Однажды ты станешь самым красивым цветком на моей могиле. Ежедневный пророк. Статья: Слишком романтичный Дурмстранг. Прилагается колдография, на которой охотник сборной Болгарии и его предполагаемая избранница. 1993 год.
Усталые веки без спроса прикрыли глаза, и мозг потерял образ без конца вещающей гриффиндорки. Усилием собственной воли Драко запретил себе их закатить сразу же после того, как открыл. Грейнджер глядела на него, не скрывая ярко выраженной агрессии. Сидя за круглым столом, трудно избежать контакта глазами. Ещё, наверное, потому что Драко болезненно высокомерен, чтобы прятать взгляд. Грейнджер отчётливо выделялась на фоне бронзовой стены, глупой вазы с гравировкой фруктов, столика с принадлежностями и высокого, переполненного до верху, книжного шкафа позади неё. Её бордовый галстук в золотую полоску был затянут так туго, что — Драко уверен — оставлял пятна на шее. А, может, и не галстук. Только представив интимную жизнь героини войны, Малфой самодовольно ухмыльнулся, хотя и достаточно скромно, чтобы это заметили. В отличие от Грейнджер, которая никогда в своей жизни не позволила бы себе столь пошлой мысли, особенно сидя прямо напротив предмета раздумий, Драко даже представил некоторые детали. Слетевшая лямка бюстгальтера, обязательно кружевного и белоснежного. Острый язычок, облизывающий верхнюю губу. Запутанные волосы, розовые щёки и сбитое дыхание. Малфой был уверен — она бесстыдно громкая. «Отлично, — остановил он себя — вместо глумливых мыслей о её стыдливых сношениях, ты сделал её частью своих сексуальных фантазий». В комнате определённо стало жарко. Драко взглянул на гриффиндорку, однако та поспешно спрятала взгляд и облизнула губы. Полутьма в кабинете не позволяла разглядеть её лицо, но — Драко усмехнулся — покраснела. Только голос одного из старост вернул Малфоя в реальность. На этом собрании были не только они вдвоём. В комнате были собраны самые разные, начиная внешностью, заканчивая характером, люди. Общего у них тоже было много. Но смотря на них, Драко ощущал своё некое отделение. Старосты говорили о патрулировании, о снятии баллов, о предвзятости одних старост к не своим факультетам, о будущих школьных мероприятиях, и Драко выпал. Он ощутил себя снежным шариком. Его долго и мучительно лепили таким, каким его пустили в полёт. Его цель — это попасть в кого-то, принеся боль. Остальные не такие — они все были созданы стать одним большим снеговиком. И если эти говённые мысли не эффект падения с метлы, то желание скорейшего наступления зимы, не более. Однако, он действительно очень далёк от этих людей. Словно наблюдает за ними издалека. Вот он, — искусственный и жестокий, — выложил руки на подлокотники, свободно расставил ноги, однако абсолютно закрыт для каждого. И вот они — живые, настоящие. Все их проблемы закончились после войны. Они дышали полной грудью и не боялись больше ничего. Они не знали про Последователей, не знали, что метка ещё работает, не знали о страхе, который снова душил Драко. Он осознавал своё значение в заново открывающейся войне и не собирался этим довольствоваться. Он защитит своих мать и отца до того, как над ними нависнет угроза, чтобы иметь возможность выбора. А быть он собирался Швейцарией. Ему не интересны идеи Лорда, как и не важны потери борцов с ними. Драко подпёр голову и посмотрел на Грейнджер. Она справится, как и всегда. А он не хочет больше ни убивать, ни наблюдать за смертью. Собрание старост закончилось к началу занятий зельеварения, которое Драко собирался пропустить. Ему никак не привыкнуть, что в кабинете крёстного будет расхаживать другой человек. Слизнорт себе такого не позволял. Так что, вполне возможно, староста школы прогуляется до Астрономической башни. — Что происходит, Малфой? Драко крутанулся на месте и оказался напротив злющей Грейнджер. Поход на башню откладывается. Девушка хмурилась, что делало её уж очень забавной. А молчание парня выводило её из, без того шаткого, равновесия: — Если ты ещё болен, лучше не посещать собрания и… — Я здоров. — Тогда будь заинтересованным, — она выдохнула, готовя, судя по всему, длинную речь. — Меня достало, что все смотрят на тебя и тоже делают вид, что им всё равно. Ведь если оправданному Малфою всё равно… Её прервал громкий смешок. Драко ухмылялся, разглядывая её без стеснения. Грейнджер вопросительно глянула