанного скелета.       Мне действительно жаль, потому что я хотел её доверия, взаимности, пытался получить всё это от неё другими способами, чтобы случайно не причинить боли, как в тот раз. Всё должно было начаться так, но ангелочек повернула всё вверх ногами, словно указывая иной путь, который также принесет удовольствие, но будет сложней для меня. Что ж, я никогда не боялся сложных путей, хотя и признаюсь, что всегда пытался обходить их стороной.       Но не с ней.       Это было забавно, временами смешно до слёз, я по правде наслаждался её обществом, когда весь день играл в карты или когда Яна на день стала моей собачкой. Наш незабываемый танец, те чудесные прогулки, как я случайно её застукал, когда она принимала пенную ванну. А наши разговоры за последний месяц? С каждым годом убеждаюсь, как же тяжело найти интересного собеседника, чтобы просто пообсуждать неравнодушную мне тему или хотя бы не скучную. Да, конечно, Яна сначала не высказывала никакого желания просто поболтать, а всячески пыталась увильнуть или пассивно огрызалась, но стало намного проще после моего наказания. Потом то ли всё ещё боялась меня, то ли стеснялась говорить своё мнение, опять же страшась меня разозлить. Не то чтобы я всё это терпел… не терпел… Просто знал, что нужно больше времени, чтобы она привыкла и узнала «нового» меня, поэтому всегда давал понять, чтобы Яна не боялась и спокойно высказывала свои убеждения, какими бы они ни были. Естественно, в рамках дозволенного. Хотя моя девочка умная, никогда ничего себе такого не позволяла, если только на пару шагов перешагивала границы, и то в радость мне.       Особенно за последние две недели Яна преобразилась и сама этого не замечала. Нет, кое-какие изменения она не могла не заметить, но хотя бы то, как теперь встречает меня. Почти не пугается и не вздрагивает, если только от чистой неожиданности, а не как раньше: выпученные глаза, и старается изо всех сил скрыть свой страх, тем самым ещё больше выдавая себя. То, как начала со мной спорить на неопределенные темы, и, о да-а, обижаться на меня! Абсолютно здравый спор, на интерес, не то чтобы я высмеивал её позиции, но они всегда мне казались какими-то наивными, даже утопичными. Я приводил столько аугментов, что моё мнение более верно и реально, чем её, на что Яна сперва спокойно — наверное, не впервой ей доводилось слышать подобные контраргументы, — потом всё больше раздражаясь, уже повышала тон и начинала жестикулировать руками, уже точно яростно убеждая меня, что я всё же не прав. Но так и не приводила веских оснований, чтобы перебить моё. А в конце происходило самое веселое.       Лапуля, уже явно взбесившись, вся вспотевшая от переживаний, аж лицо раскраснелось, глаза метали молнии, последний момент удерживалась от грубых слов, прикрывала глаза на несколько секунд, громко и глубоко вздыхала, после чего всегда проговаривала одну и ту же фразу:       — «Каждому своё. Кроули, давай останемся при своих мнениях и закроем тему. Ну пожалуйста!»       Признавала поражение через компромисс, а я и никогда не был против. Ведь я не пытался ей навязать своё мнение, мне нравилось наблюдать, как она отстаивает своё и забывает о страхе. В эти секунды Яна переставала видеть во мне Короля Ада, демона, купившую её жизнь, врага номер один её обожаемых Винчестеров. Ярлыки спадали, и она видела просто меня, таким, какой я есть: обаятельным мерзавцем, который за словом в карман не полезет, интересный собеседник, иногда умелый психолог и превосходный любовник. И даже последнее, пускай только частично, но Яна познала во мне. Господь, да я уверен, что если бы не вся эта ситуация, отношения, которые сложились между нами из-за контракта сделки, её дружков-охотников и ангела, всё было бы по-другому.       (и быстрей)       Иногда, когда Яна о чем-то увлеченно рассказывала, попутно занимаясь своей стряпней, я слушал её в одно ухо и давал волю фантазиям. Представлял, что мы совсем не знакомые люди, что до встречи нас не связывали какие-либо отношения, что она просто девушка в баре, которая приглянулась мне, чтобы провести хороший вечер или, чего греха таить, заключить сделку и отправить ещё одну душу в общую копилку. Уже зная, какой она собеседник, что она немного наивна, но не глупа, если расположена, то с удовольствием поддержит любой разговор. И Яна была бы расположена. Возможно, я бы попытался сорвать с её губ один поцелуй через сделку, как обычно, красиво и заманчиво предложил бы, что исполню одно любое желание, если она поцелует меня. Безусловно, какие к чёрту правила, конечно, я могу говорить так, потому что знаю, как от одного безобидного поцелуя ангелочек может завести.       Ох-х, будь эта вся ситуация взаправду, я бы сам полез к ней с языком, врать себе нет смысла.       Забавно, но даже в моей голове Яна не соглашается, отшучивается, что подкат оригинальный, но она не допускает ничего такого на первом свидании и уж тем более с малознакомым мужчиной, с которым познакомилась буквально час назад. В утешении, скорей, чтобы не обидеть меня, сказала бы, что нет ничего на свете, за что бы она продала свою душу.       Я из фантазии ни за что бы не согласился с ней, подумал, что нужно ещё больше разговорить, и обязательно бы угостил парочкой алкогольных коктейлей, чтобы пуще развязать не только её язык. Я же из реальности поверил бы ей отчасти. Да, Яна не из тех людей, которые за заветное желание готовы продать душу в одночасье. Тут много факторов, люди разные и всегда приходят по разным причинам и обстоятельствам, у каждого своё. Но всегда выделяется несколько групп, которые узнаешь, стоит на них бросить лишь один взгляд. Так вот ангелочек мой из группы людей, которые не продают свою душу, когда этого можно добиться и без контракта демона. К примеру, что естественно, человек потратит всю свою жизнь или большую её часть, чтобы стать знаменитым художником или богатым архитектором, исключения есть, но их ничтожно мало. Ничего не приходит в руки сразу и просто так. Придется приложить огромные, порой нечеловеческие усилия, чтобы добиться желаемого, и никогда не будет точных гарантий, что человек обязательно этого добьется. Даже если будет сильно хотеть и стараться. Вот такой у нас жестокий и несправедливый мир. Конечно, мы, демоны, забираем самое ценное, что есть у человека – его душу, но зато даем стопроцентные гарантии, доверие, что его желание будет исполнено и в подарок целых десять лет жизни, чтобы довольствоваться тем, чего он так желал всем сердцем. А если человек приглянется или душа окажется более ценной, то бонус пять-десять, а то и пятнадцать лет обеспечены!       Но ради справедливости отмечу, что такие люди, как Яна, сами к нам не приходят. Даже если удается таких подцепить в баре или ещё где-нибудь, то они, порой я в этом сам убеждался, будто уже знают, что это не просто формальность, словно интуитивно чувствуют, что перед ними самая настоящая нечистая сила, а не просто добрый волшебник, который исполнит одно любое желание. Их сразу смущают слова, что через десять лет их душа попадет в ад, они никогда легкомысленно не отдадут себя. Плюс их моральные основы и ценности, что вообще плохо заговаривать с демонами, даже если в обыденной жизни в них не веришь, хотя что только под покровом ночи и в пьяном бреду может не померещиться? Рисковать никогда не стоит – их железный принцип. Поэтому очень-очень редко получается купить душу подобных людей.       Хотя везде есть свои исключения.       Они приходят к нам, когда их гонит отчаяние.       Страх потери.       Паника, что сами они ничего не могут сделать. Никто не может им помочь       Та самая группа людей, которые продают себя, точнее жертвуют собой, чтобы спасти близкого человека. Что получается в совокупности? Яна одна из этой группы, как я люблю их называть про себя — «сентиментальные мученики». Ну, точно про мою лапулю.       Дальше в моей фантазии я слегка спаиваю своего ангелочка, хотя она бы не дала себе потерять голову, но немного алкоголя — и её действия уже раскрепощенней. Так как в обыденной жизни я не привык получать отказы, то точно бы заставил Яну поцеловать меня. Конечно же без насилия, в своих грезах я не так ещё потерял голову от возбуждения и нетерпения, а просто хочу, на пари с самим собой, заставить её хотеть поцеловать меня. И мне это удается. Алкоголь, моё обаяние, её расположение, с каждым часом она доверяет мне всё больше, хотя бы за то, что я не пристаю в открытую и не стараюсь лапать или придвинуться ближе. Однако не скрою, что только об этом навязчиво и думаю. Уже под самый конец я хорошо знаю, что Яна не любит жалеть об упущенном, и она, набравшись смелости, чуть заплетаясь языком, выдает, что готова со мной поцеловаться просто так. Без несбыточных желаний и продажи души. Просто поцеловаться для удовольствия и остроты ощущений, для неё. Яна, чтобы позволить себе целоваться с малознакомым мужчиной? Не каждый день, не каждый месяц и, пожалуй, не каждый год, событие весьма яркое и запоминающееся надолго. И я с радостью, уже давно всё предвидя, кладу руку ей на затылок, притягиваю и целую, сразу же углубляюсь, чтобы поймать её язычок и посасывать. До слуха долетает тихий стон…       Фантазии фантазиями, реальность реальностью, а что у нас наяву? Всё очень сложно и запутанно, но я рад, что и сейчас имею между нами. Зато скучно никогда не бывает.       Ох-х, от одних воспоминаний, что было между мной и ангелочком в некоторые вечера, перетекающие в горячие ночи, всё тело сводит приятной судорогой. И я сдержал обещание, мы вместе сдержали своё слово. Поначалу я довольствовался — господи, да просто был восторге, — что я могу её трогать, целовать и ласкать, а Яна никак не высказывает сопротивления. Это сносило мою крышу моментально и слов никаких не нужно было, только моё сбивчивое дыхание и такое же тихое её. Явно старалась скрыть своё возбуждение, но с каждым разом это было всё трудней и тяжелей.       