***
Громозской автомат с кофе издавал, казалось, звуки из самой преисподней, пока готовил кофе. Не менее тихо его брат выдавал разнообразные снеки, которыми они сегодня будут себя травить вместо нормальной еды. Нет, они вполне могли бы пойти в какое-нибудь кафе, их поблизости предостаточно, но пареньку было максимально влом. Плюс, на улице разбушевался ветер, и небольшой дождик хорошо так мог дать по лицу, а тут, на вокзале, тепло и более-менее уютно. Русь часто посматривал на табло с расписанием потом на часы и грустно вздыхал, он хотел уже полежать хотя бы на полке в поезде, укрыться теплым одеялом и под чай поговорить с кем-то. Возможно им повезет и у них будут нормальные соседи. А пока парень принес им кофейку и в зубах, за краешки упаковок, батончики козинак. Дело оно вкусное, плюс им все же не очень желательно спать в дороге, потому что до Львова не так уж и долго ехать, и им ещё надо найти квартиру на съём. Не любил Русь отели, а вот снимать квартиру несколько недель оно и дешевле выйдет, чем номер в отеле. Что удивительно, когда они пробирались уже в поезде к своему месту, то почти никого не было, а те редкие пасажиры, что встречались или уже сидели на вещах, или спали. Было ли это из-за темного времени суток, хотя может ещё какая была на это причина, но в вагоне было не тихо, но и гомон не стоял. Проводница вручила им одеяла, но Украина настоял на том, чтобы они застелили только нижнюю койку, то бишь дедову. Спать они не собираются, но ночь холодная, плюс окно в их вагоне продувало, спасибо качество Укрзалізниці. Позже они попросили чая да каких-нибудь крекеров или печенья, все это довольно молодая проводница быстро принесла. Этот стакан с янтарным чаем, на красивой такой железной подставочке и любимый сахар брусочками — прямо ностальгия за юношеством. Он ещё молодая страна, зато независимая! Да, после смерти отчима было сложно, но у него скоро появился верный друг на севере Американского континента. Как бы ни было забавно, но самые первые банкноты уже прижившийся гривны, были напечатаны в Канаде. И путь он сейчас в таком…очень плачевном состоянии, о экономике он не говорит, уж чего, но среди остальных постсоветских стран его валюта ещё ничего, держится родимая. Он отвязал свою экономику от «большого братика», как только смог, потому что прекрасно понимал, что эта привязанность валюты к сырью не очень хорошо выходила и ему тоже. Но немного отойдем от этого, так как родственники уже расположились. А конкретно Украина укутался в белое одеяло чуть не с головой, ожидая отправки, которая должна была произойти с минуты на минуту. Дед толкнул парня немного в бок, как бы намекая, что раз уж он на его постель позарился, пусть хоть немного места его персоне вернет. Теперь они вместе сидели и пили чай, закусывая топленым печеньем. Особо хорошего сигнала в поезде было, как кот наплакал, поэтому украинец долго думал чем себя занять. Русин же смотрел в окон, наблюдал за людьми на перроне: некоторые прощались, провожали кого-то из семьи на поезд, кто-то сидел на лавочках в ожидании своего поезда, некоторые в этом ожидании даже уснули, были и люди, бегущие на к вагонам со всех ног. Так он наблюдал очень внимательно, пока ладони не коснулось что-то мокрое — Киевский повернулся лицом к внуку: оказалось, за все то время, что старший во всю глазел на улицу, преемник где-то откопал перманентный двухсторонний маркер и решил порисовать именно на его руке. Что там вышло? Украина начал вести линии сложного орнамента и совсем не отвлекался от своего кропотливого занятия. Парень старательно выводил черные маки и розы, по бокам оформлял треугольниками и мелкими цветочками, оставлял полые и закрашенные кружечки — и все в традиционном украинском оформлении. — Красиво, — на лице русина сама собой, следом за очередной линией на его запястье, нарисовалась улыбка. — Не знаю насколько это смешно или нет, но за свою жизнь я вышил не один десяток вышиванок. Союз запрещал их часто носить, только на праздники, поэтому я часто переносил вышивку на какие-то незаметные части одежды, ну, или от скуки рисовал синими ручками на руках, только не дай Господи, заметит — ждала долгая и нудная лекция, что это пережитки прошлого, да и мне, мужчине, а в первую очередь солдату не следует подобным заниматься, — говорил это страна на одном дыхании, совсем безэмоционально. Такую смену настроения внука русин заметив давно и, кажется, даже понял почему это происходило. Как ни крути, хочется стране или нет, но он зависим от мнения своих граждан, если в обществе превалируют какие-то идеи и мысли, они появляются и у олицетворения. На данный момент мнение о советском прошлом у народа резко отличается: одни его считают темным прошлым, другие — с ностальгией вспоминают, именно поэтому украинец говорит о СССР абсолютно никак, мнения можно сказать аннулируют теплое или холодное отношение к той стране. К их месту подошел мужчина уже преклонного возраста, достаточно высокий и крепкий для своих лет.