на него, требуя объяснений, ровно как и он глядел на неё в больничном крыле. С той лишь разницей, что она медленно доходила от негодования до молчаливой истерики. — Забавно, как ты это сказала, — услужливо пояснил слизеринец. — О чем ты? — Оправданный Малфой. Не ты ли, на пару со святым Поттером, бились за это? Драко поймал себя на мысли, что ей до одурения идёт хмуриться. Оттого его слова были как дёготь — ядовитые и тягучие: — Оправданный, не невиновный. Гермиона жадно вдохнула. В нос хлынул поток ароматов. Что-то острое и древесное. Её сбило с толку, настолько это напомнило сильный ветер, скачки, волны в шторм и танцы у костра. Она едва отыскала слова: — Послушай, Малфой, ты… — Злодей. Я понял. Заканчивать мысль ей никто не собирался позволять. Она со странным чувством горечи наблюдала за тем, как его напряженная спина исчезает в коридоре. Прикрыв глаза, Гермиона поймала себя на мысли, что ей стыдно. Какого чёрта! Этот наглый, не в меру себялюбивый гордец не заслуживает угрызений совести. — Мисс Грейнджер, — однако совесть в лице директора говорила об обратном, — очень часто нам не подвластны чужие чувства и переживания. — Прошу прощения? Минерва смотрела ушедшему парню вслед, а память покорно рисовала перед глазами образ Пожирателя в чёрных одеяниях, который собирался её убить. Тогда, всего на секунду, Минерва подумала, что никогда так и не узнает, чем закончилась великая битва за Хогвартс. А через мгновение перед ней стоял никто иной, как Драко Малфой. Хитрый мальчишка, раздражающий в своём осознанном потворствовании злу, полный неоправданной самоуверенности. Драко бросил в бывшего «товарища» смертельное заклинание, и тот упал на землю. Удивило женщину, однако, не это, а то, что спаситель собирался уйти. Вот так просто, даже не услышав слов благодарности. В тот момент Минерва поняла — этот мальчик всегда поступал и будет поступать так, как считает необходимым, и в поддержке, как и в признании его заслуг, он не нуждается. На похвалу — хороший удар, Мистер Малфой — он ответил совсем мальчишеской улыбкой. Это и заставило принять решение о его назначении старостой. — Как вы думаете, — наконец, глянула директор на свою любимую ученицу, — вы могли бы быть с ним снисходительнее? Гермиона кивнула, но всё же позволила себе замечание, когда Макгонагалл направилась прочь: — При всём уважении, профессор, мне кажется, ему это совершенно не нужно. Гермионе казалось, после того дня в поместье, только она видела ту сторону Драко, в которой копилась боль. Он всегда был таким маленьким надоедливым ублюдком, но вдруг стал кем-то, кто стоял посреди комнаты, полной голодных до смерти фанатиков тёмного повелителя, и оберегал бывшего врага. Как он смел стоять там и шептать заклинание, которое Гермиона потом искала очень долго, чтобы защитить её? То, что Драко солгал, чтобы дать золотому трио время, было не столь очевидной жертвой с его стороны. Но это, это было другое. Она помнила эту боль. Рука, казалось, вот-вот вспыхнет изнутри и испепелит весь мир, а свою хозяйку разорвёт на маленькие куски воспалённых нервов. Сознание мутнело, собираясь на одном участке тела. Гермиона сомневалась будет ли она в своём уме, когда всё закончится. Вот как больно это было. Голос Беллатрисы Лестрейндж до сих пор будил Гермиону ночами. Её жуткий смех и гнилые зубы, часто навещали кошмары гриффиндорки. Но ярче всего этого были губы, что шептали защитное заклинание. Эти губы, которые никак иначе, чем в усмешку, не складывались. С которых так часто летело обидное слово, выжженное теперь на руке. Почему он это сделал? Гермиона часто думала об этом. Парень, который задирал её все школьные годы. Парень, который недвусмысленно угрожал ей. Парень, который ничего кроме лжи, зависти и гнева из себя не представлял. Почему он сделал это для неё? — Гермиона. Хриплый голос с искринкой на гласных вывел девушку из раздумий. Её догонял Гарри. Его взъерошенные волосы торчали во все стороны. Он немного похудел, и теперь на фоне его впалых щек ярко выделялись скулы. Сейчас друг напоминал самого себя на третьем курсе. А его развязный стиль говорил о влиянии покойного Сириуса. И, конечно же, эта несмелая короткая улыбка. Гарри всегда улыбался при встрече с ней. — Ты шла очень быстро, — отметил он, — кто тебя разозлил? — Я думала, — собственный голос выдал её с потрохами. — Гарри, если