Endless love

And I quite miss home And I miss you telling me to leave my shoes at the door 'Cause you just swept the floor and the dirt drives you crazy Yeah, I quite miss home 'Cause it feels like poetry When the rain falls down on the window While you're in my arms and we're watching the TV Yeah, I quite miss home

Вторые сутки подряд Минхо слонялся по разгромленной квартире, пиная ногами разбросанные по полу вещи. Телефон, раздражая мертвенно спящим экраном, лежал на самом видном месте и упорно молчал. Юнги, после короткого разговора, больше не отвечал; Чимин сообщил, что отправил сообщение и тоже не звонил; не объявлялся и Тэхён. Получил ли видео? Как решил поступить? Приедет ли? Придёт ли на помощь тому, кто этого не заслужил ни единым своим поступком? Минхо, несмотря ни на что, верил, что Тэ не сможет остаться в стороне. Последнее чего бы он хотел — столкнуться с Юнги один на один, и страх был далеко не первостепенной причиной. Он понимал, что не сможет остановить Мина, сказать ему нет, заставить отказаться от своих замыслов — никогда не был на это способен, а единственный случай являлся случайным исключением. Минхо вновь схватился за сотовый — ежечасный ритуал прозвона: сначала Юнги, потом Чимину; номера Тэхёна у него не было. Тишина. Словно оба добавили его в чёрный список за настырную назойливость. Он отбросил мобильный в сторону — кусок прямоугольного пластика проскользил по столешнице и, сорвавшись с края, улетел под развороченный диван. Время, которое дал Юнги, ещё оставалось, но изнутри точило уверенное ощущение, что, если он прямо сейчас не очнётся от своего ступора, ничего уже сделать будет нельзя. Отчаянно вцепившись во всклокоченные волосы, Минхо сдавленно взвыл, зажмуриваясь. Почему ему никто не хочет помочь? Почему никто не верит?! Неужели его считают сумасшедшим, не принимая слова всерьёз? Сидеть на месте и ждать не осталось никаких сил. Минхо метнулся к выходу из квартиры, хватая на ходу ключи от машины. Садясь на парковке в свой купе, он уже приблизительно наметил план дальнейших действий — начать стоит с дома Мина, в котором он должен быть рядом с отцом. Если удастся его там застать, Минхо намеревался припаяться к Юнги стальным браслетом и ни на секунду от себя не отпускать. И плевать, что там будут думать окружающие. Направляя тойоту к загородному коттеджу, он упрашивал Бога и судьбу, чтобы вся его безобразная истерика оказалась надуманной. Пусть Юнги сгоряча наговорил глупостей, пусть просто так напугал его до нервного тика, пусть в приступе злости и отчаяния разгромил квартиру — Минхо готов был простить всё что угодно. Уже простил, только бы блондин был там — в любом состоянии, в любом настроении, только рядом с телом отца. Сердце застыло и покрылось ледяной коростой, когда Минхо остановился на подъездной дороге перед воротами — ни одно окно особняка не светилось, не горели фонари на территории. Парковка была пуста. Он выскочил из машины и ринулся к парадному входу, пролетев распахнутые ворота — почему никто не потрудился их запереть? Где вся обслуга и охрана? Дверь оказалась не заперта, а дом пуст. Мебель убрали в чехлы, полки пустовали, со стен сняли картины и фотографии. Ни души. Минхо сильно прижал ладонь ко рту, чтобы не заорать в голос. Обещая ему дать возможность проститься с господином Мином чуть позже, Юнги уже раздал указание домашнему персоналу подготовить дом… к чему? Продаже? Или?.. Что делать? Куда бежать теперь? Он понятия не имел, как сможет заявиться к Чон Лину со своими предостережениями. Да и кто его пустит — там наверняка армия охраны общей и вторая армия телохранителей личных. Переведя дыхание, шатен покачал головой, сам себя успокаивая — не сунется туда и Юнги, по крайней мере без подготовки. Значит, остаётся только один вариант — господин Ким. После банкротства своей компании и грандиозного скандала из-за компрометирующих публикаций с Тэхёном его отец пока так и не оправился. Минхо краем глаза следил за ним, понимая, владеешь информацией — владеешь миром. Он догадывался, что и Юнги не упустит своих врагов из внимания, поэтому старался не отставать. Госпожу Ким ему приходилось встречать на светских мероприятиях, но далеко уже не в том ореоле шика и блеска, ранее ей присущих. Она стоически выдерживала косые взгляды и перешёптывание светской тусовки при её появлении, отбывала положенный по этикету срок, дабы соблюсти приличия, и незаметно удалялась. Минхо даже удалось переговорить с ней несколько раз — госпожа Ким держалась особняком и редко шла на контакт. Он спрашивал женщину о сыне, поддерживал, на правах друга Тэхёна, предлагал свою помощь, если таковая могла потребоваться. Но Ким Туан, натянуто улыбаясь, отрицательно качала головой и сбегала, прикрываясь надуманными предлогами. Лишь один единственный раз, будучи расстроенной более обычного и перебрав с шампанским, она призналась Минхо, что переживает сейчас очень трудные времена — потерянная финансовая империя, общественное осуждение и муж, окунувшийся в глухую депрессию, запершийся дома и ежедневно её терзающий. А поняв, что сболтнула лишнего, госпожа Ким сумбурно попрощалась и сбежала. В доме Кимов ему приходилось бывать не раз и дорогу он помнил хорошо, хотя и не возвращался туда больше десяти лет. Утапливая педаль газа в пол и направляя машину на выезд из города, единственное, о чём он просил случай, — чтобы за длительный срок родители Тэхёна не сменили место жительства. Насчёт Юнги он ничего не просил — скорее всего, уже слишком поздно. Съедая капотом серую ленту загородной дороги, мертвенными пальцами сжимая рулевое колесо и таращась только вперёд, Минхо мысленно считал секунды, только бы не отвлекаться на сумбурные мысли. На широкой площадке перед воротами особняка была аккуратно припаркована синяя мазда. Минхо скрипнул зубами, останавливаясь рядом. Выбравшись из салона, быстро зашагал к темнеющему в сумерках зданию. Всё, как и в доме Мина, — темно, тихо, на территории ни души. Входные двери оказались заперты, звонить показалось вовсе идиотской затеей. Впрочем, как и всё, чем он сейчас занимался, но отступать было некуда. Он огляделся по сторонам, припоминая расположение окон и чёрных входов. Одним они неоднократно пользовались, когда сбегали или же возвращались, пытаясь скрыться от родителей Тэ. Дверь в кухню пряталась за раскидистым кустом виноградника, и запасной ключ к ней оставляли под неплотно лежащей плиткой дорожки. Минхо, пригибаясь и прислушиваясь, быстро обежал фасад дома, ныряя за фигурно выстриженные кустарники. Старой доброй плитки не оказалось — дорожку сменили, дверь в кухню заперта, а отчаяние, как выстрел в упор, внезапное и почти смертельное. Шаря диким взглядом по стенам, он совершенно случайно заметил небольшую щель приоткрытого окна. Продравшись сквозь заросли садовых цветов и декоративных кустов, Минхо подёргал створку — заблокировано; подсветив фонариком, осмотрел раму, заметил низко устроенный блокиратор и, скручиваясь в крендель, подцепил ногтем защёлку, освобождая створку. Неуклюже перебравшись через подоконник и закрыв за собой окно, он тихо слез с тумбы на пол кухни и вновь прислушался. Вроде всё ещё тихо. Выключатели освещения трогать не стал — слабый свет с улицы пробивался сквозь большие окна, а этого пока было вполне достаточно, чтобы ориентироваться. Минхо прокрался к выходу в холл, навострив уши, словно охотящийся хищник. Из большой гостиной, в которой родители Тэхёна принимали посетителей и устраивали свои суаре, доносились приглушённые шаги. Сглотнув ужас, окативший с ног до головы, он проскользил по тёмному холлу, пересёк столовую и застыл на пороге. Спиной к нему стоял невысокий человек; светящаяся белая макушка которого не давала усомниться в его личности — Юнги. Мин, будто почувствовав взгляд в спину, медленно обернулся. На тонких губах играла лукавая ухмылка, глаза смешливо щурились. В руках он держал канистру без крышки. — О, ты тоже приехал, — негромко воскликнул Мин и улыбнулся ещё шире. От такого оскала у Минхо по спине побежали мурашки, соскребая кожу лоскутами. Голос звучал удивлённо, но ни капли не враждебно. Будто нечаянно встретились в толпе на очередной светской тусовке, а не в пустом чужом доме, в котором и быть не должны. — Я очень скучал. Как дела? Минхо сделал шаг навстречу: — Юнги, что ты здесь де?.. — Я как раз хотел позвонить, — перебив, признался блондин. С лёгкостью отшвырнул пустую канистру в сторону и, быстро сократив расстояние между ними, заключил Минхо в крепкие объятия. Сжимая шатена жилистым руками, Юнги прошептал на ухо:       — Мне было так одиноко без тебя, не знал, куда себя деть. Измучился совсем. Так скучал по твоему запаху… ммм… поцелуешь меня? Опешив от такого напора и непривычной нежности, Минхо замер, подчиняясь свистящему шёпоту и чужой воле. Нечеловеческих усилий стоило сморгнуть наваждение и отшатнуться в сторону от холодных губ и безумных глаз. — Юнги, остановись! Что… что ты делаешь? Зачем ты приехал? Мин, ни секунды не расстроившийся из-за отказа, продолжал загадочно улыбаться, медленно придвигаясь ближе и протягивая к Минхо руки. — Почему ты выглядишь таким испуганным? — искренне недоумевал блондин, поглаживая любовника по щеке. — Я напугал тебя? Или ты боишься темноты? Но света здесь сейчас нет, придётся потерпеть, — удручённо вздохнул Мин, потянув Минхо за собой за руку. — Идём, я должен познакомить тебя кое с кем. Они прошли по сумрачным помещениям к лестнице на второй этаж. Только поднимаясь по широким ступенькам, Минхо понял, что рецепторы в носу раздражает неприятный запах. В воздухе плыл резкий бензиновый дух, чужеродный для этого места — ни намёка на строительные работы вокруг не было. С площадки второго этажа уже было видно мутное пятно света в одной из комнат, туда Юнги и тянул за собой шатена. Мин пропустил Минхо вперёд, в комнату, и плотно прикрыл за собой дверь. В тусклом свете жёлтого торшера, на вычурной софе, плечо к плечу, сидели двое. Голова госпожи Ким покоилась на плече мужа, глаза обоих были открыты и внимательно следили за вошедшими. Они не пытались пошевелиться, хотя на первый взгляд ничто не сковывало их движения. Мужчина и женщина будто спали с открытыми глазами. Минхо зажал рот ладонью, заглушая вопль ужаса. — Они?!.. — Мертвы? — с готовностью подсказал Юнги, подходя к дивану и присаживаясь рядом с госпожой Ким. Он осторожно поправил тёмный локон, убирая его со лба женщины и погладил её по руке. — Ну, что ты, — укоризненно покачал головой Юнги, — нет, конечно. На них ни царапинки, разве что маленький прокол. Разве я могу подарить им такую лёгкую смерть? Неужели ты до сих пор меня настолько недооцениваешь? Минхо, переведя дыхание и пережив первый сильный шок, решительно шагнул к ужасной компании, но был остановлен вскинувшимся блондином. — Нет-нет, — погрозил бледным пальцем Мин. — Не нужно искушать судьбу. Я разрешу тебе поприсутствовать, но не поучаствовать. Сядь туда, — он указал на стул в углу, — и постарайся не шуметь, пока папочка разговаривает. Шатен послушно кивнул и попятился, смятённо придумывая, что может сделать в этой ситуации. Несмотря на довольно хрупкое тело, Юнги обладал недюжинной дурью и ловкостью — он в мгновение ока вырубит Минхо и скрутит по рукам и ногам, и тогда точно ничем помочь Кимам он не сможет. Юнги, тем временем, оставил госпожу Ким и присел перед её мужем на корточки, заглядывая в безучастное лицо. — Ну, что, дядя Хьюн? Неужели всё ещё не узнаёшь меня? Ты столько времени проводил в нашем доме, когда я был ребёнком, а потом так внезапно исчез. Не скажу, что мы скучали, но сегодня я надеялся на более радушный приём. Юнги протянул руку и резко ударил Кима по щеке — темноволосая голова мотнулась в сторону и так и осталась висеть сбоку. Тогда Мин вернул её на прежнее место, пристраивая к голове супруги и снова поправляя волосы, но теперь уже мужчине. — Не обиделся, дядя Хьюн? Не обижайся, ведь это мелочи, по сравнению с тем, что я собираюсь с тобой сделать — у меня на тебя шикарные планы этим вечером. Ты боишься боли? Нет? Или да? Тебе будет больно, не переживай. Начнём мы с твоей супруги, чтобы выяснить — есть ли у тебя сердце на самом деле, бывает ли тебе больно за других, или ты, больной ублюдок, боишься только за себя. Я хочу, чтобы ты побыл немного в моей шкуре, чтобы ты ощутил, как это на самом деле — смотреть, как умирают в жутких муках твои близкие, а ты сделать ничего не можешь, чтобы им помочь. Ты будешь смотреть, как она умирает, а я буду смотреть на тебя. От твоей реакции зависит одно элементарное обстоятельство — дам я тебе умереть быстро или же тебе повезёт по-крупному. Страшно? — хохотнул Юнги. — Не бойся. Страшна лишь неизвестность. Например, когда болезненный паренёк, с трудом цепляющийся за жизнь, беспомощно живёт в аду, в который ты превратил нашу семью. Страшно существовать, не зная, какой кошмар встретит тебя следующим утром. Я так жил десяток лет, пока не взял всё в свои руки. А ты не бойся, потому что теперь точно знаешь своё будущее. Твоя жизнь зависит только от тебя — сколько ты выдержишь. Но ты же меня не разочаруешь, дядя Хьюн? Постарайся. Юнги снова хохотнул, похлопал мужчину по колену, выпрямился на ногах и отошёл к кофейному столу. На поверхности лежал свёрток материала, развернув который, Мин начал неторопливо раскладывать звенящие и поблёскивающие в тусклом свете лампы хирургические инструменты. Он брал в руки то или иное приспособление, внимательно рассматривал, поднося к глазам, бросал взгляд на супругов Ким, будто примеряя к ним свою стальную игрушку, откладывал на стол и брался за следующий. — Чем ты их накачал? — сипя, спросил Минхо, скребя ногтями мягкий подлокотник. — Название тебе о чём-нибудь скажет? — насмешливо спросил Юнги в ответ, не отрываясь от своего занятия. — Но вот, что я тебе скажу — небольшой укол и человек с тобой ни о чём не спорит, ничего не спрашивает, не сопротивляется и слушает, слушает очень внимательно. Он чувствует всё, что с ним происходит, но не может даже пискнуть, не то что пошевелиться. Хочешь такой укол? Нет? Тогда не лезь. С дивана донесся еле слышный скулёж. Юнги перевёл удивлённый взгляд на госпожу Ким и покачал головой. — Я пожалел на Вас дозу, моя милая? Странно… Не переживайте, эффект проходит, но я уже скоро Вами займусь. Можете шевелить пальцами и моргать сколько Вам будет угодно — мне это не помешает. — Что ты задумал? — снова подал голос Минхо. Он, конечно, уже всё понял, но пока ничего не придумал лучше, чем пытаться разговорить и заболтать блондина. Кинуться на Юнги с кулаками, получить дозу дряни и валяться мешком на полу — не было лучшим вариантом. — Ты меня не слушал, любимый? — хмыкнул Мин. — Мне жаль, что я не успел получше подготовиться к своей мести. Ведь было же столько прекрасных вариантов! Чёртов Мин сдох так внезапно! Сука! Всё испортил, как всегда. Но ничего, мы и так развлечёмся, да? — Юнги лукаво подмигнул Кимам. Он вспыхнул так же внезапно, как успокоился. Отвлечь его так просто не получится. — Я понял, что ты хочешь убить их, — умоляя голос не дрожать, откашлявшись, пробормотал Минхо, сползая со стула и смещаясь ближе к блондину. — Зачем тебе тогда канистра? — Как «зачем»? — вытаращился на него Юнги. Шатен замер под его взглядом, словно парализованный дистанционно. — Хочу сжечь к ебаной матери это гнездо ублюдочного воронья. Твой тонсен потом спасибо мне скажет, что я сделал за него то, что ему так хотелось, но рука за тридцать лет так и не поднялась. Как думаете, — он повернулся к супругам, отложив последний инструмент на стол, — стал бы ТэТэ мне помогать? Женщина снова тихо проскулила, будто даже немного подавшись вперёд. Господин Ким не подавал признаков жизни, только глаза его пылали ужасом и яростью. — Насколько же вы оба уродливы и ничтожны, что смогли ради своего спокойствия выкинуть из жизни собственного ребёнка, забыв о его существовании? Что ты там пищишь, женщина? Я не прав? Я прав, мрази ничтожные. Вам плевать не только на других людей, но и на самых близких. Подумать только! Сын! Единственный! Не волнуйтесь, я отомщу и за него тоже. Я человек широкой души, меня на всё хватит. Так, время идёт, а мы ленимся. Госпожа Ким, а ну-ка идите сюда, займём центр сцены. Юнги грубо вздёрнул женщину на ноги, обхватил за талию — та сразу же начала заваливаться на не слушающихся ногах, подтянул рукой стул, поставил его перед диваном и усадил на него госпожу Ким лицом к мужу. Пока Мин отвернулся к столу, выбирая орудие пыток — а именно ими он и планировал разбавить скучный вечер четы Ким, — Минхо шагнул за его спиной по стенке, опустился на ещё один стул, коих по периметру было много. С этого ракурса столик с инструментами был ему виден в разы лучше. Среди металлических приспособлений он разглядел пару шприцов, марлевые салфетки, бутыльки и ампулы и… о чудо!.. зажигалку. Безумный план родился в дурно, но быстро соображающей голове моментально. Чем ещё он сможет сейчас отвлечь Юнги? Далеко не дракой. Важнее всего для Мина сейчас — это свершение своей мести. Надо лишь разрушить его план, сбить с толку и заставить занервничать, тогда тот растеряется и появится шанс и время для манёвра. Запах бензина чуть ослаб, но продолжал раздражать обоняние. Комната было до верху набита текстилем — шикарный ковёр на полу, обитые тканью стулья и софа, тяжёлые портьеры и тюль на окнах, шёлк на стенах, шёлковые портьеры над дверью и скатерть на круглом столе в углу… Не думал он никогда, что умение разбираться в тканях пригодится ему где-то ещё, кроме редакции и костюмерных. — Что ты сделал с Чон Лином? Или ты не успел ещё до него добраться? — на пробу закинул удочку Минхо, пристально следя за застывшей спиной Мина. Тот немного помолчал и потом злобно хихикнул, смотря на Ким Хьюна. — Я надеялся оставить это под конец наших развлечений, но нетерпеливый Минхо не может угомониться! Может ему помочь? — Юнги бросил короткий, насмешливый взгляд на побледневшего Минхо, и снова отвернулся к Киму. — Вы, скорее всего, сейчас сильно заблуждаетесь на мой счёт. Вам может казаться, что я безумен и несправедлив, но это далеко не так. Господин Чон замешан во всём этом, но гораздо в меньшей степени, так, дядюшка Хьюн? Его вина в том, что он ничего не сделал, чтобы Вас остановить. Если бы только пошевелил хотя бы мизинцем своей могущественной руки, но он малодушно отступил в сторону. Не захотел мараться — ни в преступлении, ни в помощи пострадавшим от него. Хотел быть в белом до конца. Но я всё помню. Он уже своё получил, правда с небольшой скидкой, но сполна. От возмездия не укроется ни одна крыса, ни один орёл. Вы не можете распоряжаться чужой жизнью, дядюшка Хьюн, не имеете права. Ваш сын умнее Вас — ему хватило чувства самосохранения, чтобы сбежать от вашей дикой семейки очень далеко. А Вам, после того, как я развалил ваш построенный на крови Глобал, ума не хватило. Кто же виноват? Не думайте, что я бы оставил Вас в покое, если бы Вы сбежали в Арктику. Выиграли бы немного времени, и только. Ладно, достаточно болтовни. Приступим. Вы только не моргайте, дядюшка Хьюн, чтобы ничего не упустить. Смотрите, широко раскрыв глаза, потому что Вы это заслужили, как никто другой. Пока Юнги стращал Кимов, занятый своими эмоциями, Минхо, дыша через раз, подкрался к столу и стянул зажигалку. Три тихих шага назад и в пальцах уже струится свисающий полог скатерти. Минхо чиркнул колёсиком по кремнию и язычок пламени лизнул шёлковую кисточку. Нитки оплавились и занялись маленьким пламенем, которое стремительно поползло по ткани. Юнги вздрогнул от щелчка зажигалки и резко обернулся. Его глаза распахнулись, обнаружив подлого предателя, замершего на коленях у горящего полога скатерти. Огню ничуть не мешало человеческое замешательство — пламя стелилось по столешнице, проглатывало второй свисающий полог и перебиралось на стул. Мин зашипел сквозь стиснутые зубы, ловко выхватил из-за пояса ствол пистолета и, практически не целясь, выстрелил. Минхо, подстёгнутый страхом и паникой, нырнул под горящий стол за секунду до этого. — Что же ты творишь, идиот! — взвыл Мин. Он сунул оружие обратно за ремень брюк и заметался по комнате в поисках чего-нибудь, что помогло бы сбить огонь. Он ещё не понимал, что это бесполезная трата времени; а стоит огню добраться до выхода и пожара не избежать — от двери тянулась темнеющая бензиновая дорожка. Пользуясь неразберихой, Минхо выскочил из своего сомнительного укрытия, дёрнул на себя стул с обмякшей женщиной, подхватил её на руки и ринулся из комнаты. Ногой пнув дверь, он бросился бежать к лестнице. За спиной полыхнуло пламя — видимо, занялись занавески и задрапированные шёлком стены. Стиснув зубы и прижимая лёгкое тело, он шагнул с площадки на лестницу, ступень за ступенью спускался вниз. До первого этажа оставались считанные шаги. — А ты куда собрался? — злобно заорал Мин за спиной и хлопнул выстрел. Минхо на мгновенье застыл, обернувшись. Неужели?!.. Следом же грохнул мощный взрыв и дом встряхнуло. Минхо качнулся. Он пытался ухватиться за перила, но влажные руки соскользнули с полированного дерева, и они рухнули в обнимку вниз. Звуки и картинка померкли, ощущалась только боль в каждой части тела. Он с трудом разлепил веки — комната покачивалась перед глазами, пламя уже вырвалось в коридор и ползло по стенам и полу, благодаря заранее разлитому катализатору. Минхо встряхнул тяжёлой головой и протёр глаза, но лучше не стало. Тогда он понял, что это не зрение барахлит, а дым, заволакивающий помещения. Наклонившись над госпожой Ким, он прислушался — та дышала, но очень тихо. Конечности не вывернуты, синяк на скуле… Минхо вновь моргнул, соображая — а почему он так ясно видит её лицо, чего не должно было бы быть в тонущем во мраке доме? Повернул голову в сторону кухни и обмер — там ярко полыхало пламя. Взорвался газ? Но как? Пожар же начался на втором этаже… Шатен в ужасе заозирался. Что делать? Надо вытащить мать Тэхёна наружу, а потом бежать обратно… Но что за это время успеет сделать Юнги? Неужели уже никак не помочь? А что, если она повредила позвоночник и её нельзя трогать до приезда помощи… Какой помощи?! Он же никого не вызвал! У Минхо сердце остановилось на секунду, а потом понеслось диким галопом. Решившись, он попробовал приподнять госпожу Ким за плечи, когда на верху грохнул второй выстрел. Больше Минхо не думал. Он, сжав зубы, встал на ноги и начал карабкаться по лестнице. Три шага до верхней ступени, два, один… Он добрался до площадки, когда дом вздрогнул от второго взрыва и Минхо швырнуло в сторону. Он врезался спиной в резную деревянную арку, приложился затылком о выступающие волны рисунка и осел на пол, свесив голову на грудь. Теперь чувства отключились надолго.

