Исключительный случай

Изуку смотрел в зеркало усталыми зелеными глазами. Они стали темнее, словно весь свет погас в них. Вокруг глаз темные круги, болезненно-бледный. Теперь Изуку всегда чувствовал усталость и слабость. То ли оттого, что нормально не спит из-за приступов кашля с последующей рвотой цветами, то ли из-за постоянного кислородного голодания. Уже не важно. Ханахаки редкая болезнь, возникающая из-за глубоких сильных чувств. Неразделенной любви. Заполняет легкие, мешая дышать и в итоге убивает влюбленного. Выход один. Добиться взаимности. Но Изуку всегда был исключением из всех правил, в самом худшем смысле. Он влюблен в двоих. И в обоих случаях безответно. Он смотрит на два разных цветка и чувствует себя почти счастливым. Кроваво красная мильтония и красно-белая каттлея, семейство орхидных. Изуку в интернете искал названия. Такие похожие и такие разные. Как и те, кого он любит. Как он мог дважды так сильно облажаться? Но разве их можно не любить? Не восхищаться. Такими сильными, красивыми, невероятными, исключительными. Они ослепляют своим светом, обжигают, убивают его. Кач-чан и Тодороки-кун. И он, слабый, невзрачный, неловкий, сломленный. Деку. Изуку также искал в интернете случай, когда больной ханахаки влюблен в двоих и ничего не нашел, но в его случае это очевидно. Цветы разные. И неужели он не знает, кого так сильно и безответно любит? О признании и речи не шло. Такие как они никогда не взглянут на такого как он. И даже если случится невероятное чудо и один ответ на его чувства, то любовь к другому наверняка его все равно убьет. Чтобы двое любили его еще невозможнее, чем сам случай болезни. Надо признаться Всемогущему. Он не может забрать с собой в могилу силу, которая так нужна человечеству. Он должен отдать ее. Но Изуку все еще тянет. Он не знает, что страшнее: распрощаться с мечтой или умереть? Надо поговорить с мамой. Еще сложнее, чем признаться Всемогущему. Он все выходные пытался решиться рассказать маме, что смертельно болен, но так не смог. Она так соскучилась по нему, так радовалась его приезду, что он не решился стереть улыбку с её лица. И вот ему уже пора возвращаться в общежитие академии, а он так ничего и не сделал. Но она и так заметила изменения в нем, Изуку заверил её, что все хорошо и Инко не стала настаивать. Мидория резко выдохнул, чтобы взять себя в руки и едва не закашлялся. Зажмурился, сдерживая слезы и стал равномерно дышать. Было тяжело, но вполне осуществимо. Успокоившись Изуку вышел из ванной, пора возвращаться в общежитие. Напоследок Инко попросила сына почаще приезжать домой и Изуку с улыбкой пообещал, уходя от дома. Он уже скоро вернется домой. Ему становится хуже. Двойная влюбленность убивает его в два раза быстрее и ему осталось уже не много. Он передаст причуду и вернется домой. Умирать. Мама такого не заслужила, он столько проблем ей доставляет. Слеза покатилась по щеке и Изуку запрокинул голову, не давая остальным пролиться. Быстрым движением руки стер влагу с щеки и продолжил путь. Дойти до общежития не было проблемой, недалеко. Изуку наслаждался прогулкой, хотя на улицах было слишком много людей в честь выходных. Зато на территории академии тихо и спокойно. — Де-ку, — позади раздался хриплый низкий голос и Изуку от испуга вздрогнул и обернулся. К нему направлялся Кач-чан, видимо, тоже из дома. — Кач-чан! — взволнованно воскликнул Мидория, останавливаясь. Блондин догнал его и тоже остановился, чуть прищурено рассматривая. Изуку смотрел на него и не мог отвернуться. Красные глаза горели огнем, волосы топорщатся в разные стороны, брови нахмурены, губы поджаты, тело напряжено. Крепкий. Сильный. Горячий. Опасный. Такой далекий. Мидорию пронзило острое желание хотя бы раз прикоснуться к Кач-чану. Не на тренировке во