я что-то спрошу у тебя, обещай не считать меня предвзятой или глупой, ладно? — Ты всегда предвзята, — Поттер усмехнулся, — но глупой тебя будет крайне сложно назвать. Надеюсь, ты меня удивишь. Гермиона улыбнулась. Гарри всегда обладал каким-то невероятным даром успокаивать внутренний ураган собеседника. И добрый, этот понимающий взгляд, как никогда, был кстати. — Как думаешь, верно ли поступила Макгонагалл, разрешив бывшим пожирателям тут учиться? — Их всего двое, Гермиона, и они такие же подростки, как и мы. — Но ты не ответил. — Я думаю, что они не опасны. Мы все изменились, — Гарри пожал плечами. — Я не знаю, рассказывала ли тебе Джинни, но она собственными глазами видела, как Блейз Забини спас Луну. Тебя это не убеждает? Неужели ты думаешь, что те, кто полностью были на стороне Волан-де-Морта, могли бы подпольно сражаться за Хогвартс. — С чего ты взял, что они подпольно сражались за Хогвартс? — Нарцисса Малфой, — коротенькое имя было значимым теперь, — всё началось с неё. Сначала я не понимал, почему Драко не сдал нас в поместье, а когда его мама соврала Волан-де-Морту ради спасения сына, для меня всё стало очевидным. Моя мама пожертвовала собой ради меня, и Нарцисса практически сделала то же самое для своего сына. — Да, но это Нарцисса… — Вот теперь ты меня удивила, Герм, — по доброму усмехнулся Гарри. — Разве ты не видишь? Всё всегда ради семьи. Люциус был заодно с Лордом, как думаешь, у Драко был вообще шанс встать против? Гермиона нахмурилась. Гарри видел в Нарциссе одуванчик, как бы глупо ни звучало. Она поступила как любая мама, и Гарри подкупало это. Но сама Гермиона не могла себе позволить доверять этим людям. — Я вижу твои предвзятые мысли насквозь, — хохотнул брюнет. — Никто не говорит о дружбе с ними. Я и сам не собираюсь. Просто думаю, все заслуживают второго шанса. Грейнджер наконец улыбнулась, вспоминая недавний матч. Гарри настоял на переносе игры, пока слизеринский ловец не выздоровеет. Но припомнить девушка собиралась другое: — Слушай, а которое из этих соображений заставило тебя полететь за хорьком? — О, я думаю ни одно из этих, — засмеялся Гарри, — просто я считаю его невероятно красивым, чтобы умирать до того, как я пригласил бы его на свидание. — Оу, так Джинни ждут плохие новости? — Меня хватит на всех. Веселый смех друзей заполнил длинный коридор. Новый учитель зельеварения снисходительно поджал губы, обходя их и ныряя в кабинет. Гарри и Гермиона на секунду победили смех, чтобы не выказывать неуважения в первый же день новому преподавателю, но не смогли делать этого долго. Блейз сидел за северной стеной замка. Если пройти дальше, можно было найти трибуны и поле для квиддича. Но Забини выбрал место не случайно. Сюда не ходил никто. Если смотреть только на эту часть замка, создавалось полное ощущение, что он заброшен. Даже трава здесь росла гуще и зеленее, но везде отдавало запахом сырости. В полуметре от молодого лица, кружась вокруг своей оси, сгорал скомканный в неаккуратный шар лист бумаги. Буквы мялись, исчезая и теряя своё значение. Карие глаза, в которых крылась бездна из пустоты, непрерывно смотрели на горящий шар. Блейз прокашлялся и шмыгнул носом. Нет, он не простудился, просто замерз и устал. Так чертовски сильно. Ничто не способно было понять его или больше быть похожим на него, чем этот горящий кусок бумаги. Угловатый почерк матери горел, как и её лживое лицо в воспоминаниях о последней встрече. Единственное, чего хотел Блейз, — это перестать чувствовать всё, что он чувствует, или начать чувствовать хоть что-нибудь. Он не понимал, где конкретно воюет и за что, но войну вёл с собственной душой. «Дорогой сын, прошлое переходит в настоящее. Тебе надо это знать. Теперь, как ты и хотел, ты будешь волен распоряжаться своим будущим, если оно у тебя всё ещё есть. Надеюсь, ты не влез в глупости и не жертвуешь собой из-за друзей. Я более не имею возможности прикрывать тебя. Я люблю тебя. Я должна была говорить тебе это каждый день, пока ты рос. Боюсь, возможности это сказать тают на глазах. Буду рада, если ты покинешь школу немедленно и уедешь со мной из страны. В противном случае, это письмо последнее, что осталось между нами. Поместье и наследство отца в твоём распоряжении. Ты достаточно взрослый и, откровенно признаю, гораздо умнее меня, чтобы справиться. Прощай, дорогой.С надеждой на встречу, твоя мама.»