Он убедился в верности номера купе и присел на соседнюю нижнюю койку. — День добрый, — первым поздоровался прибывший. Его белесые усы поднялись следом за уголками губ, образуя добрейшую улыбку, на которую родственники тот час ответили, и поздоровались с пожилым человеком. Разговор завязался быстро и слажено, пока новый пассажир обустраивал свое место для сна. Как оказалось он едет в Польшу к своей дочери на свадьбу. Его доченька выходит замуж за какого-то Фридриха и это уже насторожило, уж не похоже имя на польское. И да, это оказался немец. — Так, подождите, ваша дочь имеет польское гражданство и выходит замуж за подданного Германии, но что вы тогда делаете в Украине? — спросил наконец русин, потому что он немного не понимал, как эта цепь образовалась. — Сам я поляк…- начал мужчина. — Мало помогло, только больше запутали, — посмеялся Русь распивая уже не первую кружку чая. — Моя жена отсюда, в то время, когда мы познакомились, было действительно выгоднее жить тут да мне понравилось это место. Понравилось настолько, что даже после смерти моей возлюбленной, я остался тут. Ну, а дочь. Её всегда тянуло в Польшу, только каникулы, и к родственникам уезжала. Институт закончила тоже там, и вот уже замуж выходит, — мужчина счастливо улыбнулся. — Дети быстро растут, чего уж, — Киевский окончательно осушил кружку и оставил её на полу, никуда не денется окаянная, а к столику нужно через всю постель тянуться, они же легли к окну ногами, чтобы можно было видеть друг друга. — А вот этот парнишка. Это сын ваш или.? — куда намекал украинский поляк была ясно, как день. — Не поверите. Это внук мой, — русин только сейчас заметил, что Украина спал, крепко обнимая его и прижимаясь к его груди. — Не поверю, конечно же. Сколько же ему и сколько вам, Радимир? — ведь правда, Русь имел вид человека помоложе чем сосед по купе. — Олегу уже двадцать осьмой год пошел, а мне шестьдесят седьмой, — дед заботливо перебирал волосы спящего. — Он так на мать свою похож, что я иногда пугаюсь. — С ней что-то случилось? — поляк добавил в свой чай сахара, готовясь к бессонной ночи. — Умерли, оба, — сказать, что их расстреляли, и старик что-то да заподозрит, а так и сказал и нет.- Олежке и трех годиков от роду не было. Потом над ним опекунство дядя взял.***
-Ой ходить сон коло вікон, А дрімота — коло плота. Питається сон дрімоти: — А де будем ночувати? Питається сон дрімоти: — А де будем ночувати? — за окном шуршала листва под каплями дождя, ветер колыхал налитые соком гроздья калины, а уже пустые ветки раз за разом стучали в стекло. Хотя может это была и не калина вовсе, а яблонька, может и не яблонька я красные ягодки вишень. Молодая мать качает маленького в люльке, сама вот-вот от усталости сомкнет веки. Он не знал почему ненечка так сильно устает, ребеночком он был не капризным, по обедне тихо спал, матушку лишний раз от работы не отвлекал. А люлечка все качается и качается, нежный голос все напевает колыбель и не смолкает. И так спокойно в квартире, пока лишь песенка перебивает тишину, к которой вдруг присоединился звон ключей, а вот дверь поскрипывает — это папенька пришел. Он слышит тихую колыбель и не шумит, беззвучно раздевается и заходит в спальню. — Де хатонька теплесенька, Де дитина малесенька, — Там ми будем ночувати, Дитиноньку колисати. Там ми будем ночувати, Дитиноньку колисати, — к голосу ненькы присоединяется басистый голос папеньки, он обнимает свою возлюбленную, целует в висок и еле слышно спрашивает: «Як почуваєшься, люба?» Слышно стук ложки о кастрюлю, а потом тяжесть на ногах. — Укра, вставай, а то батя тебя без завтрака оставит, — кричит РСФСР, а мальчик в постели лишь сильнее кутается в одеяло от холодаю — Я наказан, он мне не разрешает есть со всеми, — украинец приоткрывает глазки и смотрит на соседнюю постель, в которой сидит КССР, видимо проснулся от шума. — Мы наказаны.***
Глаза Украина открывает с крайним нежеланием, но русин настойчиво его приводит в сознание. Пришлось вставать. — Столько кофе в себя влил и все равно уснул, — причитает дед, уже разбирая постель. А парень не может все отойти от манны короткого сна; в голове все ещё звучит родная колыбельная, аж глаза щиплет от горечи воспоминания. Но мысли скоро проясняются, когда он вспоминает с какой целью они едут во Львов.