***
Вечером Саня по такому случаю даже закрыл бар, а ведь это было самое «злачное» время. Но, как говорится, пути Рестора неисповедимы. Антихайп и Империя столкнулись как раз перед входом. Замерли в нерешительности. То ли поздороваться, то ли молча мимо пройти. Ване и хотелось бы быть смелее, но губы, словно клеем намазали, не открыть без боли. Так что Светло просто кивнул. А ему кивнули в ответ. Внутри семнашки было темно и очень тихо — ни разговоров, ни музыки. Ресторатор сидел один за дальним столиком и, судя по неустойчивой позе, был уже пьян. «А Санечек у нас работает на опережение», — хмыкнул Слава тихо. Ваня попытался улыбнуться. Больше никто не слышал комментария Карелина (или не обратил внимания), Мирон с Рудбоем по очереди пожали Рестору руку, и сами удостоились похлопывания по плечу. Сели они тоже немного ближе к другу — на небольшой мягкий диванчик. — Записи баттла не будет, — голос у мужчины, однако, не смотря на откровенно шаткое состояние, был спокойным и уверенным. На Ресторатора тут же все перевели заинтересованные взгляды. — Все подпишут договор о неразглашении. Обычных зрителей было раз-два и обчелся, а рэперам с вашими тусовками ссориться нет смысла. — Хочешь сказать, что… — Мирон попытался что-то сказать. — Не бесплатно, конечно. За молчание придется заплатить. И заплатить прилично. На этих словах Ваня кинул взгляд на Славу, потом — на Замая. Все трое поняли друг друга без слов. Откуда взять деньги? Они на мели. У Славы пока было не очень хорошо с концертами, а у самого Светло — с работой. В последний раз, перед баттлом, он набрал себе кучу заказов…и провалил все сроки. — Окей, я оплачу, ты же знаешь, — сказал Евстигнеев. При этом он проигнорировал чужие взгляды, смотря прямо на Рестора. Ваню это разозлило. — Если ты думаешь, что это что-то изменит… — Да мне похуй, — кинул Рудбой. По лицу и правда казалось, что похуй. Только глаза были скрыты за черными стеклом. И не поймешь, что чувствует и думает человек, Ваня же сам такой. Его даже прозвали «слепым» из-за чрезмерной любви к солнцезащитным очкам. — Мне свою репутацию жалко, а то у нас в интернете сейчас любят жалеть всех обиженных и…опущенных. Слава реагирует первым. Мирон только повернуться успевает, как Карелин уже прижал голову его бэк-мс к столу. — Как нос? Не болит с прошлого раза? Могу подправить. В ответ ему раздается только рык. Затем в его руку вцепляется другая — с колесом Сансары на тыльной стороне. — Отпусти его, — Федоров старается звучать грозно, но выходит немного испуганно и очень-очень заебанно. — Пошел ты, — практически шипит в его лицо Карелин. — Слава, — тут уже подает голос Ваня. — Реально, хватит. Ну уебок человек, может краска в мозг проникла, чего напрягаться. И голос у Светло такой спокойный-спокойный. Слава понимает, что друг из последних сил держится. — Так, КПСС, вышел из моего бара. Дальше мы без твоего участия договорим, — Саня как один из тех учителей, что никогда не разбирается, кто прав и виноват, но всегда почему-то наказывает только одну сторону. — Слав, все окей, — Ваня постарался хоть как-то сгладить это. Его самого сейчас ломало похлеще, чем…хотя, нет, тогда было куда хуже. — Да блять, — Слава резко схватил кофту и вышел, громко хлопнув дверью. Мирон неосознанно встал следом. — Окс, ты чего? — Пойду покурю, — бросил Федоров и быстро, чтобы его не успели остановить, вышел из бара. «Ты сиги не взял», — пронеслось в голове у Вани, но вслух он не стал ничего говорить. Отношения этих двоих вообще были ему не понятны. — Да мы вроде все обсудили, — Рудбой одним глотком допивает виски. — Нет, не все. Вы оба отстраняетесь от участия в баттлах на моей площадке как минимум на год. Поняли?! — тут Рестор взрывается. — Знаете, сколько я