Ревнитель веры

Очнулся он в подвешенном состоянии. Первым делом Этьен, еще даже не открывая глаз, сконцентрировался на пространстве вокруг себя. Сперва в голову ему ударила боль словно бы в отместку за все издевательства над собственным телом, но затем он все же сумел прочувствовать тех, кто его окружал. Все-таки Эотас и правда не стал ничего делать с его способностями. Раскрыв наконец глаза, Этьен с удивлением обнаружил, что смотрит вдоль чьего-то туловища прямо на землю. В живот после такого открытия его сразу же уколола боль, голова загудела еще сильнее, разрываясь под накалом чужих эмоций, но Этьен сумел лишь облегченно выдохнуть. Он был жив, и чувствовать себя живым ему было приятно. Впрочем, упоение от нынешнего состояния у Этьена длилось недолго. Магранова задница, он свисал с чьего-то плеча! Подняв корпус, он изо всех сил вцепился руками в волосы несущего его человека и укусил его за шею, пытаясь тем самым заставить его сбросить себя вниз. И у Этьена получилось — человек, удивленно охнув, тут же скинул его на землю, отскочив от него на шаг. Чувствовать себя свободным Этьену понравилось. А вот падать — не очень. — Да что ты такое творишь! — воскликнул человек, потирая укушенную шею. Очертания его были смутными из-за царившего кругом полумрака, но Этьен все равно сумел обнаружить, что никаких признаков солдатской формы на том не было. — Потише, Морт, — прозвучал знакомый голос, и к укушенному человеку приблизилась однорукая тень. — Этьен, что с тобой? — Это ты мне лучше скажи, что со мной! Какого скульдра я болтался на его плече?! — Мы не смогли привести тебя в сознание, — спокойно объяснил Лют, протянув Этьену руку. — Ни у кого не было возможности нести тебя на руках. В конце концов, мы бежали. Мы и сейчас еще бежим, поэтому позволь мне объясниться позже. Этьен, сплюнув, принял протянутую ему руку. Поднявшись, он обнаружил, что ноги у него от усталости были ватными, а перед глазами плыло. Нужно было признать, что, свисая с чужого плеча, Этьен находился в гораздо более выигрышном положении. — И куда это мы бежим? — раздраженно поинтересовался он, потирая гудящую голову. — Пока что к тракту. Куда дальше, еще не знаю. Этьен выдохнул. Голова у него болела совершенно невыносимо и, наверное, с лишними трюками рисковать еще не стоило. Поэтому сейчас ему не оставалось ничего, кроме как со всем происходящим смириться. Закончив с маленькой потасовкой, эотасианцы двинулись дальше, пробираясь сквозь сумрачный ельник. По своему обыкновению Этьен плелся в самом хвосте их маленькой группы. Вид возвышающихся над головами елок почти что мгновенно вернул ему память о том, что произошло пару часов назад. Этьен сплюнул. Рено и правда умер, но осознание этого до сих пор к Этьену не приходило. Как вообще он мог умереть? План ведь был идеальным! Он должен был привлечь их внимание и просто убежать прочь, так зачем же… Зачем же он, Хель, это сделал?.. «Он сам выбрал свою судьбу,» — вспомнил Этьен слова из своего сна. Действительно — сам выбрал. Даже его не спросив. Вся ситуация попросту не укладывалась у Этьена в голове. Неужели Рено правда так сильно хотел умереть? Этьен тяжело вздохнул, продолжая идти вперед. Наверное, неправильно было так думать. Что бы Рено ни сделал, он имел полное право распорядиться собственной жизнью так, как ему хотелось. Но ведь если бы он рассказал обо всем Этьену, он бы смог убедить его в том, что это — не выход! Так ведь было бы правильнее всего! Этьен сплюнул снова. Хотя это, если честно, даже забавно. Встретить первого в жизни настоящего друга — и только для того, чтобы тут же его лишиться. Встретить своего бога — и сразу же потерять его, даже не сознав, что к чему. И это еще не говоря о Вайдвене. «Надо же, — подумал Этьен, усмехнувшись. — бросили меня одного. Свинство.» Дотронувшись до груди, Этьен с облегчением обнаружил