***

— Звони в полицию, — бросил негромко Чонгук, вперив взгляд в лобовое стекло. Он уверенно управлял машиной, не уточняя маршрут. — Не думал, что ты помнишь адрес, — под нос себе буркнул Тэхён, набирая нужный номер экстренной службы на телефоне Чона. — Я и сам не думал, — хмыкнул Гук, пожав плечами. Они почти не разговаривали, пока ауди неслась по улицам Сеула, разговорчивее не стали и покинув пределы города. Оба молча переживали случившееся. Но отчего-то тишина не давила, не казалась гнетущей. Тэхён мысленно обращался к брюнету, а тот так же мысленно ему отвечал. Этого хватало обоим. Проехали первый жилой островок — особняки и коттеджи, имея под собой обширную частную территорию, находились друг от друга на приличном расстоянии. Ким сейчас уже и вспомнить не мог, знал ли он кого-то из соседей; более того — видел ли кого-то хоть раз за всё своё детство. — У нас есть план? — напряжённо спросил Тэхён, крутя в пальцах мобильный телефон и провожая безучастным взглядом очередной, чернеющий провалами окон, особняк. — Конечно, — мрачно усмехнулся Чон, — аккуратно заходим, оцениваем обстановку и импровизируем. — Отлично, — желчно фыркнул Ким. На парковке перед родительским домом скучали две машины, а от окон второго этажа исходило рассеянное свечение. — Знаешь чьи? — кивнул на автомобили брюнет, выбравшись наружу. — Красная… похожее купе было у Минхо, но я не уверен, много лет прошло. — А мазда? — Понятия не имею, — покачал головой Ким. Внезапно ватную тишину разбил грохот — взрыв, за которым шлейфом рассыпался стекольный звон выбитых окон. Мужчины переглянулись и, не сговариваясь, бросились к дому. Одна из створок парадной двери покосилась, всё ещё держась за задвижку. Чонгук дёрнул ручку — ничего. Сделал шаг назад, выдохнул и со всей немалой силы саданул по ней ногой. Створка немного поддалась, покосившись ещё сильнее. Ещё два удара и путь был свободен. Из холла пахнуло жаром и на улицу потянуло облако дыма. Чонгук, уткнувшись носом в локоть, нырнул в проём, наклонился, подхватывая что-то с пола, и тут же вернулся обратно, держа в руках светлую тряпку. Он осмотрелся, находя взглядом декоративный фонтанчик недалеко от входа. Дёрнул руками, разрывая ткань на два больших лоскута, окунул их в воду и протянул один Киму. Тэхён внимательно всмотрелся в тряпку. — Это мамин шарф… — Потом куплю другой, подарю и буду сильно извиняться, — заверил Чонгук, складывая свой кусок в подобие маски. Повязал получившийся результат, закрывая нос и рот, и кивнул Тэхёну, ожидая тех же манипуляций. — Вот тебе план: заходим внутрь, очень быстро осматриваемся. Друг от друга далеко не отходим — мы должны держать друг друга в поле зрения. Старайся не разговаривать и не кричать — воздуха там мало. Если кого-то находим, без выяснений вытаскиваем наружу. Дальше — по ситуации. Времени у нас очень мало. Ким сухо кивнул и страшно обрадовался, что брюнет не видит целиком его лица, перекошенного страхом. Чон молча сжал его плечо и шагнул в задымлённое помещение первым. Тэхён не отставал, помня директивы более собранного напарника. Они, не задумываясь, поменялись местами — теперь Чонгук рвался в бой, а Тэхён растерянно медлил. Холл был пуст, как и малая гостиная. В большой же гостиной, рядом с лестницей кто-то лежал на полу. Быстро подойдя ближе, Ким узнал маму, распростёртую на спине. Чонгук задрал голову, осмотрев лестницу, и кивнул на женщину — очевидно имел в виду, что она могла упасть. Тэхён помотал головой, соглашаясь, и присел на корточки перед ней. В четыре руки, очень осторожно, но расторопно, они подняли госпожу Ким и, пятясь, понесли на улицу. Тэхён затормозил у выхода, но Чон упорно тянул дальше — оставаться рядом с горящим зданием, в котором уже что-то взорвалось было чистым самоубийством. Вся их спасательная операция могла бесславно закончиться, набрав обороты лишь в самом начале. Поэтому Чонгук шёл дальше, к зелёной лужайке, разбитой на приличном удалении от дома. Тэхён поддерживал мать под спину, уложив её голову себе на плечо. Вдруг она болезненно застонала и попыталась пошевелиться. — Не надо, — предупредил Ким. — Они там… второй этаж… — прошелестела женщина и уронила голову обратно на плечо сына. — Нам везёт, да? — откашлявшись, усмехнулся Гук. Как он только расслышал еле различимый шёпот, Тэхён не понял. Слух, как у летучей мыши? При том, что за спиной шумит бушующее пламя. Они наконец добрели до лужайки и медленно, словно хрустальную вазу, опустили женщину на землю. Тэхён, утопая коленями в покрывшейся росой траве, держал маму на руках, прижимая к себе её тонкое тело. Она едва заметно дышала и в себя больше не приходила. Оранжевое зарево полыхало над крышей, звенели оставшиеся ещё стёкла, гудело пламя, проглатывая особняк, в котором он родился и вырос. Рядом, уперев руки с закатанными рукавами почерневшей рубашки в колени, тяжело дыша и щурясь на горящее здание, стоял Чонгук. Он с натугой разогнулся и стянул с шеи кусок мокрой ткани, которую недавно прижимал к носу, чтобы не задохнуться, вновь складывая из неё маску. — Чонгук, не смей… — с предупреждением прорычал Тэхён. — Госпожа Ким сказала, что они остались на втором этаже, — заметил Чон. — Чонгук, не смей, — голос прозвучал гораздо твёрже. Чон задорно улыбнулся — видимо адреналиновая горячка окончательно снесла ему голову, и он престал мыслить адекватно. — Я быстро, не успеешь соскучиться, — подмигнул Чонгук, прижал ткань ко рту и носу и бросился к пока ещё не охваченному огнём входу в дом. Ким задохнулся от ужаса и беспомощности, даже крикнуть не получалось. Он не успел осознать, когда в сложном процессоре в голове Чона режим вялой немощи сменился на режим ультра-берсеркера. Он бы хотел орать ему в след, что второй этаж весь горит и если там кто-то и остался, то шансов у них никаких — заранее вызванная пожарная служба и полиция уже спешили, но добраться в эту медвежью берлогу совсем не то, что до квартиры в центре города. Фигура брюнета мелькнула в распахнутой пасти прохода и исчезла. Всего пару секунд спустя в доме что-то оглушительно грохнуло и в проём двери обрушились объятые пламенем балки перекрытий, отрезая путь назад. — Чонгук!!!!! В заложенные от грохота крови уши врезался приближающийся вой сирен, на периферии зрения уже моргали красно-синие проблесковые маяки. Минута и от ворот к ним уже бежали люди. Тэхён видел, как они открывают рты, а звука не слышал — только завывание сирен и стук сердца в висках. Рядом уже замелькали медики в синих робах. Ким отмахнулся от одного из них, давая понять, что с ним всё в порядке. Словно сомнамбула, выпрямился на ногах, оставляя маму в руках врачей и плохо соображая, что делает, зашагал к дому. Там Чонгук, ему надо помочь, его нельзя бросить… Сзади его уже хватали цепкие руки, тащили назад, а он не мог остановиться, выворачивался и упрямо рвался вперёд. — Кто-то выходит! Резкий выкрик одного из полицейских перезагрузил систему слуха и Кима накрыло какофонией звука. Он заметался взглядом по заваленному входу, ничего не находя. Но вот с правой стороны, из-за угла показались две фигуры — один тащил другого, взваленного на плечо. Тэхён застыл, всматриваясь. Плывущее зрение страшно мешало — он по-прежнему видел фигуры, но не мог разобрать даже цвета их одежды. Он очень хотел увидеть запятнанную гарью, белую рубашку. Хотел, но не мог. К ним уже спешила группа людей, загораживая широкими спинами. Тэхён хотел выть от досады. Он обессиленно осел на колени, зажмуриваясь. Изнутри студило могильным холодом. Зажав корчащийся рот ладонью, отчаянно засипел — кричать не было сил… ни на что не было сил. Кто-то опустился рядом, положил руки на плечи и легонько встряхнул. Тэхён не реагировал, сотрясаясь мелкой дрожью. Господи… да пусть они все провалятся к дьяволу… — ТэТэ, тише-тише, — с того света забормотал сипловатый голос, пропитанный тревогой и страхом. — Открой глаза. Это я. Я жив, всё в порядке… Ким невероятным усилием разлепил зажмуренные веки, ловя слабый фокус на обеспокоенном лице Чона. Тот сканировал его лицо огромными чёрными глазами, непрестанно бормоча. — Что ж ты, сука, делаешь?.. — на последнем дыхании выдал Тэхён. Чон замер на секунду и неуверенно улыбнулся. — Я же говорил, что не успеешь соскучиться, — смущённо пролепетал брюнет. Тэхёна скривило ответной улыбкой. С него хватит. Глаза закатились, и он обмяк в обнимающих руках.

***

Его не мучали кошмары, ему не снились сны, не крутило в бесконечной, неясной мути. Он словно в один шаг переступил черту из ада в какое-то очень далёкое после. Открыл глаза, уставившись в белый потолок. Последний раз над ним висело чёрное небо, озарённое пламенными всполохами. Ни запаха гари, ни тонкого аромата маминых духов — уткнувшись в её волосы, он продолжал его чувствовать, даже за удушливой пеленой дыма. Ни криков, ни воя сирен. Ничего. Тишина, белый квадрат подвесного потолка над головой, какой часто можно встретить в больницах, еле слышный запах лекарств и клинической чистоты. Всё ещё не решаясь шевелиться, на пробу решил моргнуть — картинка перед глазами не плыла и не качалась. Тогда, более уверенно, повернул голову сначала вправо, потом влево. Всё верно — больничная палата со стандартным набором оборудования и мебели. Тэхён поднял вялые руки — только один катетер, даже без пульсоксиметра. Значит не так всё и плохо? Уперевшись ладонями в мягкий плед, укрывавший его поверх простыни, подтянулся, удобнее устраиваясь на подушке. Правый край пледа остался на месте и сполз, будто удерживаемый чем-то на месте. Ким опустил глаза. Уткнувшись в сложенные руки, а руки устроив у его бедра, на постели лежала черноволосая голова. Через крепкую шею она переходила в широкие плечи под белой рубашкой. Правое запястье обхватывал тяжёлый серебряный браслет с крупным циферблатом. И тёмную макушку, и руки он знал чуть ли не лучше, чем свои собственные. Тэхён кончиками пальцев коснулся гладких волос и легонько погладил. Голова, выдержав короткую заминку, вскинулась. — А? — сонные, растерянные глаза упёрлись в его лицо. — Привет, — хрипло поздоровался Тэхён. — Привет, — мягко улыбнулся Чонгук. — Ты как? Болит что-нибудь? Как себя чувствуешь? Есть хочешь? Тэхён отрицательно покачал головой, силясь не улыбаться в ответ. Провалами в памяти он не страдал и хорошо помнил, что видел и слышал Чонгука, когда тот всё-таки выбрался из горящего особняка. Но там близость опасности, даже смерти, не давали в полной мере ощутить, что всё позади, все живы и… Ким нахмурился, откашлялся и неуверенно спросил: — Как… мама? — Жива, — решительно отозвался Гук. — Её накачали какой-то дрянью, надышалась дыма, но сейчас уже всё более или менее стабильно, здоровью ничего не угрожает. За ней круглосуточно присматривают. — Хорошо, — сглотнув, кивнул Ким. — А твой отец? — В интенсивной терапии, но тоже стабилен — кризис миновал. Если госпожу Ким могут отпустить уже через несколько дней, чтобы… — Чонгук проглотил объяснение и скомкано закончил, — отцу, придётся провести в больнице значительно больше времени. Он слаб, но уже очень недоволен, — криво ухмыльнулся Чон. — Хорошо, — снова повторил Тэхён. Закрыл на минуту глаза, отдыхая, и снова открыл, смотря на застывшего в ожидании брюнета. — А я? — А ты меня напугал больше всех! — грозно рявкнул Чон, сжимая в пальцах плед. — Когда ты рухнул, как подкошенный, мне на руки, я вспомнить не мог, как дышать. Словно рыба рот открывал и головой мотал, пытаясь на помощь позвать. Медики тебя погрузили в скорую и, должен сказать, это была самая длительная моя поездка в жизни, по сравнению с которой двадцать часов перелёта между Сеулом и Майами — детский лепет. Врач сказал, что у тебя сильное переутомление — психика не выдержала и выключилась. Меня в первые часы пугали возможной комой, но всё обошлось. Теперь только отдых и минимум волнений, чтобы дать организму восстановиться. Хотя, зная тебя, это трудно выполнимая задача… — С тобой всё?.. — Отлично, — улыбнулся Чонгук. — Оказался крепче всех вас, вместе взятых. Ли и Джекс оборвали телефон, Банчан и Виен передавали… желали скорейшего выздоровления, — лёгкой заминки Тэхён даже не заметил. — Дее пока не говорили, иначе слезы было бы не остановить. Днём звонил Чимин… — Днём?.. — Ты проспал почти сутки, — покивал Чон. — В коридоре тебя караулит дежурный врач — услышит наш разговор и сразу заберёт на опыты. — Успеет, — поморщился Тэхён. Оставался ещё один вопрос, который его беспокоил. — Мой отец?.. Чонгук поджал губы и метнул быстрый взгляд на дверь из палаты, словно прикидывая — успеет ли сбежать или помощь проще позвать. Наверняка ему, как самому типичному представителю верблюжьего табуна, не сразу разрешили дремать в палате, не ясно насколько стабильного, пациента. А когда сдались под его упрямым напором, строго-настрого запретили его волновать. Но и соврать он не мог — опрометчиво обещал, что больше никогда этого делать не будет. Чонгук сжал смуглую ладонь своей, прямо посмотрел в глаза Тэхёна. — Господин Ким погиб, — тихо проговорил Чон. — Его тело нашли на втором этаже особняка. Прими мои соболезнования. Лицо Тэхёна застыло на мгновенье, он сжал пальцы брюнета в ответ и коротко кивнул. Он ничего не почувствовал. Просто принял информацию к сведению. И вглядывающиеся в него черные глаза Чонгука, ожидающего, видимо, нервный срыв, даже немного насмешили. Какая глупость. Психика была вполне стабильна. А обморок… это результат бессонной ночи, кофеина, длительного перелёта с сомнительным виски и серьёзного стресса. Ничего сверхъестественного и из ряда вон выходящего. За спиной Чона приоткрылась дверь и в палату заглянула молодая медсестра в белом чепчике. Чонгук, резко обернувшись и увидев её, вздёрнул свои руки в капитулирующем жесте и на стуле без колёсиков отъехал к стене. При виде Кима её глаза округлились, она решительно распахнула дверь и шагнула внутрь. — О, Вы очнулись! — строго воскликнула она, упирая маленькие кулачки в бока. — Господин Чон, Вы обещали сразу сообщить! — Я одной ногой уже почти вышел из палаты, — в притворном страхе тараща глаза, заверил Чонгук. Руки, тем не менее, он не опускал. — Вы такой обманщик, господин Чонгук! — погрозила пальцем девушка. — Неужели Вам не важно здоровье господина Кима?! Тэхён медленно поворачивал голову, следя за диалогом и смотря то на одного, то на другую. Чонгук жался в углу, закрываясь руками от чихвостившей его маленькой медсестры. Он ей отчаянно подыгрывал, пряча дрожащие от сдерживаемого смеха губы. Будь на его месте кто-то другой, Тэхён решил бы, что тот флиртует. Очевидно, что до этого момента у них было немало времени для общения, раз сейчас они без смущения дурачатся на глазах у постороннего. Хотя… сутки, как выяснилось. Получается, Чонгук всё это время провёл в больнице?.. — Мне здоровье господина Кима очень важно, — мягко, но веско возразил Чон. — Тогда не мешайте работать врачам! — притопнула ножкой медсестра. — Я иду за доктором Шимом! Ох, он Вас отругает, вот увидите! Девушка напоследок ещё раз пригрозила пальчиком и скрылась за дверью. Её лёгкие шаги быстро стихли в коридоре. — Я уйду ненадолго, — пообещал Гук. Он крадучись выбрался из своего угла, уцепился за ручку двери и всё ещё медлил, переминаясь на месте. Тэхён молча кивнул. — Ты… будешь в порядке? — Тэхён кивнул снова. Чонгук прикусил губу, всё ещё мучаясь сомнением. Он будто невольно качнулся обратно к кровати, протягивая руку. Через широкий проём приоткрытой двери из коридора стали слышны быстрые шаги не одной пары ног. Звонко тараторил голос медсестры, в ответ ей угукал мужской скрипучий тенор — не иначе, как доктор Шим. Чонгук разочарованно закатил глаза, смущённо улыбнулся и сбежал. — Чонгукки! — раздался за дверью тот самый скрипучий голос. — Долго ты ещё будешь бегать от меня? Ответ Чона эхом отразился от стен, но Тэхён не разобрал слова. Дверь палаты широко распахнулась и внутрь, сопровождаемый медсестрой, шагнул доктор Шим. Тэхён не обладал фотографической памятью на лица, но этого человека узнал бы даже в полубредовом состоянии. С порога ему улыбалось живое воплощение полковника Сандерса — всё на месте даже спустя много лет: снежные волосы, аккуратные усы и бородка, прямоугольные очки, а вместо белого костюма — халат, фонендоскоп на шее и планшет в руках. — Добрый вечер, господин Ким, — склонив голову к плечу и внимательно разглядывая Тэхёна через стёкла очков, поздоровался доктор Шим. — Как Вы себя чувствуете? Семейный доктор Чонов, оказывается, носил фамилию Шим и уже второй раз в жизни Тэхёна поднимал его на ноги.

***

Врач пришёл не с пустыми руками: за время, пока Ким отсыпался за себя и за всех уставших в этом месяце в Корее, его просветили на рентгене, рассмотрели на МРТ и КТГ, выкачали литр крови для анализов. По результатам исследований выходило, что кроме уже испаряющегося из его организма бокала виски, ничего криминального не нашлось. Как Тэхён и предполагал — переутомление, стресс и палёная выпивка. Доктор Шим очень внимательно выслушивал ответы на свои вопросы, но напрочь игнорировал любые отклонения от темы о здоровье пациента. Единственное, что он посчитал нужным сообщить, это то, что сейчас Тэхён находится в частной клинике, его жизни ничего не угрожает, ему нужно воздержаться от волнений и дать организму восстановиться. Как и сказал Чонгук. Именно из-за двух последних обстоятельств, господин Шим не пускал к своему пациенту следователей из полиции, околачивающихся вокруг здания почти сутки. Ким пытался возражать — он прекрасно себя чувствовал, был готов для допроса и пыток, только бы выпустили. Но врач был непреклонен. Вколов на сдачу что-то из небольшого шприца, доктор Шим велел отдыхать и ни о чём не думать. Комната перед глазами медленно расплывалась, тело налилось свинцом и намертво приросло к кровати. Тэхёну даже моргать было невыносимо трудно, да и зачем? Закрыть глаза и провалиться в тихое и уютное ничего. Врач, всё ещё сидящий рядом и следящий за его состоянием, удовлетворённо кивнул сам себе, передал медсестре папку и неторопливо зашагал к двери. На пороге сна и яви, уже закрывшему глаза Тэхёну показалось, что он слышит голоса. Одним из говорящих всё ещё был господин Шим, а вторым — Чонгук, но доносились звуки будто из-за закрытой двери или даже с другого этажа. — Как он? — взволнованно спрашивал Чонгук. — Всё хорошо, уже спит, — с мягким смешком отвечал врач. — Ты так за него трясёшься… — Спасибо, дядя. — Наверху был? — Да. — Разговаривал? — Нет, — ответ поспешный, перебивающий, — спит пока. — Ничего, — успокаивал врач. — Все быстро идут на поправку. Учитывая то, что вам пришлось пережить… Восстановление и отдых нужны не только телу, но и разуму… И тебя это, кстати, тоже касается. Ехал бы ты домой, отдохнул бы… — Нет, я не уеду, — твёрдо, нетерпеливо. Наверное, Чонгуку это говорили далеко не первый раз. — Упрямый, — цокал Шим. — Весь в отца. Я освободил для тебя соседнюю палату. Поспи, Чонгукки, ты же уже сутки на ногах. — Спасибо, дядя, я останусь здесь. — Как знаешь, — сдался доктор. — Увидимся утром. Ватная тишина забилась в уши и Тэхён благополучно провалился в беспамятство. За секунду до ему казалось, будто чья-то горячая ладонь гладит его по щеке, но это, скорее всего, уже было частью сна.