из-за вас денег всрал? Развели блять курятник. Один выдумал какую-то хуету про какое-то нападение, а второй вместо того, чтобы ответить панчем, начал из себя обиженную телку крутить. Ваня пораженно уставился на Ресторатора. Тот и правда подумал, что все это выдумка?! То есть, существует вероятность, что и другие присутствующие так решили? Только бы Рудбой никак не стал это комментировать. Но второй Ваня тоже молчал и выглядел не менее шокированным. Они пересеклись взглядами всего на мгновение — недоверие с одной стороны встретилось с пониманием с другой. — Так, а сейчас надо составить список всех присутствующих, потому что свой…я проебал где-то. Рестор словно не заметил этих их переглядок.***
Федоров вырывается из душного бара в прохладу вечера, ежится, хлопает себя по карманам. Сиги остались в кармане куртки. Похуй. Карелина найти не трудно, двухметровая каланча, пускающая струи дыма, одна такая в переулке. Лица его было не видно, но Мирон отчетливо представлял, каким недовольным взглядом парень сверлил окружающий его мир сейчас. И зачем только Федоров выперся следом? В отличие от него, Слава хотя бы был одет. Мирон подошел и встал рядом. Теперь их обоих освещала лишь луна, и они могли видеть друг друга. Только Слава вообще не смотрел на Федорова. Ну, может только мельком бросил взгляд между затяжками. Один. Два. И еще раз. И похож при этом был на любопытную лису. Мирон молчал. Он и так уже первый подошел. Если честно, ему просто было интересно, сколько Карелин сможет сдерживаться, прежде чем заговорить с Оксимироном. Федоров успел досчитать до двадцати пяти. — А тебя что, тоже Санек выпер? Еще подождать с ответом хотя бы пять счетов. — Сам ушел. — А предлог какой выдумал? Умоляю, Окси уже открыл рот, чтобы съязвить что-то типа: «предлог из», как его перебили. — Сейчас пошутишь что-то графоманское про предлог? «Сука», — было смешно и досадно. У них, эта, как ее, миндальная связь. — Бросил самих разбираться? — Не маленькие уже. — Так чего вышел-то? — Покурить. — А, ну норм тема без сигарет покурить выходить, — Слава насмешливо щурится. Мирон бросает на него красноречивый взгляд из разряда «ты долбоеб?» — Ни сигарет, ни куртки. Забыла Империя своих героев, обделила, — с этими словами Слава протянул мужчине сигарету (обычный красный Мальборо) и поднес зажигалку. — Спасибо. — На здоровье. Счастливого рака. Тут Слава засмеялся. Вышло довольно истерично. — Ебанулся? — Просто представил тебя одним из героев слезливых фильмов про больных раком. Знаешь, ты бы смог сыграть такое. Ты очень…вписываешься. Новый взрыв смеха. И ладно, это было забавно. — А кого бы играл ты? Ласковую медсестру Сонечку? — Разбившегося мотоциклиста, чье сердце потом пересаживают главному герою. Что-то странное прозвучало сейчас в словах Славы. Он даже не отреагировал на шпильку про Сонечку. — Так у меня же рак вроде. — А? Блин, птьфу ты. Весь романтИк убил. — А ты героя своего убил. — Ну и хуй с ним. Слава посмотрел на Мирона неожиданно серьезно. — Пошли бухнем. — Нам же нельзя в… — В другой бар. Че, мало их что ли? Куртку только накинь, — и, чтобы прикрыть этот акт заботы, добавил. — Выглядишь как жертва Освенцима. У Мирона не было ни одной причины идти за Карелиным. Только может быть любопытство. И еще желание выпить чего-то покрепче разбодяженного колой вискаря от Ресторатора.***