болтавшийся на ней медальон. Взяв побрякушку в руку, он внимательно вгляделся в выщербленные на ней три крохотные звездочки. И коротко им улыбнулся. — Все-таки ты — последний имбецил, дружище, — прошептал Этьен в самый медальон. — Но ты не переживай. Когда-нибудь я тебя все-таки прощу. Один из эотасианцев, услышав его тихую речь, с недоверием обернулся. Этьен, ухмыльнувшись, сумел лишь махнуть на него рукой. А он ведь, пожалуй, видел их бога. Не кто-нибудь, а он — самый ярый его противник из всех, казалось бы, возможных. И пусть, вероятно, Эотас уже не был тем же самым богом, что некогда вселился в Вайдвена, но богом он до сих пор был. И, как бы то ни было, Этьен до сих пор считал себя его последователем. Пусть и сам понимал, как смешно это выглядит со стороны. Но сколько же все-таки раз Этьен воображал себе их с Эотасом встречу! Сколько раз думал, как Сияющий Бог будет на него злиться, как, даже не выслушав, сотрет его в порошок одним лишь щелчком своих солнечных пальцев, а тут раз — и ничего подобного. Он не то, что не злился — он даже, кажется, испытывал за него гордость. Этьен даже в самых своих низменных фантазиях не мог и подумать о том, что такое возможно. Неправильно их всех, пожалуй, учили Эотаса воспринимать. Но это ничего. Этьен им еще покажет. До тракта добрались спустя минут двадцать после того, как Этьен очнулся. Эотасианцы встретили это обнаружение хором облегченных вздохов; Лют же, наоборот, напрягся только сильнее. По его указанию они прошли мимо тракта, спустившись на поросшие высокой травой луга, и продолжили идти по ним, все дальше и дальше пробираясь к вырисовывающимся на горизонте холмам. Взглянув поверх них, Этьен увидел на небе тонкую золотистую ленту просыпающегося солнца и со вздохом ей улыбнулся. Не полагалось встречать рассвет вот так. Особенно им. Обмолвившись парой слов с Лютом, Этьен, собравшись со всеми своими оставшимися силами, наслал на эотасианцев заклятие отвода глаз, дабы те хоть немного могли отдохнуть. Устроившись на густо поросшем травой холмике, находившемся на достаточном расстоянии от дороги, эотасианцы могли лишь удивленно хлопать глазами. Еды у них не было, возможности поспать — также. Но это вовсе не было поводом не встречать сейчас рассвет. Сам Этьен уселся от эотасианцев в некотором отдалении, облегченно вытянув вперед ноги, и оперся обеими руками о землю позади себя, подставив лицо просыпающимся солнечным лучам. Все-таки он был рад тому, что дожил до этого рассвета. Благодарить за это стоило, конечно, Эотаса. И Этьен благодарил. Пусть и знал, что не позволит этому войти у него в привычку. Спустя некоторое время к нему подсел Лют, устало вглядевшись в рассветное небо. Во взгляде его не было никакой радости в связи с наступающим днем. Этьену показалось это неправильным. — Расскажи-ка мне, — вздохнул он, ткнув Люта в здоровое плечо, — каким это магическим образом мы в итоге спаслись. — Один из солдат дал мне кинжал, чтобы развязать веревки, и предупредил о приходе Рено. Когда… — Голос Люта кратко дрогнул. — Когда Рено уже погиб, тот же солдат указал остальным искать нас в направлении, противоположном тому, куда пошли мы. Это дало нам время забрать тебя с собой. Прости за то, что Морту пришлось так грубо нести тебя. Мне правда жаль. — Да без разницы. — Этьен, вздохнув, вытянул из-за пояса трубку и принялся ее набивать. — Спасибо, что вытащили. Сам бы я не смог. — Это я должен тебя благодарить. Без вас с Рено… Даже не знаю, что бы нас ждало. Мне страшно об этом подумать. Но, благодаря вам двоим, мне теперь не нужно об этом беспокоиться. Я надеюсь, что когда-нибудь смогу выразить… — Пожалуйста, — добродушно отмахнулся от его слов Этьен, затягиваясь. — Всегда пожалуйста. Только в будущем лучше не встревайте в ситуации, где вас придется кому-то спасать. В этот раз все довольно скверно кончилось. Лют кивнул, и