Ни адреса, ни страны, ни людей, через которых с ней можно будет потом связаться. Хелен никогда не отличалась верностью или ответственностью, и хуже всего признавать тот факт, что и любовью к сыну она не могла похвастаться, так что Блейз догадывался, что такое может произойти. Просто он не думал, что это правда произойдёт. Какой бы глупой и взбалмошной ему ни представлялась его мать, она всё равно была матерью. Как могла она так легко оставить его противостоять всему, что надвигалось? Письмо! Мерлин, у неё не хватило духу приехать или назначить встречу. Даже поговорить через идиотский камин! Эта женщина никогда не научится жить, но и страдать в таком случае она не будет, ведь жизнь — это страдания. Блейз никогда не смел причислять себя к живым, чтобы понимать, что он живой, но страдал он слишком долго. Как может мать оставить своё дитя? Неужели, собирая вещи, она не возьмёт в руки тот бежевый шёлковый шарф, привезённый для неё из Франции и не подумает хоть на секунду о ребёнке, который его подарил? Перед глазами Блейза всплыла грациозной лебедью Нарцисса Малфой, которая готова была истечь кровью, твёрдо стоя между сыном и его убийцей. Драко всегда всё делал для семьи, какими бы отвратительными и ужасными ни были его поступки. Он ни за что не позволил бы никому причинить вреда своим родным. Блейз тоже не позволил бы убить Хелен. Только вся горечь от того, что та, в свою очередь, собирала сейчас вещи, намереваясь покинуть Англию навсегда, чтобы спастись от будущих врагов или союзников сына. — Блейз, душа моя, если это новый способ сойти с ума, сейчас немного не вовремя. Перенесёшь? Рядом встала Панси. Блейз продолжал смотреть на огонь, потому что посмотреть на подругу смелости не хватало. Мир разом рухнул ему на плечи, и стало невыносимо тяжело управлять собой. Ему хотелось обнять её и снова сосредоточить эту тяжесть на её кулачках за спиной. — Блейз? Он знал, что напугает её. Знал, что она упадёт на худые колени рядом с ним. Знал, что она возьмёт в свои тёплые ладони его лицо. Знал, что всё полетит к дьяволу, но сделал это — взглянул на неё. У Панси перехватило дыхание. Видеть его грустным, задумчивым, злым, безразличным — всё было ей под силу. Но этот потерянный взгляд… Мерлин, что случилось с его прекрасными глазами? — Что произошло, дорогой? — Панси старательно улыбнулась. — Почему это всегда так больно, Панси, — севший голос боролся с обидой, — понимать, что ты был прав насчёт кого-то? Паркинсон готова была разрыдаться от количества горя, которое волнами исходило от него. Она и Драко всегда выплескивали на мир свою агрессию, уменьшая собственные страдания. Блейз был не таким. Его муки всегда предназначались только ему. Панси хотела бы иметь возможность забирать боль, но Блейз не отдал бы. Не потому что она ему нравилась, а потому что он был достаточно сильным, чтобы проявлять молчаливое милосердие к дорогим людям, не впутывая их в свои переживания. — Моя мама, — он кивком указал на горящий шар, — уезжает. Навсегда. Без возможности связи с ней. — Подожди, — Панси раскрыла рот, шокированная признанием. — Да, дорогая, она бросает меня. — Но она же твоя мама, — Паркинсон казалось, что это всё объясняет. — Что она и подтверждает в своём письме, — кивнул Блейз. — Ты точно всё понял правильно? Такое просто… — Я перечитывал его, Панси, — твёрже отозвался парень, — четыре раза. — Чёрт. — Десять лет, — усмехнулся он, — ей понадобилось десять лет, чтобы сказать мне, что она любит меня. Я не самый лучший сын, но я имею в виду, даже приёмным говорят это почаще, нет? — Блейз, мне так… — а что, собственно, она собиралась сказать? — Я не знаю, что сказать. — Тебе и не нужно ничего говорить. — Пожалуйста, не делай так, — по щеке девушки пролетела слеза, и сердце Блейза пропустило удар. — Не делай вид, что тебе всё равно. — В этом беда, верно? — парень хмыкнул. — Иногда я удивляюсь, как люди рядом со мной умудряются не быть задушенными моим безразличием, но мне не всё равно. Мне так сильно не всё равно, что это причиняет боль. И я чувствую её так много, здесь, — Блейз приложил ладонь к груди. — Я не знаю, как это остановить. И я не понимаю, чувствую ли я это. — Эй, — Панси взяла его лицо в ладони, — мне плевать, что там творит твоя мама, она всегда умела удивлять. Даю тебе слово, я никогда не оставлю тебя, если