Мы практически сразу нашли альтернативу.       Петтинг.       Какое прекрасное слово и какое великолепное решение наших проблем, точнее несогласованностей. Не то чтобы этот вид плотских утех мне нравился больше остальных, но с ангелочком это было чем-то, что затмевало все ночи со шлюшками, по крайне мере, за последний год. В начале Яне даже делать ничего не приходилось, хотя её срывающиеся стоны помогали мне быстрей достигнуть экстаза. Просто целовать и получать отдачу, пусть и не совсем искреннюю, языком играть с затвердевшим соском, слегка покусывая, оставляя небольшие засосы, ладонями накрывать грудь и чуть сжимать, чувствуя теплую и нежную плоть под руками. Неторопливые, а под конец быстрые движения моей руки — и я буквально попадал в нирвану и совершенно не хотел возвращаться, если только всё повторить и обратно.       Может всё дело в этом? Ну не было у меня таких ощущений от оргазма с другими. Приблизительно – возможно, но не «так». Поначалу я просто чувствовал, что когда вместо шлюшки вижу и представляю своего ангелочка, то меня накрывает быстрей и острей. Когда Яна была со мной, но совершенно не высказывала желания присоединиться, а просто не мешала, меня на минут пять-десять словно оглушали. Так было хорошо, просто хотелось прикрыть глаза, прижать солнышко к себе и так неподвижно лежать, наслаждаясь ощущениями. Мне совершенно не хотелось куда-либо торопиться, даже если бы надо было, не уверен, что я смог бы побороть себя. Оргазм вместе с ней дарит мне такое блаженство, которое я уже давно не ощущал, что-то сравнимое со сном или дремой. Не то чтобы мы, демоны, не могли спать. Такие потребности, как еда, сон, вода, кислород и прочее нам ни к чему. Если только по старой, человеческой привычке, либо же ради удовольствия, к примеру, неизменный и всеми любимый алкоголь. Остальные физиологические потребности попросту со временем забываются, что через лет так сто даже если вспомнишь, что когда-то спал, то при всем желании не сможешь уснуть. Потому что забыл, как это делается. И это не то, когда насильно вырубают и какое-то время лежишь без сознания, это совсем иные ощущения. Намного лучше и приятней.       Впрочем, я никогда не задумывался о том, чтобы поспать. Эта человеческая потребность напрочь пропала из моей памяти, пока ангелочек не напомнила о ней. Мало того, что я безумно её желаю и жажду, так ещё оргазм оказался с настоящим сюрпризом. Конечно, эту сонливость можно побороть и будто её не было, но не хочу. Я не хотел этого и каждый раз потихонечку залезал всё дальше и дальше, даря себе больше наслаждения и, конечно же, подталкивал Яну, чтобы она переставала робеть.       Я всё вижу, ангелочек мой.       Вижу, что ты хочешь меня, но боишься признаться в этом.       (особенно себе)       Видел, как Яна хотела до меня дотронуться, чтобы приласкать и доставить больше удовольствия, как в последний момент отдергивала руку, словно обжигаясь, и сильно зажмуривала глаза, громко и размеренно вздыхая. Чувствовал, когда она сидела на моих коленях лицом ко мне, как подавалась навстречу моим движения бедрами, стараясь попадать в такт, пытаясь сильней потереться своей промежностью об мой член. Хотела кончить вместе со мной, но ей не удавалось, что она просто не в силах была скрыть своё разочарование и некую обиду, как ребенок, не дотянувшись до конфетки.       Оу, лапуля моя, знала бы ты, как я хотел тебе доставить наслаждение, даже иногда больше, чем себе, но я дал себе слово: пока ты сама хотя бы капельку не проявишь инициативы, пока не пересилишь себя, я не притронусь к тебе. За последние три недели, видя твоё беспомощное лицо, хотя ты и пыталась это скрыть, моя рука, в точности как твоя, хотела потянуться ниже, но я вовремя себя останавливал и давал минимум. Знаю, это жестоко по отношению к ней, практически настоящие пытки сексуального плана. Ещё всадник Голод показал её истинную жажду, то, что делаю я? Выставляю желаемое перед носом, почти даю попробовать, смаковать вкус, как резко убираю и оставляю одну. Да у Яны при последней нашей встрече почти что слюнки текли, а губы были все искусаны. Она так хотела меня, не могла дождаться, когда я приду, что уверен, она прождала меня под дверью не один час.       А я специально опаздывал, заранее давая знать, что будет, и буквально обрабатывал Яну в эти часы, точнее она сама всё делала, ей нужно только время.       И, о боже, как же оно пошло ей на пользу.       «Яна всё прекрасно понимает, просто нужно время, чтобы осознать и принять».       Я знаю, понимаю, что она хотела прикоснуться к себе, ей уже было настолько плевать, что я могу увидеть и что-то сказать, мой ангелочек просто тоже хотела почувствовать эту долгожданную разрядку. Специально заставлял её говорить, потому что мне нравится слушать её сизый и срывающийся на прерывистые вдохи и стоны голос, как и ей мой. В этом наши вкусы прямо сошлись. Я заговорил её, отвлек, уже буквально вдалбливался в неё, сильней терся о промежность, чтобы почувствовать яркий и желанный оргазм, но не хотел, чтобы она его ощутила.       Либо сама, либо никак, ангелочек мой.       И она хотела сама, искренне желала прикоснуться к себе и доставить наслаждение. Вот только её ладошка, чтобы прикоснуться к своему разгоряченному телу, несколько раз проскользнула по моему члену, отчего я практически сразу кончил. Оргазм был настолько сильным, что я чуть ли не упал на неё от нахлынувших ощущений по всему телу, придавливая между собой и подоконником.       Мне захотелось спать. Я в прямом смысле едва не уснул на Яне тогда, наслаждаясь сладкими судорогами, а дрема начала накрывать меня через несколько минут. И я бы уснул, если бы лапуля не попросила встать, так как ей было очень неудобно и всё тело затекло. Да, понимал, хотел сразу встать, чтобы ещё немного побыть с ней в сознании и уйти по делам. Но поддался, не захотел бороться и получил ещё удовольствия, засыпая и слушая её шумное и неудовлетворенное дыхание. Ой, как нехотя и недовольно всё же встал через минуту после её просьбы, чтобы Яна могла принять нормальное положение и потянуть мышцы.       (хотя могла бы немного и потерпеть)       Я думал, что она встанет рядом со мной или хотя бы присядет на подоконник, поговорит о чем-нибудь или помолчит рядом. У меня уже выработалась привычка, возможно, как и у неё: после оргазма говорить, чтобы как раз не заснуть и потихоньку прийти в себя. Или держать, временами сжимать её руку, мог в пальцах вертеть прядь её волос. В тот последний раз я осознано хотел уснуть, а может, положился на лапулю, зная, что она мне не даст этого сделать. В принципе так и вышло. Порой это было очень забавно, я же видел, что половину моих слов Яна попросту не понимала из-за сильного, появившегося откуда не возьмись шотландского акцента, да ещё голос сизый после стонов и рыков. Зато какой это хороший для неё показатель, как она меня довела до эйфории. Как для меня стоп-сигнал, когда у неё появляется русский акцент из-за страха в голосе.       Яна, ничего больше не говоря, направилась к дивану и удобно улеглась, когда же я, всё ещё не придя в себя, восстанавливал дыхание, облокотился об стол, пытаясь до конца согнать дрему, и наблюдал за ней. Оу-у, сколько же обиды и демонстративного недовольства было в этой позе, что я не мог не улыбаться или не посмеиваться про себя. Вот ещё один яркий показатель, как поменялось её поведение. Раньше бы постаралась принять такую позу, чтобы ничего такого пикантного не было видно, а тогда выпирала свою попку напоказ, даже ноги немного согнула, чтобы я ничего не пропустил и недовольно молчала. Это прямо в воздухе витало. Возможно, она надеялась на продолжение, где точно бы кончала, потому что её тело было так наэлектризовано от возбуждения, что стоит слегка потереться об её промежность — и Яна достигнет нирваны, как я пятнадцать минут назад. Она этого добивалась, точно знаю и признаюсь, что преуспела. Я, словно загипнотизированный, любовался её пятой точкой, только что слюнки не пускал, и понял, что ещё немного, и моё настроение быстро вернется, если уже не было готово вернуться.       Когда я привел себя в порядок и подошел к ней, она не спала, и сколько всего её глаза поведали, просто загляденье, уж намного больше, чем те бессвязные слова, которые она выговаривала на мои вопросы или реплики.       Всепоглощающее желание и разочарование от одного оценивающего взгляда на меня. Яна всё сразу поняла, и я не мог сдержать довольной улыбки.       Таковы наши условия, ангелочек мой. Я остановился вовремя, как ты и хотела, что же ещё тебе нужно? Ещё месяц назад ты боялась, что я сорвусь и возьму тебя, а сейчас строишь из себя обиженку, почему этого не сделал. О, да, нагло хожу по краю, тяну тебя за собой и вижу, как тебе это нравится, вижу, как ты уже хочешь прыгнуть, но не решаешься. Ничего, я подожду, мне вполне хватает этих игр, а ты должна прийти к этому сама, чтобы потом меня не обвиняла, в случае чего.       Я проводил Яну до комнаты и в последний момент, когда она уже почти скрылась в темном проеме, окликнул её. Мне было важно увидеть лицо, её глаза в тот момент. В момент, когда она уже думала, что осталась одна, а значит, ничего не скрывает.       О, да-а, ты моя хорошая, я увидел то, что так хотел.       С минуту на тебя любовался, а ты спокойно позволила, возможно, ни о чем не подозревая.       Позволяла увидеть то, что ты собираешься делать.       А может, ты снова не заметила, как дала мне знать.       