***

Второе пробуждение было не таким муторным — и сил, казалось, прибавилось и голова не кружилась. Голова Чонгука всё так же покоилась на своих руках на кровати. Ким усмехнулся и снова погладил чёрные пряди. Чон точно так же, как и вчера, вскинулся и уставился заспанными глазами на Тэхёна. — А? — Привет, — подчиняясь закону жанра, усмехнулся Ким. День сурка, не иначе. — Выспался? — Ой, — Чонгук поморщился, растёр ладонями лицо и резко вскочил на ноги. — Я вообще-то не планировал… — Не планировал спать? Но делаешь это исключительно на стуле рядом с моей кроватью? — скептично вздёрнул бровь Ким. — С чего ты взял? — метнул в него подозрительный взгляд Чон. — Вовсе нет… — выглядел брюнет до смешного растерянным, застигнутым врасплох. Тэхён поджал губы, пряча улыбку. — Ладно, глупости это всё. Как ты себя чувствуешь? Есть хочешь? — Хорошо чувствую, есть не хочу, — кивнул Ким. — Хммм… скоро обед… хоть это и частная клиника, но всё-таки объект медицинский, режимный… — Как я здесь оказался? — прервал смущённое бормотание Тэхён. — На скорой, — пожал плечами Чонгук. Бровь Кима вновь поползла вверх — выражения скепсиса ему удавалось в последнее время лучше любых других эмоций. Чонгук пожевал нижнюю губу, раздумывая, и тяжело вздохнул. — Я договорился. Ещё там, у дома отца, я созвонился с доктором Шимом и рассказал о случившемся. В Скорой сказал, куда везти отца. Ну, а после… уже и не приходилось выбирать… Перед обедом не хочешь погулять? Тэхён непонимающе заморгал, удивлённый вопросом. Он осмотрел свой больничный халат на голое тело, перетянутую повязкой руку с введённым венозным катетером, минималистично устроенную палату — ни намёка на шкаф или комод, в которых могли бы быть его вещи. И далеко он в таком виде сможет погулять? До двери в коридор? — В клинике есть зимний сад, — улыбнулся Чонгук. — Там очень красиво, лекарствами не пахнет. Пойдём? Обстановку сменим. Тэхён, секунду прислушиваясь к своим ощущениям, заключил, что в принципе не против — телу хотелось движения, затёкшие ноги зудели от одной лишь мысли. Покрутив головой, он нашёл неприметную дверь — очевидно в санузел — и, выпутавшись из одеяла и пледа, придерживаясь рукой за спинку кровати, пополз к ванной комнате. Помучавшись с высокотехнологичной сантехникой, Ким сполоснул руки и лицо. Зеркала не было. Может оно и к лучшему — неизвестно, что он там увидит и насколько будет этому рад. В комнате его уже ждал широко улыбающийся Чонгук с инвалидным креслом на изготовке. — Это ещё зачем? — Такие правила, — развёл руками Чон. — Иначе закроют в палате до выписки. Садись, покатаю с ветерком, — подмигнул брюнет. Тэхён хотел спорить, топать ногами, а потом и грубо послать Чонгука за такое щедрое предложение. Вот только ноги предательски подрагивали, чересчур серьёзно восприняв прогулочный марафон до туалета и обратно. Мысленно выругавшись, Тэхён скрепя сердцем опустился в кресло. — Яркость оскала убавь, — мрачно посоветовал Ким. За спиной Чонгук приглушённо хмыкнул и покатил коляску к выходу. В коридоре их тут же окликнула вчерашняя медсестра. Чон заверил, что поездка согласованна с доктором Шимом. Девушка недоверчиво прищурилась, достала из подставки папку, внимательно просмотрела назначения и комментарии врача, потом согласно кивнула и вернулась к заполнению журнала, от которого её и оторвали. Чонгук закатил Тэхёна в лифт и нажал кнопку шестого этажа. Всего на панели значилось десять кнопок, включая два подземных этажа. — Я всегда думал, что оранжереи делают на крыше, — протянул Ким, не оборачиваясь. — Так и есть, — отозвался Чон, — и мы туда обязательно съездим. С небольшим отклонением от маршрута. — После некоторых событий в жизни, у меня развилась стойкая аллергия на загадочность и интриги, — процедил Тэхён. — Можно без вот этого вот? — Минуту одну потерпи, — мягко попросил брюнет. Двери лифта разъехались, выпуская их на этаж. Коридор ничем интересным не отличался от предыдущего: такой же сестринский пост, такой же белый свет, такая же череда дверей с номерами. Разве что сам коридор казался несколько уже. Чонгук выкатил коляску из кабины и покатил перед собой по коридору, мимо стойки. Медсестра, оторвавшись от книги, смерила их подозрительным взглядом, узнала Чонгука и приветственно кивнула. — Пожалуйста, только не долго, Чонгук-ши, — попросила девушка и, поймав утвердительный кивок Чона, уткнулась обратно в книжку. — Куда ты меня везёшь? — настороженно пробормотал Тэхён. Чонгук отвечать не стал. Он остановил коляску напротив одной из дверей, открыл её и закатил внутрь. Помещение было разделено стеклянной перегородкой с такой же дверью. В небольшом предбаннике, в котором они оказались, помещался стол с разложенными на нём листами и папками, высокий открытый шкаф с склянками и неизвестными Киму аппаратами, портативный реанимационный набор с дефибриллятором, да стул, на котором дежурила ещё одна медсестра. Девушка обернулась, улыбнулась Чонгуку, молча кивнула и вышла. Чонгук подвез коляску к стеклянной перегородке — дверь тут же отъехала в сторону. На кровати, обвешенный капельницами и проводами от приборов, с кислородной маской на лице, лежал темноволосый мужчина. Он был страшно бледен и слаб на вид, но чёрные глаза на почти безжизненном лице горели ярко. Такие же, как у сына. Чон Лин. У Тэхёна перехватило дыхание. — Отец, — уверенно позвал Чонгук. Пронзительный взгляд вспыхнул, фокусируясь на мужчинах. Ким вцепился в подлокотники кресла. Инстинкты вопили и били в гонг в мозгу, требуя упереться когтями в пол и тормозить до последнего. Но колёсики коляски катились по гладкому полу беспрепятственно, ведомые волей младшего Чона. Брюнет остановил кресло всего в шаге от своего отца и положил руку на плечо замершего Тэхёна. — Отец, я должен представить тебе человека, который спас твою жизнь. Ким Тэхён. Именно благодаря его решительности и храбрости мы с тобой всё ещё живы. Тэхён неуверенно замычал, в корне несогласный — ничего такого он не сделал, но пальцы на плече сжались сильнее, намекая, что необходимо заткнуться. Господин Чон уставился на Кима, не моргая. Он медленно поднял руку, оплетённую трубками, стянул с лица маску и сипло, еле слышно спросил: — Это правда? Пальцы на плече снова сжались. Тэхён всё же медлил с минуту, размышляя над ответом. Он почтительно склонил голову и твёрдо произнёс: — Господин Чон, я, без сомнения, помогал Чонгуку. Я не могу объективно оценить важность своего участия. Но именно Ваш сын смог заставить Ваше сердце биться. Мы не могли не побороться за Вашу жизнь, господин. — Достойный ответ, — просипел мужчина, закашлялся и вернул маску на место. Он дождался пока Тэхён поднимет голову и протянул ему руку. Ким осторожно обхватил холодные пальцы, а господин Чон слабо пожал широкую ладонь. Он ещё несколько секунд сжимал руку Тэхёна, молчал и пристально его рассматривал. Потом рукопожатие распалось, и мужчина закрыл глаза. Тэхён метнул взгляд на подключённые мониторы — никакого заполошного писка, всё в порядке. — Идём, — тихо сказал Гук за спиной. Сын сжал руку отца, что-то шепнул тому на ухо и выкатил коляску из палаты — дверь им распахнула медсестра, пропустила в коридор и заняла своё место за столом. — Почему ты меня не предупредил? — сдавленно спросил Тэхён. — Ты бы отказался, — хмыкнул Чон и категорично добавил, — я сказал отцу правду и не жалею. Всё ещё находясь под впечатлением от короткой встречи, Тэхён отвечать не стал. Он сам пока не решил, как к этому относиться. Тем временем они уже минули лифт, не тормозя у дверей. На этот раз он был готов до конца уточнять конечную точку назначения их маршрута, но Чонгук уже остановился у очередной палаты. Вкатил кресло внутрь точно такого же помещения, как и палата Чон Лина. Здесь не было дежурной медсестры и такого количества жизненно важной аппаратуры, а за стеклянной перегородкой на больничной кровати, опираясь спиной о подушки, сидела женщина. — Мама… — прошептал Ким. Госпожа Ким приоткрыла глаза и вскинулась, зажимая ладонями рот. — Тэхённи! Чонгук не стал препятствовать, когда Тэхён вскочил из кресла и, быстро преодолев расстояние, практически упал в протянутые руки матери. Ким Туан прижимала голову сына к груди, смотрела на Чонгука полными слёз глазами и беззвучно бормотала «спасибо». Чон улыбнулся уголком губ, кивнул и тихо покинул палату. Прогуляться по оранжерее можно в любое другое время.

