Час рассвета

      Ночью сквозь узкое окно пробивается тусклый свет. Луна сегодня круглая как жёлтая мишень у ворот — Геральт это видит сквозь трещины в мутном стекле. В одном месте разлом между осколками такой, что мальчик с лёгкостью может просунуть туда палец, и это не просто наблюдение, а проверенный на практике факт, после которого порез заживал почти две недели.       Геральт вздыхает: сегодня десятая ночь, которую он проводит в бессловесной беседе с Луной. Молчаливая подруга за эту декаду из тонкого серпа превратилась в сырную голову, а Геральт, наверное, не изменился совсем. Кроме того, что перестал спать, конечно. И раз уж сон к нему не возвращается, то завтра с утра придётся идти к Весемиру. Старый ведьмак уже давно объяснил своим ученикам, что если сон покидает кого-то на ночь-две, то это ещё не Предназначение, а, скорее всего, эликсиры. Геральт специально выждал подольше, чтобы хотя бы для себя быть уверенным, что дело не в тренировках и подготовке.       Предназначение запустило свои часы.       Геральт вырос среди мрачных стен Каэр Морхена. У него не было родителей — настоящих родителей — но был дом и Весемир. За те года, что Геральт живёт в своей келье у самой крыши одной из башен, Весемир не изменился вовсе. Крепкий старик с ловкостью занимался со своими учениками физической подготовкой, требуя от мальчишек такой же ловкости и быстроты реакции. Единственным, в чём он участвовал только как надсмотрщик, была Мучильня. Узкая тропа, петляющая среди многовековых деревьев и глубоких обрывов, получила своё имя не просто так. Геральт ненавидел читать бестиарий, но в выборе между ним и Мучильней вызубрил бы всех монстров от корки до корки. От бега по скользкой тропе это его, конечно, не освобождало.       Мальчишка пятернёй приглаживает неровные тёмные вихры. Весемир никогда не занимался стрижкой своих подопечных. Обычно они дожидались прибытия в Каэр Морхен какого-нибудь чародея, который приводил кучку подростков в более-менее приемлемый вид. В этот раз Геральт решил проблему сам. После того, как он вывалялся в грязи на очередной тренировке, потому что из-за постоянно падающих на глаза волос несколько раз пропустил удары Ламберта, Геральт просто подрезал пряди маленьким кинжалом. Красоты это ему не добавляло, но было намного удобнее, а зеркал в крепости всё рано не было. Мальчишка одёргивает холщовую куртку и выбегает из кельи.       Ранним утром Весемира можно было найти в Большом зале. Ведьмак ворошит поленья в камине, пока в закопчённом котле нагревается вода.       — Ты сегодня рано. Плохо спится?       — Не спится.       — Давно? — Весемир поворачивается к мальчишке и внимательно его разглядывает.       — Почти с новолуния.       Ведьмак кивает и возвращается к поленьям.       — Для нас это может ничего не значить.       Геральт хмыкает: и не надо. Сдались ему эти сказки про Предназначение.       Весемир убирает кочергу в сторону и кивком указывает на стул рядом с собой.       — Ты знаешь, что после мутаций меняешься, перестаёшь быть человеком. Да, мы как и все перестаём спать, но ведьмаки редко удостаиваются милости Предназначения. Природа превращения спасает нас и наших избранных от боли утраты, — старик тяжело вздыхает. — Отныне ты не проспишь и минуты в своей жизни, Геральт.       Прошло уже почти полсотни лет с того разговора, а Геральт всё еще помнит каждое слово своего наставника. Только сейчас он понимает горечь Весемира, который каждому мальчишке объявлял о напраслине их надежд на обретение своего Предназначения. Хотя, если судить по своему опыту, ни Геральт, ни кто-либо ещё из юных ведьмаков не строили себе иллюзий о счастливом будущем бок о бок с любимыми. Единственное, чем их может щедро одарить судьба — кошель золота потяжелее. Геральта это устраивает.       