Не проронив больше ни слова, резко исчез с её глаз, но не она с моих. До сих пор удивляюсь, как я поборол желание зайти вслед за ней в комнату и, как в «старые и добрые» времена, понаблюдать тайком. Но нельзя, я же пообещал, да и была высока вероятность, что мог бы сорваться. Я не железный и её выходки в стиле «не могу и не хочу» терплю уже давно. Однако послушать её за дверью было не менее приятным занятием.       Я знал, чем она займется, но хотел убедиться лично, ведь это о многом бы сказало. Сначала какое-то шебуршание, понял, что она торопливо раздевается.       (всю одежду или трусики оставила?)       А потом тишина. На несколько секунд я озадаченно нахмурился, что, может, поторопился с выводами, пока опять не услышал еле уловимые звуки движений, явно на кровати, а потом её тихие постанывания. Такие манящие, даже жалобные, моя фантазия разыгралась не на шутку, так хотелось зайти к ней и помочь довести её до пика, как она желала того. Иногда стоны срывались на мычание или вскрик. Я живо представил, как мой ангелочек, совершенно обнаженная, ласкает своё тело: грудь, живот, бедра, а другой рукой нежно, не торопясь, удовлетворяет себя. Уже через несколько минут таких её сладких вдохов и стонов я возбудился, член был таким каменным, будто полчаса назад Яна не доводила меня до оргазма. Я осознано подстраивался под неё, мне нравилось водить рукой по своему члену и представлять, что Яна вскрикивает или сильней мычит от удовольствия, точно прикусывая губы, потому что я рядом. Потому что это я проникаю в неё, постепенно ускоряя темп, а не её пальцы, потому что одновременно ласкаю и покусываю её затвердевший сосок или шею с ключицей. От этих приятных наваждений сильней сжимал зубы, чтобы из меня не вылетало ни звука.       Хотя всё равно не смог сдержать прерывистые вздохи и от переизбытка чувств затылком ударился об стену, когда кончил. Впрочем, думаю, что Яне было некогда прислушиваться к посторонним звукам. Меньше чем через минуту услышал, как дыхание постепенно стихло, а потом громкий и протяжный стон, несомненно, наглядно показывал, что ангелочек мой тоже достигла нирваны.       Я постоял ещё немного возле её двери, приводя дыхание в норму, и тихо застегнул брюки и упряжку ремня, чтобы та не звякнула. Уже собирался переместиться к себе, когда опять услышал какие-то звуки из её комнаты. Прежде я подумал, что она встала и направилась в ванную, но потом, аккуратно прислонившись к двери и сосредоточив весь слух, понял, что это были всхлипы. Яна плакала, очень тихо, точно прижимая лицо к подушке или одеялу.       «Ангелочек, как всегда, умела портить всё удовольствие в последний момент».       Правда, её слёзы вызвали двоякое ощущение. Но абсолютно ясно то, что они мне не понравились и если не разозлили, то жутко взбесили.       Я знаю, что тебе понравилось, знаю, что когда ты ласкала себя, то видела меня, знаю, чёрт подери, теперь точно, что ты хочешь этой близости, но что же ты делаешь, Яна? Терпишь, доводишь себя до крайности, а когда даешь волю желанию, то рыдаешь, будто сделала что-то ужасное. Зачем ты выставляешь свои желания преступлением? Доводишь себя не только физически, но и морально? И я ведь наверняка уверен, что дело не только во мне. Винчестеры с ангелом тоже замешаны. Мы лишь причина, как когда-то один из всадников, а ненужные последствия ты создаешь сама себе, ангелочек. Почему ты запрещаешь себе быть… если не счастливой, то хотя бы в покое?       Ведь, я могу его дать тебе взамен.       Покой.       А второе ощущение, которое вызвали во мне её тихие слёзы в темноте – интерес. Что же с тобой случилось, раз ты сама себя доводишь? И снова всё упирается в то, почему после апокалипсиса Яна не вернулась домой, а осталась с Бобби Сингером, то есть вместо семьи и покоя выбрала жизнь охотника, будто в наказание.       «За что ты хочешь себя наказать, Яна?»       Теперь я и не знаю, смогу ли это выяснить.       (через пытки можно всё, но я не хочу так)       Интересно, именно после этой ночи на следующий день Кевин впервые заговорил о вратах ада. Было большое желание на время оставить ангелочка одну, так сказать «забить». Возможно, впервые с того дня, как Яна оказалась моем в доме, я не хотел её до безумия. Моё наваждение, моя навязчивая идея, которая уже осуществилась наполовину, не была так важна, словно на это время потеряла всякий смысл. Ничего, кроме как пророк и двери ада, меня не занимало. Работа полностью поглотила мой разум.       Но я не стал «забивать» на своё солнышко. Где-то в уголке сознания билась мысль, что её нельзя оставлять сейчас. Яна уже хочет меня, если не на грани, то близка, каждая наша встреча для неё теперь как глоток свежего воздуха, она хочет этих встреч и ждет. Это можно сравнить с тем, что я выращивал изящный цветок, но появились более интересные и важные дела, что перестал уделять вообще какое-то время и даже поливать. А ведь это жизненно необходимо для цветка. Её нужно было обрабатывать дальше, не прекращая. Что я и делал, но энтузиазма убавилось заметно, уверен, что Яна тоже это заметила и последнюю неделю ломала голову: «Что же случилось?»       Наши встречи не прекратились, но часы в разы укоротились. Если раньше минимум было четыре часа, а максимум — шесть-семь, то стало ровно два, и то я кое-как их высиживал. И тут точно дело было не в Яне, а во мне. Просто каждую свободную секунду я хотел быть с Кевином, не мог дождаться, когда он якобы дочитает главу о вратах, чтобы начать действовать.       Сейчас, вспоминая всю последнюю неделю без упрямых мыслей о скрижали и пророка, понимаю, что в целом это было занятно и нелепо. По существу нам нужны были эти встречи, скорей не чтобы поболтать, а просто молча, витая каждый в своих облаках, быть рядом. Что я отвечал бессвязно и слегка растерянно, потому что думал о великом будущем, которое скоро должно наступить, что Яна, не стесняясь, показывала, что думает только обо мне, и — проклятье, как несправедливо! — я мечтал увидеть на её лице заинтересованность во мне именно в сексуальном плане и получил это, когда на время остыл. Её глаза всё время следи за моими движениями, даже незначительными. Рука, которая могла покоиться на моем бедре, или мимика лица, когда я оживлялся и мог рассказать что-то интересненькое. То, как она в целом смотрела на меня. Ротик приоткрыт, веки чуть приспущены, но глаза не упускали ни одной детали, дыхание тихое, но тяжелое. Иногда замечая это пикантное выражение лица на ней, я не мог сдержать довольной и сдержанной улыбки. Потому что уже тогда знал, как будут решены все первостепенные задачи по скрижали, как только я устрою жаркую ночку, выпущу свой голод наружу, который сдерживал из-за дел, Яна точно полезет ко мне. В прямом смысле. Конечно, она не скажет заветные слова, тело хочет, а разум всё сопротивляется, но в процессе будет участвовать с энтузиазмом. Вот тогда мы перейдем на новый уровень, а значит день икс не за горами, может, даже намного ближе, чем мы думаем.       Мне и проверять не нужно было, чтобы знать наверняка, чем она занималась, когда я уходил. Пулей вылетала первой из комнаты, что переместиться не успевал. И снова, ещё один звоночек.       Всего каких-то несколько секунд, а такой водоворот мыслей пронесся в голове, целая революция, что я подумал, раз Яна смогла ослабить эту дрожь только одним своим появлением, хотя бы немного, то сможет унять её полностью? Так, как может только она, уже столько дней я не прикасался к ней… Разве ничтожные покусывания за мочку уха или прикосновение к руке можно считать? Нет. Я ужасно голоден. Мне нужно её тело и чтобы это тело отвечало на мои ласки и поцелуи.       (ну же, ангелочек мой, помоги мне, мы же не хотим, чтобы я всё испортил в последний момент?)       Только я хотел раскрыть рот и окликнуть Яну, пока она внимательно рассматривала расправленный диван, который оказался посередине комнаты, как голос заговорил.       Громко, угрожающе, злобно. Виски запульсировали тупой болью с новой силой, голова разболелась, будто по затылку несколько раз хорошо заехали. И дрожь. О, боже мой, эта лихорадка вновь охватила меня, что пошатнулся на месте и приложил ладонь к правому виску и сжал зубы.       Буквально почувствовал, услышал, как голос заговорил властно и высокомерно. Висок так бился под пальцами, будто что-то живое, что на секунду мне показалось, что если я не сделаю это, то это нечто заживо взорвется в моей голове.       «Винчестеры и Яна Шварц виноваты в том, что пророк сбежал с твоей скрижалью.       Всё только для того, чтобы испортить тебе жизнь, Кроули.       Они живут этой целью, это смысл их жизни — мешать тебе, а при удобной возможности убить, как очередного черноглазого ублюдка.       Разве ты не видишь? Эта сука вновь диктует свои условия. Тебе! Королю Ада! Возьми и сделай с ней это. Её жизнь в твоих руках, возьми и сделай так, чтобы она стала невыносимой. Ты не давал ей обещания, что не убьешь её в мучительных пытках, так, как умеешь только ты.       Она заслужила это, Кроули.       Она виновата тоже.       Она — как они.       Очередное ничтожество, которое мешает тебе жить и которое возомнило, что может диктовать свои условия».       «Убей. Накажи. Сделай больно, как поганая сучка того заслуживает», — единственные мысли, которые руководили мной, когда я выжидал минуту, чтобы боль в затылке немного утихла, а дрожь не так сильно контролировала моё тело. Прежде чем захлопнуть дверь, сжимаю руки в кулаки и тихо выдыхаю. Будто и не было этой жалости к ней. Всё вернулось на свои места.       Ничтожество, которое что-то возомнило о себе, нужно наказать, чтобы другим было неповадно.       Всё как обычно. «Давайте вернем старые добрые времена, когда мы жили в своё удовольствие. Когда кромсали друг друга для поддержания баланса. Охотник демона или чаще демон охотника, как и, впрочем, всех других людей».       