этого будет… — Достаточно, — остановил её Блейз, — этого всегда было достаточно, и ты это знаешь. Панси опустила взгляд вниз на их руки. Их пальцы образовывали узел, в то время как большой палец его руки водил по тыльной стороне её ладони. Взять и исчезнуть. Вот так легко, прихватив Драко. Как будто никогда не было этой испорченной троицы. — Почему она решила сбежать именно сейчас? — Панси не прекращала смотреть на их сцепленные руки. — Метка, Последователи, — пожал плечами Блейз, — к ней приходили. Она написала «прошлое переходит в настоящее», а это значит, что она обо всём знает. — Теперь это становиться реальностью, да? Это не просто глупое собрание на кладбище, — Панси взглянула на него, его лицо было в трёх дюймах от неё, и она прислонилась лбом к его лбу. — Это ведь не значит, что мы умрем? — Ты не умрешь, — она позавидовала твёрдости, что была в его голосе. Его рука оказалась на её лице, и большой палец привычно прошёлся по пухлым губам девушки. — Ничего плохого никогда не случиться с тобой. Обещаю. Почему он не говорит, что тоже будет в порядке? Почему не говорит, что Драко будет в порядке? Шероховатость пальца держала в реальности, пока мозг кипел от страха. — Ты дрожишь, — он не мог не заметить. — Мне страшно, — прошептала Панси, и через секунду он её обнял. — Зачем ты искала меня? — Нам надо на урок, — она хмыкнула ему куда-то в грудь. Первое, что Гермиона заметила, слизеринская тройка опаздывала на урок. Они и впрямь решили не приходить из-за Снейпа? Благородство слишком прекрасно, чтобы причислять его к змеиному факультету. Однако они не появлялись. Признаться, ей самой не хватало хмурого зельевара. Каким бы он грубым и придирчивым преподавателем ни был, человеком он оказался великим. Его многолетняя жертва во имя любви не оставляла мысли Гермионы слишком надолго. Составляя образ Рона, она не сильно уж представляла себя на месте Снейпа. Нелогично, но в её голове появился образ Малфоя — смотрит на неё разочарованно, руки прячет в карманы. Оправданный Малфой. Она правда это сказала, а его правда это задело. О Мерлин, откуда и куда они пришли. Гермиона отпросилась и покинула кабинет, твёрдо намереваясь поговорить со Слизеринским Принцем. В гостиной старост его не оказалось, и она с трудом осознала, что стучит в его спальню. Нет, его здесь не было. Пересекая гостиную, она мельком глянула на стол и улыбнулась собственной глупой идее. Гермиона отыскала Драко на восьмом этаже. Сюда её привела логика. Это самое ближайшее место к выручай комнате, а значит, самое дальнее от классов с преподавателями. Драко задумчиво глядел в окно. Солнечный свет гулял по его лицу и платиновым волосам. Руки его были в карманах, а белая рубашка, слегка помятая, сидела на худом теле как облако. Он был похож на античную статую — порочно красивый и трагично изувеченный. — Поэтично. Гермиона решила не медлить. Надо было вернуться в класс. Ее совершенно не устраивал тот факт, что она пропускает важный материал. — Ох, Грейнджер, — он даже не взглянул, — ещё немного, и я начну бояться за свою жизнь. Знаешь, что преследование незаконно? — У меня есть шоколадная лягушка с изображением, — она показала упаковку, — а ты единственный на всю школу, кто не расстроится, когда она сбежит. Драко наконец взглянул на девушку. Запыхавшаяся, взволнованная. Протягивала ему лягушку и старалась дружелюбно улыбаться. Ясно. Извиняться не умеет не только он. Драко улыбнулся и взял предложенную сладость. — Ты хоть предупреждай, когда у тебя кукуха едет, ладно? — беззлобно попросил Драко. — Хочется иметь какую-нибудь определённость в жизни. Гермиона кивнула и улыбнулась чуть шире. Когда он не старался грубить, вполне походил на нормального человека. Можно даже назвать его шутки забавными. Малфой позволил себе рассмотреть девушку. Волосы, завязанные в высокий хвост, что было совершенно необычно для неё, открывали красивое лицо, отчего она казалась ещё моложе. Джинсы обтягивали стройные ноги, глупый свитер в горизонтальную полоску, который абсолютно ей не подходил, и белые кеды. На локте болталась мантия, явно мешавшая бегу. Совсем не похожа на самую талантливую ведьму столетия. Между тем, она говорила, что ей надо вернуться в класс и, кажется, собиралась уходить. Драко остановил её, когда она развернулась: — Грейнджер. — М? — Тогда, в библиотеке, ты прикрыла