в глазах его отразилась скорбь. Этьен, задумчиво глядя на небо, выпустил в воздух облачко дыма. Табак, как он заметил, сильно облегчал головную боль от действующего заклятия. Или же это все-таки было делом рук Эотаса? «Каков хитрец,» — усмехнулся своим мыслям Этьен. — «И кто ему разрешил?» — Мне так жаль… — тяжело выдохнул спустя несколько секунд затишья Лют. — То, что случилось с Рено… — Он умер, потому что решил так сам, — строго перебил его Этьен. — Не надо о нем скорбеть. Лучше просто... Просто живите, да. Этого будет достаточно. Солнце тем временем уже показалось над горизонтом. Увенчанное огненно-рыжей короной, оно лениво выглядывало из-за далекого холма, и тонкие его лучи разливались по небу, отражаясь на облаках буйством золотого и розового. Холод медленно отступал из округи, наполняя луга светом и теплом, пробуждая звонкие голоса утренних птиц и тихое жужжание пчел. Рассвет, как и обычно, был прекрасным. Но то, будет ли столь же прекрасным и будущий день, зависело уже только от Этьена. Он глубоко затянулся, подставив лицо первым теплым лучам, а волосы — проснувшемуся ветру. Затем вдруг растянул губы в улыбке. — А ведь я знаю историю со сожженной церквушкой. Лют быстро ему кивнул. — Прошу тебя, не рассказывай остальным. Позволь мне самому сделать это. — Пф, — фыркнул Этьен, взглянув Люту в лицо. — Даром мне не надо портить твой авторитет в их глазах, чего я и тебе также не советую. Мне просто интересно, из каких вообще соображений ты это сделал. Некоторое время Лют молчал, и с глаз его не сходило при этом выражение муки. — Когда дядя дал мне это... поручение, — сдался он, отведя взгляд, — я думал вовсе не о сохранении чести храма, что был так для него ценен. Я лишь… Я просто хотел сжечь эту церковь. Только и всего. После окончания войны мне казался неправильным сам факт ее присутствия в Дирвуде. Не было больше смысла ни в Эотасе, ни в наших ему молитвах, ни во всей этой вере вообще… И мне хотелось, чтобы и все остальные поняли это. Я хотел раз и навсегда распрощаться с Эотасом, хотел сам поставить на нем жирный крест, чтобы теперь для всех стало ясно, что больше он не имеет для этого мира никакого значения. Я был таким… дураком… Лют резко осекся, и лицо его исказило выражение скорби. Этьен, взглянув на розовеющее небо, смог лишь вздохнуть. Несколько мгновений, пока Лют приходил в себя, они молчали. — А что у вас там была все-таки за святыня? — Это был обычный камень, — выдохнул спустя время Лют. — Камень, которым однажды какой-то мальчишка разбил церковный витраж и который пролетел сквозь все алтарные свечи, ни одну не задув, и выбил на огромном круге в центре зала три симметричных следа. Святыней этот камень был на деле для одного только дяди, который видел в нем след божественного провидения. Из-за того, что он усиленно пытался выстроить вокруг камня большую загадку, во всех окрестных владениях быстро поползли о нем слухи, в ходе чего храм и приобрел свою популярность. Увидев обычный камень, никто даже не мог поверить, что он-то на самом деле и был той самой загадочной святыней, и потому шумиха вокруг нашего храма все росла и росла. Ну и… ты знаешь, чем дело кончилось. Этьен слушал его рассказ внимательно и предельно серьезно, не спуская при этом с лица выражения крайней заинтересованности. Но стоило только Люту умолкнуть, как Этьен во весь голос расхохотался. Ветер, словно бы встрепенувшийся его звонкому смеху, пробежался ласковой рукой по его волосам, принося с собой первые теплые веяния. Лют, заразившись чужим настроем, тоже в какой-то момент усмехнулся. А Этьен смеялся еще очень и очень долго, до тех пор, пока на глазах у него не выступили слезы, а дыхание не начало срываться. Но даже после этого успокоиться ему было проблематично. — Как же мало нашему брату надо, чтобы во что-то поверить, — через силу выдохнул Этьен, затягиваясь