Но ангелочек всё переворачивает с ног на голову. Абсолютно всё. Боже ты мой ненаглядный, это настолько немыслимо, что даже с головой, в которую всаживают разгоряченный кол ежесекундно всё глубже, я не смог бы это объяснить.       Мою-то мать, ну как ей это удается?! Ну что в тебе такого Яна Шварц, что и дюйма не имея ситуацию в руках, ты выворачиваешь её в свою сторону. Настолько, насколько это позволяет спасти твою жизнь от смерти или жутких пыток в лице меня.       Только я решил, как казалось бесповоротно и окончательно, мосты сожжены до оснований, остался только холодный пепел, плачь, не плачь это бесполезно, как снова её слёзы притупляют боль в голове, а яростный голос на тон становится тише, но не умолкает, а требует разобраться с этой дрянью незамедлительно.       (будто чувствует, что вот-вот я пойду за ней, а не за ним)       У меня такое ощущение, словно через силу и боль хочу прислушаться к своей разумной части, к демонической сущности, изворотливой и жестокой, требующие крови за униженное самолюбие и гордость. Тянусь, пытаюсь сделать то, что должен сделать, потому что так всегда всё и было, потому что всегда так поступал. Если букашка замахнется убить Бога, тот не задумываясь, растопчет его. Пускай она не говорила мне в лицо, даже завуалированно, но Яна думала об этом, уверен, в сердцах выкрикивала, что убьет меня, если появится хоть малейшая возможность, вот, например, после «дурака». И мыслей читать не было нужды.       «Но ведь это так несерьёзно. Я затронул нежные и уязвимые струны её души. Конечно, после этого, сгоряча хочется дать смачной оплеухи. Иногда смертельной, из-за обиды и случайно оставленных ожогов на нежной коже».       И тогда голос заорал, что я чуть не зажмурился от боли. Шум в ушах усилился, затмевая его.       «Посмотри ей в глаза!!! Она до сих пор считает тебя очередным черноглазым ублюдком! Ты настолько противен ей, что будь у неё возможность она бы блеванула тебе в ноги!!!       Накажи её!       Убей сейчас же!»       Я посмотрел в глаза Яны и увидел только страх и не понимание. Она искреннее не понимала, за что ей придется отвечать. Но я не хотел отступать. Так: правильно, справедливо, Яна должна ответить за всё. Раз твоих обожаемых Винчестеров нет, так ответишь за них, вы же любите жертвовать друг другом.       И где-то глубоко внутри себя, что не сразу осознал, порадовался за своего ангелочка. Ведь она полностью усвоила тот урок, что аж гордость за неё взяла. Что ж, это и спасло ей жизнь. Ведь она так и не посмотрела на меня этим взглядом. Даже когда я стал давить на её болячки. Семья, брат, снова семья, она или они, а, может, все вместе в общий котел. Пытался вывести из себя, чтобы потеряла голову от паники, но вместо этого лапуля собралась с мыслями и сделала то, что я совершенно не ожидал.       (и что же дальше?)       Хотя я был готов на всё, что угодно, лишь бы эта дрожь отпустила меня, эта боль в голове от лихорадки, от вас тупых людишек… Говоришь им, что они должны делать, чтобы ответить за свои поступки, лишь дальше противятся… Как же я вас ненавижу. Всё только портите. Вы ничего никогда не можете сделать нормально.       И ты, Яна, не исключение.       Я искреннее тебя ненавидел, когда ты поцеловала меня.       Я просил сделать одно, а ты делаешь совершенно обратное.       (бесишь, но так притягиваешь)       Будто из последних сил хочу тебя напугать, делаю такие устрашающие глаза, взгляд, от которого раньше ты замолкала и сжималась в угол комнаты моментально, боясь, лишний раз посмотреть на меня, но ты лишь смотришь в ответ. Стараюсь отбиться, но сам понимаю, что это выглядит так неестественно. Я бы мог одним щелчком пальцем отбросить тебя в другой конец комнаты, но вместо этого хватаюсь за твоё лицо и делаю попытки остановить, а ты ведешь меня за собой.       «Что ты вытворяешь?!» — кричу глазами.       «А ты попробуй остановить меня», — наглые серо-зеленые глазки, а потом резко вниз и контакт прерывается.       Дрожь медленно отпускает, шум в ушах усиливается, что я перестаю слышать яростный крик о крови.       Только какие-то помехи. Это кровь прилила к ушам. Чувствую, как Яна обняла меня за шею и голову, ещё сильней притянула к себе и углубила поцелуй. Против воли, из меня вылетел вздох удовольствия, когда она поймала мой язычок и начала неуклюже посасывать. Пальцами приятно сжимала волосы в кулак и чуть тянула, мурашки прошли по всему телу, перебивая нездоровую лихорадку. Тело обмякало в её объятиях, ещё сильней придавливаю лапулю между собой и кожаной обивкой дивана. Она на секунду заставила меня приподняться над ней и широко раздвинула ноги, подставляясь под меня, слегка ерзая и выгибаясь навстречу возбужденному члену. Невинный изгиб её тела, промежность соприкасается с моей, я предательски стону ей прямо в губы. По телу проходит дрожь, но не та. Мои руки подкосились.       Боже, я возбудился и так легко, будто спичкой чиркнули. Она всё делает, чтобы я запылал, как самый большой костер, словно на празднике Белтайн, подкидывая ещё больше дров и хвороста, чтобы ни за что не потух. Оторвавшись от её губ, она сразу же перестраивается и целует мою шею, то языком проводит и снова нежно соприкасается губами, отчего я постанываю, то протяжно мычу, зажмуривая глаза от удовольствия.       Ну вот, нашла одну из моих эрогенных точек. Это не тяжело, когда хочешь, правда?       А к самой главной перейти не хочешь?       (может и там, осмелишься поработать своими сладкими губками?)       Яростный голос затих, утонул в шуме статистических помех от крайней степени возбуждения. Дрожь отпустила, как тут же заняла другая, но намного приятнее, голова не раскалывалась, даря приятное чувство ожидания. Практически всю последнюю неделю я не возбуждался от её легких прикосновений и двусмысленных взглядов, а здесь пару манипуляций, но не скрою, что сильных, Яна знала, куда и что потрогать, и я был готов уже трахнуть её на этом чёртовом диване.       Что ты там сказала?       «Я думаю, ты хочешь совсем другого».       (да, чёрт возьми, дай мне это!)       Ах-х, моя девочка, как же ты меня радуешь и в то же время раздражаешь до ужаса. Увидела, сориентировалась, поймала момент, и я в твоих цепях. Моя. Верная собачонка гребаных Винчестеров так бы не поступила. Конечно, я могу их с легкостью разорвать, как и тебя чуть позже, но не хочу. Я так давно хотел оказаться в твоих объятиях, взаимных и крышесносных прикосновениях, чувствовать жар твоего тела через одежду, точно зная, как ты хочешь, чтобы я протянул руку и сделал то, что ночами не дает тебе нормально уснуть. Ты нежно ласкаешь языком мою чувствительную кожу на шее, и я таю, буквально чувствую, как член готов разорвать ткань брюк, что аж больно. Язык приятно скользит по кадыку, а затем твои нежные губки и горячее дыхание, мычишь от удовольствия вместе со мной в унисон, ты точно оставляешь свой зримый след, хоть я и не разрешал тебе.       Как же всё настоебенило.       К чёрту всё.       К чёрту всех.       Срать на вас всех ничтожеств. Кевина Трена. Братьев Винчестеров. Психа-ангела. Старого пьяницу Роберта Сингера. Фанатиков Люцифера и его самого нытика в жопу, врата ада, скрижаль, демоны, адское пекло… Отвалите от меня! Все, до единого! Я позже со всеми вами разберусь! Всех запытаю до жалких и фальшивых молитв о смерти, а кого-то просто отправлю жариться в свой личный ад, других — прикончу на месте, если посмеет попасться мне на глаза! Я – Король Ада Кроули, чёрт подери!!! Я всегда получаю то, что хочу и как хочу. Как я сказал, так и будет, а сейчас я хочу, чтобы хотя бы на полчаса вы перестали для меня существовать. Все вы ничтожные букашки! Не смейте меня сейчас трогать! Только она! Только мой ангелочек мне нужна прямо здесь и сейчас!       (только она смогла унять эту лихорадку)       Если что-то и случится, да будь то, что Люцифер снова выбрался из клетки, белка с ангелом вернулись с чистилища, лосяре стрельнуло в голову вновь взяться за охоту и создать мне новые проблемы, да хоть этого паршивца пророка поймали и приволокли обратно — плевать. Если хоть кто-то осмелится, мне помешать получить то, что я так хочу, Богом клянусь, если он всё же есть, всех и вся уничтожу на своем пути!       «ДОСТАЛИ УРОДЫ!!!»       Боль в висках ослабевала, но не уходила. Дрожь от возбуждения электризовала всё тело.       Правой рукой облокачиваюсь локтем, нахожу её губы и сильно, грубо, властно целую, давая понять, что теперь точно не потерплю никаких возражений. Резко выворачиваю ситуацию под свой угол. Мне очень нравится, как Яна проявила инициативу, но положение дел всегда в моих руках, я задаю темп и ритм. Тем более, ангелочек согласится со мной, что я лучше знаю, что нужно нам обоим для полного удовольствия. Она и не спорит, не пытается, как-то противиться и вернуть лидирующие позиции. Солнышко моё покладисто под меня подстраивается, шире раскрывает рот, извивается и сливается с моим языком, игриво не дает себя поймать, чтобы потом всё же сладко наградить. Я стонал сквозь поцелуй, когда «поймал» любимый язычок и стал посасывать, медленно с нарастающим наслаждением, прислушиваясь к её учащенному дыханию и тихим стонам. Чуть усиливаю напор, вместе языком целую губы, Яна мычит, и руками приятно скользит по волосам, взъерошивая их, то по шее, награждая кожу мурашками от прикосновений нежных пальцев. Моя вторая рука уже вовсю исследовала её тело, расстегнула последние пуговицы рубашки, поглаживая живот вниз ладонью, прижимаясь к промежности так, что лапуля вздрагивала всем тело, на секунду теснее прижималась, тихо попискивала от остро-сладких ощущений, но поцелуй не разрывала.       