руку, — он сделал паузу, заметив, как она побагровела и опустила взгляд в пол. — Ты не должна стыдиться этого. Эти слова заставили девушку подхватить голову и с интересом посмотреть на бывшего Пожирателя. Это было настолько личное, и он имел к этому такое прямое отношение, что ей стало неловко от своих чувств. — Стыдиться должен тот, кто оставил этот шрам. — Полагаю, — совсем по-малфоевски ухмыльнулась девушка, — это трудно делать из-под земли. — До неё самой копать не так уж глубоко, как до её совести, — согласился Драко. И она улыбнулась. Совсем искренне. Совсем по-детски. Улыбаться ей тоже шло. Это заставило его обнажить свои зубы в ленивой улыбке. Она прикусила губу и затем собралась что-то сказать, но была остановлена, голос Блейза разрезал воздух: — Уверен, что пропустил здесь нечто увлекательное, и мне, поверь, — он сделал упор на это, — несказанно жаль прерывать столь очевидное уединение, однако я уже здесь. Момент испорчен. — Тактичность — не ваш недостаток, — поджала губы гриффиндорка. — Зачем нам взрослые игрушки, Грейнджер, когда мы ещё в детские не наигрались? — глаза у Драко стали хитрющими, и Гермиона посчитала необходимым немедленно вернуться в класс. Как только девушка обошла Блейза, он, не стирая вежливой улыбки, подбросил брови вверх, в жесте «серьёзно?» и завёл руки за спину. Драко положил лягушку в карман и развёл руками. Скоро Блейз захочет поговорить на эту тему. А пока вместо всего Драко спросил: — Куда мы идём? — А это важно? — Нет. Пришли они, конечно же, на башню. Панси уже ждала их. Она сидела в позе лотоса, колени торчали из-под короткой школьной юбки, а руки лежали на земле, между сцепленных ног. Волосы были аккуратно собраны в пучок и открывали обзор на острые ключицы под рубашкой. Она была создана такой взрывоопасной и неспокойной, но такой беззащитной и хрупкой. Драко думал не так давно, где она была всё лето, не давая о себе знать. Даже Блейз, который усадил её на корабль, не знал её окончательного пункта прибытия. Что она делала и как пережила одиночество, с которым никогда не умела справляться? — Хотите сплетню? Её улыбка озарила всю башню, и на душе обоих парней стало спокойно. Ведь что плохого может случиться в мире, если она сидит здесь, улыбается и собирается разглашать школьные сплетни? — Ты же знаешь, — Драко сел напротив неё, — у меня незыблемый роман с кулуарными интригами. — Жаль, нет выпивки, — пожаловался Блейз, перебирая рукописи на столе, — без неё будет тяжко потрошить чужое бельё. — Ты всегда можешь вырвать в сторону Драко, ты же знаешь, — зло улыбнулась Панси, но уже не могла себя сдерживать. — Сплетня в том, что наша героиня бросила рыжее недоразумение. — О, — протянул Блейз, неожиданно веселея, — теперь многое проясняется. Драко не счёл себя оскорблённым, высокомерно выдержал пытку взглядом и пожав плечами, вынес вердикт: — Спать с друзьями — провальная идея. Они оба странные. — Не странные. — А что такого? — нахмурилась Панси. В голове Драко усиленно заработал каждый участок. Чем больше он осознавал, тем больше менялся в лице. Его губы презрительно скривились. — Не говорите мне, что… Панси и Блейз переглянулись и, кажется, абсолютно не испытывали стыда. На лице Паркинсон даже застыла ухмылка: — Мой ответ будет неутешительным. — Раз, — пояснил Забини, не отрываясь от разглядывания рукописей на столе. — Ох, меня воротит, — Драко встал в проёме башни. — Тогда, — ухмылялся теперь Блейз, а слова его были подобны воску, — ты не захочешь знать, где именно это было. Драко нахмурился, а потом ужас взял шефство, подкидывая нужное воспоминание. Это была ночь его шестнадцатого дня рождения. То, как Блейз избегал смотреть в глаза и как он нашёл запонку друга у себя в комнате. — Нет, — жалобно протянул Драко, а потом взмолился, — ведь нет? — Да хватит тебе, — Панси закатила глаза. — Ох, мне нужно заклинание памяти, я травмирован до конца жизни, — Драко прикрыл глаза рукой. — Почему вы молчали два года? — Вот поэтому, — улыбнулась девушка. — Мерлин, я ждала этого слишком долго. Я же говорила, что будет весело? Блейз хохотнул, кивая и поднимая руки в примирительном жесте. Это не было ошибкой. Они никогда друг другу не врали об этом. В ту ночь они были нужны друг другу — разгорячённые, молодые, смелые. Больше это не повторялось, и оба знали, что не повторится никогда. Они не были