***

Четвёртый по факту и третий по ощущениям день в палате частной клиники уже привычно не отличался от предыдущих: рассеянный свет, спящий в кресле Чонгук, деловитое шарканье персонала в коридоре. Тэхёна начинала затягивать эта рутина обманчивого спокойствия. Он знал, что стоит только выйти отсюда на улицу и его закрутит таким водоворотом событий, что придётся приложить огромные усилия, чтобы хотя бы не унесло потоком. О том, чтобы просто на ногах устоять, он и не мечтал. Страшно хотелось продлить эти дни, пускай тянутся бесконечно. После утреннего обхода, доктор Шим остался вполне доволен своим пациентом, обещал к вечеру выдать одежду и личные вещи и отпустить с лёгкой душой на все четыре стороны. Выходя из палаты, врач пожелал Тэхёну всего хорошего и поманил за собой Чонгука, который, кажется, поселился на кресле у окна. Оба вышли и пропали с горизонта. По доктору Шиму и его невероятно эффективным препаратам Ким не скучал, а вот отсутствие длительное время Чона начинало странным образом беспокоить. Не то, чтобы Чонгук развеивал его тоскливое безделье весь день, но всё же… Они вместе обедали и ужинали, гуляли по зимнему саду на крыше — в прошлый раз Тэхён выпрыгнул из коляски, как только за ними закрылась стеклянная дверь. Чонгук приносил новости о здоровье мамы от врачей, а вечером провожал до её палаты. Они вместе молчали, когда отстранённые темы «о погоде» исчерпывали себя, но даже молчать с ним стало комфортно. Раздражение, неизменно возникающее в присутствии брюнета, улеглось и Тэхён себя за это начинал тихо ненавидеть. Чонгук не пришёл и к обеду. Но пришла строгая медсестра с трубкой радиотелефона в руках. Стоило ему только прижать трубку к уху и сказать осторожное «Алло», как из динамика обрушился полукрик-полурыданье Чимина. Друг орал на него на страшной смеси корейско-английского языка, захлёбываясь плохо разборчивыми словами. Ошарашенный Ким только слушал и невнятно хмыкал и угукал, когда представлялась редкая возможность. Запал утих ещё не скоро, и только после этого Тэхён смог рассказать версию событий, которая выстраивалась в его сознании. Теперь уже Чимин слушал, не перебивая. Всё, что следовало вынести из этого, довольно странного разговора, Тэхёну — друг страшно волновался и ещё больше нервничал из-за невозможности сейчас быть рядом. После отправленного Киму сообщения, которому Пак не придал серьёзного значения, утром его отправили в затяжную командировку по делам фирмы, и теперь он застрял в небольшом городке на границе Канады и США. Он полетел, не задумываясь, ведь так у него появлялась отличная возможность встретиться с лучшим другом, которого он мог лицезреть долгие годы исключительно на экране ноутбука по видео связи. А теперь, вынужденный завершать рабочие вопросы, сидел в Уинсоре, имея на руках обратный билет на самолёт с датой вылета только через две недели. Он осторожно выразил свои соболезнования и обещал заказать цветы от своего имени. Тэхёну все эти мелочи казались абсолютно не важными. Сама поддержка была бесценна. После четырёх снова заглянул доктор Шим и сухо предупредил, что пришёл детектив из полиции и настаивает на беседе. Тэхён только согласно кивнул, потому как в горле пересохло и язык прилип к нёбу от волнения. Он даже не представлял, что будет говорить. Всё выложить, как есть? А если это всё обернётся боком для него и чудом уцелевшей мамы? А если это коснётся Чонов? Как вообще он должен себя вести? Если будет молчать, как истукан — вряд ли такое понравится полиции. К месту вспомнился совет Линоу — надо было нанимать адвоката. Вот только где он его сейчас возьмёт, пока детектив поднимается на лифте на его этаж?.. Дверь палаты распахнулась, впуская строгую медсестру и дородного мужчину в костюме и с дипломатом в руке. На карман пиджака был прикреплён броский полицейский значок. Он учтиво поклонился и шагнул к кровати, протягивая руку Тэхёну. — Примите мои соболезнования, господин Ким, — вежливо, но очень прохладно пробормотал офицер, пододвигая себе кресло Чонгука. — Я понимаю, что Вам сейчас приходится переживать очень трудный период в жизни и Ваша скорбь по отцу лишь усугубляет тоску, но я был вынужден настаивать на нашей с Вами беседе. Вы стали участником невероятно трагичной, но очень странной истории, и, чтобы найти и наказать виновных в смерти нескольких человек, я обязан Вас допросить… — Нескольких? — медленно переспросил Тэхён. — Да, нескольких. Вам не сообщили?.. Странно. Хотя… вы же долго скрывались от нас… — Скрывался? — холодно уточнил Тэхён, теряя всякое расположение к представителю власти. — У Вас есть иное определение? — натянуто улыбнулся офицер, доставая из папки листок, ручку и диктофон. — Вы не представились, — немеющими губами выплюнул Ким. Осознание, что он сейчас встрянет по-крупному накрыло, как карибской волной — детектив настрой имел агрессивный и с трудом его сдерживал, прикрываясь плешивой учтивостью. — Не беспокойтесь, у нас с Вами много времени, обязательно представлюсь… Многострадальная дверь в палату распахнулась внезапно, заставив вздрогнуть и Тэхёна, и бравого полицейского. На пороге стоял Чонгук, сверля офицера пристальным и далеко не дружелюбным взглядом. За его спиной ещё кто-то маячил, но Тэхён со своего места его разглядеть не мог. — Прошу прощения, — не скрывая недовольства, поморщился детектив, поднимаясь на ноги. — Здесь ведётся допрос… — Без участия адвоката господина Кима Ваш допрос незаконен, о чём я не премину сообщить в Ваше управление непосредственному начальству, а потом и судье, — отчеканил Чонгук. Тэхён удивлённо моргал, не находя слов, а офицер уже кривился, готовясь дать словесный отпор. — Господин Чон, Ваша личная неприязнь к органам правопорядка настолько широко распространяется, что потеряла всякие границы. Я хочу Вас заверить, что наш разговор сегодняшним утром не принёс удовольствия и мне. Я начинаю думать, что Вы пытаетесь препятствовать следствию, вводить нас в заблуждение в то время, как следствие идёт навстречу Вам и Вашему другу, — Тэхёну достался небрежный кивок и ментальная затрещина из снисходительно-насмешливого тона. — Вам дали прийти в себя несколько дней после убийства, не вызывая повесткой в Управление… — Про убийство — это Ваш личный домысел или официальное заявление полиции? Из-за спины Чонгука наконец вынырнул невысокий японец в круглых очках. Офицер вымученно сложил брови домиком и выдохнул. — Только не говорите… — Всё верно, — кивнул Чон. — Господин Мифуне будет представлять так же интересы моего друга — господина Кима, — торжествующе блеснул глазами Чонгук, расправляя и так прямые плечи. — Почему Вы мне ничего не сказали об этом утром? — нахмурился детектив, переводя подозрительный взгляд с Чона на адвоката и обратно. — Потому что всякая истина знает точно, когда явиться человеку. И если этого не произошло раньше, на то есть определённые причины, — туманно отозвался господин Мифуне. — Сейчас я готов обсудить ситуацию и ответить на Ваши вопросы, касающиеся моего клиента, Ким-сана. Прошу Вас, пройдёмте в переговорную, — он протянул руку, указывая детективу на выход. — Уладим наше недопонимание. Уязвлённый офицер в сердцах собрал разложенные в кресле вещи, звонко дёрнул молнию дипломата, окинул осуждающим взглядом Тэхёна и стремительно вышел. Адвокат задержался на пороге, слегка прикрывая дверь и через узкий проём наблюдая, куда шагает полицейский. — Не беспокойтесь, Тэхён-сан, — усмехнулся старик. — Чонгукки подробно ввёл меня в курс дела, и я отчётливо понимаю, о чём говорить. У Вас будет серьёзная защита. — А она мне нужна? — просипел Ким, пребывая в лёгком трансе от происходящего. — Несомненно, — цокнул Мифуне. — Мы пообщаемся с Вами лично несколько позже, сперва нужно угомонить этого зарвавшегося юнца, — он кивнул в сторону коридора и повернулся к Чону. — Я смогу его задержать на некоторое время, но его у вас не много. Поторопитесь. Возможно, это будет единственный шанс с ним переговорить. Адвокат коротко кивнул и вышел, плотно прикрывая за собой дверь. Чонгук, стоявший до этого, как вкопанный, резко метнулся в ванну, принёс халат и протянул его Киму. — Одевайся, быстро. — Зачем? — заторможенно моргая, простонал Тэхён. Слишком уж резкий переход от умиротворённой рутины к бешеной смене лиц и картинок перед глазами. — Я по дороге объясню, — сдёргивая одеяло, обещал Чон. В очередной раз махнув рукой на пустые выяснения обстоятельств на месте, — в прошлый же раз Чонгук оказался прав… — Тэхён просунул руки в рукава халата, запахнулся, затянулся поясом, сунул ноги в тапочки и мрачно уставился на брюнета. Тот, нетерпеливо ожидавший у двери, протянул руку и, ухватив Кима за запястье, потащил за собой к лифту. Когда двери за ними съехались и кабина тронулась, Чонгук снизошёл до объяснений. — Здесь в реанимации сейчас лежит Минхо. Это его я вытащил из дома… Тэхён молча таращился на Чона, пока не звякнул сигнал, оповещающий о прибытии на нужный этаж, и не открылись двери. Чонгук, не дождавшись иной реакции, потянул Тэхёна за собой по коридору, но тот отдёрнул руку и остановился. В коридоре было пусто, никого даже на сестринском посту. — Какого чёрта ты говоришь мне это только сейчас? — Ты не спрашивал… — нахмурившись, буркнул Чон. — Серьёзно? — тёмная бровь поползла под лежащую непослушной волной, порозовевшую чёлку. — Это такое объяснение — не спрашивал? Ты список вопросов забыл мне выдать, которые можно и нужно задавать! В голову не пришло, что это может быть для меня важным? — Я не хотел тебя волновать… — Чон, ты больной что ли? — задохнулся от возмущения Ким. — Я — не твоя пятилетняя дочь, я должен о таком знать! Чтобы, как минимум, не выглядеть идиотом перед офицером полиции, который пришёл сегодня размазывать меня по стенке, — ядовито выплюнул в лицо Гука. — Как замечательно, что ты так вовремя подоспел. Прям супергерой в развевающемся плаще! — Прости, раньше не получилось. — Да плевать я хотел, что у тебя там не получилось! С места не сдвинусь, пока ты мне всё не расскажешь и не объяснишь! — он врос ногами в пол, скрестил руки на груди и вскинул подбородок, всем своим видом олицетворяя непреклонность. Растерянность, так часто появляющаяся на лице Чонгука в последнее время и уже успевшая оскомину набить, сменилась тем же упрямством, не ниже градусом, чем у самого Кима. Он принял ту же защитную позу и мрачно воззрился на Тэхёна, сверля тяжёлым взглядом. — Я, кажется, уже говорил, что сейчас у нас на это нет времени? Почему мы не можем поговорить чуть позже? — Ты за три дня времени не нашёл, а с чего оно появится «чуть позже»? — процедил Тэхён. — Чонгук, очнись уже! Я не готов на тебя безоглядно полагаться! Сказать почему? Да потому, что один раз ты уже взял всё в свои руки и мне ой как не понравились последствия. Ты хочешь остаться для меня хотя бы другом? Так не надо принимать за меня решения, последний раз предупреждаю! Я разберусь со своей жизнью, я уже это делал! В первые секунды Тэхён почти поверил, что Чон сейчас двинет ему кулаком в челюсть, плюнет через плечо и стремительно умчится, отбивая злобную чечётку каблуками ботинок. По крайней мере именно так он и выглядел: в глазах полоскало адское пламя, ноздри раздувались, желваки перекатывались под натянутой кожей на скулах; казалось, что даже кулаки скрипели, сжимаясь. Ни намёка на покорность и услужливость. Можно было выдохнуть — тот человек из недалёкого прошло не сгинул безвозвратно — он таился глубоко внутри, прикрываясь маской; но стоило только кольнуть в больное место, и маска рассыпалась осколками по полу. С возвращением, Чон Чонгук, живой и настоящий. Когда он заговорил, у Тэхёна мурашки побежали по позвоночнику — в хриплом шелесте прорывалась плохо сдерживаемая ярость. — Разберёшься, я не сомневаюсь, — уголок рта перекосило кривой ухмылкой. — Ты же такой самостоятельный, независимый. Делаешь, что хочешь, как хочешь и с кем хочешь. Хочешь — приласкаешь и осчастливишь, хочешь — разотрёшь в пыль и, хмыкнув, пойдёшь дальше, потому что всё равно, потому что уже переболел. Прекрасно. Кто я такой, чтобы осуждать, да? Только твои крики сейчас и претензии больше смахивают на подростковую истерику, Ким Тэхён. Я старше тебя на два года и, как твой хён, — а мы далеко за пределами штатов, и здесь субординация всё ещё имеет значение, — я сдержусь и не дам тебе отрезвляющую затрещину. Раз ты просишь, то вот что я посмел сделать за твоей спиной за эти три дня: я вызвал Мифуне из Токио, потому что ты не найдёшь лучшего адвоката, который из геены огненной сможет вытащить, чтобы ты только лёгким испугом отделался. Он десятилетия работает на нашу семью, и его услуги я дарю тебе за всё то хорошее, что ты для меня когда-либо сделал. — Мне не нужны твои подачки, Чон… — Заткнись, — гаркнул Чонгук, воспламенившись и тут же погаснув. — Знаешь, как это видит полиция? Сын-бунтарь, лишённый всего шесть лет назад и решивший отомстить папаше и всем причастным, вернулся и, съехав с катушек, покушался на жизнь известного бизнесмена — а не с его ли сыном слили фотографии в жёлтую прессу? — а заодно спалил свой дом. Твои очаровательные розовые локоны авторитетности и веры тебе не добавляют. Хочешь сесть за решётку надолго? Нет? Тогда заткнись. Второе: я устроил вас с матерью в эту клинику, потому что у Шима в подчинении одни из лучших специалистов в Сеуле. А ещё потому, что он ценит наше здоровье и интересы выше закона, иначе тебя бы в полубессознательном состоянии уже допрашивали в участке. Третье: благодаря Мифуне, мы смогли забрать тело твоего отца из полицейского морга, ускорив необходимые процедуры. Что бы между вами не происходило в прошлом, он остался твоим отцом, и ты обязан хотя бы поприсутствовать на похоронах и поддержать госпожу Ким. Церемония завтра. Твоя мама в курсе и ничего против моих действий не имела. Четвёртое: я по чистой случайности смог вытащить из дома Минхо — не имел возможности выбирать, прости. Вместе с твоим отцом погиб и Мин Юнги, а твой друг — единственный, кто сможет открыть нам правду. Поэтому он лежит здесь в реанимации, под неусыпным контролем и защитой доктора Шима, который всё это время никого не подпускал к нему с допросами, не позволил перевезти в государственную больницу. Минхо в тяжёлом состоянии: у него сломан позвоночник, на руках и ногах ожоги второй степени, он перенёс две остановки сердца. Сейчас его состояние стабильно, он на больших дозах морфия и пока в сознании. Мы должны поговорить с Минхо и только от этого будет зависеть то, чем Мифуне станет отбиваться от следствия. И да, ты можешь ненавидеть Минхо, желать ему смерти и прочее, но сумей принять единственное обстоятельство, имеющее сейчас значение — он откроется только тебе. Мне плевать, если тебе не интересна правда. Я бы отступил, когда бы дело не касалось меня и моих близких, а сейчас оно именно всех нас и касается. И вместо того, чтобы сейчас пытаться поговорить с ним, мы стоим в коридоре, теряем время и грызёмся, как два голодных пса. У меня всё. Теперь ты доволен? Тэхён застыл. Он абсолютно не рассчитывал на такой объём информации и эмоциональную подачу. Каждую фразу Чонгук вбивал, будто гвоздь, напрямую в мозг. — Твой адвокат — тот самый?.. — Да, — грубо отбрил брюнет. — Твой отец знает, что он защищает и мои интересы? — Да, — всё так же лаконично и зло. — Ясно, — только и смог вымолвить Ким, чуть шевельнув губами. Он бы никогда не стал признавать этого в слух, но слова Чона вывернули его мехом внутрь и заставили чувствовать себя натуральным малолетним истериком. В списке «заслуг и достижений Чонгука», к воскрешённым чувствам и ощущениям, помимо раздражения и злости, добавился жгучий стыд. Тэхён искренне надеялся, что щёки сейчас не пылают пунцовым. — Я рад, что доходчиво смог объяснить. Мы идём или ты вернёшься в палату? — ровно выговорил брюнет, с усилием расцепляя сведённые крест на крест на груди руки. — Идём. Чонгук развернулся и повёл за собой по коридору. Перед дверью в палату с красной табличкой, задержался на секунду и тихо проговорил на ухо Киму: — Два момента, прежде чем мы войдём: Минхо не знает о смерти Мина и говорить об этом пока не стоит. Доктор Шим боится, что он может не пережить стресс. При таких травмах возможна спутанность сознания, поэтому внимательно следи за мыслью. Дай знать, если заметишь, что он теряет связь с реальностью. И второе… — Чон чуть помедлил, подбирая слова. — Если ты допускаешь мысль, что мы смогли бы хотя бы просто общаться в будущем — я уже даже не мечтаю о дружбе, — перестань относиться ко мне с таким пренебрежением. Как бы я не был перед тобой виноват, я остаюсь человеком, пускай только с крупицами самоуважения и гордости. Мне… тоже больно, Тэхён. Ответить Ким не успел — Чонгук нажал на рычаг ручки и скользнул в палату. Точно такой же предбанник, как и в палате господина Чона. Точно такой же пациент, опутанный трубками, проводами и обставленный аппаратами жизнеобеспечения. Точно такой же мерный писк монитора, отслеживающего сердцебиение. Точно такая же кислородная маска на лице. На лице Чхве Минхо, покрытом ссадинами и синяками. Глаза были закрыты. Чонгук прихватил два стула и один из них поставил у изголовья койки, а другой — в ногах. Он указал Киму на тот, что был ближе к пациенту, а сам оседлал второй. Тэхён сглотнул сухой комок в горле, опустился на стул и некоторое время сидел неподвижно, разглядывая бывшего друга. Минхо на первый взгляд мало чем отличался от остывающего трупа, непонятно с кем собирался говорить Чон. За спиной тактично откашлялись, и Ким, прикусив губу, накрыл своей ладонью безжизненно лежащую руку друга. Никакой реакции не последовало. Тэхён обернулся на Чонгука, взглядом спрашивая «и что теперь»? — Позови, — подсказал брюнет в пол голоса. Тэхён нервно кашлянул и назвал имя, ни на что особенно не рассчитывая. Но веки затрепетали и поднялись, открывая потухшие глаза. Минхо моргнул несколько раз, повёл взглядом и, зацепив фокусом Кима, замер. Глаза округлились, он часто задышал и задёргал головой. — Снять маску? — с сомнением спросил Тэхён. В знак согласия тот медленно закрыл и открыл глаза. Ким обернулся на Чонгука, получил ещё один подтверждающий кивок и исполнил просьбу. — Я… — прошелестел Минхо, — … я так рад… тебя видеть… Тэхён, давно переживший их прошлый конфликт, остывший, отпустивший и не испытывающий много лет никаких чувств к бывшему другу, стиснул зубы, сдерживая нахлынувшие эмоции. Ему себя так не было жалко, как сейчас Минхо. Сердце словно в тисках сжали и продолжали сдавливать. Он крепче обхватил пальцы шатена, а потом вспомнил слова Чонгука и чуть улыбнулся ожившим глазам: — Ты… как? — самый бесполезный и жестокий вопрос в такой ситуации, но сейчас Ким чувствовал себя невероятно тупым и ограниченным, не мог думать адекватно. — Ничего, — попытался улыбнуться Минхо в ответ. Губы дрогнули и исказили лицо в жуткую гримасу. — Я не чувствую… ничего. Я на морфии, да? Тогда понятно, почему не больно… — У тебя серьёзные травмы… — попытался оправдаться Тэхён. — Не могу даже пальцем пошевелить, — удивлённо прошептал Минхо. — Будто я — это только голова. От меня осталась только голова? Тэхёну сдавило горло и из желудка поднялась желчь, отравляя привкус. Он отрицательно помотал головой, не способный сказать и слова, поднял безвольную руку на уровень глаз Минхо и снова улыбнулся, как смог. — О, — удивился тот. — Рука — это хорошо, рука мне ещё пригодится, — глухой кашель маскировался под смешок. — Ты… выглядишь таким… несчастным… и виноватым… Почему? Плохи мои дела? — Шанс есть всегда, — подал голос Чон. Ким вздохнул с облегчением — давно пора было брать дело в свои руки, от него самого, пока не справится с эмоциями, толку мало. — Ты должен бороться. — Ааа… — Минхо перевёл взгляд на Чонгука, помолчал немного. — Я рад, что вы оба здесь… Это хорошо… Хорошо, что никто не смог… — Минхо, — осторожно позвал Чон. — Скажи, что ты делал в доме Кимов? Что с тобой случилось?.. Мы пришли, чтобы узнать, как всё произошло. Мы не будем тебя обвинять или судить… — А должны бы, — дёрнул остатками опалённых бровей шатен. Его голос звучал уже гораздо увереннее. — Не думаю, что у меня много времени, поэтому не буду… покороче постараюсь… Я не дождался твоего звонка, ТэТэ, не знал прилетишь ты или нет. Поэтому бросился искать Юнги сам. В родительском доме его не оказалось, и я поехал к вам… Я успел, ТэТэ. Успел до того, как он причинил… Он был так разговорчив, как никогда… и… это я поджёг всё. Юнги хотел того же, но его планы были в разы… страшнее… Он подготовился заранее — разлил горючее, но я спутал план… Я смог его отвлечь и увести госпожу Ким… но там рвануло что-то… мы упали с лестницы… не знаю… она могла что-то повредить… она жива?! — Да, Минхо, — кивнул Тэхён. — Идёт на поправку. Только синяки и ушибы. — Юнги их чем-то накачал, — поморщился Минхо. — Какая-то наркота… Юнги в ней хорошо разбирается… они двигаться не могли… Я оставил госпожу Ким внизу и решил вернуться… Но… я слышал выстрелы… торопился… а потом рвануло второй раз и… помню, как ударился о стену на втором этаже и… дальше темно… очнулся уже здесь. — Я нашёл его внизу, почти у выхода, — задумчиво проговорил Чонгук. — Как так вышло? Ты упал с лестницы? — Н-ннет… — прохрипел Минхо. — Меня швырнуло в другую сторону… Может я что-то и путаю… Ты меня вытащил? — Чон молча кивнул. — Зачем… кхм кхм… рисковал зачем?.. Там всё полыхало… А что с.?.. — Минхо, — поспешно перебил Тэхён, стараясь избежать главного вопроса, на который нельзя отвечать. — В сообщении ты сказал, что всё объяснишь мне лично. Скажи мне… что мы такого сделали, что заслужили подобное? Мы с Чонгуком практически с того света достали его отца. Он жив. В чём наша вина? — Ваша? — он посмотрел сначала на Кима, а потом на Чона. Закрыл глаза, переводя дух, и снова открыл, решительно посмотрев на Тэхёна. — Я говорил, что ты лишь средство. Юнги не хотел причинять тебе серьёзный вред… вообще никакой. Эта история касается ваших родителей. Больше двадцати лет назад…. — Я знаю, — снова перебил Тэхён. — У наших отцов был совместный бизнес, который внезапно прогорел. Наверное, на этой почве они разругались между собой и каждый пошёл своей дорогой. Но при чём?.. — Ты подготовился к нашей встрече? Но полуправда хуже лжи, да? — страшно усмехнулся Минхо. — Всё было несколько иначе: четверо друзей, что росли и учились вместе, решили зарабатывать тоже вместе. Ты ведь уже знаешь их имена? Так вот. И у них хорошо получалось — редко, когда все четыре партнёра могут быть одинаково полезны в общем деле. Бизнес развивался, принося доход, имел отличную перспективу. Но один из друзей решил, что чем меньше участников, тем больше прибыли для каждого. Ким Хьюн подумал, что ровнее делить на троих, чем на четверых. Лишним он посчитал трудолюбивого китайца Джоу Ми. Правда, не мог прямо высказать эту идею своим партнёрам — Чон Лину и Мин Хунгу — отцу Юнги. Господин Чон всегда отличался честностью, честолюбием и обладал гипертрофированным чувством справедливости — он бы никогда на такое не пошёл. Тогда твой отец нашёл иное решение — просто избавиться от Джоу Ми. Физически. Тот был сиротой, человеком замкнутым и за свою жизнь нажил только троих друзей в чужой стране. Не представляю, что творилось в голове господина Кима, но он решил, что безопаснее будет убрать Джоу Ми не чьими-то сторонними руками, а руками того, кто будет заинтересован сохранить это в тайне не меньше, чем он сам. Он пытался подбить на это Мин Хунга — хулигана и раздолбая, но хваткого и исполнительного. Тот, получив раскладку по бухгалтерии — а Ким Хьюн умеет навешать лапши на уши — сначала согласился, но в последний момент попытался соскочить. Допустить такого Ким не мог, тем более всё было уже подготовлено… Тогда он накачал Хунга наркотиками, промыл разговорами мозги и вложил в руки оружие. Выстрел Мин сделал сам, плохо понимая, что вообще происходит. Неизвестно, смог ли он убить Джоу Ми, но Ким Хьюн на случайности не полагался. Он раздобыл контейнер с кислотой, они закинули туда тело друга, запечатали и оставили на одном из портовых складов, которыми располагали. Минхо закашлялся, закатывая глаза. Тэхён подскочил на месте и натянул ему на лицо маску, давая отдышаться. Всё сказанное висело в воздухе душным мороком. Как в такое можно поверить?.. Отец был жесток и равнодушен, но не до такой же степени, чтобы пойти на убийство человека… друга… втянуть в это ещё кого-то… бред какой-то… — Джоу Ми пропал без вести, — продолжил Минхо, когда Ким снова стащил маску. — Полиция разыскивала его, но, что вполне понятно, безуспешно. Ким не подавал вида, что знает, в чём дело. А вот Мин Хунг со своей задачей не справлялся — он оказался из той категории людей, что, попробовав раз, уже не могут остановиться — плотно подсел на наркотики. Тем более, это помогало ему забывать о своём поступке. Совести у него оказалось гораздо больше, чем у твоего отца. Пойти в полицию он не мог — боялся загреметь на долгий срок. Сбежать от своего манипулятора тоже — ведь тот поставлял ему дурь, которая на время освобождала от гнетущего чувства вины. Чон Лин стал подозревать неладное. А однажды подловил трезвого Мина и надавил так, что тот всё выложил, как на духу. Чон Лин грозился пойти в полицию и сдаться всем вместе, втроём — господин Чон считал себя невольным, но соучастником, потому как смог подобное допустить — пусть суд решает, кто и что заслужил за такой чудовищный проступок. Ким Хьюн был другого мнения. Он угрозами и шантажом смог заставить Чон Лина молчать, тем более у каждого уже была своя семья, подрастали наследники, жизни которых были бы разрушены после признаний вины. Вот тогда они разошлись в разные стороны… — Я не могу поверить… — качал головой Тэхён. Чонгук за спиной слился с обстановкой, не издавая ни звука. — Не удивительно, что они похоронили эту историю в прошлом, — Минхо протяжно выдохнул и закрыл глаза. Бледные губы подрагивали, черты лица заострились. Он с трудом переносил свой рассказ, как морально, так и физически. Он молчал долго, и Ким подумал, что Минхо уснул. Но глаза снова приоткрылись, губы скривились в усмешке. — Но это только завязка, ТэТэ. Мы не в ответе за проступки своих родителей. Но травмы прошлого очень часто продолжают отравлять и наше будущее. Тэхён невольно обернулся на Чона и поймал внимательный, направленный на него острый взгляд. Чонгук по-прежнему воздерживался от комментариев. — Дальше история будет касаться только семьи Юнги, — тяжело сглотнув, прошелестел Минхо. — После того, как Мин Хунг остался за бортом и с тяжёлой зависимостью, имея на руках жену и болезненного сына, его под свою опеку забрали родители жены. Устроили в свою компанию, дали свою авторитетную защиту и заработок, пытались лечить его недуг. Дела шли с переменным успехом — были длительные периоды, когда Хунг активно брался за карьеру и семью, но были и иные времена… Родственники не сразу заметили, что болен он был не только зависимостью. Его срывы, агрессию и помешательства списывали на наркотики, но никто не догадался отправить его на психиатрическое обследование. Хунг в конце концов перестал за себя бороться, закрылся дома, терроризируя жену и сына. Денег было в достатке, и поэтому всегда находились шустрые порученцы, которые таскали ему наркотики. Первое время это делал его старый друг — Ким Хьюн. Навещал семью с доброжелательной улыбкой, обещал поддержку и участие, разговаривал с Юнги, приносил ему игрушки, его матери- цветы, а Хунгу — наркотики. Его визиты прекратились тогда, когда родители госпожи Мин умерли, и больше некому было сдерживать психозы отца Юнги. Много позже ему поставили диагноз — параноидная шизофрения. В острые периоды он громил дом, калечил жену и сына, угрожал смертью. Фактически Юнги с материю были заперты в доме с сумасшедшим наркоманом, не имея возможности к побегу. — Почему? — порывисто перебил Тэхён. Со спины тут же донёсся ироничный хмык Чонгука. — У Юнги с самого детства были проблемы со здоровьем. В 8 лет у него обнаружилась болезнь Пертеса. Это заболевание относят к остеохондропатии… если коротко… — Минхо облизал сухие губы и снова тяжело вздохнул, — это нарушение кровоснабжения головки бедренной кости… суставы рассыпались… он не мог ходить… лечение требовало больших затрат и физических усилий. Ему оборудовали комнату/палату в доме, физио кабинет, рядом постоянно была медсестра… Мама Юнги не смогла бы выходить сына одна… Поэтому оставалась с Хунгом, думая, что вытерпит. Она хотела вылечить сына и тогда уже сбежать вместе… Но не успела… Во время очередного приступа, отец по обычаю разносил дом и… госпожа Мин посмела что-то ему возразить… завязалась драка… и он сбросил её с лестницы… Она не погибла сразу, хотя потом Юнги говорил, что так было бы гораздо лучше — хотя бы не мучилась. Она лежала недвижимо в постели год, её мучили постоянные и страшные боли — не помогали даже наркотические обезболивающие. Она умерла на руках Юнги в ужасных муках — тело скрючивали судороги, она кричала до хрипа, потеряв разум… В палате повисла гнетущая тишина. Минхо отдыхал, Чонгук застыл, словно статуя, а Тэхён задыхался от чужой боли. Он стискивал пальцы и ногти впивались в ладони, оставляя наливающиеся кровью полумесяцы-вмятинки. Дело было не в том, что отец открылся для него с нечеловеческой стороны… он по-прежнему не питал иллюзий на счёт его моральных принципов. Просто не ожидал он, что принципов не окажется вовсе. — Мать выходила Юнги. Он хоронил её на своих ногах и без костылей, — замогильно продолжил Минхо. — Он ненавидел отца. Ненавидел Ким Хьюна, за то, ЧТО тот сотворил с его семьёй. Он ненавидел Чон Лина, за то, что из-за его желания сохранить свою репутацию и жизнь, он пожертвовал жизнями Юнги и его матери, да и своего друга. Он мечтал отомстить. Тогда Юнги взял всё в свои руки: сдал отца врачам и максимально его изолировал от окружающих — помещал в закрытую психиатрическую клинику в острые периоды, а в ремиссию — приставлял к нему дома сиделок и охрану; хранил всё это в страшной тайне, скрывая от общества и СМИ; получил высшее экономическое образование, сдавая всё, что можно экстерном; прикрываясь именем отца, наводил свои порядки в фирме деда и бабки. Юнги много раз мне говорил, что дешевле было бы отца пристрелить… но он не мог позволить Мин Хунгу так легко отделаться и спокойно уйти из жизни. Он жаждал справедливой и равнозначной мести: каждый период ремиссии педантично пересказывал отцу всё то, что его память упорно блокировала… Он применял… жестокие физические методы… чтобы сдерживать агрессию отца… я не хочу говорить об этом подробно… Пока был жив Мин Хунг, злость Юнги держалась внутри на последней тонкой нити… он срывался иными способами… Но когда отец наконец умер, больше ничто не могло остановить Юнги… — Как вы познакомились? — Тэхён сперва даже не понял, что этот загробный скрежет — голос Чонгука, и обернулся проверить. — Случайно, — поморщился Минхо, — в его клубе… «Рай»… вы оба там были… Хотя сейчас мне уже кажется, что ничего случайного в том не было… Не знаю… Хотите знать, спрашивал ли он меня о вас? — шатен усмехнулся и тяжело закашлялся. — Конечно. С тобой, — он перевёл взгляд на Чона, — мы познакомились гораздо позже, Юнги собирал информацию сам. А ТэТэ… я рассказал всё, что знал. Юнги ничего от меня не скрывал, просто делился информацией… не всегда вовремя. Вы не знаете, но ваши встречи устраивал именно он. Не знаю, как. Юнги получал высшее удовольствие, мучая людей. Чем медленнее и изощрённее была пытка, тем больше удовольствия. Он видел финал своей мести только в смерти виновных, но только после того, как те намучаются вдоволь. Он скрупулёзно разрабатывал планы, как уничтожить карьеры и репутации ваших отцов. Те инвесторы, которых он тебе подал на блюдечке, помнишь? Эти люди были подставными, и забрали свои деньги по команде Юнги, обанкротив Глобал. Он так умело сводил в единую точку столько разных событий, что у меня в голове не укладывалось, как он это проворачивает. Словно в шахматы играл — хитро, долго, вдумчиво, неторопливо. — Ты знал, — ошарашенно пробормотал Ким, — ты всё знал и молчал… — Я люблю его, — просто улыбнулся Минхо. — Вопреки его чудовищности и злобе. Люблю больше жизни. Даже больше твоей, ТэТэ. Я не буду дышать без него. Наверное, это не нормально, но мне плевать. Ведь он так же любит меня, — огонёк в глазах страшно напоминал тихое сумасшествие. — Наверное, это он пытался вытащить меня из особняка, но не смог донести на себе… возможно, твой отец его ранил… Именно ради меня он остановился шесть лет назад. Единственный раз, когда смог остановиться… Минхо замолчал, продолжая страшно улыбаться, уставившись сумасшедшим взглядом вперёд, над головой Чонгука. — Это же дико, — простонал Ким, — всё, что ты рассказал в уме не укладывается! Минхо, он же садист! — Ты о своём отце? — безумные огоньки погасли и на Тэхёна уставились два чёрных глаза. Ким поджал губы, промолчав. — А Юнги… пусть так. Мне всё равно. — Он издевался и над тобой? — осторожно вклинился Чонгук. — Нет, — твёрдо отрезал Минхо. Слишком поспешный ответ, чтобы не усомниться в его правдивости. — И… всё, что я вам рассказал — это правда. Но я ни слова не повторю перед полицией. И от этих слов откажусь… простите… — Даже если от этого будет зависеть жизнь невиновного? Моя, например? — напряжённо спросил Тэхён. — Сейчас следователь подозревает меня. — Я понимаю тебя, — моргнул Минхо. — Прости, ТэТэ… но я свой выбор давно сделал, и это Юнги. Тэхён задохнулся от возмущения и подался вперёд, намереваясь высказать всё, что наболело и, несомненно, много лишнего, что было под запретом. Две сильные руки обвились вокруг и сдавили грудь. На плече утвердился острый подбородок. Чонгук стиснул объятия сильнее и улыбнулся лежащему на кровати. — Спасибо тебе, — мягко поблагодарил Чон. — Это было для нас очень важно… Ты устал, наверное. Тебе нужно много сил, чтобы восстановиться. Если ты не против, мы придём, чтобы ещё тебя навестить. — К-конечно, — растерянно заморгал Минхо, — но подожди… Скажи мне, как там Юнги? С ним всё в порядке? Он где-то здесь?.. Чонгук отпустил руку и, потянувшись, нажал одну из кнопок на панели в изголовье кровати. Минхо замер на полуслове, веки его медленно опустились. Он затих. — Ты его… убил? — в ступоре прошептал Тэхён, силясь двинуться с места. — Глупости не говори, — укорил Чон. — Это снотворное. Доктор Шим мне показал, когда водил сюда в первый раз. Мы не можем дать ответы на его вопросы. Но и, если молча уйдём, он поймёт. Пока не время. Идём. Чонгук снова тянул его за собой по тёмной палате к выходу. Перед дверью в коридор он остановился и прислушался. Тэхён ткнулся ему в спину и раздражённо зашипел: — Что ты?.. — Тихо, — рыкнул Чон. Прислушался и Тэхён — в коридоре раздавались быстрые шаги и мужские голоса. В скрипучем теноре он узнал доктора Шима, а второй, видимо, принадлежал наглому детективу из полиции. Они довольно эмоционально спорили, резко высказываясь в адрес друг друга. Полицейский требовал допустить его к Чхве Минхо для допроса, а врач настаивал, что тот находится в тяжёлом состоянии и даже в себя не пришёл. Ручка двери дёрнулась и створка, приоткрывшись, захлопнулась снова — доктор Шим стоял на своём до конца. От волнения прошиб холодный пот. Ким обернулся по сторонам — прятаться некуда, разве что за кровать Минхо, но это убежище долго не прослужит. А попадись они на глаза детективу — им конец. Чонгук резко развернулся, дёрнул на себя Кима и, шагнув к стене, в сторону которой распахивал дверь, прижал того к ней своим телом. — Тихо, — едва слышно прошептал он на ухо Тэхёну. — Если они войдут — Шим знает, что мы ещё здесь — попробуем тихо улизнуть. Он поможет, я уверен. Только тихо, умоляю. Голоса за дверью продолжали спорить, а Ким не дышал, стиснутый в горячих объятиях. Он слышал терпкий и пряный аромат грейпфрута и пеларгонии, и сам себе удивлялся — откуда? Ведь Чонгук сменил парфюм. Чёрные волосы щекотали нос и щёку, он машинально сдувал их, но безуспешно — локоны, качнувшись от выдоха, возвращались на место, продолжая свою диверсионную работу в стане врага. — Прекрати, — горячо шепнул Чонгук в ушную раковину, и от его хриплого шёпота мурашки пробегали от макушки по затылку и катились вниз по позвоночнику, скучивались в районе поясницы и зудели, заставляя ёрзать. Тэхён терпел, кажется, целую вечность, и, не выдержав, потёрся спиной о гладкую стенку. Чон дёрнулся от этого движения и сдавленно охнул, стискивая свои руки сильнее. — Ты с ума меня сведёшь, ненормальный… У меня колени подгибаются… Теперь и у Тэхёна — из солидарности, не иначе — колени тоже начали подрагивать. От выброса в кровь адреналина замкнуло остатки нервных окончаний, и полопались все сосуды в мозгу, лишая думательный орган питания. Он чудовищно громко облизал сухие губы, открыл рот, собираясь высказать Чонгуку своё компетентное «фи» за неуместные разговоры в опасной ситуации. Да так и застыл с открытым ртом, выдыхающим теперь уже в висок Чона, когда брюнет, издав задушенное ворчание, впился губами в его шею. У Тэхёна искры из глаз посыпались, и окатило незваной волной возбуждения. Только не сейчас… Но организму было глубоко неважно где они сейчас, с кем и зачем. Организм давно не получал разрядки, а после свалившегося внезапно стресса, требовал участия со стороны хозяина в насущной проблеме… Судя по изменившемуся характеру прикосновений Чонгука и его наглому колену, вклиненному между его ног, Чон это прочувствовал всей свой провоцирующей шкурой. Засранец. Из горла рвался рокочущий вздох, и на губы тут же плотно легла ладонь. — Не смей стонать, — приказал дьявол. И это было уже слишком. Всё у них давно уже было слишком. — Я сообщу, когда господин Чхве придёт в себя. Вы будете первым, — жёстко выговорил доктор Шим. — А сейчас я прошу Вас покинуть этот этаж. Это частная территория, на которую Вас любезно пригласили. Тем более тот, кого Вы намерены допросить находится без сознания. Давайте не будем испытывать на прочность наши с Вами благодушные отношения. Идёмте. Немедленно. Детектив что-то невнятно буркнул и затопал прочь. Доктор выждал некоторое время у двери, устало вздохнул и коротко постучал, после чего тоже заспешил по коридору к лифтам. Минута и звуки за стеной стихли. Оба отшатнулись друг от друга, будто два магнита с одинаковой полярностью: Чонгук — к стеклянной перегородке, а Тэхён, не качни его в бок, проломил бы стену. Они несколько секунд буравили друг друга шальными взглядами и заговорили одновременно: — Мне надо навестить мать! — Я схожу за твоими вещами! Выпалили и замерли. Первым хихикнул Чонгук, следом улыбнулся Тэхён. — Это так глупо, — покачал головой брюнет. — Согласен, — хмыкнул Ким. — Идём отсюда.