Сырые поленья в костре немного шипят, но ведьмак изредка добавляет жару знаком Игни, отчего с каждой минутой языки пламени разгораются всё ярче. Лес вокруг полнится звуками: тут и уханье совы, и тихое журчание небольшого ручья, и мерный стрекот кузнечиков. Иногда ветром доносит какую-то музыку — наверное где-то рядом разбил стоянку торговый караван. Ведьмачий слух позволяет расслышать тонкую мелодию и чей-то голос. Приглушённый шум леса нарушает хруст веток. Геральт настораживается и кладёт ладонь на рукоять серебряного меча: даже если там и не монстр, серебро перешибает кости немногим хуже закалённой стали. Шум всё приближается, пока из-за веток не выглядывает краснолюд. Он стряхивает с рукавов листья и скидывает с головы капюшон:        — Добро, милсдарь. Пустите погреться у костра?       Котомка за плечом и вполне дорогой, пусть и грязный с дороги, костюм говорят Геральту, что перед ним, скорее всего такой же путник, решивший уйти немного подальше от основной дороги в надежде избежать встречи с местным ворьём.       — Отчего же нет. Время до рассвета быстрее пройдет.       — Благодарю, — подходит к костру, тут же протягивая руки к огню. — Меня звать Золтан Хивай.       — Геральт из Ривии.       Краснолюд хмыкает, мол, знаем, слышали.       — Тоже не спишь, Геральт.       — Профессия такая.       — А у меня дома баба осталась. Я как её встретил, так, представляешь, сразу уснул! Еле до дома дотерпел, чёрт меня дери. А Эвдора у меня хороша, да…       — Хм.       — А ты не из разговорчивых, да? Ничё, тоже, чай, встретишь свою упырицу. Не обессудь, да только мне кажется, что даже таким, как вы, Предназначение готовится, во.       Геральт кивает головой: глупости, но спорить — зря воздух сотрясать. Золтан замолкает, словно понимая, что ляпнул лишнего, и тут же переводит тему:       — Партию в кости? Краснолюд криво ухмыляется и трясёт небольшой складной досочкой. Голос невидимого певца особо сильным порывом ветра вновь доносит до их костра.       Утром Золтан напрашивается в компанию к ведьмаку как попутчик. «Под разговор и дорога веселее бежит, Геральт!» Геральту всё равно. Вместе так вместе. Не ленты вязать в храме Мелитэле же соглашается.       Всю дорогу до Ринды Геральт только изредка хмыкает и угукает, потому что краснолюд болтает за троих. На самом деле Золтан ему понравился: нет в нём гордости, присущей его сородичам. Живёт просто, обычно с караванами от города до города путешествует да подрабатывает вышибалой то в одной таверне, то в другой. Вернее, подрабатывал. Вот уже год как переквалифицировался в какого-то торгового агента — Геральт не разбирается ни черта, как бы Золтан не пытался ему объяснить. И всё по милости Предназначения: благоверная сказала своё веское слово, а Золтан с ней спорить совсем не может. «Да ты что, она как глянет своими глазищами, так я всё. И свориться сил нет. Чёртова баба.» Золтан ворчит только в шутку, потому что как принимается её нахваливать, так на лице улыбка довольная растягивается, а Геральт вообще слова не может вставить.       — Это у ваших баб взяться не за что, не то что наши красотки. А уж у моей, не дай черт соврать, всё на месте, уж поверь, — и причмокивает.       — То-то вы их прячете так, что никто не видел.       — От судьбы все равно не уйдёшь, как не прячься.       В Ринде шумно и людно. Геральт прощается с Золтаном сразу после городских ворот. Тот зазывает его погостить через месяцок, обещает показать свою ненаглядную Эвдору.       — Не боишься, что уведу?       — Я тебе уведу!       Краснолюд машет рукой на прощание и исчезает в проходящей мимо процессии какого-то купца. Геральт пропускает людей и коней, загруженных какими-то свёртками и сумками. Последним почти обречённо бредёт бард — Геральт понял это по лютне за его спиной. Парень разглядывает кривобокие грубые постройки и устало вздыхает. Поравнявшись с Геральтом, он на секунду задерживает на нём свой изучающий взгляд, чуть хмурится и, задрав нос повыше, бросается вдогонку за крайней повозкой.       