снова. — Нашему? — спросил Лют, утирая с глаз непрошенную влагу. — Выходит, ты все-таки и себя к эотасианцам причисляешь? Свободной рукой Этьен поднял перед собой болтавшийся на груди медальон. Он долго не отвечал, разглядывая свою безделушку, а затем тяжело вздохнул. — Лют... — Да? — Ты что, идиот? Лют в ответ лишь тихо рассмеялся. Некоторое время они молчали, и Этьен, выпустив из руки медальон, беззаботно курил, глядя на цветастое небо. — Знаешь, — произнес в конце концов Лют, — ты ведь столькое для нас сделал, а я даже не понимаю, почему. — Почему, значит? — Этьен кратко оглядел его и, затянувшись в последний раз, выпрямился, вновь посмотрев на показавшееся над горизонтом солнце. — Да понятия не имею. Просто захотел себя человеком почувствовать, наверное. А, может, я тоже просто идиот. Лют улыбнулся. — Что же ты планируешь делать дальше? — Ну-у, — выдохнул Этьен, убирая опустевшую трубку обратно за пояс, — в Аэдире слишком жарко, на Архипелаге слишком мокро, в остальных местах эотасианцев маловато будет... Значит, пойду домой. — А зачем же тебе эотасианцы? Этьен прыснул. — А это уже дело только между мной и эотасианцами. Без обид. Лют, скупо улыбнувшись, ему кивнул. — Тогда, пожалуй, я оказался прав в своем решении. — О чем это ты? — Я знаю, — Лют отвел взгляд, — что спрашивать тебя о таком после всего, что ты для нас сделал, будет просто верхом неприличия. Но, прошу тебя от всего сердца, займи для этих людей мое место. Этьен едва ли мог поверить в услышанное. — Ты это серьезно, что ли? — Конечно. Просто я теперь вижу, что ты — человек гораздо лучший, чем я. Я слишком многих погубил своей наивностью, и мне слишком стыдно после такого вести этих несчастных людей дальше. У тебя же есть сила и ум, которые помогут тебе не повторить моих ошибок. Поэтому я совершенно искренне прошу тебя повести теперь моих людей за собой. — Решил, значит, на меня всю ответственность перекинуть, — тихо усмехнулся Этьен. — Прости, я... — Да ладно-ладно, шучу. Я понимаю. Этьен обернулся на сидевших позади эотасианцев. Солнце оставляло отблески на их макушках и в их глазах, и в какой-то момент Этьену показалось, что взгляды их направлены прямо на него. Конечно, такое количество ответственности было для него перебором. Но Этьен, глядя на сидевших на холме эотасианцев, видел сейчас почему-то не огромную непереносимую ношу, но спасенные души, в которых возродилась в один момент надежда на лучшее будущее. И Этьен знал, что надежда эта в них воскресла лишь благодаря усилиям Рено и его самого. А потому Этьен просто не мог подумать сейчас о том, чтобы позволить этому практически новому для них чувству так просто угаснуть. — Получается, — усмехнулся он, обернувшись к Люту, — сан священника мне тоже придется от тебя перенять? — А ты хочешь? — Ну, когда-то меня за жреца уже приняли. А ты представь, какая выйдет потрясающая шутка, если я в итоге действительно им стану? Лют улыбнулся, переведя взгляд на небо. А Этьен сумел лишь с усмешкой выдохнуть. Из головы у него все не шла мысль о том, что в нем сейчас скопилось слишком много радости для такого дня. Для такого человека. Неужели он и правда заслужил ее всю, думал Этьен, с удивлением глядя на небо. Неужели и правда он сумел измениться? Неужели Эотас... все-таки смог его простить? Этьен усмехнулся. Вероятно, все эти вопросы больше не имели значения. Потому что Этьен понимал теперь, что его собственная радость не нуждалась уже в оправданиях. И было это поистине самым лучшим чувством на свете. Потому, не выдержав переполнявших его эмоций, Этьен вскочил вдруг с места, распахнув со смехом руки такому близкому рассветному солнцу. — Знаешь, Эотас, — крикнул он окружавшим его холмам и теплому ветру, — мы еще посмотрим, кто нашей встречи будет ждать с бóльшим нетерпением! И впервые словам его вторил беззаботный человеческий смех.