Яна глубоко вздыхает, когда на несколько секунд я отрываюсь от её губ. Грудь с громкими вздохами и выдохами поднимается, упираясь об мою. На секунду мне представилось, что между нами нет никакой преграды в виде одежды: кожа к коже, тепло к теплу, щекой трусь об её щеку, носом вдыхая запах волос. Вкусно, снова какой-то фруктовый аромат вперемешку с её собственным запахом. Рука быстро преодолевает короткое расстояние и расстегивает первые три пуговицы, обнажая её выпирающие ключицы, и снова вниз, чтобы под ладонью почувствовать объемы ягодиц и сильнее прижать к своему бедру. Начинаю, как она несколько минут назад, целовать и ласкать языком чувствительную кожу на шее, слухом ловя ласкающие её простывания и прерывистые тяжелые вздохи. Одна рука спускается чуть ниже, в кулак сжимает мой пиджак, а вторая рука не перестает ласкать кожу на голове. Ангелочек тихонечко извивается подо мной, словно показывая, что она готова к большему, ещё сильнее возбуждая своим нетерпением. А я медленно оставляю засосы на бледной коже шеи и ключицы, прикидывая в уме, как они красиво будут смотреться на ней.       Специально не торопился, потому что успокаивался, вдыхал запах её кожи, носом спускаясь к груди. Ловкие пальцы уже успели расправиться с ненавистным, но красивым лифчиком. Боль в затылке и висках почти не беспокоила, если только самую малость. Дрожь, которая приносила дискомфорт всему телу, а особенно конечностям, сменилась на другую, более приятную, но всё такую же терпящую и зудящую. Та дрожь, от которой искреннее ловишь кайф в начале, а под конец из-за нетерпения можешь всё испортить. А то и вовсе случайно вспылить и что-то очень нехорошее сделать со спутницей, если та посмеет дать заднюю. Но с ангелочком это уже пройденный этап. Она дала обещание, что больше не будет мешать и сопротивляться, а сейчас выполняет второе условие – отвечает взаимностью, пускай аккуратно и осторожно, но как же старается, хочет открыто сделать приятное, что возбуждает до предела. Своими действиями Яна хочет, будто не только возбудить и довести до нирваны, но желает также не меньше утешить меня. И у неё получается, господь, не знаю как, но получается.       Буквально пятнадцать минут назад я желал её смерти в самых страшных муках, а сейчас таю под её теплыми руками и нежными губами. Постанывания и мычания от удовольствия приятно, до дрожи ласкают слух. Я словно боюсь нарушить эту идиллию, хотя из последних сил себя сдерживаю, чтобы не спустить с неё трусики и брюки, глубоко, до самого основания члена и яиц войти в неё и отодрать как следует.       Как она того заслуживает.       Как того ты хочешь, да ангелочек мой?       (ведь хочешь прямо сейчас?)       Вижу, чувствую, как рука на моей спине хочет спуститься ниже, но не осмеливается. Наверняка, ты тоже хочешь сжать мои ягодицы и прижаться сильней, так что уже одежда не будет преградой. Твоё тело горит так, что я сам загораюсь от его жара. Не знаю, я ни в чем не уверен, но хочу увидеть твои глаза. Яна, ты удивительным образом, в корне можешь поменять всю ситуацию. Забавно, но я никогда серьёзно не рассматривал ситуацию, где ты раньше дня икс, если только на несколько дней, говоришь заветные слова. Боже, как же я хочу услышать:       «Я хочу тебя, Кроули», — приятно шепчут мысли её хриплым голосом. — «Ну же, возьми меня, прошу!»       Если не услышать, то хотя бы увидеть в твоих глазах. А там, я помогу тебе сорвать с меня оковы обещания. Я всё сделаю сам, только дай мне знать, что ты хочешь…       Языком провожу по её ключицам до шеи, после чего с тяжелым вздохом перекатываюсь на левый бок, рукой поворачиваю её за собой, чтобы я мог смотреть ей прямо в глаза.       Ничего не обещаю себе.       (хватит навязчивых фантазий)       Даже если не увижу то, что хочу я не сорвусь.       (сегодня я больше не попаду впросак)       Чтобы она не говорила глазами, сегодня я возьму своё.       (сегодня мы вместе достигнем нирваны)       Нам давно пора переходить на новый уровень в отношениях.       Яна опаляет меня горячим дыханиям, глаза прикрыты, одна рука всё ещё на моей спине, а бедра плотно сжаты, видимая дрожь проходит по всему телу, из-за чего она судорожно вздыхает. Не успел я попросить её открыть глаза, как она сама медленно раскрыла веки и пронзила меня ясным, но тяжелым взглядом. И это не только от возбуждения. От легко удивления я раскрыл рот и громко выдохнул, не зная, что мне делать то ли рассмеяться в восхищении, то ли зашипеть от злости и досады.       Теперь я понял, что это был за взгляд.       Она не просто решила мне дать то, что я желаю всей своей багровой душой.       Яна решила бросить мне вызов.       «Кроули, ты сдержишь своё обещание или нет?»       Вот и всё, что она говорит. Ни страха, ни слёз, ни паники. Яна совершенно спокойна, не считая этого сексуального напряжения, которого я добивался около трех месяцев. Если её тело и хочет большего, то мой ангелочек всё равно себе не позволит. Мне одновременно и забавно, и жаль наблюдать за ней. Серо-зеленые глаза, может, и затуманены похотью, но главные позиции занимает взгляд воительницы, а-ля «а ты попробуй, нагни меня», а тело просто умоляет, как следует трахнуть, желательно во все щели. Коленки дрожат, дыхание сбито, мне не нужно запускать свои пальцы в её трусики, чтобы наверняка знать, что они насквозь промокли.       Ах-х, ангелочек мой, какой же ты можешь быть, оказывается, сучкой. Завести и бросить мне вызов, значит, так? Браво. Так, действительно, можешь только ты.       (другая давно бы развлекала меня в аду)       — Ты и не собиралась говорить эти слова… Верно? — хрипло усмехаюсь ей в лицо, признавая, что попался.       — Нет, — тихо ответила она и снова прикрыла глаза, когда моя ладонь оказалась на её щеке. Пальцы нежно поглаживали кожу, прямо как тогда, когда я приходил к ней по ночам. Только она теперь не сдерживала дрожь от страха. И от возбуждения тоже. Не врет, умница моя.       (ведь хочет)       Яна и взглядом не даст мне протеста, даже если я полезу к ней с настойчивыми действиями: буду срывать одежду, грубо и нетерпеливо целовать, кусать и сжимать кожу до синяков, моя лапуля будет также взаимно со мной и не откажет. Точно так же будет постанывать, может, с губ сорвется вскрик от острых и слегка болезненных ощущений, но не оттолкнет. Кажись, что тут думать, бери — не хочу, я же этого так желаю… Только вот после этого она никогда не будет верить мне.       Мой ангелочек, может, и предсказуемая порой до ужаса, наивна и добра, но её доверие очень не просто заслужить, а если учесть наши с ней отношения, то я проделал просто колоссальную работу, раз она лежит подо мной и, не боясь и не стыдясь, показывает, что хочет меня, но при этом не верит. Яна просто смирилась. Я уверен, что когда она увидела, в каком я состоянии и что готов с ней сделать, она поставила себя перед выбором.       Пытки или лечь под меня.       Умереть или спастись.       (упустить время или вцепиться в них зубами и бороться до конца, любыми способами) Делает не потому, что хочет меня, а потому, что хочет жить. Даже если жизнь ей не принадлежит. Пусть и такая, но она жива.       Это вполне естественно и предсказуемо. Любой, у кого всё в порядке с чувством самосохранения с головой пошел бы на такой «отчаянный» шаг. Тем более Яна, которая всегда борется до последнего. Просто с того случая тактика и маневры очень сильно изменились. Адаптировалась под меня. Что ж, и действует намного лучше, чем тот подлый удар по промежности и пощечина.       Нет доверия — нет полной отдачи, значит, уже не так взаимна — всё просто и прозрачно. Ведь я дал обещание, что не возьму её, пока она не скажет те самые слова. Интересно только одно:       она верит в меня, что я сдержу своё слово или же, наоборот, ждет, когда всё закончится, чтобы вечно презирать и попрекать, что я обычный демон, который соврал, обманул, такой же, как остальные?       (ты веришь в меня, ангелочек мой?)       Хотя уже неважно. Я не упущу своего, но и сдержу своё обещание, как мой ангелочек сегодня. Она уже спасла положение, дальше я сам. Поступлю как обычно, когда уже солнышко ожидает самого худшего, я проявляю своё великодушие. И снова плюс мне в карму. Тем более, всё честно: я сдержал слово, она — тоже, всё в силе, но, чтобы смягчить этот инцидент и те грубости, которые ей наговорил, я доставлю Яне удовольствие. Ведь она так этого хочет, стонет по ночам, иногда так старается, а сама не всегда может довести себя до эйфории. Я сам хочу этого не меньше её.       Сегодня такой ужасный день: самое то, чтобы успокоить нервишки в объятиях друг друга.       И да, мой ангелочек, сегодня я дам тебе то, что ты на самом деле желаешь своей душой, и телом, и даже глубоко разумом. Дам тебе разрешение, раз ты не можешь переступить через себя.       (ещё потом спасибо скажешь)       — И что же будем делать, лапуля? Ты же понимаешь, что я тебя никуда не отпущу. Только не сейчас, — левую руку запускаю в её волосы, кладу на затылок. Яна так и не отпустила меня, кулачком за спиной вцепилась в мой пиджак. Глазами дала мне знать, что она всё поняла и готова делать всё, что скажу. Ждет, что я вот-вот не сдержу своё обещание.       Не сегодня. Никогда, ангелочек мой.       Я никогда тебе не врал и сейчас не собирался.       Ведь это основа основ. Мы обещали друг другу.       — Но у меня есть отличная идея, — мой голос сорвался на хрип, только от одних мыслей, что мы будем сейчас делать. Снова предательски появился шотландский акцент, но не такой сильный, чтобы она меня не понимала. Вот после оргазма точно дара речи лишусь на несколько минут, надеюсь, и Яна тоже.       Мне очень хотелось начать первым. В конце концов, я же доминант, люблю контролировать ситуацию, задавать ритм и темп, и уж очень хочу только от одних воспоминаний, когда я услышал за дверью её комнаты, как Яна тихо, словно боялась, будто подсознательно чувствовала, что рядом, ублажала себя. Хочу на пальцах почувствовать насколько она мокрая, как будет стонать и прикусывать губы, зная, что это моя рука приносит ей невероятные ощущения, что вместо темной комнаты под одеялом, ангелочек будет смотреть прямо мне в глаза, видеть и чувствовать, что я рядом с ней и не оставлю.       