Приличные городские таверны оказываются переполненными — Ринда готовится гулять большую свадьбу местного ипата, поэтому гостей навалило столько, что плюнуть некуда. Когда Геральт наконец слышит, что комната свободная есть, то с облегчением выкладывает перед трактирщиком несколько оренов и старается не думать о том, что в иное время эта комната не стоила бы и трети заплаченного. На самом празднике ему делать совершенно нечего: ведьмак на чужой свадьбе хуже дрянного эля. Да и кто ж будет думать о гулях или кикиморах, когда можно перемыть косточки молодожёнам и иже с ними? То-то же. Геральт решает отдохнуть тут до утра и с первыми лучами отправится дальше.       Удача не покидает ведьмака: в зале таверны как раз пустует один стол, за который Геральт садится, с удовольствием вытягивая уставшие ноги. Он ловит пробегающую мимо девчонку за локоть, прося у нее кружку эля да чего-нибудь горячего на ужин. Та кивает и тут же убегает за дощатую дверь кухни. Геральт откидывается на спинку стула и прикрывает глаза, отключаясь от внешнего мира. Шум голосов местных пьянчужек затихает, словно сокрытый под толщей воды. Иллюзия ломается с громким ударом по струнам. Геральт вздрагивает и резко распахивает глаза. На другом конце зала, у самого камина стоит тот самый бард, которого ведьмак видел утром у городских ворот. Парень несколько раз ударяет по струнам, деловито подтягивает колки и приосанивается.       — Баллада о дьяволе!       Голос этого парня — почти мальчишки, как кажется Геральту издалека — достаточно громкий и звонкий, чтобы его услышали все посетители таверны. Последние начинают одобрительно улюлюкать, когда слышат первые звуки перебора струн. «А он хорош», — хмыкает Геральт, вслушиваясь в бардовскую балладу. Девчонка-кухарка прибегает с глиняной плошкой, в которой дымится какая-то похлёбка, и замирает рядом с Геральтом. Ведьмак замечает, как она восхищенно вздыхает и нервно теребит передник пальцами. Вот у кого, а у бардов точно отбою от потенциальной «судьбы» нет. Геральт понимает, что и сам поддаётся очарованию певца.       Не найдёшь тех широт на картах, где пропал я с верной командой. Где мне взять имя ветра, который возвращает странников к дому?       Похлёбка остывает в чашке, кто-то из посетителей пытается нескладно подвывать стройному пению барда, но тут же получает пару оплеух от соседа. В таверне воцаряется такая тишина, что даже храмы Мелитэле позавидовали бы такому покою.       Только стоит ли, право, вернуться, только стоит ли мне воскреснуть, если вместо меня живёт дьявол, мои песни поёт тебе дьявол?       Тишина разбивается довольными воплями. Кто-то требует песню о рыбацкой дочери, другой непременно желает балладу о страшном звере. Геральт уходит в свою комнату под громкое «забывай меня и не помни». Стены таверны не в силах полностью заглушить пьяный хор и одного барда с лютней, но Геральт, видимо, слишком устал, чтобы раздражаться из-за этого. Он вытягивается на кровати и засыпает.       Утро встречает Геральта внезапным озарением. Он резко садится на кровати и собирает разбегающиеся мысли в одно целое. Итог прост и сложен сам по себе: он спал. Причина этому только одна, и прямо сейчас Геральт чувствует в себе медленно нарастающую панику: где-то в этой таверне находится его Предназначение. Ведьмак пытается понять, что же ему делать с этой новостью, пока умывается и одевается.       Выходя из комнаты, он врезается в кого-то.       — Прошу прощения.       Бард морщится, потирая ушибленное плечо. Вблизи он и в самом деле не кажется таким уж юным и хрупким. Видимо, служители искусств не только вдохновением да ликованием публики кормятся.       — Я пройду, да?       Парень юрко прошмыгивает между Геральтом и стеной, вскользь задевая ведьмака пером с франтовского берета.       — Вот и вся хвалёная бардовская вежливость, — бурчит Геральт, плотнее захлопывая дверь и проворачивая ключ в замке.