***

Маму он действительно навестил. Выглядела она значительно лучше и сейчас страшно переживала, что до завтра её не отпустят из клиники — к завтрашней церемонии следовало подготовиться. Тэхён клятвенно обещал, что приедет за ней завтра утром, и они общими усилиями всё успеют. Прощались с матушкой ужасно неловко — она долго обнимала сына и отпускать не желала, а потом ещё и выдала: — От тебя пахнет так же, как от Чонгука. — А ты часто его нюхаешь? — вскинул бровь Ким. — Довольно часто, — невозмутимо ответила та, ввергая Тэхёна в ступор. — Ой, иди уже… Тэхён встал с кровати и прошагал к двери, когда женщина снова его окликнула: — Тэ, а куда ты поедешь? — В отель, наверное, а что? — Дома больше нет… — всхлипнула она, прижимая ладони к дрожащим губам. — Ну, мам… — протянул Тэхён и вернулся обратно, обнимая рыдающую женщину. В свою палату он бежал рысцой и в полуприседе, преступно озираясь по сторонам и прижимая уши — третий раз столкнуться с детективом ему вовсе не хотелось. В комнате обнаружился Чон, раскладывающий на накрытой пледом кровати вешалки с вещами, убранными в целлофановые мешки. — Это что? — с порога уточнил Тэхён, рассматривая чёрные джинсы, тонкий чёрный пуловер и такую же чёрную кожаную куртку. Всё с бирками, а на бирках — в прошлом горячо любимые названия и имена. — Я утром тебе купил, — смущённо пробормотал Чонгук. — Твою одежду оставалось только выбросить после… после всего. — А почему всё чёрное? — Не знаю… тебе идёт… ну, и в такое время… — окончательно смешался Чон, опуская глаза. — Ясно, — усмехнулся Тэхён. — А бельё? — А ты носишь? — вытянувшееся лицо Кима передавало всё то, что он бы сейчас в слова облечь не смог, и брюнет поспешно схватил с кресла бумажный пакет, отгораживаясь им от ментального подзатыльника. — Всё есть! Ты прости, я выбрал на свой вкус… — Переживу, — буркнул Ким, забирая пакет и сгребая одной рукой вещи. Чонгук так и стоял рядом, тупо пялясь. — И чего ты ждёшь? Может выйдешь, для приличия хотя бы? — А… точно… Чонгук мигом крутанулся на месте, стремительно вышел. И смиренно ждал у поста медсестры, крутя на пальце брелок с ключами от машины. Он окинул Тэхёна оценивающим взглядом и одобрительно улыбнулся, прищуриваясь. — Глаз-алмаз, — съязвил Ким, подходя ближе. — Скажи мне время церемонии и адрес, пожалуйста, и я уже поеду искать номер в… — Зачем? — вытаращился Чон. — У меня же осталась здесь квартира. — Я с тобой не поеду, — выпалил Тэхён раньше, чем брюнет успел закончить фразу. — Не волнуйся, — смущённо пробормотал Чонгук, нервно дёрнув уголком губ. — Я не буду… близко к тебе подходить. Квартира огромная — мы можем даже не встречаться до завтра. — Ни к чему, — упорствовал Ким. — Я должен устроиться сам, а завтра после похорон устроить и маму. Не хочу тебя обременять. — Не обременишь, — упёрся рогом Чонгук. — Госпоже Ким можем выделить отдельное крыло, если потребуется. Зачем тратить время на поиски, когда можно просто сесть в машину и через двадцать минут вытянуть ноги на своей кровати? Тем более, — Чон вскинул палец вверх, — если ты остановишься у меня, Мифуне будет проще с нами работать. Меньше времени на разъезды по городу, больше — на построение линии защиты. Твоё упрямство сейчас… — Да хватит уже меня отчитывать, — фыркнул Ким. — Поехали, чёрт с тобой. Но сначала в магазин — я не курил вечность. — Как скажешь…

***

      Два часа… Два часа он крутился на удобном матрасе и анатомической подушке, сбивая под собой простыни и одеяло в комок. Он чувствовал себя уставшим, вымотанным, но закрыть глаза, вытянуться и заснуть никак не получалось. Сил не было и оставить свои попытки, и уйти шататься по доброй сотне пентхаусных квадратов. Пограничное состояние сна и яви держало крепко, не давая отклониться в какую-нибудь сторону. В начале двенадцатого часа в закрытую дверь осторожно скребся Чонгук, спрашивая всё ли в порядке. Ким грубо пояснил за его навязчивую заботу и Чон ушёл. Ещё пару раз стучал в стенку — видимо, себе он выбрал соседнюю спальню — уже не так тактично и вежливо, требуя прекратить возню и заснуть нафиг уже наконец. Тэхён грохал кулаком в ответ и тихо, злобно ругался сквозь зубы. Окончательно завернувшись в шёлковый кокон постельного белья, он свалился на пол, саданувшись затылком о прикроватную тумбу и ещё минут пятнадцать тупо пялился в потолок, принимая свою тяжёлую судьбу и несправедливость Вселенной. Наконец, он выпутался из кома, натянул свитер и джинсы и босиком пошлёпал на кухню.       В этой квартире он ориентировался прекрасно, помня каждый закуток и закоулок — сколько всего в них было… Практически ничего не изменилось, только кухня теперь слепила белизной, раздражая глаза даже в приглушённом режиме освещения, когда горела синим неоном только контурная подсветка на мебели. Святая святых каждого жилища выглядела, как рекламный образец на выставке — только гарнитур, бытовая техника и стол с тремя стульями. Ни картин на стенах, ни поварского инвентаря, ничего. Найдя глазами кофемашину, Тэхён прошлёпал босыми ступнями по тёплому полу к дальней тумбе. В навесном шкафу обнаружилась пачка растворимого кофе и капсулы для машины. Выбрав самый чёрный вариант из возможных, Ким загрузил капсулу в лоток и включил аппарат. Устало зевнув, он выложил на стол пачку сигарет и зажигалку, оседлал стул, положил руки на спинку, а подбородок на руки и стал дожидаться сигнала от кофемашины. Курить, как ни странно, не хотелось. А может и не странно, потому как не хотелось ничего. Кроме кофе.       Первая чашка определённости в жизнь не добавила, пришлось готовить вторую, так же сидя на стуле и уныло глядя на жужжащий прибор. Над головой вспыхнуло обжигающее солнце и Тэхён раздражённо зажмурился. — Охотишься? — недовольно спросил вошедший Чон. Тэхён с трудом разлепил глаза до безопасных щёлок и обернулся. Очаровательное зрелище — взлохмаченный, сонный брюнет стоял на пороге в растянутой, огромной футболке и широченных спортивных штанах, сунув руки в безразмерные карманы. Футболка была сильно не по размеру и круглый вырез сползал почти до плеча. — Чего? — Сидишь в темноте, как в засаде; гипнотизируешь взглядом кофемашину; уши прижал и пригнулся, как перед прыжком. Хочешь её загрызть? Железа в организме не хватает? — с серьёзной миной выдал Чонгук, облокачиваясь плечом о стену, скрещивая руки и ноги. — О, тонкий американский юмор? Не осуждаю, но не впечатлил, — фыркнул Ким и отвернулся. — Есть хочешь? — Я хочу кофе и с его готовкой сам вполне справляюсь. Иди спать. Чонгук постоял ещё минуту, а Ким прямо-таки ощущал пристальный взгляд в затылок — аж волоски приподнимались. Чон скептически хмыкнул и прошёл к столу, садясь на стул на противоположной стороне. Тэхён хотел выдать ещё что-нибудь резкое, чтобы выгнать отсюда хозяина этой самой кухни, спокойно выпить вторую чашку и отрубиться на полу с сердечным приступом вследствие колоссальной тахикардии. Призывный сигнал воткнулся в затылок, требуя забрать чашку из аппарата. Ким пообещал себе, что ещё вернётся к этому моменту и, выдернув вторую порцию с подставки, вернулся к столу, оседлал стул и уставился в стенку, высоко над головой Чона. Чонгук долго рассматривал меленькую чашку в смуглых пальцах, потом усмехнулся какой-то своей неозвученной мысли, встал из-за стола и достал из шкафа запечатанную бутылку виски. Монохромная чёрно-белая этикетка обещала мягкий вкус и быстрый вылет в стратосферу. К бутылке добавились два хайбола*. Брюнет сорвал чёрный пластик с горла, крышку, разлил янтарную жидкость по бокалам, и один из них пододвинул Киму. Отсалютовал своим бокалом и сделал глоток. Тэхён смерил и мужчину, и напиток хмурым взглядом, отставил недопитую чашку. Напиться и забыться — простая до одури формула, грубая в исполнении, но эффективная, работала всегда. Поэтому Ким не стал мелочиться, опрокидывая в себя всё содержимое хайбола. Он судорожно выдохнул, утирая остатки влаги в уголках губ тыльной стороной ладони, и снова пододвинул бокал Чону. Тот, ничего не говоря, налил ещё порцию. Так и пили: молча, мрачно глядя друг на друга, практически не хмелея. Когда в бутылке осталась четверть, Чонгук, под возмущённо-непонимающим взглядом Кима, завинтил крышку и убрал остатки виски в шкаф. — Не хочешь поговорить? — осторожно спросил он. Тэхён отрицательно мотнул головой. Не о чем разговаривать. — Я не имею в виду «о нас», — уточнил Чонгук, но Ким упорно мотал гривой. Не было никаких «нас», всё это случайное стечение обстоятельств, не заслуживающее внимания. — Тэ, не надо делать вид, что тебе безразлично. Господин Ким был твоим отцом… — И? — резко перебил Тэхён, взмахнул рукой, задевая чашку кофе на столе и вперивая темнеющий взгляд в брюнета напротив. — Ты не слушал Минхо сегодня? Фильтровал информацию, воспринимая только ту, что о своём отце? Этого… я бы даже человеком не назвал. — Не надо так, — предупреждающим тоном попросил Чон. — Что бы он ни сделал другим людям и как бы его поступки не были чудовищны, он всё же остался твоим отцом. Тем, кто дал тебе жизнь, вырастил тебя, поставил на ноги, вложил очень многое, прежде чем ты научился выживать самостоятельно — этого уже не изменишь. Не будешь же ты это отрицать? — Ким упрямо поджал губы, сощуриваясь. — Ты знал его всю свою жизнь… — Выходит, что вовсе не знал, — скривился в ухмылке Тэхён. — Он заслужил свою бездарную смерть. Надеюсь, что Юнги его ещё и помучил перед… — Замолчи! — рыкнул Чонгук, каменея лицом. — Будешь оправдывать действия психопата? Ким Хьюн преступник, да! Но со своей историей Юнги должен был идти в полицию! Искать доказательства, а не то, что сделал он! А твоя мама?! Она тоже заслужила быть сожжённой заживо? Приди в себя, Тэхён! Ты страшно обижен и разочарован, но не перегибай! Ты отца потерял, каким бы он ни был! Всё! Человека больше нет и не будет! — Мне плевать. — Да нет же! — грохнул кулаком по столу Чон. — Ты сам себе это успешно внушаешь, но это далеко не так! Не может быть всё равно! Может ты ещё не осознал? Больше не на кого обижаться, ТэТэ. Завтра его закроют крышкой… — Заткнись, — Тэхён опустил голову, завешиваясь длинной чёлкой и голос его прозвучал очень глухо. — Хотя нет, — не обращая внимания, продолжал хлестать словами Чонгук. — Ты же не знаешь! Гроб будет закрытым, ведь он сильно обгорел. Опознавали по слепку зубов! — Заткнись, я сказал… — Его опустят в полутораметровую яму и засыплют землёй. Вместе с ним похоронят твою ненависть, презрение, униженность и упрямство, а ещё десятки лет, что ты провёл с ним рядом, не брезгуя пользоваться всеми теми благами, которые он зарабатывал для тебя, марая руки в крови! Его не надо за это любить — можешь ненавидеть сколько угодно, но не смей быть неблагодарной… — Закрой рот! — взревел Тэхён, вскакивая на ноги. Бокалы звякнули, подпрыгивая. Чашка опрокинулась, разливая кофейную лужицу на белом стекле. Его трясло крупной дрожью, воспалённые глаза таращились на Чонгука, кажется, пульсируя бешенством, зубы скрежетали. Он стискивал кулаки до белеющих костяшек. Чон осторожно встал, приглядываясь. Бросится в драку? Ну, это будет лучше, чем ничего. Не отпуская дикого взгляда своим, он медленно подошёл к Тэхёну. Тот будто впал в кататонию — динамический ступор, когда его била дрожь, а пальцы продолжали разжиматься и сжиматься в кулаки. Чонгук легко коснулся его руки. Ким не отреагировал. Брюнет шагнул ещё ближе, пытаясь обнять за плечи. — Прости, ТэТэ… Я не хотел так… Я хорошо знаю, что нельзя держать эмоции в себе, не переживая их, а запрятывая глубоко в сознание. Им нужно давать выход и отпускать, не хорони этот груз в себе. Пускай сейчас будет трудно, больно и плохо. Лучше сейчас, чем потом — всю жизнь. — Н-ннн… — попробовал выговорить Тэхён. У него зуб на зуб не попадал. — Н-не тр-рогай меня… Наплевав на предупреждение, Чон крепко обнял и прижал к себе дрожащее тело. Ким не вырывался, но и не обнимал в ответ. Они так стояли несколько минут… а может и часов. Дрожь утихла и дыхание выровнялось, Чонгуку даже показалось, что тот уснул на его плече. Брюнет осторожно отстранился, обхватил ладонями пылающее лицо и всмотрелся в янтарные глаза. Не встречая сопротивления, он медленно приблизился и едва ощутимо коснулся прохладных губ. Не целовал, а только невесомо касался. Секунды утекали, как песок в часах — ничего больше не происходило, и он закрыл глаза, наслаждаясь моментом. Удар пришёлся в грудь: Тэхён оттолкнул его раскрытыми ладонями, развернулся и, пошатываясь, ушёл к окну. Он упёрся руками в подоконник, склонился и свесил голову, тяжело дыша. Чон не представлял, что нужно делать теперь. Уйти? Остаться? Говорить? Молчать? — Тэ?.. — Уйди, — сдавленно попросил Ким, не оборачиваясь. Чонгук помялся на месте, не зная куда деть руки. Длинно выдохнул, покачал головой и пошёл к выходу. Нельзя помочь тому, кто яростно открещиваться от твоей помощи и поддержки. Он уже почти шагнул за порог и замер, прислушиваясь. Обернулся, впиваясь взглядом в сгорбленную спину. Показалось, будто Тэхён всхлипывает, но как-то неестественно. Чонгук быстро пересёк кухню и порывисто обнял Кима со спины, пытаясь его выпрямить. Сопротивления вновь не последовало. Тэхён послушно поднялся, вздохнул и откинул голову на подставленное плечо. Чон скользнул пальцами по его щеке — сухо. — Я не плачу, — усмехнулся Ким. — Не могу. Слёз во мне больше нет. Но дышать трудно. В груди болит. Кажется, сорокоградусный Джекки, наконец, добился своей цели — язык Кима ворочался неохотно, фразы он произносил долго, растягивая гласные. Брюнет промолчал, баюкая расслабленного Тэхёна в объятиях. Краем глаза заметил пульт от освещения, который кто-то во время переезда забыл на подоконнике. Потянулся рукой, подцепил металлическую коробочку и длинным нажатием отключил верхний свет, оставляя тусклую подсветку. — Спасибо, — выдохнул Тэхён, закрывая глаза. — Не за что. Знаешь, — Ким вопросительно промычал, — ты не обязан круглосуточно быть сильным. Ты не каменный утёс, Тэ. Пусть так думают окружающие, но наедине с собой ты можешь позволить себе минуты слабости, ведь они порой так необходимы. Любому нужна передышка, тебе тоже, особенно сейчас. — Давно ты это понял? — Что? — Про минуты слабости. — Позже, чем хотелось бы… — хмыкнул Чонгук. Хотел добавить, что на личном, суровом опыте, но не стал. — Почему ты не ушёл? — Не могу оставить тебя одного, — чуть повернув голову, прошептал Чонгук. — Сделал это один раз, и простить себе не могу. Хочу защитить тебя от всего мира, уберечь, спрятать. Хочу, чтобы ты был счастлив и снова улыбался, как когда-то… — Что-то не так… — протянул Тэхён. — Что? — Раньше ты всегда говорил «я буду», «ты будешь». Теперь же ты говоришь «я хочу». Неужели люди меняются? — Нет, вряд ли. Думаю, что учатся приспосабливаться, находить верные пути. — Ты уже нашёл? — Да. Очень давно. Только понял это не сразу. Ким открыл глаза и повернул голову, внимательно всматриваясь в чернеющие омуты глаз Гука. Чон старался даже не моргать, ведь глаза — это зеркало души, и если Тэхён не способен более верить его словам, то, может быть, он всё прочтёт там, куда дорога открыта только ему. — Тэ, ты не изменился, как бы сам себя в этом не убеждал. Ты очерствел, отстранился от всего и ко всему охладел. Но это не твой личный выбор, а влияние обстоятельств. Тебе так легче и спокойнее, но ты же продолжаешь каждый раз себя ломать. Душишь чувствительность, сглаживаешь эмоции, одёргиваешь свои порывы. Заменяешь краски на серые тени. Получается, что не живёшь, а существуешь? Как долго ты ещё продержишься? А главное — зачем? — Так не больно. — Но боль — это тоже часть нашей жизни. Испытывая её, мы понимаем, что существуем; знаем, что есть не только она, но и счастье, любовь, привязанность, уважение… Боль усиливает контраст и заставляет чувствовать острее. Сейчас… не бойся боли — я разделю её с тобой напополам. Будет легче. Вспомни, как это. Дай себе шанс начать сначала, открой глаза, вдохни полной грудью. Слезы тоже помогут — смоют серый налёт, твои удивительные глаза вновь засияют. — Ты — поэт, Чон Чонгук. — Вовсе нет, — усмехнулся брюнет. — Всё гораздо проще: я тебя люблю и не хочу видеть тебя несчастным. Позволишь? Тэхён моргнул и удивлённо приподнял брови, не понимая к чему относится вопрос. Но Чонгук уже наговорился на две жизни вперёд и объяснять что-то ещё считал бессмысленным. Он потянулся вперёд, мягко прихватил нижнюю губу Тэхёна своими, чуть потянул. Янтарные глаза блестели ясностью, всё с тем же испытующим любопытством всматриваясь в чёрные. Он не кусался и не отталкивал, напротив — сосредоточенно ждал следующего шага. Чонгук сделал секундную передышку, чтобы дать Киму шанс на отступление — не хотелось в такой момент получить с разворота по лицу. Но тот не ударил. Он застыл в руках, словно загипнотизированный. Приободрённый успехом Чон поцеловал снова — уже увереннее и глубже, проскальзывая языком в приоткрытые губы и проглатывая тихий выдох-стон Тэхёна. Он был готов поклясться, что видел дрожащую влагу в растопленном карамельном взгляде перед тем, как веки сомкнулись; взлетели руки и смуглые пальцы вплелись в смольные волосы. Чтобы так закинуть руки, ему пришлось немного прогнуться и повернуться, чем Чонгук с удовольствием пользовался — правая рука, забравшись под тонкую шерстяную ткань, поглаживала живот. Он хмелел и захлёбывался восторгом от интимности момента — всё же это был первый их поцелуй за много лет, инициированный не гневом, пошлостью и животным желанием. Тэхён оттаивал в его руках, избавляясь от нарощенных слоёв равнодушия, оголяя нервы, открываясь и, возможно, снова начиная доверять. Чон описал подушечками пальцев круг по нежной коже вокруг впадины пупка, повёл ниже, пробираясь под плотный пояс джинсов. Новый томительный стон, родившийся и вибрирующий в груди Тэхёна. Чонгуку крышу от этого рвало, разгоняя локомотив сумасшествия. Пальцы зудели от желания сорвать уже эту никому не нужную одежду. Сдерживало его только одно — единственная, пока ещё не захмелевшая клетка мозга, которая надрывно вопила, что он пользуется сейчас ситуацией, соблазняя разбитого, уставшего и плохо соображающего человека, накаченного виски. Да, одна бутылка на двоих взрослых мужчин — не так уж и много, чтобы отключаться прямо в вертикальном положении, но ведь был и ряд отягощающих факторов… Новая мысль холодком пробежала по позвоночнику — а что скажет ему Тэхён утром, протрезвев и осознав произошедшее? Секс у них был и раньше, но именно сейчас он чувствовал, что всё совсем иначе… Во второй раз ошибку не простит уже никогда. Чон, всё ещё не имеющий силы воли оторваться от губ Тэхёна, вернул руку на горячий живот, прижимая. Нельзя так. Пьяные поцелуи — ещё куда ни шло, но на большее он права не имел. Тэхён же сказал в самолёте — больше никакого секса. Вот только сам Ким был в корне не согласен с такой позицией. Не получив продолжения, в котором уже начинал нуждаться, как в воздухе, он протестующе замычал в рот Гука, ухватил того за запястье, весьма болезненно стискивая своими пальцами — утром, скорее всего, будут синяки. Он дёрнул руку вниз, преодолевая сопротивление, и прижал ладонь к своему паху. Чонгук зажмурился, мысленно приказывая пальцам не сметь шевелиться. — Мне всё за тебя сделать? — злым шёпотом выдохнул Ким в его губы. — Ты уверен? — жалко простонал Чон, приоткрывая глаза. Но Тэхён отвечать не стал. Он вывернулся из-под обнимающей руки, развернулся к брюнету, пристально всмотрелся в его лицо и поцеловал сам — требовательно, отчаянно, почти жестоко, чтобы сомнений не осталось. И целовал, пока не закончился воздух в двух парах лёгких. Тут же закружилась голова. Чонгука повело, сопротивляться сам себе он больше был не способен. Руки теперь принадлежали не ему, а самозабвенно исполняли желания Тэхёна: левая путалась в розовых прядях и массировала затылок, не давая отстраниться ни на миллиметр; пальцы правой очертили острые ключицы в треугольном вырезе пуловера, скользнули ниже, нащупывая и сжимая бугорок соска, выступающий под тонкой шерстяной тканью. Получив одобрительный вздох, спустились к поясу, справились с тугой пуговицей и потянули замок молнии вниз. В ладонь ткнулась влажная от капель смазки головка. Тэхён отчаянно всхлипнул, разрывая поцелуй и впиваясь губами в шею брюнета под скулой, дёрнул бёдрами, качнувшись навстречу ладони. Чон нетерпеливо стянул джинсы вниз, сомкнул пальцы у основания твердеющего члена и дёрнул рукой. Тэхён задохнулся, хватая ртом воздух, и вцепился руками в плечи Чонгука, шатнувшись на подогнувшихся ногах. Он уткнулся лбом в грудь Чона и снова двинул бёдрами. А тот послушно двигал кистью, каждый раз поглаживая большим пальцем наливающуюся головку. Ким низко стонал в голос, точно подстраиваясь под ритмичные движения. Его уже начинало потряхивать. Чонгук стянул волнистые кудри на затылке в кулак и сильно потянул назад, увеличивая темп. Пальцы на его плечах, казалось, судорогой свело — они больно впивались, украшая кожу новыми синяками. Тэхён вдруг замотал отрицательно головой и оттолкнул брюнета. — Ч-что? — сухим карканьем выдал Гук, протягивая к нему руки. Стоящий в шаге Тэхён тяжело дышал, согнувшись и упираясь ладонями в колени. Он отдышался, поднял голову и криво ухмыльнулся. Медленно облизал губы, не сводя с Чона масляного взгляда из-под рассыпавшейся на лбу, взмокшей чёлки. — Не хочу кончить так быстро и бездарно. Чонгук минуту переваривал высказывание, но поняв его исключительно по-своему, одним движением стянул футболку через голову и отбросил в сторону, протянув Киму руку. — Иди ко мне. Тэхён проследил глазами за полётом белой тряпки, потом осмотрел с ног до головы Чонгука. Выражение его лица стало каким-то загнанным, под заострившимся подбородком нервно дёрнулся кадык, и он сипло прошептал: — Из качалки не вылезаешь? Чонгук чуть смущённо улыбнулся, но отвечать не стал. Подтянул Тэхёна к себе, крутанул его вокруг себя и, шагнув вперёд, прижал к подоконнику. Потянулся за поцелуем, получая моментальный отклик, и пока Тэхён старательно отвлекал его своим языком, навязывая борьбу не на жизнь, а на смерть, руки скользили по его телу: поглаживали плечи, спускались вниз к смуглым кистям и сплетались пальцами; забирались под свитер и за расстёгнутый пояс джинсов. — Ты — потрясающий, — выдохнул Чон, пока Тэхён глотал воздух открытым ртом, и изящно опустился на колени, стягивая лишние слои ткани с длинных ног. Ким вцепился пальцами в край подоконника, переступая и помогая брюнету. Тот с силой провёл ладонями от щиколоток к бёдрам, согревая кожу; подался вперёд, смыкая пальцы на эрегированном стволе, и обхватил губами головку. Тэхён зажмурился и откинул голову назад, глухо ударяясь о стекло. Не зажмурился бы — искры, хлынувшие из глаз, прожгли бы пол. Чонгук делал ему минет далеко не первый раз в этой жизни. Но именно сегодня — виной тому бутылка виски, или предшествующая эмоциональная встряска, или бесконечный космос в чёрных глазах, которые смотрели сейчас прямо в душу, минуя все защитные сооружения — его пробирало до костного мозга. Физические ощущения смешивались с рвущимися из потаённых глубин сознания чувствами, переполняли, выходя за края. Ему казалось, что он просто не сможет этого выдержать, взорвётся и разлетится маленькими ошмёточками по сверкающей даже в свете неона кухне. Ким перестал чувствовать сведённые кисти, а ноги предательски затряслись, когда горячий рот взял его полностью. Чон никуда не спешил, то ли наслаждаясь своим занятием, то ли сознательно испытывая нервную систему Тэхёна. Ну, не мог он не видеть изнывающее тело перед собой, побелевшие костяшки пальцев, поджимающиеся пальцы ног и мотающуюся из стороны в сторону голову. Видел. Слышал беспрерывные стоны и свистящее дыхание. Видел, слышал и продолжал свою пытку: скользил горячим и до звенящей пошлости мокрым языком по члену, посасывал и покусывал, щекотал еле ощутимыми прикосновениями уздечку и вбирал в рот яички. Тэхён метался на своём насесте и чувствовал себя несчастливо-осчастливленным клиентом голландского борделя, связанного по рукам и ногам на столе, брошенного на растерзание искусных ласк, игрушек и приспособлений в умелых руках безжалостных работников древнейшей профессии. Он грезил об оргазме, почти готовый умолять вслух, потому что тело, напитанное высоким градусом кислой браги, само за себя не отвечало и кончать не торопилось. Пытка кончилась внезапно — стало холодно, при том, что он ощущал себя, будто в горячечном бреду. Тэхён распахнул мутные глаза и посмотрел вниз. Кот после ведра сметаны не способен был выглядеть довольнее. Чонгук всё так же сидел перед ним на коленях и смотрел снизу-вверх из-под чёрной чёлки, облизывал припухшие красные губы и напрашивался на знатного леща. — Почему?.. — выдохнул Ким, имея в виду всё сразу, но ничего конкретного. — Ты не хотел бездарно кончить, — иронично улыбнулся брюнет. Он легко поднялся на ноги, не размыкая контакта кожи с кожей — его руки продолжали скользить по смуглому животу и груди. Будь язык хоть чуточку подвижнее, Тэхён бы веско и ядовито высказался, но он превратился в желе, набух и отказал в работоспособности. Чонгук потянул край пуловера вверх, освобождая Кима от последней лишней детали. Поцеловал искусанные губы, скользнул языком внутрь, лишая партнёра предпоследней разумной клетки мозга. А тот, слабо протестуя, мычал в поцелуй, пока его/не его руки шарились по широкой рельефной спине и плечам; пальцы гладили твёрдый живот, пересчитывая натруженные мышцы, скребли ногтями по бокам и мяли крепкие ягодицы. Это тело он нежно, давно и много лет затаённо любил всем сердцем, сходя с ума от прикосновений. Ким воспринимал его, как своё собственное, неотделимую часть, от которой невозможно отказаться. И когда Чонгук льнул к нему, обнимал, скользил по нему — нейроны в мозгу вспыхивали китайским фейерверком, перегружая систему восприятия, отсекая остальной мир. — Подожди, — попросил он, кладя ладонь на грудь Чона. — Я хочу, чтобы это сделал ты. Чонгук секунду соображал — всегда был тугодумом, — а потом его глаза расширились и даже рот приоткрылся в удивлении. — Т-ты уверен? — переспросил, запинаясь. — Хочешь дать мне шанс передумать? — иронично ухмыльнулся Тэхён, выгнув бровь. — Только проблема есть одна. После тебя я никому не позволял этого делать с собой. — Этого делать?.. — заторможено переспросил Чонгук, сосредоточенно нахмурив брови. — Трахать себя, Чонгук, — невесело усмехнулся Ким. Глаза Гука снова округлились, но лицо преступно посветлело — обрадовался, как ребёнок — конфете. — Ты, конечно, можешь посидеть и подождать, пока я сам подготовлюсь. Но слюны будет недостаточно. Сакраментальный вопрос — у тебя есть смазка? Чонгук сглотнул и отрицательно покачал головой. Мгновенная заминка, и лицо просветлело новой вспышкой озарения. Он пробормотал короткое «подожди, я сейчас» и бегом бросился из кухни. Тэхён даже улыбнулся, прислушиваясь, как босые пятки молотят по деревянному покрытию где-то в глубине квартиры. Вот это подход, вот это самоотдача. Чон вернулся спустя всего минуту, держа в руках прозрачный пузырёк с зеленоватым содержимым. Тэхён скептично приподнял брови. — Это гель из алое-вера, — объяснил, крутя перед Кимом бутылочку. — Стопроцентный, без добавок. Виен его для лица использовала и закупала цистернами. Он не аллергенен и… — В жизни бы не предположил, что когда-нибудь буду так благодарен твоей жене, — саркастично протянул Тэхён, скрещивая руки на груди. Чонгук застыл, словно внезапно осознав, что болтает что-то лишнее и неуместное. Уголки его губ опустились и взгляд потух. Тэхён раздосадовано цыкнул, закатывая глаза, и, ухватив рукой, притянул брюнета к себе за шею. Сдвинулся с места тот с трудом и теперь смотрел побитой собакой, а ладонь Тэхёна чесалась, требуя влепить того самого леща, который давно напрашивался. Ну нельзя же таким быть!.. — Ты дурак, Гуки? — зашептал ему на ухо. — Мне абсолютно всё равно, чьё это. В твоём прошлом был брак, в моём — любовники, которых мы считать не будем. Это наше прошлое. Но сейчас мы здесь вдвоём. Откупоривай свой алоэ-вера, я устал ждать. — А в остальном?.. — А в остальном — я почти на небесах. Тэхён коротко коснулся приоткрытых губ, поцеловал скулу, шею под ней, на которой осталась маленькая отметина, провёл языком вниз, прикусил кожу на ключицах. Широкие ладони собственнически поглаживали крепкие мышцы, а янтарные глаза пожирали взглядом. К взгляду добавились дразняще покусывающие зубы, язык, зализывающий краснеющую кожу, и губы, оставляющие влажные поцелуи. Он почти сполз на колени, когда сильные руки вздёрнули его на ноги. — Сегодня веду я, — погрозил пальцем брюнет. Он резко развернул Кима на месте и прижал к окну лицом. Водил губами по плечам, зарывался носом в загривок, согревая дыханием, спускался по хребту к пояснице, целовал бёдра. Тэхён, дрожащий от дикого контраста горячих ласк и ледяного холода стекла, считал вдохи и выдохи, чтобы не перестать вообще дышать, забыв, как это делается. Пальцы сжали и раздвинули ягодицы, а мокрый язык скользнул по ложбинке и коснулся сжатого кольца мышц, Тэхёна встряхнуло. Дёрнулся, словно от удара током, протяжно застонав. — Я учился только у тебя, — успокоил насмешливым урчанием Чон, — не бойся… Ким не боялся. Он просто переживал, что защемит глазной нерв от хаотичного вращения. Вскинув над головой руки, пытался цепляться за гладкое стекло, упираясь в него лбом и загнанно дышал, пока там внизу этот абсолютно бессовестный человек вытворял не свойственные ему доселе вещи: кружа влажным языком, прося расслабиться; толкался внутрь, снова отступал, невесомо лаская губами. Последняя капля гордости удерживала Кима от того, чтобы не начать подмахивать бёдрами. Он снова дёрнулся, когда к языку добавился палец, а потом и второй. Рука потянулась к члену — не сможет он это пережить, шатаясь на слабых ногах, если хотя бы руки не занять. Дёргая запястьем, Тэхён признавал — ученик начинал превосходить учителя. Перед глазами уже плясали звёзды далёких галактик, пока два настырных пальца и мокрый язык растягивали его с кротовьим упорством. Чонгук шлёпнул его по надрачивающей руке, несомненно, осуждая, и поднялся на ноги. Щёлкнула открывающаяся крышечка, задохнувшийся синхронный выдох — гель был значительно прохладнее разгорячённой кожи. Чонгук как-то нервно хмыкнул, притянул к себе за шею Кима, остервенело впиваясь в губы. Тэхён трусом не был, но нерешительность Чонгука в такой момент испугала бы кого угодно. Он отдавался его губам без остатка, искренне надеясь, что это не превентивное извинение. Между ягодиц ткнулась головка — Тэхён поджал пальцы на ногах, скребя когтями по полу. Чонгук вводил член медленно, стараясь причинять как можно меньше дискомфорта и боли. Боль была, но где-то там, этаже на пятнадцатом. Утром Тэхён пожалеет об этом, но сейчас он инстинктивно прогибался в пояснице, шире расставляя ноги, и — о, вселенский идиот — пытался подаваться навстречу. Рука Гука утвердилась на шее, сжимая. — Давай же, — проскулил Тэхён, зажмуриваясь и закусывая губу. — Больно будет, — сипло отозвался потусторонним голосом Чонгук. Чуть не ляпнув «Мне и так, не будем мелочиться», Ким длинно выдохнул и качнулся назад, насаживаясь. За спиной кто-то акустически умер. Чонгук вцепился в его бёдра, медленно вышел и снова толкнулся до самого конца. Тэхён прокусил губу, плотоядно напившись собственной крови. — Двигайся, — умолял он, глотая солёное жидкое железо. Чонгук наконец послушался, неторопливо раскачиваясь. Ким начинал влюбляться в его медленные пытки. Прижимающая его к окну рука перебралась под мышкой к груди, и пальцы легли на шею спереди. Другая уже деликатно сжимала волосы на затылке. И Тэхён терпел это нежно-трепетное отношение, пока толчки не начали растирать его по стеклу. — Либо сожми свои грёбаные пальцы, либо я сейчас дам тебе в челюсть и отымею сам, — зло прорычал Ким, закидывая голову назад. Кулак на затылке тут же стянул тугой хвост из рассыпавшихся прядей, а кислород почти перестал поступать в лёгкие. От лёгкого головокружения и ставшего жёстким ритма, его размазывало ещё сильнее. Голос срывался на низких стонах, короткие ногти бесполезно царапали стекло. Он хотел слышать и Чонгука, но в ушах гремела несущаяся на скорости света кровь, перекрывая слуховое восприятие. Но и сбивающегося темпа было достаточно, чтобы понять — Чон тоже теряет остатки самообладания. Ким ощущал опаляющее дыхание в районе шеи, руки же крепко держали его бёдра. Особенно сильный толчок впечатал его в холодное окно пылающей щекой, стиснувшиеся кулаки шарахнули следом. Над ухом сипло хихикнули: — Не стесняйся, здесь бронестёкла, а рама металлическая. — Я сейчас кончу… — пожаловался Тэхён, еле ворочая языком. Чонгук тут же замер. — Нет, не так. Я хочу тебя видеть. Чонгук отпустил его, и нахлынула уничтожающая опустошённость. Ким бы расплакался от досады, что весь кайф оборвали за шаг до финала, да сил не было. Чонгук развернул его к себе лицом и потянул вниз, на пол. Подтянув к себе брошенные штаны, устроился со всем возможным комфортом, укладываясь на спину, согнул ноги в коленях. Ждать приглашающего жеста Тэхён не стал — стоять ровно было тяжело. Он тоже опустился на колени, перекинул ногу через распростёртое тело и наклонился к улыбающимся губам. — Для первого раза можно было бы не заморачиваться со сменой поз, — пробубнил он, целуя. — Я хочу видеть тебя, — упрямо повторил Чонгук и нетерпеливо заёрзал. Собравшись с духом, Тэхён скрипнул зубами и, стараясь не терять сознание от иных ощущений — как болевых, так и противоположных им — медленно опустился сверху, придерживая и направляя ствол пальцами. В глазах потемнело, но уши, слава Аллаху, разложило, и протяжный стон Гука неожиданно взбодрил. Он двинул на пробу бёдрами. Чонгук, которому дОлжно было бы сейчас не шевелиться, дёрнулся следом. Так они далеко не уедут… Ким упёр ладони в грудь Чона и что было сил надавил, призывая не двигаться. Чонгук поджал губы и зажмурился, откидываясь на пол, но тут же спохватился и открыл глаза — он же хотел видеть. Колени скользили по гладкому полу, разъезжаясь, а Тэхён старательно трудился: приподнимался и опускался на бёдрах Чонгука, впиваясь ногтями в его кожу. Мышцы сводило судорогой от непривычных движений. Он тяжело дышал, а капли пота срывались со слипшихся прядей на живот брюнета. Тэхён хотел ускориться, но мышечный потенциал сделал ручкой. — Расслабься, — попросили раскрасневшиеся губы. Тэхён послушался, останавливаясь. — Поцелуй и сделаю всё сам, — пообещал хриплый шёпот. Ким был уже согласен и на это, заваливаясь в подставленные объятия. До него уже доходило всё с трудом, прорываясь сквозь сгущающийся туман вязкого возбуждения, не обещающего разрядки. Тэхёна, словно куклу, уложили на подставленные за спиной колени, погладили по груди и животу, умелая ладонь обхватила член у основания. Чонгук двинул бёдрами вместе с движением руки, а Тэхён смог только охнуть. Второе движение. Третье. Четвёртое… Чонгук вбивался в него с тупым упрямством, стеная сквозь сжатые зубы, а Ким дурел от невероятной синхронности, такой давно непривычной наполненности и счастливо возносился, далеко на периферии слыша бесконечную мантру Гука «мой хороший… мой любимый… такой красивый… не могу больше». Счастливый финал, как в лучших сказках столетия — кончили они вместе под сдвоенный выдох-крик. Тэхён не чувствовал ни ног, ни рук, ни сил расстраиваться по этому поводу. Чонгук осторожно устроил его на нагретое место, быстро сбегал за салфетками и аккуратно стёр разводы спермы с живота. Отличное решение — дорога до душа пролегала через Китай, на такие подвиги он уже не был способен. Пока Ким отстранённо втыкал в пол, осознавая себя, Чонгук стащил со стола пачку сигарет, выбил одну, прикурил и со вкусом затянулся. Дёрнув носом, Тэхён поднял голову и подслеповато сощурился. — Подойди, — вяло махнул он брюнету. Тот опустился рядом на колени, заглядывая в усталое лицо. — Затянись, но не выдыхай, — попросил Ким. Чонгук, удивлённо моргнув, просьбу выполнил. Тэхён притянул его к себе за шею, и накрыл губы своими, вдыхая его выдох. Чон поражённо отстранился. — Не кури больше, пожалуйста, — облизнув губы, пробормотал Тэхён. — А ты?.. — И я не буду, — мотнул головой Ким. — Это было в последний раз. Хотел запомнить. Чон-проклятый-джентльмен помог подняться и дойти до своей спальни, уложил в кровать, воткнул в рот горькую таблетку и дал запить водой. Тэхёну было даже не интересно, что это — хоть цианид в пилюлях. Он хотел только спать. Как только голова коснулась подушки, сознание послушно начало смеркаться, плавно уводя из восприятия картинку и звук. Перед тем как окончательно провалиться в сон, он ещё ощутил прижавшееся к спине горячее тело и тяжёлую руку, обнявшую и придавившую к этому самому телу. Кажется, ещё его целовали за ухом, но это уже не точно.