Не одна.       Всё мы живые и хотим, чтобы рядом с нами кто-то был.       (и Яна хочет, чтобы это «кто-то» был я)       Но ведь сейчас, помимо того, что мы будем доставлять друг другу удовольствие, есть очень важный воспитательный момент. Тот самый момент, когда её нужно ломать, заставить сделать то, чего она хочет, но не может пересилить себя. А причин у неё предостаточно, к сожалению. Как же не хочется, но ради её и себя придется упомянуть этих ничтожеств, из-за которых я мог не сдержать обещание и навредить ей, из-за них! Хотя их не существует. На данный момент их больше нет. Есть только мы и сильное желание.       Осталось только донести это до моего ангелочка.       — Яна, я знаю, чего ты хочешь… — придвигаюсь к ней ближе, шепчу слова прямо в губы. Да у меня, дежавю, снова. Ситуация повторяется вновь, но теперь я уверен, что моё солнышко готова и сделает правильный выбор. Не потому что у неё его нет, а потому что она сама так хочет. Облизываю губы и выдыхаю. Замечаю, что Яна неосознанно поджимает и облизывает свои, не сводит с меня глаз. Это придало мне сил, чтобы ещё немного потерпеть и не сорваться. — Я всё видел… тогда, в тот вечер, когда опоздал. Знаю, что ты хотела сделать, как хотела прикоснуться ко мне. Ты ведь и сейчас этого хочешь… — это не был вопрос, но она медленно кивнула. Смотря мне прямо в глаза, она дала увидеть всё, что чувствовала в этот миг.       Желание.       Поглощающее все остальные чувства, ощущения и потребности, – похоть. Но ведь есть что-то ещё, что я не могу рассмотреть, но точно знаю, что-то не дает ей сделать того, что она так хочет. Но теперь я не оставлю её и помогу сделать всё правильно. Просто подтолкну, а дальше она сама справится.       Правой рукой спускаюсь к своим брюкам и расстегиваю упряжку ремня. Яна вздрогнула и шумно выдохнула, втянула в себя живот и ноги чуть отодвинула, чтобы не задеть мою руку. Она опустила взгляд, наблюдая, как я аккуратно расстегнул ширинку и вытащил, точнее он сам вывалился из узких брюк, упругий и возбужденный член, который стал упираться ей в живот. Боже ты мой, ангелочек сама не замечала, как зачарованная следила за всеми моими незамысловатыми манипуляциями, как я сам смотрел только на неё, а рука делала всё на автомате. Яна без слов дала понять: если до этого были приблизительные предположения, то сейчас горящими глазами говорит: «да!». Чувствую, как за спиной она сильнее сжала свой кулачок, располагавшийся на ткани пиджака. Шумно выдохнула, только слюнки ещё не пустила, а этот откровенный взгляд, аж глаза потемнели.       Такая же голодная, как и я.       — Ну же возьми его… — хотел проговорить ровным голосом, но получился низкий хрип. Смотрел ей в глаза, какие были опущены и прикованы к моей возбужденной плоти. — Возьми его, как ты хотела тогда, прикоснуться к себе. Я всё видел ангелочек мой, всё почувствовал, ты же этого хочешь… Давай, я хочу этого не меньше… — последние предложения безвольно сорвались на рык. Я уже хотел от нетерпения сам потянуться за её рукой, которая всё ещё была на моей спине, но Яна опередила меня на несколько секунд. Медленно, аккуратно, даже дыхание задержала, но дрожь по всему телу, как судорога выдало её с головой. Она так и не подняла на меня свои глаза, на секунду поколебалась и влажными пальчиками обхватила мой горячий член.       Из моей груди вылетел судорожный вздох со стоном, что я сильно зажмурился от приятных ощущений, которые электрическими разрядами прошлись по всему телу, отдаваясь в центр мозга, и повторялись снова и снова, мощными импульсами, как только Яна задвигала своей ладошкой. Медленно, осторожно, будто привыкала, постигала, чтобы потом ещё больше удовольствия доставить. Её тяжелое дыхание опаляло мою левую щеку.       На несколько секунд, я откинул голову, прикрыл глаза, полностью расслабился, из моих губ так и вырывались постанывания, и просто растворялся в острых и до жути приятных ощущениях. Настолько сладких, что ноги отнимались, пальцы рук покалывало, что на миг испугался кончить раньше. Нет, только не сейчас, я хочу продлить это удовольствие на столько, на сколько могу физически и морально. Потому что, чёрт возьми, я не знаю, как скоро Яна снова будет готова на такие игры.       Господи, ведь это просто маленькая игра, разминка, по сравнением с тем, что нас ожидает дальше, а для неё — большой шаг через себя, после которого неминуемо последует, если не истерика от осознания, то точно защитная реакция. Я же знаю лапулю как облупленную. Она испугается, ей захочется от меня как-то закрыться, чтобы я и пальцем больше её не трогал. Это должно случиться, это неизбежно. Только после этого она окончательно поймет, чего хочет, и не будет бояться, стыдиться, винить себя, как за самый страшный грех, за то, что просто думает об этом. Сейчас Яна должна полностью ощутить желаемое, чтобы вернуться обратно и ужаснуться, что было «до» и что же будет «после».       Клянусь, что всё стерплю, обещаю. Все её «закидоны» и «зихеры», все обидные слова и незаслуженные обвинения, которая она точно скажет сгоряча, как я полчаса назад высказывал ей. Наверняка, снова припомнит своих «обожаемых» Винчестеров и ангела-предателя, а я буду спокоен и покажу их с другой стороны. Не сорвусь, сдержу себя в руках, раз сегодня смог, смогу и там, уж ради ангелочка. Боже, всё вытерплю, чтобы ещё раз ощутить её нежную ладошку, которая неторопливо поглаживает мой член. Вытерплю, потому что дальше – больше. Ведь это только начало, а я уже постанываю от её легких ласк, словно как какой-то мальчишка.       Конечно, я не исключаю того варианта развития, где Яна не без слёз, но вполне спокойно воспримет свои желание и скачок в наших отношениях. Но, зная её, это очень маловероятный сценарий развития. Уж слишком она всё ещё предана им.       (вот тогда я безжалостно разорву эту связь, которая мешает не только мне, но и вредит ангелочку)       Мне одновременно хотелось ничего не делать и просто отдаться ощущению и ритму. И тут же хочу вновь прижаться к ней плотнее, терзать припухшие от моих поцелуев губы, и дальше кусать, и оставлять засосы на неё бледной коже, хочу запустить руки в трусики и довести свою девочку до нирваны, слышать, как она задыхается от стонов, и переизбытка чувств, и ощущений. И знает, видит, что всё это для неё делаю я. Второе желание через минуту перебивает первое.       Неудивительно, я всегда был актив, а не пассив, тем более я всего лишь дал фору Яне, чтобы она не струсила потом, чтобы в случае чего напомнить, что она начала первая.       Рычу от удовольствия сквозь поцелуй, когда поворачиваюсь к ней поближе, ловлю язычок и посасываю его, изредка отпуская, чтобы поймать губы. Яна не отставала, она тоже была на пределе, также ловила мои губы, то не давала мне свой язык, играя со мной и дразня. Мне это нравилось. Она то усиливала темп, то снова снижала, разогретыми пальцами лаская головку, вызывая табун мурашек и приятные судороги по телу, то одновременно могла прикусить мою нижнюю губу, а потом языком успокоить разраженный участок. Как только мне хотелось взять контроль, рука, которая всё ещё оставалась на её затылке, и небольшой напор и я вплотную прижимал губы к её губам, тем самым обездвижив, языком проводя по десне. Солнышко точно также постанывала сквозь поцелуй от приятных ощущений.       Я был готов и дальше продолжить эту игру, немного поддаваясь ей, но краем глаза заметил, что вторая рука Яны сквозь джинсы ласкала себя: пальчиками надавливала на клитор, полностью накрывала ладонью свою промежность и легкими движениями поглаживала чувствительное место.       Ах-х, нетерпеливая моя, сейчас всё будет. И ведь под трусики не полезла, ждет, когда я всё сделаю сам. С большой радостью.       Рука, которая накрывала её щеку, шею, ключицу или грудь, блуждая по телу туда и обратно, быстро перехватила её руку, не давая ей больше доставлять себе те крупицы удовольствия, которая милая моя позволяла себе при мне. Яна прерывает поцелуй, и если бы не омут похоти в её глазах, то там можно рассмотреть растерянность, где она робко спрашивает: «я сделала, что-то не так?»       Моя хорошая, ты делаешь всё так. Даже больше, чем ты могла предположить изначально. Ты у меня сегодня вообще большая молодец, но не смей сама себя трогать, когда этого хочу я. Ты — моя, никто не смеет доставлять тебе удовольствие — даже ты сама — ангелочек мой. За редким исключением, если у меня будет игровое настроение, и я сам попрошу тебя об этом, чтобы и тогда самому довести до пика.       Прежде чем мы вместе достигнем нирваны и растворимся друг в друге, мне нужно кое-что ей сказать. Без сомнений, я знаю, что эти слова до неё дойдут не сразу. Что сейчас Яна в таком состоянии, когда может только кивать и через сбитое дыхание выговаривать отдельные слова. Ей всегда нужно время, чтобы всё осмыслить и прийти к правильному ответу. Всё это будет, но сейчас нужно посеять семя.       — Ангелочек… ах-х... мой, — судорожно выдыхаю от удовольствия, кое-как сосредоточив взгляд на ней. Яна в ответ смотрела на меня, замедлив свои действия, но не переставала меня поглаживать. — Я хочу, чтобы ты поняла одну вещь, — сжимаю её ладонь на несколько секунд и отпускаю. — Всё, что было раньше между нами… Винчестеры, обещания и взаимная       (твоя)       неприязнь друг к другу, Кастиэль, та сделка, по которой ты оказалась здесь… — рука останавливается у её пояса и аккуратно расстегивает брюки. — Всё то, что было до этого… а-ах-х! — Яна, которая до этого ласкала мой ствол или головку, рукой залезла дальше в штаны, где ладонью сжала яички и мошонку, и снова вверх, поглаживая член. Я на секунду прерываюсь и откидываю голову назад от острых ощущений, ртом ловя воздух, чувствуя, как от этих действий инстинктивно двигаю бедрами навстречу её руке, чтобы получить больше наслаждения.       