влюблены друг в друга и не влюбятся. Они хотели откровений. Панси хотела на одну ночь перестать быть влюблённой в Драко, а Блейз хотел что-то почувствовать. И она не была, а он почувствовал. Просто повторять это без определённой эмоциональной подоплеки в виде влюбленности, было схоже с использованием, а они слишком любили и дорожили друг другом, чтобы так поступать. Никакой трагедии в этой истории не было. Молчанием она не закончилась. В ту же ночь они поговорили о случившемся. Он проводил её домой. С тех пор это было только прекрасным поводом для иронии и догадок: а что же скажет Драко. — Вы не вместе? — друзья отрицательно покачали головой. — И вы не влюблены друг в друга? Одновременное «нет» вернуло всё на круги своя, но Драко хотел, знать что сердца у обоих в порядке: — Тогда зачем вы это сделали? — Просто, чтобы испортить твои простыни, — пожал плечами Блейз. — И через два года насладиться этим выражением лица, — Панси ткнула пальцем в сторону друга, — ты в курсе, что всё ещё не взял себя в руки? — Знаешь, Блейз, — Драко стоял, уперев руки в бока, а затем поднял левую и указал в сторону друга, — без выпивки всё это, действительно, очень тяжко. Принесу херес. — Пора на уроки, — остановила его Панси, — может, вы позабыли, но мы тут, вроде как, учимся. И пропуск зелий будет выглядеть как саботаж. — Я и саботировал, — гордо признался Драко. — Для того, чтобы что? — нахмурился Блейз. — Чтобы они оживили Снейпа и он вёл урок? — Возможно, я не всё продумал, — Драко иронично пожал плечами и согласился с другом. — Это твой дебют, — Панси ободряюще похлопала его по плечу, — уверена, в следующий раз пройдёт лучше. Патрулирование с каждым разом занимало всё больше сил и времени. В коридорах всё так же было пусто. Малфой лениво волочил ноги. Грейнджер везло в этом больше. Ей уже попались двое. Может, дети прятались именно от Драко? Эта мысль остановила его шаги, и он встал на месте. Вдруг это могло оказаться правдой? Троянский конь и всё такое. Вдруг люди до сих пор не доверяли ему даже в таких мелочах. Быть пойманным бывшим Пожирателем ночью, в коридоре, одному — чем больше переменных вступало, тем очевиднее казался ответ. Его боялись. — Страшный и злой? — этот голос с вкраплениями улыбки он теперь запомнил надолго. — Страшный? — Драко выразительно поднял левую бровь, совершенно не меняясь в лице. — Таким ты меня видишь? — Не знаю, — Астория пожала плечами, — проверим? Драко не понял, как именно она собралась это делать. Девушка подошла вплотную и осторожно закрыла ладошками его лицо. Её руки обдавали холодком. Драко представил, как со стороны, должно быть, это странно выглядит. Двое посреди тёмного коридора. Она стоит так близко, что он чувствует невесомое покачивание шелкового халата, и закрывает его лицо руками. Он держит руки в карманах, безоружный перед ней и готовый к падению. Астория начала медленно опускать руки, обхватывая его лицо. Глаза её, теперь он видел чётко, были карими, а по краям их обрамляла кайма болотного цвета. Карий местами прерывался на такие же болотистые кратеры. Её кожа была бледной, но не болезненной. Драко поразился — какой красивой она была. Он всегда считал её просто красивой, а теперь видел, это была другая красота. Внутренняя. Астория смотрела ему в глаза. Так смотрят те, кто не любят лжи. Вокруг пахло цветами. — Могло быть и лучше, — прошептала слизеринка. — Не могу поверить, — шёпотом ответил ей Драко. Кто-то остановил свои быстрые шаги, и двое оторвались. В голове Драко мелькнуло разочарование, и он с ясностью понял две вещи: первая — он хотел поцеловать её, и вторая — он заслонил её собой, чтобы защитить. Это был уже не звоночек, это была целая блядская колокольня. — Я не знала… — Грейнджер невнятно начала оправдываться, — тебя долго не было, а ты пьешь болеутоляющие, и я подумала… — она стыдливо глядела вверх, вниз, куда угодно, лишь бы не встречаться с ним глазами. — Я польщён. Его голос утонул в иронии, и он почувствовал, как Астория взяла его за мизинец. Она не хотела, чтобы он обижал старосту. Видимо, Астория, действительно, сочла милым столь неоправданную заботу о парне. — Я вернусь в башню старост, — Грейнджер зашагала прочь. — Тебе стоит её проводить, — тихий и твёрдый голосок позади заставил Драко улыбнуться. — Я рад, что ты не оставляешь попыток избавиться от меня, но проводить я