***

Сны этой ночью Чонгуку не снились, не беспокоили кошмары, он ни разу не проснулся до будильника. Открыв глаза в шесть утра, чувствовал себя отдохнувшим и исполненным сил для любых свершений, что, несомненно, пригодится сегодня. Соседняя подушка пустовала и уже успела остыть. Чон раздосадовано погладил белый шёлк пальцами, оглядел комнату — никого — и откинулся на спину, прислушиваясь. Где-то в квартире шумела вода. Дав себе ещё пару минут на лень, он выпорхнул из нагретой постели, натянул вчерашние штаны, которые следовало бы сразу же отправить в стирку, и пошёл на звук. Прошлёпав босыми ногами длинные коридоры, он наткнулся на полоску света, падающую из приоткрытой двери в ванную комнату. Запрещая себе делать выводы, Чонгук шагнул к двери и потянул её на себя, заглядывая внутрь. И увидел то, чего никак не ожидал: так же босиком и в одних джинсах, согнувшись в три погибели над раковиной, стоял Тэхён и шуршащими целлофановыми перчатками ожесточённо втирал в волосы густое чёрное нечто. — Тэхён? — слабо позвал он, подходя ближе. — Что ты делаешь? — На флейте играю, — мрачно хмыкнул тот, не прекращая шуршать перчатками. — Зачем?.. — Мои очаровательные розовые локоны не добавляют мне авторитета, — ядовито процитировал Ким, глянув на брюнета через скупой просвет измазанных дёгтем прядей. — Решил сменить амплуа. — В шесть утра… в раковине… — Я это уже делал. И не раз, — отмахнулся Тэхён. Он раздвинул слипшуюся чёлку и посмотрел на себя в зеркало. — Правда тогда всё получалось лучше… Чертовщина, а не краска… Чонгук с сомнением осмотрел коробку от красителя, покачав головой. — Где ты это взял с утра пораньше? — Нигде, — пожал плечами Ким. — Вчера купил, вместе с сигаретами, когда мы заезжали в минимаркет. — Краска со стеллажа «всё по одной воне», — усмехнулся Чонгук. — Всерьёз рассчитывал на результат? — Прикинь, — криво ухмыльнулся Тэхён. Он зачесал волосы назад, стянул перчатки и закрыл шумящую воду, придирчиво рассматривая себя в отражении. Результат, очевидно, не устраивал. — Херня какая-то, — резюмировал Ким. Он с досадой цокнул, отвернулся от зеркала, облокотился бедром о раковину, скрестил руки на груди и пристально уставился на Чона. — Красавец, да? — Да, — не раздумывая кивнул Чонгук, мягко улыбнувшись. — Но с волосами надо что-то решать. — В шесть утра? — Хоть в три, — хмыкнул Чонгук. — Подожди, сейчас что-нибудь придумаем, — он развернулся и пошёл к выходу. На пороге брюнет задержался на секунду, бесцельно покрутил рычаг ручки и обернулся. — И да… ты мне нравился и с красными, и с розовыми, и… с белыми. А сказал я так потому… — Потому что это правда, — уверенно закончил Тэхён. — Для них всех, — не согласился Чонгук. — Но не для меня, — он выразительно посмотрел в янтарные глаза и добавил, перед тем как уйти: — Смывай это с головы и собирайся.

***

Собирать было особенно нечего. Тэхён натянул пуловер, выкинул початую пачку сигарет и зажигалку в мусорное ведро, сдёрнул с крючка в прихожей куртку, надел ботинки и застыл в нерешительности. Чонгук в глубине квартиры вёл с кем-то диалог на повышенных тонах, а спустя пять минут выскочил в коридор, на ходу запихивая рубашку за пояс джинсов и застёгивая пряжку ремня. Он ничего не объяснил. Молча впрыгнул в кроссовки, набросил спортивную куртку и махнул рукой, веля следовать за собой. В лифте до парковочного уровня спускались так же не проронив ни слова. За эту спокойную тишину Ким ему был благодарен — сегодня неподходящий день для выяснений, да и говорить не хотелось. Чонгук сам сел за руль, дождался, пока Тэхён займёт соседнее пассажирское кресло, и сразу же рванул с места. Разрезая ленивое марево сеульского утра серебристой молнией арендованной ауди, они пронеслись по полупустым улицам города. Глядя в окно на мелькающие виды своей бывшей малой родины, Тэхён подмечал изменения, узнавал знакомые места и не испытывал ни малейшего трепета. Будто сбежав отсюда почти семь лет назад, обрубил эмоциональную привязанность к этому месту. Он бы сюда не вернулся ещё очень долго, если бы не вынуждающие обстоятельства. Ауди плавно остановилась на парковке клиники. Чон, подумав, попросил остаться в машине — дабы не искушать судьбу и не дразнить нервных представителей местной полиции, если таковых оставили дежурить внутри. Тэхён безразлично пожал плечами и уставился в окно на зелёный скверик, разбитый рядом с главным зданием медицинского комплекса. Для посетителей или прогуливающихся пациентов было ещё очень рано, и он без интереса следил за наводящими суету воробьями, сражавшимися за оставленные на дорожке крошки. Спустя полчаса, а может, больше — Ким не смотрел на время — из парадных дверей торопливо вышли Чонгук под руку с Ким Туан. Они быстро спустились по ступеням, пробежали по территории к воротам и сели в машину. — Здравствуй, милый, — женщина клюнула сына в щёку поцелуем, устраиваясь на заднем сиденье. — Господи, что с твоей головой?! — Это похоже на побег, — проигнорировав восклицание матери, искоса глянул Ким на водителя. — Вовсе нет, — хмыкнул брюнет. — Доктор Шим в курсе, а значит, закон на нашей стороне. Сейчас я отвезу в одно место, где вам помогут привести себя в порядок. Туда же привезут костюмы для церемонии. Водитель заберёт вас в двенадцать и отвезёт в траурный зал. Там и встретимся. По правилам я должен сопровождать отца, а там будет масса журналистов. Давайте пока держаться в рамках местных приличий. Расклад ясен? — Более чем, — отвернувшись к лобовому, буркнул под нос Тэхён. — Конечно-конечно, Чонгуки, — защебетала мать. — Как ты скажешь, так и будет. Я так благодарна тебе… — Всё в порядке, госпожа Ким, — смущённо отозвался Чонгук, выруливая с парковки. — Я делаю то, что необходимо, и не более… — Ох, ты такой скромник, — кокетливо хихикнула она. Тэхён закатил глаза и попытался абстрагироваться от маминой болтовни. Она, конечно, бодрится: когда будут накладывать макияж — непременно попросит водостойкую тушь, а потом на самой церемонии утонет в слезах, прижимая платочек к глазам. Её наигранная театральность всегда раздражала, но только недавно Тэхён понял и принял, что у неё она искренняя. Да, вот так пафосно и кинематографично, но совершенно по-настоящему для неё самой. Мама болтала всю дорогу, расспрашивая Чонгука обо всём подряд, чтобы только не думать о предстоящем дне. А Чон терпеливо отвечал, даже улыбался уголком губ, был мил и вежлив. И Тэхён никак не мог решить: кто кого из них двоих очаровывает, а главное — зачем?