время боя, а просто. Провести ладонью по плечам, ощущая силу мышц, зарыться в светлые волосы, узнать какие они на ощупь. Мягкие или жесткие? Один раз прикоснуться не боясь ощутить боль. Цветы в легких зашевелились, причиняя боль и Изуку сжал зубы, чтобы напротив стоящий парень ничего не заподозрил. — Что с тобой, задрот? — раздраженно спросил Кацуки, сканируя Мидорию взглядом. И у того сердце в пятки ушло. Спалился? — Ничего! Все хорошо, Кач-чан! — преувеличенно радостно воскликнул зеленоглазый и Бакуго сильней прищурился. — Выглядишь как смертельно больной, — выплюнул блондин и Изуку вздрогнул. — Прости, — печально сказал Мидория, опуская глаза и думая, как прекратить разговор, а лучше сменить тему, ведь прерывать разговор не хотелось. Кач-чан так редко с ним говорит. Но ничего придумывать не пришлось. Кацуки раздраженно выдохнул и молча пошел в направлении общежития, а Изуку остался стоять и смотреть в спину парню, сжимая губы. Как часто он видит его удаляющуюся спину? Всю жизнь. И с каждым днем ему все трудней не терять её из виду. Он всегда шел за этой спиной, как за путеводной звездой, чтобы не сбиться с курса. Но, кажется, скоро он потеряет ориентир и застрянет один посреди пустого ничего. Мидория берет себя в руки и идет за Кач-чаном на расстоянии. Ему надо попасть в общежитие и подняться в свою комнату. Он ляжет на свою кровать и позволит себе тихо застонать от боли в легких. Нужно пройти совсем немного и ему это почти удается. В холле общежития немного одноклассников и все они наблюдают за очередной дружеской перепалкой Кач-чана и Киришимы. Изуку тоже хотел бы так смело общаться с блондином, но это невозможно. Он поднимается на свой этаж и почти достигает своей комнаты, как сталкивается с Тодороки. — Мидория, — приветствует его обладатель двойного квирка, останавливаясь и Изуку тоже приходиться остановиться, хотя желанная комната так рядом, но он не упустит возможность поговорить с Тодороки. Конечно, с ним он общается чаще, чем с Кач-чаном, но от этого их разговоры не менее ценные. — Тодороки-кун, — искренне улыбается Изуку через боль. — Как прошли выходные? — Не продуктивно, только отдыхал, — с нотками недовольства отвечает Шото и Мидория улыбается шире. — Отдыхать полезно, Тодороки-кун, для этого и есть выходные. Цветы в легких шевелятся, когда сын Старателя наклоняет голову в бок, сверкая разноцветными глазами. Какой же он красивый. — А ты сам следуешь своим словам? Выглядишь не особо отдохнувшим, — произносит Тодороки. Улыбка Изуку чуть вянет от боли в легких и он понимает, что скоро начнется приступ. — Допоздна смотрел фильм про Всемогущего, — краснея, врет Мидория, опуская в пол глаза и делает два шага в сторону своей комнаты. — Увидимся позже. — Ты опять пропустишь ужин? — спокойно спрашивает Шото. — Я не голоден, — еще одна ложь. По утрам у него болит горло, поэтому он не ест, а вечером, потому что знает, что ночью будет очередной приступ или даже несколько, а выплевывать цветы из легких на полный желудок сомнительное удовольствие. Он закрывает свою дверь, оставляя рядом рюкзак и успевает присесть рядом с кроватью прежде, чем начинает кашлять. Легкие и глотка горят, из глаз текут слезы, мышцы живота стягивают спазмы, что доставляют лишнюю боль. Изуку тихо стонет, стараясь быть тихим. Несколько усилий и он выплевывает несколько кровавых цветков. Красная мильтония Кач-чана. Это не конец и через минуту он снова кашляет. Боль сильнее, но он не знает, как её облегчить. Когда сил кашлять почти не остается из глотки выходят еще два цветка. Красно-белая каттлея Тодороки-куна. Изуку сжимает цветы в руке и ложится на пол, сил подняться на кровать нет. Чувствуя затихающую боль внутренностей, Мидория закрывает глаза и обессиленное сознание дарит ему немного сна.