Неужели на подсознательном уровне ты не хочешь, чтобы я говорил правду? Говорил те вещи, которая ты должна услышать, которые хочешь, чтобы тебе сказали, но боишься? Боишься открыться себе, новым ощущения, предать старое и наконец-то отпустить? Готова довести меня до такого стояния, что я потом несколько десятков минут не смогу прийти в себя, была готова смириться с тем, что я не сдержу своего обещания, но не хочешь слышать, осознать, что сейчас происходит.       Боишься.       Стыдишься.       Не хочешь ещё больше чувствовать вины последствий.       О, нет, моя дорога, больше ты не сможешь бежать от переломного момента. Тот момент, когда пути назад больше нет, когда всё кардинально меняется под другой угол. Яна, ты давно пришла к этому, но думаешь, если сделаешь шаг, то это будет означать, что ты предала их.       Братьев-дебилов.       Старого пьяницу.       Ангела, из-за которого ты чуть не погибла, потому что тот возомнил себя новым «Богом».       (если учесть то, что она вообще каким-то чудом прожила с ними бок о бок четыре года)       Думаешь, что если отдашься своим желаниям и мне, то предашь свою «семью». Мне плевать, как тебе будет больно осознавать эту правду потом. Правда в том, что эти люди никогда не считали тебя семьей, если только в фальшивых словах, а в действительности были готовы пожертвовать тобой при любом удобном случае.       Яна была для них как запасной вариант, если кому из них грозила опасность или смерть. Была чем-то вроде куска мяса, который можно подкинуть злой собаке и выиграть время, чтобы сбежать.       И мой наивный ангелочек этого не понимает. Не хочет видеть. Когда я могу предложить и дать намного лучшее, чем жизнь подзаборных охотников на привидений.       (за что ты себя так наказываешь?)       Да, будет больно, будут слёзы и крики, когда до неё это дойдет, но зато потом будет хорошо. Как самый банальный пример с занозой в пальце, которая ужасно загноилась и болит, но чтобы вытащить смелости не хватает. Жизнь не раз доказывала, что нужно пройти через самые её недра, чтобы заслужить счастье, или в случае Яны, хотя бы покой. Позже, она обязательно осознает, что я лучше их, что это сделка была намного выгодней, чем могло показаться на первый взгляд.       А сейчас нам будет так хорошо, что ты сама с радостью выкинешь из головы факт их существования.       — Всё то, что было до этого, — повторяю я с выдохом, сизым голосом, снова сосредоточив взгляд на ней, поджав и облизав губы, — больше нет, — расправившись пуговицей, запускаю руку под шелк трусиков. — Есть теперь только мы и сильное желание… — рукой дотрагиваюсь до влажных половых губ, Яна судорожно вздыхает, сильней задрожав всем телом. — Я хочу, чтобы ты всё забыла до этого момента, чтобы ты поняла одну простую вещь… — большим пальцем нахожу клитор и чуть надавливаю, из лапули вырывается громкий стон. Она учащенней дышит и прикрывает глаза. — Их больше нет. Есть только я и сильное желание.       Я замер на секунду. Прислушиваясь, как она неровно дышит, как сама замерла, ожидая, когда мои пальцы начнут двигаться в ней. Если бы я не был так возбужден, то точно заулыбался бы от ликования. Но меня хватает только на то, чтобы ближе наклонить голову и прошептать прямо ей в губы:       — Ты услышала меня, ангелочек мой?       — Да-а…да..ах-х.. — прошептала она стоном в ответ, губами касаясь моего лица.       Да, Яна услышала меня. Переломный момент настал, пора насладиться и призом.       Указательным пальцем провожу по половым губам, надавливаю, прохожу через малые и чувствую, как палец спокойно заскользил по влагалищу. Она тихо замычала, прикусывая губы от удовольствия, шире раздвинула ноги, чтобы мне было удобней двигаться в ней. Средний палец присоединяется к указательному, ещё больше проникая в неё, двигаю ими, сжимаю и разжимаю внутри, чувствуя как смазка потела по ладони. Большим пальцем начинаю круговыми движениями тереть, останавливаясь и надавливая чуть сильнее, ласкать её клитор.       Меньше, чем через минуту Яна сдается и не сдерживает себя, стонет в голос. Она начала извиваться, двигаться бедрами навстречу мне, а освободившийся рукой, запускает пальчики в мои волосы, приятно сжимая их. Я судорожно вздыхаю, когда она вновь сжимает яички в руках, всего на секунду, нежно, крепко обхватывая член и снова быстро вверх до головки, чтобы спуститься обратно, но медленнее. В один момент замечаю, что мы двигаемся вместе в унисон.       Она вниз рукой, чтобы на несколько секунд обласкать яички и мошонку, а я глубже проникаю в неё, выхожу из неё, чтобы сильней надавить на клитор и снова, резко войти.       Через поток эмоций и ощущений солнышко первая находит мои губы и целует. Мы могли за считанные секунды довести друг друга до экстаза, но оба с большим наслаждением продлевали удовольствие. Я мог оторваться от её губ, чтобы языком ласкать кожу на шее и ключицы или укусить, но не больно, только для остроты ощущений. Тем времени Яна сильнее рукой сжимала мои волосы, могла потянуть от удовольствия, словно руководя процессом, дотягивалась до моего правого виска и языком проводила по ушной раковине, вызывая во мне новые судороги блаженства. И снова, и снова я возвращался к желанным губам, чтобы поймать свой любимый и сладкий язычок. Ангелочек мой уже не бегала, даже не дразнила меня, а подстраивалась. Она не могла больше сопротивляться, ей не меньше доставляло удовольствия, когда я посасывал её язык и губы, лишь крепче обнимала меня свободной рукой, как и я её, теснее пальцами сжимая затылок.       Мне было так хорошо, как уже не было давно за долгое время, что не могу вспомнить сейчас. Только шаткие предположения, что это было до того, как Яна начала жить в моем доме. Всё смешалось, кажется, что время остановилось вовсе. В голове мелькали мысли одна за другой, что я не успевал осознать одну, как уже возникал совершенно иной образ. Между ними было только одно общее: всё они были приятными, а иногда смешивались, что от водоворота эмоций и чувств, путался, где реальность, а где вымысел. Я жутко, до боли не хотел отрываться от её губ, хотя бы на секунду, даже для того, чтобы моё солнышко могла вздохнуть и перевести дух. Сбитое дыхание, стоны и так мешали лапуле нормально вздохнуть. Но её правая рука, уже прилично набрав темп и не сбавляя его, вновь опустилась вниз, пальчиками нежно лаская яички и вверх, мягко, но крепко обхватывая мой член. Меня хватает только на то, чтобы откинуть голову и бедрами, понемногу увеличивая скорость, двигаться навстречу её руке. Яна же, восстановив дыхание, насколько это было вообще возможно, начала покрывать моё лицо поцелуями, прерываясь на секунду от приятных судорог и срывающих стонов и мычания.       «Боже сколько же ненужной одежды на нас. Хотя одежда это хорошо. Это преграда, чтобы было меньше искушений. Ведь нам и так хорошо. Ещё не время... Да-да, вот так девочка моя. Быстрей».       Прикрыв глаза и чувствуя, как ангелочек аккуратно покрывает моё лицо поцелуями, или спускается и целует чувствительную кожу на шее, приятно лаская языком и губами. Из груди против моей воли вылетали судорожное дыхание и рык, когда от очередного её прикосновения волна удовольствия проходила по всему телу. Боль от дрожи больше не беспокоила, только та, что вызвана возбуждением, но чувствовал, что скоро Яна доведет меня до экстаза. И тогда мне будет поистине хорошо. По инерции мои пальцы быстрее начали проникать и двигаться в ней.       Ну вот, снова новый образ, но на этот раз такой родной, я бы сказал — интимный, хотя в то время далеко этого не понимал. Не догадывался, не обращал внимания.       Моя Яна. Мой ангелочек. Такие встревоженные глаза, но нет ни тени страха.       (моя воительница)       В тот день, когда я перенесся к Винчестерам, чтобы помочь им поймать Брэди и тем самым отыскать всадника Чумы. Ох, этот тупой дылда, который сразу кинулся на меня с ножом, испортил обивку дорогой Импалы короткому имбицилу и самое важное, что мог задеть мою девочку! Ведь я перенесся практически к ней вплотную, потому что она неизменно сидела на заднем сидении. Была в легком шоке, что толком не успела отреагировать, а лось не спал.       Я не знаю, почему именно это воспоминание всплыло в моей голове, когда нейроны так замедлились, что еле-еле обрабатывали какую-либо информацию. Но так ярко, живо. Знал, ощущал, что это не за правду, потому что левую сторону лица опаляла, стонала и тяжело дышала прямо над ухом лапуля. И шум в ушах будто предшествовал тому, что ещё немного и я кончу и смогу ощутить такое блаженство, о котором давно мечтал.       Этот шум, наши стоны и с каждой секундой ускоряющееся движение рук, вой ветра из разбитого окна, были закадровыми звуками. Я видел их, этот ненавистный фонарь, который я всё же сломал, психанув, что эти долбоклювы не хотят понять, что я на их стороне, а не Сатаны. Вижу, как Дину срать на мои оправдания осечки с кольтом, вижу, как Саманта снова намеревается попытать счастье: вонзить в меня нож. И она. Я понимаю, почему тогда не обращал на неё внимания, лишь тот минимум, что живое оружие архангелов, не у демонов, чего было предостаточно. Тогда даже её попка не так сильно привлекала меня, хотя точно давала о себе знать, ненавязчиво занимала при пикантной позе.       Теперь я ясно вижу, что в тот момент, когда Яна ублажает меня рукой и целует в шею, что стону, как нетерпеливый мальчишка, как же она отличается от них.       Она не как они. Она совершенно другая.       (моя)       С тех времен только весной минует три года, но Яна выглядит такой молоденькой. Сколько ей там? Двадцать восемь? А выглядела не больше, чем на двадцать пять. Сколько же новых отпечаток тяжелых испытаний осталось на её лице с того дня. В отличие от лосяры, она не пыталась накинуться на меня, чтобы разорвать за погибших друзей, хотя уверен, что Яна была больше опечалена и разбита, чем Сэм. На её лице не было скучающей и безразличной маски, как у бельчонка, таким образом, пытаясь скрыть от меня их шаткое положение дел. Яна Шварц тогда была открыта передо мной и не боялась, что я ударю её. Да, тогда мне было плевать, но в каком положении находилась моя девочка? Участь при любом исходе, рай или ад, но она станет оружием одного из архангелов. У неё никогда не было шанса на выживание, в отличие от других людишек.       Конечно, она смотрела на меня с открытым недоверием, что естественно: я же демон — но мой ангелочек была сразу готова выслушать меня. Не как Дин, после того, как вывел меня своим напускным безразличием к ситуации с концом светом. Про бешеного лосяру и вовсе лучше промолчать: тот и после в любой момент был готов меня прикончить. Потом меня спасало только то, что в кармане была душа Бобби.       Яна смотрела на меня с надеждой, хорошо скрываемой от братьев, но не от меня, даже во воспоминаниях. Смотрела, как на последнюю надежду остановить апокалипсис и спастись от участи живого оружия, Михаила или Люцифера.       Даже совестно стало, сквозь невероятные ощущения, которые она доставляет мне сейчас, что тогда вслепую отправил к Брэди, который её только и ждал, либо Дина, а не кольца всадников. Будь это сейчас, я бы не подверг её жизни опасности, по крайне мере, смертельной. Честно, я был удивлен, что именно она поехала со мной, а не бельчонок, ведь и машину ей доверил драгоценную свою. Я был уверен, что он поедет со мной, а Яна будет успокаивать Саманту, что родной брат верит демону больше, чем ему, так сказать послужит жилеткой, боже, ведь тогда я был практически уверен, что они спят друг с другом. А может и по очереди, почему бы и нет? Яна так хорошо влилась в их компашку, так гармонично и складно. Тогда мне было глубоко плевать, кто и с кем спит в какой позе, если только сам факт подтвердить для дальнейших двусмысленных шуточек.       Сейчас же боюсь, что от злости задушил бы её.       Не знаю, как они договорились, но получилось так, что Яна поехала со мной. Вау, наше первая совместная поездка и дело, как же давно это было, будто в другой жизни. Ах-х, кто бы из нас мог подумать, обсуждая, как проникнуть в здание с полчищами демонов, что между нами будут более близкие отношения, чем просто временный союз, дабы вернуть Сатану обратно в клетку. Я вот-вот кончу, но отчетливо слышу отголоски прошлого сквозь наши стоны:       — «Демоны? — убирая бинокль от лица, всё ещё наблюдая за зданием, спрашивает Яна.       — Не-а, человеческий щит. Демоны наверху. На двенадцатом.       — Что ж, тогда нужно найти черный вход.       — Ты от Винчестеров научилась всё так усложнять?»       Картинка прошлого растворяется, прям на тот моменте, на её растерянном и нарастающем ужасом взгляде, когда я пошел и просто убил людей, которые нам мешали. Всё же неженка, но теперь точно моя.       (не их, только моя)       Я открыл глаза и повернул голову в её сторону, моё дыхание участилось, стон или рык так и срывался с моих губ. Крепко целую её, ускоряю движение бедер, чтобы наконец-то почувствовать долгожданную разрядку. Мы могли кончить в один момент, но я специально замедляю движение руки и не давлю на клитор. Яна шумно с нотками негодования замычала, но сама не посмела остановиться.       Сначала ты, ангелочек мой. Хотел бы тебя первый довести до экстаза, люблю не меньше, когда девушки ловят кайф от меня, чем сам я от процесса. Не считай это моим не доверием тебе, скорей, что я просто вредный и хочу убедиться, что ты точно доведешь дело до конца, а то ещё от преизбытка чувств забудешься. Больше я не позволю тебе меня продинамить даже случайно.       Через несколько секунд, всё таких же нежных, но быстрых движений её руки, моих ускоренных движений фрикции, как всё тело: каждую мышцу и клетку — пронзает сладкая судорога, что сильно выгибаюсь ей навстречу и громко стону. Оргазм был похож на яркую вспышку, на несколько секунд только яркая пелена перед глазами и ничего. Как обычно, только на этот раз намного сильнее мне хотелось замереть и ничего не делать, ощущать, как Яна и дальше поглаживает мой член, размазывая сперму и продлевая мне удовольствие, что не могу восстановить дыхание. Грудь громко поднимается и также опускается, тело всё трясет после эйфории, которая ещё не прошла. Но это нечестно. Если она в силу своей неуверенности и вредности может себе такое позволить, то я нет. Яна, как же тебе повезло со мной. Ну же давай, сегодня ты тоже это заслужила.       Несколько сильных и резких движение пальцев внутри её влагалища, я буквально вдалбливался в неё своей рукой, она подалась мне навстречу, и громко простонала, и задрожала всем телом. Яна, словно не зная, куда себя деть, когда судороги удовольствия пронзали её тело, крепко прижалась я ко мне, пряча голову в мою шею, и от переизбытка чувств укусила нежную кожу, точно оставляя синяк. Это было так неожиданно и приятно, с нотками боли и остроты, что из меня вылетел приглушенный стон. Я не мог различить, чьи это судороги наслаждения: мои или её — но было так хорошо, что просто в ответ прижал её к себе и затих.       Да, вот так. Теперь можно расслабиться и, по-настоящему, ни о чем не думать. Рядом ангелочек, которая сильней прижимается ко мне, опаляя укушенную ею же шею своим горячем дыханием. Ни каких видений и уж тем более никаких «проблем», пока. Ничего. Покой и блаженство. Хотя бы на полчаса. Просто находиться в объятиях друг друга и чувствовать тепло разгоряченных тел.       Когда сладкие судороги утихли, сквозь прикрытые глаза, почувствовал, как Яна продолжала дрожать. И это уже точно не от возбуждения, скорей как при ознобе. Снова открываю глаза и вижу, что лапуля лежит спиной к разбитому окну, поэтому и жмется ко мне тесней, чтобы согреться и спрятаться от холодного ветра. Ох-х, люди, как же вам мало надо, чтобы разрушить такую идиллию. Наверное, сама не замечала этого холода, пока была занята мной.       Сейчас я тебя согрею, солнышко ты моё. Пока тучи не набежали и не скрыли тебя.       Нехотя привстаю с дивана, Яна также с открытой неохотой убирает свои руки с моих плеч и со спины. Заспанными глазами следит за моими движениями, тяжело дыша. Точно бы заснула, если бы не разбитое окно. Снимаю пальто, укрываю лапулю, она заторможено протягивает рукава, а затем рывком перекладываю её через себя на другой бок, что та успевает только тихо ахнуть и вздрогнуть, но никак не помешать мне. Ложусь на неё место, теперь закрывая её от ветра своим телом. Мне же это никак не помешает расслабиться, а Яна теперь в тепле: в моем пальто       (боже ты мой, такой миленькой сразу стала)       и в моих объятиях, в которые я сразу её сковал. Она прячет своё лицо мне в грудь и протяжно вздыхает, всё ещё подрагивая от холода, но потихоньку согреваясь.       Она заснула буквально через две-три минуты, как я укрыл её от свирепой вьюги. В кабинете, по правде говоря, стало очень холодно, но я этого не замечал, а Яна, если заснула, значит и подавно. Меня трогает довольная и насмешливая улыбка. Какая же она чувствительная, а всё пытается скрыть, хочет показать себя сильной и независимой, а чуть надавить на нужные места и… Хотя кто знает, может ангелочек мой легла поздно или встала сегодня рано, поэтому и уснула. А спит сладко, так же, как и притворяется.       Мне не уснуть, как бы ни хотелось, несмотря на то, что дрема одолевает, глаза слипаются и еле раскрываются, но всё же непрошеные мысли постепенно завладевают головой вновь. Но отмечаю, что та болезненная дрожь меня не беспокоит, разум чист и мне не нужно срочно кого-нибудь убить или пытать до полусмерти, чтобы успокоиться. Не завожусь от одних мыслей об этом паршивом пророке.       Не позвонили, значит, Кевина ещё не поймали. А сколько вообще прошло времени, как я переместился в особняк? Доходило до четырех, пока ещё не стемнело, но скоро начнет смеркаться. Может, стоит позвонить и узнать, как идут дела? Я же знаю своих мальчиков, за ними глаз до глаз нужен. Прочистили ли все ближайшие округа и местность, заброшенные и полуразрушенные дома, узнавали ли, что в приблизительное время его бегства был угнан автомобиль или другой вид транспорта, с которым он мог справиться? А если нет, то…       Мои мысли сбила ангелочек, которая до этого неподвижно спала, резко дернулась во сне и зашевелилась, высвобождая свою голову, носом ударяясь об мой подбородок. И снова затихла, что дыхание почти не было слышно. Господи, она так безмятежно спит, что мне аж завистно становится. Не сегодня, может, как-нибудь в другой раз, Яна доведет меня такого блаженства, что я сам отключусь на какое-то время. Умиротворенным сном, которого у меня не было возможно и в человеческой жизни.       Посылаю все мысли о пророке куда подальше. Ну, когда у меня ещё будет возможность так подремать со своим ангелочек, где она во сне тянется ко мне? Думаю, что не раньше дня икс, за «счастье» будет, если чуть раньше этого события.       Тесней к ней жмусь, аккуратно положив руки за спину, одну выше, другую чуть пониже к ягодицам. Приложив подбородок ей на голову, прикрываю глаза и глубоко вздыхаю, позволяя дреме, насколько возможно затащить в свои слабые грёзы.       Где-то вдалеке, небольшой порыв ветра и листы каких-то бумажек вновь подымаются ввысь, шелестя в воздухе, шторы заколыхались, дверца от шкафчика скрипнула.       Да, вот так хорошо.