— Что, скажешь, про мочу это все ложь? Что ж, Мирон свой план даже перевыполнил и набрался. Именно поэтому они сейчас сидели с Карелиным чересчур близко в каком-то тихом и грязноватом баре. — Да хуй его знает, — Слава вмиг стал каким-то задумчивым. Мирон буквально чувствовал борьбу, происходящую внутри парня. Прикрыться постиронией и наговорить чуши или же сказать все честно? — Я тогда на наркоте плотно сидел. Мы с Ванькой сидели. Не бошки там или МДМА-шечки. Несколько лет как в тумане. Карелин выбрал второй вариант. Что было странно. — Сам с таким сталкивался, — произнес Федоров аккуратно. Сейчас его вел алкоголь, он же и заставлял Мирона быть искренним. — Меня друзья вытащили. — Нас со Светло вытащил Замай. Много раз находил в притонах, привозил домой. Он с нами переживал всю ломку. Терпение у него ангельское…я ему постоянно такое говно говорил. И как они только дошли до этого? Сначала еще сидели друг напротив друга, неловко мялись, каждый первое слово пытался родить. Славе говорить с Федоровым и сейчас непривычно, но его уже несет мягкая волна из горячительных напитков. И останавливаться глупо. Лучше уж пусть так будет, пусть потом Мирон кинет его везде в ЧС. Только бы сейчас говорил-говорил. Говорил, не умолкая. — Нас, наверное, ищут. — Ага, а Санек проклинает, — хмыкнул в ответ Слава. — Только вот он сам виноват, он же меня выгнал. Так что пусть теперь с этим разбирается. — И не жалко тебе Фаллена своего? Карелин тут же вспомнил те нередкие случаи, когда его друга что-то не устраивало, и он становился самой невыносимой сукой на свете. Слава прыснул. — Поверь, это тебе надо сейчас переживать за сохранность своего Йобдура. Как бы ему мой Ванька голову не откусил. Судя по скептическому выражению лица, Оксимирон не воспринял всерьез угрозу. Ну и хуй с ним. Пускай себе пребывает в счастливом неведении. Мирон уж было хотел что-то сказать, наверняка язвительное и по его мнению остроумное, но вдруг застыл. В его взгляде с поволокой отражались огоньки проезжающих за окном машин. И выглядел Федоров сейчас так…непривычно открыто. Что-то родное было уже в самой его позе. Может еще и потому что тот так и не скинул с плеч его кофту? Слава рефлекторно облизнул губы. Последний глоток. Бокал пуст. Пуста голова. У Мирона также. Глоток. Освободиться от скопившейся во рту слюны. А в следующее мгновение они уже агрессивно (страстно? пьяно?) сосутся с мать его Оксимироном, словно это самая естественная для них вещь. Карелин чувствует себя как в трансе, и его словно все глубже и глубже затягивает уютная темнота, терпкий парфюм и пробивающийся из-под него запах самого Федорова. Руки у того теплые, быстрые, то плечи погладят, то за шею притянут, чтоб ближе-ближе, то в волосы вплетутся. Совсем как на баттле. Совсем как мефедроном под коленку. Магию рушит звонок. Мирон словно выныривает, смотрит поплывшим взглядом и только губами шевелит беззвучно.Телефон подносит к уху, тут же становясь очень ласковым в разговоре с какой-то Дилей. А Слава сидит, дурак дураком. Федоров словно про него забывает напрочь. Только минуту назад всецело был занят им и его ртом, а теперь уже смотрит куда угодно, но только не на Карелина/ В руке держит бокал со льдом, когда-то там был виски. — Да, почти дома. А как у тебя? Неужели? «Так, Карелин, давай, ничего сложного нет — кивнул на прощание, встал и ушел». Но он будто примерз к стулу. — Сейчас с Ваньком такси вызовем. Ага, передам. Слава лыбится бесстыже. Он сейчас, оказывается, выступает в роли любовницы. Занятно. Наконец Мирон перестает трындеть в трубку и жмет отбой. — Боишься признаться своей зазнобе, что ходишь с Гнойным по барам? — внутри у Славы пустота ноет, но он храбрится, плюется сарказмом. Все, лишь бы не выглядеть побитой псиной. — Скорее опасаюсь, что после такого она сама сдаст меня в психушку. Знаешь, я бы даже на нее не обиделся за это. Слава на это только глаза закатывает. И продолжает держать глаза в таком состоянии, пока курит и вместе с Мироном ждет такси, упрямо держит, пока тот, махнув ему на прощание, скрывается в такси. А сам Карелин посылает ему вслед издевательский воздушный поцелуй.