***

В половине первого, придерживая под локоть начинающую дрожать словно пугливая лань мать, они переступили порог траурного зала. Из ниоткуда тут же вывернул деловой организатор, принёсший дежурные соболезнования, и моментально принялся растолковывать где, им стоять, как себя вести, что и когда говорить и прочее, через многочисленные запятые. Ким даже вспомнил одного похожего энтузиаста, только вёл тот свадьбу, но огонь в его глазах горел точно такой же. Тэхён подвёл элегантную и, как всегда, безупречную мать к высокой стойке со стаканом воды, потоптался на месте, устраиваясь рядом. На сегодня им отвели роль кивающих и мало говорящих манекенов на основной церемонии. Оставалось только отстоять и откивать положенное время, чтобы потом, наконец-то, завершить ужасный ритуал на кладбище и сбежать домой. Тэхён удивлённо моргнул. С каких пор подсознание именует квартиру Чона домом?.. Траурный зал заполнялся людьми — все как один со скорбными лицами подходили, приглушёнными голосами приносили свои соболезнования, пожимали руку Тэхёну и тут же отходили в сторону, не задерживая очередь. Ким возненавидел эту процедуру и эти неискренние лица уже на десятой минуте. Его не покидало чувство, что он участвует в каком-то фарсе. Закрытый, громоздкий, лакированный и страшно дорогой гроб был центром этого фарса. Трагично моргали вспышки журналистских фотокамер, а он старался не менять индифферентного выражения лица. Мама держалась великолепно и, наверняка, станет журнальной звездой траурной церемонии. Затянутая в глухой чехол чёрного платья миди, в аккуратной шляпке-таблетке с тонкой чёрной вуалью, на высоченных шпильках — ветка кипариса от кутюр, с неброским макияжем, крошечным клатчем для платка и помады, глазами, полными тоски и скорби. Платье для неё заказывал Чонгук, успевший за эти дни привезти портного и решить совместно все нюансы организации похорон. Мать повелевала, Чон исполнял. Везде оказался молодцом. Даже костюм для Тэхёна выбрал идеальный — сидел как влитой, словно его не покупали, а тоже шили на заказ. Стилисты за пять часов вывели с волос грязно-серый с проплешинами цвет, выкрасили в натуральный тёмно-каштановый и сделали подходящую стрижку. Мама, позабыв о себе, крутилась всё время рядом, разглядывая сына в отражении зеркала, довольная и улыбающаяся. Люди приходили и уходили, мелькая серой массой лиц, Ким уже сбился со счёта. Из-под локтя вывернулся организатор, сообщая наконец-то приятную новость — скоро всё закончится. Тэхён облегчённо вздохнул и сделал полшага к покачивающейся от усталости на своих каблуках матери. Он мазнул незаинтересованным взглядом по входным дверям, опустил глаза в пол, моргнул и снова посмотрел на двери. В зал вошла небольшая группа мужчин, возглавлял которую статный подтянутый мужчина, шагающий впереди и опирающийся на трость. Черноволосый и черноглазый, страшно напоминающий своего сына — Чон Лин. По правую руку от него, на полшага за спиной, шёл Чонгук. Процессия приблизилась, Чон-старший шагнул навстречу Киму. — Примите мои соболезнования, господин Ким, — учтиво склонил голову мужчина. Вся делегация синхронно поклонилась. Чон Лин взял за руку Ким Туан и коснулся тыльной стороны ладони губами. — Держись, Туан. Наши разногласия теперь в прошлом. Если тебе понадобится любая помощь, почту за честь тебе её оказать. — Ох, Лин… спасибо тебе… — всхлипнула мать, сжимая его широкую ладонь. — Это касается и Вас, молодой человек, — Чон посмотрел на Кима, и Тэхёна будто к полу придавило тяжёлым взглядом. — Совсем скоро мы снова встретимся, поэтому не прощаюсь. Чон Лин ещё раз коротко кивнул и отошёл в сторону, за ним потянулась и свита. Остался только Чонгук, который точно так же, как отец, оставил короткий поцелуй на кисти матери и, плюнув на этикет, крепко обнял Тэхёна, стиснув его до скрипа костей. Ким пару секунд мешкал, пребывая в лёгком шоке, а потом обнял в ответ. На душе сразу стало легче, раздражение отступило. — Я буду рядом, — шепнул на ухо Чонгук и встал с ним плечом к плечу. Все положенные церемонии были исполнены, траурная процессия потянулась к выходу. Тэхёну вручили отцовский портрет, Чонгук шёл чуть позади, поддерживая маму под локоть. По дороге на кладбище растерялась добрая половина желающих проститься, с которыми отсеялись и все представители средств массовой информации. Ким шагал по нескончаемой кладбищенской дорожке словно во сне, в эту минуту сюрреализм происходящего достиг-таки своего пика. Он украдкой озирался по сторонам, старясь зацепиться хоть за какой-нибудь знак или деталь, обозначающие границы нереальности. Надеялся, что, найдя такую границу, он сможет с лёгкостью её перешагнуть и проснуться. Но пейзаж вокруг угнетал своей серо-зелёной монотонностью, на которой люди смотрелись, как вырезанные фигурки из чёрного картона. Тэхён начал ловить себя на мысли, что временами забывается, а приходя в себя, обнаруживал вокруг новую обстановку. Вот они проходят мимо ровного ряда надгробий, мгновение — все уже окружили провал в земле, снова затемнение — священник заканчивает прощальную речь. Окончательно вернул к реальности глухой стук. Чудовищный звук — комья земли сыпались на лакированную деревянную крышку. И ничего страшнее Тэхён никогда ещё не слышал. Он судорожно сглотнул и огляделся. Чонгук нашёлся рядышком, как и обещал. Ким сжал его запястье, привлекая внимание. Застывший профиль мгновенно ожил, и брюнет повернул к нему голову, вопросительно заглядывая в глаза. — Чонгук, — сипло позвал Тэхён. — У меня отец умер. Губы Чона дрогнули, он несколько секунд пристально вглядывался в его лицо и, наконец, чуть кивнул головой. — Я знаю, — ответил тихо, обхватывая пальцами и сжимая смуглую ладонь. Дышать вдруг стало невыносимо трудно, глаза затянула полупрозрачная плёнка, которую не удавалось сморгнуть. Тэхён закусил костяшку указательного пальца, сосредоточенно вдыхая и сжимая зубы, чтобы не стучали. Из груди рвалось нечто, что он с трудом контролировал — приходилось дышать короче и чаще. На шею легла сильная ладонь и потянула. Ким вскинул невидящий взгляд на Чона — насколько он помнил, это именно он стоял по левую руку от него — и с благодарностью уткнулся в подставленное плечо, давя в горле глухое рыдание. Из глаз хлынули слезы, смывая мешающую видеть плёнку. Чонгук скользнул левой рукой по его спине и крепко прижал к себе. Чуть слышный шёпот пробежал мурашками по затылку вниз: — Слёзы — это не страшно. Я рядом.

***

Снова бесконечные скорбные речи и рукопожатия, снова людской гул и мельтешение в глазах от избытка чёрных костюмов. Висящая на локте мать, и отсутствие каменного утёса рядом, на который можно опереться — Чонгук побежал в машину за нашатырём и ещё чем-то, чтобы привести госпожу Ким в чувства. — Тэхён-ши, прими и мои соболезнования. Тэхён, заторможено моргнув, обернулся. Не веря глазам, открыл рот, чтобы вежливо ответить, но так и закрыл его, не произнеся ни слова. Перед ним стоял Ким Сокджин. Он бы узнал это лицо даже спустя десятки лет. Тем более Джин ничуть не изменился с их последней встречи. Разве что не было привычной хитрой улыбки на полных губах, она была бы не к месту. За его плечом стоял ещё один мужчина. И Киму пришлось приложить значительно больше усилий, чтобы узнать Лим Минхёка. Он тоже пожал его руку и тихо спросил, склонившись вперёд: — Держишься? Тэхён вяло качнул головой. После такого внезапного срыва стало немного легче, но покрасневшие и припухшие глаза выдавали с головой. Минхёк мог бы запросто посоперничать с матерью в тонкости и звонкости, выступающие линии скул и заострившийся подбородок наводили на смутные мысли о болезни, от уголков глаз ползли лучики морщинок даже на худом лице. Густую копну волос трепал ветер, а свободный свитер и тёмные джинсы делали его образ более хрупким, чем тот был на самом деле. — Я не ожидал тебя… — Тэхён запнулся, — … вас здесь увидеть. Откуда?.. Вам сказал Ч?.. — Новости смотрим, — перебив, сдержанно ответил Джин. — Печально, что наша встреча после стольких лет пришлась на такое траурное событие. Я надеюсь, что в следующий раз у нас будет другой повод. Оба поклонились и отошли, уступая очередь другим. Тэхён отстранённо кивал, слушая в полуха кого-то из бывших сотрудников Глобал, а сам выискивал в толпе два высоких силуэта. Мама, царапнув ноготками его ладонь, потянула сына к выходу — это не закончится, пока они не спрячутся в машине. Они ступали по дорожке к воротам в потоке людей, опустив глаза. Разговаривать больше ни с кем не хотелось. За руку снова дёрнули. — Давай отойдём, — шепнула мать. — Хочется курить. Ким послушно кивнул, помогая женщине на высоких шпильках преодолеть ухоженный газон, и они вдвоём отделились от толпы и поднялись на пологий вал с раскидистым дубом. Мама юркнула за широкий ствол и заковырялась в своём миниатюрном клатче. — Ты хочешь? — выуживая такой же миниатюрный портсигар, спросила она. — Нет, я бросил, — отмахнулся Ким, шагнув в сторону. Он, конечно, бросил, но вот дышать дымом спустя сутки не рискнул бы. Женщина насмешливо цокнула и, прислонившись к мощной кроне, затянулась тонкой сигаретой и закрыла глаза, наслаждаясь. Тэхён сделал от неё ещё пару шагов, отвернувшись. По вымощенной дорожке тянулась цепочка людей, покидающих территорию. Чуть в стороне его внимание привлекла небольшая группа, отделившаяся от основной массы. Трое мужчин. Двое — те самые высокие силуэты, а третий — Чонгук. Даже на таком расстоянии он видел бледное лицо Чона. Тот будто с трудом держался на ногах, цепляясь за протянутые руки Джина. Он что-то быстро говорил, чего Тэхёну было не услышать, а Джин и Минхёк смущённо улыбались, качая головами. Ким сощурился, всматриваясь. Довольно странная встреча хороших друзей. Вернее, странна не сама встреча, а реакция на неё Чонгука. Вдруг он мягко осел на землю, на колени, продолжая смотреть на друзей и безостановочно говорить. У Тэхёна сердце рванулось, рассылая нервные импульсы по телу — беги, помоги, поддержи. Но Джин с Минхёком его опередили: подняли брюнета за руки и вместе обняли. Какое-то неприятное чувство кольнуло, отдавая горечью, но раскрыться в полной мере не успело — на плечо легла узкая мамина ладонь. — Идём, родной. Чонгукки, наверное, заждался. — Не думаю, — хмыкнул Тэхён, но на вопросительный мамин взгляд ничего пояснять не стал. Взял её под руку и повёл обратно к дорожке.

***

Чон догнал их уже у дверей автомобиля. Помог Ким Туан в её узком платье-чехле осторожно усесться на заднем сиденье, открыл переднюю пассажирскую дверь перед Тэхёном и, пряча глаза, сбежал за руль. Он молчал всю дорогу до дома, даже вежливо не реагируя на болтовню матери, смотрел исключительно вперёд. Но Тэхён подметил и красную сетку сосудов на белках глаз, и то, как он украдкой шмыгал носом, и то, как нервно покусывал губы. Отчего-то очень хотелось гневно вопросить — а какого чёрта происходит? Но монотонный мамин монолог за спиной и явное нежелание Чонгука слышать окружающих сейчас останавливали. Уже в самой квартире Чонгук отмер — провёл госпоже Ким экскурсию по пентхаусу, показал её комнату, довольно мило улыбался. Они вместе бурно решали, что из еды выбрать на ужин и какое вино заказать, долго пили кофе на кухне, а потом засели на пару за какую-то сопливую мелодраму в гостиной. Фильм был американский и шёл с корейскими субтитрами, которые мама попросила отключить, чтобы не отвлекали — оказалось, что она отлично понимает и говорит на английском. Для Тэхёна это стало неожиданным открытием в свои тридцать два — мама еле-еле могла связать пару слов, когда приезжала навещать его на учёбе, и всегда таскала за собой переводчика. Ким же слонялся по квартире как неприкаянный, засунув руки в карманы — от нечего делать хотелось курить так, что пальцы чесались. Принесли заказанный ужин, пара неразлучников накрыла на стол, и позвали Тэхёна. Снова мамино непрерывное щебетание и кивающая голова Чонгука, а Тэхён глотал бокал за бокалом и смотрел в стену. — Тебе очень идёт. Он понял, что обращались к нему, только по длительной паузе после произнесённой фразы. — Что? — мрачно уточнил Тэхён, посмотрев на мать. — Новая стрижка и цвет, — улыбнулась женщина. — Ты такой… — Такой, как все, — пожал плечами Ким, допивая вино в бокале. — Ты никогда не был похож на всех, — тихо не согласился Чонгук. — Всегда был особенный. И сейчас тоже. Тэхён подозрительно посмотрел сначала на маму, потом на Чона — они безмолвно украдкой переглядывались и мягко, со значением улыбались, глядя на него. Напоминало заговор, абсурдный в своей благостности. Ким отставил бокал, громко звякнувший о стеклянную столешницу, отодвинул тарелку и встал. — Спасибо за ужин. Я иду спать. Приятного вечера. Никто не возразил, да и возобновления диалога Тэхён не услышал, пока шагал до своей спальни по коридору, а плотно затворяющаяся дверь и вовсе пресекла такую возможность. Только опустившись на подушку, он понял, как устал и насколько сильно перебрал с выпивкой. Вяло стащив с себя одежду, сбросил её на пол, завернулся в одеяло и закрыл глаза, проваливаясь в глубокую дрёму. Во сне ему казалось, что кто-то его обнимает, крепко прижимая к себе, зарывается носом в короткие теперь волосы на затылке, но утром в кровати он проснулся один, списав ночные ощущения на морок— подточенная психика и физическая усталость часто не давали нормально восстановиться ночью, мучая реалистичными, дурными снами. На кухонном столе, под металлической крышкой-куполом, его ждал завтрак, а рядом записка — мама с Чонгуком рано утром уехали по магазинам. Ну, а как же — носить ей было решительно нечего, а уж траурного гардероба в жизни не бывало. Услужливый Чонгукки не смог отказать. Его будить они не стали — пожалели. Тэхён глянул на часы — половина третьего дня. Спасибо и на этом. Он в три глотка прикончил оставленное угощенье, влил в себя кофе и вернулся в постель, отвоёвывать у строптивого организма заслуженных отдых. Второе пробуждение случилось ближе к семи вечера, уже более осознанное и приятное, — наконец-то исчезло чувство, будто его два часа перекручивали в мелкий фарш на производственной мясорубке. На стуле у двери его ждал новый комплект одежды и мягкие замшевые туфли. Мысленно поаплодировав деликатности Чона, он облачился в брюки и рубашку, сунул ноги в туфли и вышел на поиски благодетелей. Оба снова обнаружились на кухне. Прямо-таки заговорённое место, в последнее время вся жизнь разворачивается исключительно в этом помещении. Стол изобиловал большой корзиной фруктов и вазой со сладостями, заварочным чайником и кофейником, небольшим фарфоровым сервизом. — Мы кого-то ждём? — приподнял бровь Ким, пересчитывая чашки. Для них троих пять штук были явным перебором. Чонгук, таращившийся в окно, обернулся и вдохнул, чтобы ответить, но его перебил призывный сигнал дверного звонка — а вот и гости. Брюнет ринулся открывать, жестом призывая дёрнувшуюся было госпожу Ким оставаться на месте. Тэхён с любопытством наблюдал за мизансценой — и когда эти двое так успели сдружиться и наладить невербальное общение? Неужели, пока он спал? Низкие голоса, минутная заминка, и на освещённую кухню из тёмного коридора, опираясь на трость, шагнул Чон Лин. За его спиной топтался Мифуне, прижимая к груди кожаный дипломат. Мужчины вежливо поздоровались, пожимая Тэхёну руку и склоняясь перед матерью. Последним вошёл Чонгук, указывая гостям на отодвинутые от стола стулья. — Семейный ужин? — ядовито осведомился Ким на ухо стоящего рядом Чонгука. Тот дёргано ухмыльнулся и хмыкнул, отрицательно качая головой. — Разрешите мне сразу перейти к сути вопроса, — раскрывая дипломат перед собой, начал японец. — Я прошу прощения, что нарушаю ваш траур, госпожа и господин Ким, но дело в том, что представители власти тактичностью никогда не страдали, тем более они не намерены затягивать расследование, тратя время на уважение чужих чувств. Не будем осуждать, ведь это их работа, но в таком случае и мы не можем больше откладывать нашу. Не имея на примете вменяемого подозреваемого, следственная группа нервничает и не очень идёт на контакт. Поэтому наша с вами задача дать им то, что они хотят, чтобы как можно скорее расследование было закрыто. Итак, молодые люди, вы разговаривали с господином Чхве-саном. Я бы хотел знать подробности. Тэхён вдохнул, чтобы исполнить пожелание адвоката, но опередил Чонгук, сжавший его плечо. Он вытащил из кухонной тумбы папку с красной обложкой и передал её адвокату, потом достал из кармана телефон, несколько секунд водил пальцем по экрану и, наконец, отложил гаджет на стол, включая аудиозапись. « — Минхо, — заговорил чуть искажённым голосом Чонгука маленький динамик. — Скажи, что ты делал в доме Кимов? Что с тобой случилось?..» Чон Лин застыл ледяным изваянием, лишь изредка моргая, мама положила подбородок на сложенные кисти и уставилась на вещающий телефон, господин Мифуне уже строчил что-то в заготовленном блокноте. Тэхён смотрел на Чонгука не отрываясь. «Ты снова ничего мне не сказал» — кричали его глаза, впиваясь в клубящуюся черноту напротив. А Чонгук так же неотрывно смотрел в ответ, будто говоря: «Прости, так было нужно». « — Даже если от этого будет зависеть жизнь невиновного? Моя, например? Сейчас полиция подозревает меня. — Я понимаю тебя. Прости, ТэТэ…» Запись оборвалась, повисло долгое молчание. Мифуне перелистывал страницы в папке, просматривал сделанные записи и ставил пометки на полях; мама будто впала в транс, не сводя взгляда с телефона; господин Чон о чём-то раздумывал, сжимая губы. Никто не решался начать разговор. Когда заговорил Чонгук, Тэхён чуть вздрогнул — уж от него этого он совсем не ожидал, учитывая пиетет перед отцом. — То, что он рассказал — правда? — пристально глядя на отца, спросил брюнет, привстав на стуле и уперевшись руками в столешницу. — Это неважно, — крякнул японец, продолжая ковыряться в своих записях. — Важно для меня, — упрямо мотнул головой тот. — Ответь. Господин Чон выдержал его взгляд, поджал губы и коротко кивнул. Чонгук обессиленно опустился обратно на стул и сник, сжав в кулаки лежащие на коленях руки. — Я не стану оправдываться… — начал господин Чон. — Лин-сан, не стоит сейчас, — вновь вклинился Мифуне. — Нет, — покачал головой мужчина. — Я уже обжёгся не раз — мой сын склонен к скоропалительным выводам. Услышав начало фразы, он тут же вешает ярлык и затыкает уши. Все наши с ним разногласия, которых было не так уж и много в жизни, начинались и заканчивались с одного и того же — молчания и недоговорённости. Я устал спотыкаться на этом. Поэтому мы всё выясним сейчас. Я действительно не знал о планах Хьюна; я заподозрил подвох, когда ни с того ни с сего исчез Джоу Ми; я смог выбить правду из Хунга, но до конца не верил его словам — Мин уже тогда моментами впадал в какое-то безумное состояние и нёс дикую околесицу. Тогда я провёл частное расследование — благо такая возможность у меня была всегда, — Чонгук насмешливо фыркнул, обращая на себя непонятливые взгляды сидящих за столом. — Ведь теперь и у тебя есть такие люди, да, сын? Твой скепсис неуместен, ведь это досье, — он кивнул на папку в руках японца, — тоже не просто так у тебя оказалась. Так вот: мне не сказали прямо, что всё именно так и произошло, как рассказал этот Чхве Минхо, но косвенных улик было достаточно, чтобы сделать верные выводы. Со своими непрямыми доказательствами и умозаключениями я пришёл к своему тогда ещё другу. Я надеялся, что он сможет всё разумно опровергнуть, а я извинюсь перед ним. Но Хьюн не стал отрицать. Наш разговор не сложился. Тогда я понял, что нас с Хьюном больше ничего не должно связывать: я бы не смог с ним работать и сохранять дружеские отношения после такого, но и сдать его полиции означало оставить без средств к существованию Туан с Тэхёном, как и семью Хунга, а ведь его сын был серьёзно болен. Мы условились на том, что разойдёмся в разные стороны. Я уже ничего не мог изменить. Восторжествовавшая справедливость сломала бы много жизней. — Звучит как оправдание, — пробормотал Чон-младший. — Я объясняю мотивы своих поступков, — дёрнул бровью господин Лин. — Не спеши меня осуждать, ведь ты понятия не имеешь, как бы поступил на моём месте. — Ты никогда мне не рассказывал… — А разве я мог? — пожал плечами мужчина. — Ты всегда был максималистом. Как бы ты воспринял это хотя бы десять лет назад? Вряд ли лучше, чем сейчас. Мы с тобой очень похожи — рубим сплеча, примеривая чужие решения к своей морали. Только это почти всегда неверное восприятие. Я повесил на Хьюна ярлык, уверил себя, что и его сын будет таким же. А как иначе? Ведь это он будет его воспитывать, навязывая своё видение мира и принципы. Поэтому запретил ваше общение — я надеялся оградить тебя от очевидно дурного влияния Кима. Поэтому я всячески поддерживал твоё решение учиться в Штатах. Я знал, что и Тэхён выбрал для получения высшего образования другую страну. Я помнил ещё с детства эту вашу… необычную связь, боялся, что повзрослевшими вы вознамеритесь её возобновить, ведь вы шли в жизни параллельными курсами. Поэтому втайне надеялся, что сын Кима останется за границей. Но много позже я стал подозревать, что мои опасения подтверждаются. Когда одним, далеко не прекрасным, утром передо мной на стол положили папку с собранным на вас досье, я был в ужасе. Чонгук, сквозь завесь тёмной чёлки, глянул на отца. — Да, тогда я вызвал тебя к себе. Я знал, что именно скажу тебе. И, честно говоря, хотел услышать твою версию. Ждал, что ты попытаешься юлить и выворачиваться, отравленный дурной кровью семьи Ким Хьюна. Но ты старался быть честным. Почти похвально. — Почти? — хрипло хмыкнул его сын. — Почти, Чонгук. В тот день я уверился и ещё в одном своём наблюдении — ты был абсолютно незрел для серьёзных отношений. Брюнет вскинулся и грохнул стиснутым кулаком по столу, горящим взглядом прожигая отца. — Не смей мне сейчас об этом говорить! — Почему же? — вежливо удивился Чон Лин, склоняя голову набок и щуря глаза. — Это касается только нас с тобой! — А вот и нет, — сухо обрубил господин Чон. — Посмотри вокруг — каждый причастен к вашей истории, даже Мифуне. И ты меня выслушаешь, потому что уже много лет винишь меня, а виноват только ты сам. Мужчина приподнял брови и сделал паузу, ожидая возражений. Но их не последовало. Чонгук снова рухнул на свой стул, скрещивая руки на груди и сжимая челюсти. Мифуне штудировал свои записи и досье, госпожа Ким заинтересованно переводила взгляд с сына на Чонгука, а потом на Лина, но, как ни странно, молчала. Тэхён же ощущал себя очень странно — будто его здесь нет; будто он в форме бесплотного духа зависает под потолком, наблюдая со стороны. Господин Чон помолчал ещё минуту и, откашлявшись, продолжил. — Я воспитывался в консервативной традиционной семье. Именно так я воспитывал и своего сына. Я даже вообразить не мог, что когда-то эта стальная цепь сможет оборваться. Я уверен, Чонгук, что ты считаешь меня авторитарным тираном, не способным воспринимать чужую точку зрения. Но ведь именно твоя точка зрения всегда была приоритетна для меня. Ты получал всё, что требовал, если оно имело под собой объективное обоснование. И даже тогда… когда ты заявил, что любишь мужчину. Это был шок для меня, мгновение я думал, что убью тебя на месте. Но только мгновение, а потом мне стало интересно, насколько ты сам понимаешь серьёзность своего выбора, насколько ты уверен и желаешь для себя такой жизни, — господин Чон говорил спокойно, без намёка на сарказм или пренебрежение, словно задачку решал по высшей математике. — Ты можешь не верить, но всё было бы именно так — я бы не смог принять, но постарался понять твой выбор. Но ты не был уверен. Ты, как и всегда, ждал не только моего одобрения, но и того, чтобы я решил для тебя и за тебя. Ты пытался говорить правильные слова, не вкладывая своей заинтересованности. Ты лепетал как подросток. Ты словно просил разрешения на что-то недозволенное, пряча глаза. И я, в отличие от тебя, понял твою незрелость. Ты не был мужчиной в тот момент, способным дать шанс таким отношениям, способным нести на своих плечах ответственность. Пойди я у тебя на поводу, и ты бы загубил обе ваши жизни, а с ними и жизни всех причастных. Удивительный контраст — такой умный, обученный мужчина, опытный и амбициозный бизнесмен, с отменным чутьём, а в человеческих отношениях — нежный, неискушённый и порывистый ребёнок. Поэтому я не взял на себя ответственность за ваши загубленные карьеры и судьбы. Многое ли изменилось сейчас? Возможно, не могу объективно оценить, ведь мы не виделись и не говорили почти год. Но твой поступок и наш разговор в Нью-Йорке дают мне основания судить, что ты наконец взрослеешь, Чонгук. Не уверен, что даже сейчас ты в полной мере осознаёшь, что делаешь, но я понял главное — ты уже способен сам распоряжаться своей жизнью, совершая ошибки, делать выводы на их основе. Я не могу съесть за тебя твой пуд соли потому, что так ты ничему не научишься. Ты сделаешь это сам. В кухне на мгновение повисло молчание. Чон Лин, до того не сводивший глаз с застывшего лица сына, посмотрел на Ким Туан. — Я недооценил твоего ребёнка, Туан. Я был предвзят, признаю. Он вырос достойным мужчиной, минуя пороки отца, насколько я могу судить со своей стороны. Я бесконечно благодарен тебе, Ким Тэхён, за мою жизнь. Я уверен, в отличие от моего сына, ты способен понять мотивы моих решений и поступков. Я восхищён твоим благородством и силой. Разреши ещё раз пожать твою руку. Ким, словно очнувшись, поднял глаза на протянутую широкую ладонь, покосился на поникшего Чонгука, выдохнул и протянул свою, крепко сжимая сильную ладонь через стол. Чонгук прижал ладони к лицу и задушенно взвыл, зажимая ими рот. — Какой же я идиот… — Какой же ты идиот, — усмехнулся Тэхён, качая головой, вторя Чонгуку. — Тут я с тобой соглашусь, сын. — Не суди себя так строго, — укоризненно протянула Ким Туан, гладя поникшее плечо брюнета. — Ваши экономика и финансы — это науки, основанные на опыте поколений, статистике, выверенной и установленной. Но в вопросах любви ты можешь до конца жизни так и не постичь малой толики искусства взаимопонимания с близкими. Мы всегда будем ошибаться и ранить, но, пока все живы, всё можно исправить. Насмешливый кряк от японца несколько разрядил накалённую, гнетущую напряжённость. — Я очень рад, что вы начали в этом разбираться, — деловито заметил Мифуне, — но давайте вернёмся к насущным проблемам, не терпящим отлагательств. Скажу честно, тех данных, что у меня в руках, достаточно, чтобы слегка встряхнуть полицейское управление и направить детективов по нужному следу. — Минхо сказал, что откажется от всего, — покачал головой Тэхён. — Бога ради, мальчик мой, — расплылся в улыбке адвокат, — если бы такие нюансы когда-то кого-то останавливали, не было бы успешных адвокатских карьер и закрытых громких дел. Или Вас беспокоит что-то иное? Вопросы этики? Просьба умирающего друга? Ким поджал губы и опустил глаза. Слово «умирающий» резануло больше, чем должно было бы. — Отбросим сентиментальность, Тэхён-сама, — усмехнулся японец. — Посмотрим фактам в глаза: Мин Юнги мёртв, Ваш отец — тоже, так же, как и Мин Хунг; так же, как и больше двадцати лет мёртв Джоу Ми. Только мы с Вами знаем прошлое, словно это наше настоящее. Но детективы из полиции бродят в тумане, и только от нас с вами зависит то, с какой стороны они увидят спасительный свет. — Я подставлю Минхо, чтобы обелить себя? — напряжённо процедил Тэхён. — О да, — кивнул Мифуне. — Как и он Вас. Равнозначный размен с Вашей точки зрения? Опять же, не равнозначный с точки зрения фактов — предательство дружбы и человеческую жизнь нельзя разложить на чаше весов справедливости. Скорее всего, если Вы пожелаете, конечно, мы сможем перевести его в разряд свидетелей. Если и он согласится на это, естественно. Пока он не знает о смерти своего… друга. Но как изменится его восприятие, когда он узнает? Захочет ли нести на себе бремя вины за чужие жизни? Как показывает практика, такое случается очень редко. В кожаном дипломате зачирикала трель мобильного. Адвокат вздрогнул и суматошно нырнул внутрь, отыскивая звонящий телефон. Выудив доисторический кнопочный аппарат, он тут же ответил, почтительно поздоровался, минуту молчал и так же сухо простился, сбрасывая вызов. Отложил телефон на стол и с нечитаемым выражением посмотрел на Тэхёна. — Видите, как жизнь порой может распоряжаться нашими судьбами, вне зависимости от наших желаний. Ваш друг, Чхве Минхо, умер час назад, после разговора с офицерами из полиции. Ему сообщили о смерти Мин Юнги, и произошло то, чего врачи опасались. Что ж, — цинично цокнул японец, — больше у Вас нет сомнений, Тэхён-сама?