собираюсь тебя. — Я знаю, где спальни девушек, — она еле боролась с улыбкой. — Стало быть, ты хорошо осведомлена и о том, где гостиная Слизерина? — Ты идёшь… — К Блейзу, — подтвердил Драко, замечая, как её разочарование вытягивается в короткое «оу». Всю дорогу Астория молчала. Драко, в общем-то, и это устраивало. Она была совершенно очаровательной, нервно перебирая поясок в руках. Спешно пожелала парню доброй ночи и скрылась за дверями девичьих спален. Гостиная Слизерина всё же была едва светлее коридоров. И что-то подсказывало Драко, что вряд ли другие факультетские гостиные могли похвастаться такой готической атмосферой. Камин горел у дальней стены. Возле него лежал коврик из белой шкуры. В ящике аккуратно сложены дрова, чтобы подбрасывать, и кочерга, чтобы возиться с огнём. Справа от камина висел портрет Основателей, а слева было окно. Стол недалеко от окна, зелёный диван посреди комнаты и второй стол позади. Везде были стулья, кресла и подушки. На диване и сидел Блейз, читая книгу. — И что, стоила она твоей разбитой брови? — усмехнулся Драко, узнавая в руках ту самую книгу о драконах. — Мне кажется, тебя стоило в тот день убить, — отозвался Блейз, — она так хороша, что я жалею о годах, потраченных без неё. — Романтично. Драко сел в кресло, наполненное тетрадками, и начал выискивать на них имя неряхи, что позволил себе подобный бардак в общей гостиной. Его новое положение открывало обзор на правый профиль друга. — Ты с ней улыбался, — спокойно заметил Блейз. Драко вскинул бровь, посмотрев на друга поверх тетрадей. Он знал, о ком именно говорит Забини. — Не буду стоять между тобой и твоим смертельным желанием объяснить столь прелестное замечание, — наконец, отозвался Драко, не найдя на лице Блейза ни толики эмоций. — Такие, как мы, Драко, — друг сделал упор на имя, — не улыбаются с такими, как она. — И это значит, что? — А что это значит? — Блейз оторвался от книги и посмотрел на друга самым невинным взглядом. — В пору записывать тебя в расисты, друг мой, — грубостью Драко хотел прикрыть очевидную брешь. — Ты прекрасно понимаешь, что дело не в её крови, — Блейз раздражённо закрыл книгу. — Ты и она — это красиво, но провал. — Блейз, любовь моя, — серьёзность на лице Драко никак не напугала собеседника, — не намекаешь ли ты мне на влюблённость? — Влюблённость? — Блейз вскинул брови. — Даже простая мысль о дружбе с ней — уже изуверство. — Какая же дружба между грешником и героиней, — усмехнулся Драко, — ты преувеличиваешь то, что видел. — Я видел достаточно. — Она ведь тоже улыбалась, — Драко наклонился вперёд, откровенно вглядываясь в глаза друга. — Это не клишированная история о хороших девочках и плохих мальчиках, Блейз. Ничего не происходит. Слишком много ненависти и слишком много времени. Это, что, просто уйдёт, потому что мы с ней поговорили и поулыбались? — Не заигрывай с дьяволом, Драко, тебе нечего ему предложить, — Блейз встал и покинул комнату. Малфой откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, устраиваясь поудобнее. Определённо, Блейз был встревожен и имел на это право. Всё выглядело так, как выглядело. Думать об этом уже верх странности, но Забини подумал. Драко был уверен, что Грейнджер нет. Они оба с ней понимали, что тот момент в церемониальном зале обрушил стену между ними, но это совершенно не означало наличие или становление чего-то другого. Блейз был прав. Драко не смел попрать память мёртвых и уж тем более заставлять Грейнджер идти против всего, в том числе и себя. Но суть-то иная совсем — Драко и не собирался. Он никогда не смотрел на неё, как на возможность чего-либо. Разве было что-то помимо взаимной неприязни все эти годы? Просто что плохого в том, чтобы освободить своё сердце хоть от одних токсичных взаимоотношений в жизни? Хотя, откровенно признавая, нынешние притирки между ними, как между соседями, были довольно забавными. Драко всегда знал, что Гермиона Грейнджер слишком хороша для него и слишком ужасна для его семьи. Сердце грозно ударилось о грудную клетку. Что он только что признал, Мерлин его прокляни? Стало совсем не до разбирательств в собственных, годами затыкаемых чувствах, когда руку обожгло. Драко просидел ещё десять минут, вслушиваясь в тишину. Дверь девичьих спален не двинулась. Стало быть, призыв снова лишь ему. Руку начало припекать. В этот раз ему не отделаться.