***

Почти три недели промелькнули перед носом практически незаметно. Его и мать таскали на допросы. Каждый раз их сопровождал Мифуне, отбивая атаки детективов. Представленные адвокатом сведения таки устроили следствие, он смог убедить их в том, что негативная генетика Мин Хунга повлияла и на сознание его сына. Действия Юнги признали следствием шизофренического криза, никак не связывая их с давней историей отцов. Несмотря на это, Кимов не торопились выпускать из поля зрения. Счета Ким Теуна были заморожены до окончания расследования, на развалинах особняка работала техника и эксперты, устанавливая причины пожара и взрывов. Снова похороны, но далеко не такие пышные и масштабные. Все немногочисленные родственники Минхо давно пребывали на том свете, а коллег и подчинённых попросту не пустили даже проститься — полиция опасалась ненужной огласки. Скромная церемония, несколько человек, крематорий и невзрачная ваза — всё, что осталось от быв… лучшего друга, отравленного или благословлённого — кому позволено судить об этом? — своей странной любовью. Тэхён на вторую неделю вспомнил, что и в Штатах его ждёт разбирательство с Лиамом и рестораном. Нервничал и звонил Джил, которая с трудом находила время на беседы. Она ссылалась на рабочую запарку и коротко усмехалась на треволнения босса, говоря, что нет причины для беспокойства. Ким грозился и увольнением, и телесной расправой, если она не расскажет подробности, но управляющая только хмыкала и советовала успокоиться. А потом отключалась. Почти каждый день звонил взволнованный Линоу, уже в сотый раз выспрашивая подробности случившегося, одномоментную обстановку и состояние Тэхёна. На вопросы о Лиаме так же не отвечал и всячески увиливал, меняя тему. Но без конца повторял, что ждёт возвращения своего «бедного мальчика». Общий сюрреализм ситуации скрашивали только саркастичные подколы Джексона, который смог угомонить свою скотскую натуру только на полторы недели после похорон. В квартире они с матерью остались одни. Чонгук улетел в Америку спустя несколько дней после того тяжёлого разговора, вызванный уже точно неотложными делами на работе. Чон оставил ключи и деньги, снисходительно ухмыльнувшись, когда Тэхён с пеной у рта кричал, что вернёт всё до воны. Тэхён, намявший ухо от заботы Линоу и Чимина, несколько раз порывался позвонить Чонгуку, чтобы немного разбавить квохчущий тон. Он набирал номер и зависал над зелёной кнопкой звонка, потом блокировал и отбрасывал телефон куда подальше. Неожиданно, но мама стала очень приятной компанией на это время. Куда-то исчезла её манера щебетать ни о чём бесконечно и непрерывно. Они вместе смотрели старые фильмы, обедали, гуляли, ходили на выставки, обсуждали искусство. Женщина пришла в восторг, узнав, что сын вновь начал играть на фортепиано. Ничуть не смущаясь пользоваться карточкой Чонгука, купила сыну в подарок несколько ценных нотных сборников. В один из вечеров, когда они молча сидели в гостиной, каждый занимаясь своим — Тэхён читал, а госпожа Ким штудировала новостную ленту в интернете, — Ким внезапно спросил: — Мам, что ты будешь делать, когда закончится расследование, и нас оставят в покое? — Обрадуюсь? — улыбнулся мама, оторвавшись от планшета. Она пожала плечами и отложила гаджет. — Не знаю, Тэхённи. У меня на счетах не так много средств, как хотелось бы. Да и отец практически ничего не оставил. После банкротства Глобал, он замкнулся в себе и закрылся дома, не желая и пальцем шевелить. Мы уже обсуждали продажу особняка — содержать его не было средств, а прислугу мы давно распустили. Представляешь, я внезапно узнала, чем и как надо чистить ковры и обивку, как стирать шторы… кошмар, если честно. А сейчас и продавать больше нечего… Одной проблемой меньше, — снова улыбнулась Ким Туан. — Хочешь поехать со мной? — напрямую спросил Тэхён. — Особняк не обещаю, а в моей квартире только одна спальня, но я могу спать и на диване в гостиной. Потом можем выбрать что-то… другое, если разберусь с бизнесом. — У тебя проблемы? — участливо уточнила женщина. — Они всегда есть, — отмахнулся Ким. — Но в Майами у меня есть жизнь, а здесь теперь её нет ни у одного из нас. Если не понравится, ты всегда сможешь вернуться. — Конечно, родной! — мама неуклюже выпрыгнула из своего кресла, и кинулась на шею сына, стискивая в не женских объятиях. — Только бы нам разрешили уехать.

***

Благодаря Мифуне, разрешение дали спустя пару дней. Он благословил их дорогу, просил ни о чём не беспокоиться и уже начинать забывать весь тот ужас, что им пришлось пережить. Ввергая Тэхёна во вселенский ужас, в аэропорт их вёз сам Чон Лин. Не за рулём, конечно, но на своём автомобиле с водителем. Лично проводил их на регистрацию, пожелал удачного полёта, тепло прощаясь с Ким Туан, просил передавать привет сыну. Тэхён только растерянно кивал, пожимая его руку — к этому ритуалу он уже начинал привыкать. Почти весь перелёт они благополучно проспали, прерываясь на пересадку в Детройте. В аэропорту Майами они приземлились в девятом часу вечера. Быстро получив скудный багаж, поймали такси. Можно было бы попросить Ли и Джекса их встретить, но после утомительной поездки совсем не хотелось расспросов и длинных разговоров. Нужно было прийти в себя, а маме — освоиться немного в чужой стране. Тэхён планировал отвезти мать домой, а сам, скрипя зубами, хотел навестить ресторан и надавать реальных пинков Джил. Но неугомонная женщина, давшая ему жизнь, ни в какую не хотела оставаться одна. Она вцепилась клещом в его руку и решительно отказалась отпускать. Пришлось брать с собой. Такси затормозило у забитой машинами стоянки. Значит, дела и правда шли хорошо — гостей было много. Обойдя здание ресторана, Тэхён нахмурился — несмотря на отсутствие свободных парковочных мест, окна обеденного зала были тёмными, только вывеска мягко светилась в сгущающихся сумерках. Ким дёрнул стеклянную дверь и нахмурился сильнее — заперто. — Подожди здесь, — попросил он мать. — Зайду со служебного входа и открою тебе. — Сегодня же пятница, — удивилась женщина. — Почему закрыто? Где посетители? — Гости, — на автомате поправил Ким и добавил сквозь зубы: — Самому интересно. Ну, Джил, покрошу в фарш… Внешняя иллюминация позволила без особенных проблем пробраться к чёрному входу, не свалившись в остывающий песок примыкающего пляжа. Открыв ключами дверь, Тэхён прислушался. Тишина стояла мертвенная. Подходя по длинному коридору к главному залу, он заметил неясное желтоватое свечение, которое отчего-то не увидел с улицы. Столы и барная стойка тонули во мраке, но на крышке рояля и вокруг него мерцали на подставках маленькие язычки свечного пламени. Тихо зверея от непонимания, Тэхён осторожно пробрался к сцене. За роялем кто-то сидел. — Что здесь происходит? — сердито потребовал ответа Тэхён, выступая из темноты. Чёрная голова Чонгука вскинулась, он дружелюбно улыбнулся. — Привет. Как долетел? — С ветерком, — буркнул Ким, обходя инструмент. Свечи стояли на маленьких тарелочках, предохраняя лакировку, но эта мелочь сейчас не могла примирить его с действительностью. — Ты вопрос слышал? — Конечно, — кивнул Чон. — Зал арендован в частном порядке. — Кем? — Мной, — удивлённо ответил Чонгук, будто это само собой разумелось. Тэхён так не думал. — Для чего? Чтобы сидеть в темноте со свечами и пялиться на… что это? — Ноты, — улыбаясь очевидной глупости задаваемого вопроса, Чонгук похлопал ладонью рядом с собой по скамье, приглашая. Тэхён настороженно присел рядом, с сомнением разглядывая его профиль и расставленные на подставке листы. Названия не значилось. — Могу я надеяться, что вместе с заведением, мне повезло заказать для себя и лучшего пианиста? — Такого не держим, — фыркнул Ким. — А… ты обо мне? Не хватит денег. — Я рискну, — смущённо улыбнулся брюнет, коротко на него глянув, и снова уставился в текст. — Я честно учил это много месяцев, даже уроки брал, но, кажется, мне не дано, а ведь я так люблю эту песню. Сыграй мне? Тэхён пожал плечами. Довольно незамысловатые переборы в мелодии и классическая линия баса — чего уж тут играть. Он размял пальцы и взял первые аккорды. Сердце трепыхнулось, учащая биение. Да… эту песню он тоже очень любил… Четыре такта вступления и совсем над ухом запел Чонгук: I'm in the kitchen while you smoke outside You're careful not to let the smoke inside I always tell you it's poison But I know it helps you take the edge off the day Мягкий, высокий, совсем не похожий на разговорный, без привычной для оригинала хрипотцы голос проникал в вены и растекался под кожей. Каждая фраза чужого текста ощущалась, как придуманная для них… сказанная ими друг другу… That I quite miss home And I miss you telling me to leave my shoes at the door 'Cause you just swept the floor and the dirt drives you crazy Yeah, I quite miss home 'Cause it feels like poetry And the rain falls down on the window While you're in my arms and we're watching the TV Yeah, I quite miss home Пальцы, перебирающие клавиши, слегка подрагивали; голос, так ладно выпевающий мелодию, переходил в срывающийся шёпот внизу и вибрировал на высоких тянущихся нотах. Тэхён больше не смотрел на текст и клавиатуру, и прекрасно видел, как Чонгук закрывает глаза, отдаваясь исполнению; как его пальцы сжимаются на его колене, словно ища опору. Мелодия и аккомпанемент сливались в унисон без единой репетиции, будто созданные друг для друга. Кульминационные взлёты заключительного припева и голос расщепляется хрипло, рванув по натянутым нервам. Ким, поджимая губы, споткнулся на вдохе. Он ловил слова не слухом, а сердцем. Последние фразы, как отчаянное признание, и голос стихает, а осиротевшие переборы замирают, не вернувшись к тонике… Что-то внутри ноет, почти плачет, а тишина баюкает, окутывая успокаивающе. Пальцы расслабленно поглаживают мягкую джинсовую ткань на колене Кима, пока оба восстанавливают равномерное дыхание. — Красиво, — понуро опустив голову, прошептал Тэхён. — Спасибо. — Тебе спасибо, — не сразу отозвался Чонгук. Его ладонь легла на смуглую щёку и надавила, вынуждая поднять голову и повернуться к нему. — Я и правда очень скучал… Тэхён сморгнул непрошенную влагу, всматриваясь в блестящие чёрные глаза, говорящие куда больше своего хозяина. Отчего-то ему казалось, что брюнет имеет в виду совсем не последние недели их разлуки… ну, или не только их… — По дому? — неуклюже уточнил Ким, неожиданно смущаясь и теряясь от прямого взгляда. — Да, — просто улыбнулся Чонгук, наклоняясь ближе, — ведь мой дом теперь там, где ты… Тэхён неосознанно потянулся навстречу, когда внезапно вспыхнул яркий верхний свет, уши заложило от грохота хлопушек и кричащих голосов. Он с усилием разлепил зажмуренные глаза и ошарашенно огляделся. В воздухе порхали блестящие фантики и ленты конфетти, за которыми с трудом, но можно было разглядеть улыбающуюся и аплодирующую толпу, растянутый над баром красочный транспарант с огромной надписью «С возвращением, босс!». Скамейка рядом была пуста. Тэхён, по-прежнему пребывая в лёгком шоке, медленно встал. Его тут же утянули в объятия несколько пар рук. Мир бешено вертелся вокруг ещё минуту, пока толпа не отхлынула. Ким шевелил губами, пока не знающий, как на подобное реагировать. Из пёстрой компании, его окружающей, вынырнула улыбающаяся Джил, крепко его обняла, клюнула поцелуем в щёку и демонстративно откашлялась, призывая всех замолчать. — Дорогой босс! — взволнованным голосом начала она. — Сегодня здесь все Ваши близкие, друзья и подчинённые. И один Господь Бог знает, каких усилий стоило собрать их в одном месте и в одно время. Я выражу общую точку зрения — мы скучали по Вам! Поэтому, зная Вашу нелюбовь к сюрпризам и шумным сборищам, мы всё же решили организовать вечеринку, чтобы отметить возвращение. Тем более, что поводов для радости у нас несколько! — она вытянула из-за спины прошитую красной лентой папку. Из толпы вынырнул молодой поварёнок, и задорно подмигнув Киму, подставил на вытянутых руках серебряный поднос, на который девушка положила папку. Джил вложила в безвольную руку Тэхёна ручку, перелистнула папку до последней страницы и ткнула пальцем в строчку. — Подписывай! Тэхён вытаращился на неё, не двинувшись с места. — Что?!.. — Не порть торжественную минуту, мы снимаем на камеру, — сквозь зубы шепнула Джил. — Доверься мне и подпиши, а потом я всё объясню. — Я должен подмахнуть документ, даже отдалённо не зная содержания? Ты в своём уме? — в тон ей шепнул Тэхён. Пауза затягивалась, становясь неловкой, а Джил нервно покусывала губу, растерявшись. На плечо легла тяжёлая ладонь, Тэхён обернулся, втыкаясь возмущённым взглядом в ласково улыбающегося Чонгука. — Подпиши, — негромко попросил он. — Это последний сюрприз от меня, обещаю, что больше никаких неожиданностей. Прикинув мысленно, что если это действо снимается на камеру, то, в случае какой-то подставы, наняв хорошего адвоката и небольшую команду психиатров, он сможет доказать в суде абсолютную абсурдность своих действий — невменяемых лечат, а не судят, — Тэхён поставил размашистую подпись, впихнув ручку обратно облегчённо вздохнувшей управляющей. — Иииии… — торжественно улыбаясь, воскликнула она, — с этого момента мистер Ким Тэхён является единоличным владельцем и руководителем своего собственного ресторана! Воздух снова взорвался криками, поздравлениями, аплодисментами и хлопушками. Тэхён схватил с подноса папку и поражённо вчитался в текст договора. — Что это? — быстро пробегая глазами по строчкам, пробормотал он. — Твой документ-основание, — хмыкнул Чон, склоняясь голова к голове над листами. — Но как?! — не верил Ким. — Я выкупил… но я ничего не выкупал! А сумма?! Почему здесь другая сумма? Откуда подпись Лиама? — Каждый должен делать то, что у него лучше получается, так? — усмехнулся Чон. — Я подумал, что тебе не помешает помощь в решении… некоторых вопросов. Пока мы были в Сеуле, мои юристы разбирались здесь. Оказалось, что требования мистера Эванса… как бы это сказать корректно… слегка завышены. Ему и его адвокату это растолковали в правовом поле, и они решили, что принципы не так уж и важны. Поэтому сумму пересмотрели, и весьма облегчённый вариант в ближайшие сутки будет переведён Лиаму — деньги уже на счету и ждут открытия банка. Как видишь, всё законно. У Джил была генеральная доверенность, но мы подумали, что ты должен сделать это сам. Поздравляю. — Ты выкупил его долю? — сдавленно процедил Ким. — Да. Ты ничего мне не должен. — Нет, я не согласен… — Твоя подпись говорит обратное, — улыбнулся Чонгук. — Пожалуйста, прими это от меня. Ты заслужил, как никто другой. Пусть неудачи останутся в прошлом, а это станет новым счастливым началом. Тэхён и слова не мог вымолвить теперь. Всего пару минут назад он готов был целовать эти губы, а сейчас хотелось надавать по ним папкой, прошитой красной лентой. Он понятия не имел, как выразить свою благодарность, но дух противоречия требовал орать и топать ногами — оберегающий ангел-хранитель Чон Чонгук в который раз своим небесным велением решал его проблемы. Никто ведь не просил!.. И часть, где Тэхёну бы этого очень хотелось, он сознательно опускал. Чонгук, с лёгкостью читая калейдоскоп эмоций на его лице, снова улыбнулся и шагнул назад, растворяясь в гомонящей толпе. Потом к нему подошла мама, обнимая и целуя в щёки. С ненатуральной виноватостью она призналась, что вся эта операция разрабатывалась в тайне только от него самого, а она принимала в ней активное и непосредственное участие, сговорившись со своим новым другом — Чон Чонгуком. Из-за её спины вынырнул ещё один сюрприз, которому госпожа Ким с готовностью передала сына. Чимин вцепился в него мёртвой хваткой, душа жилистыми руками. Он что-то быстро говорил, а Тэхён ничего не слышал, прижимая друга к себе. Душили не руки, а ком в горле. И он пытался держаться, потому что рядом уже стояла красавица Пак Джиён, гладя маленькой ладошкой его спину. Он не видел друга больше шести лет, а теперь не мог рассмотреть его и его супругу из-за дурацких слёз. Лёгкая ладошка и круговые поглаживания сменились ощутимыми похлопываниями сильной ладони. Тэхён вскинул слепые глаза и сперва не узнал человека — под выцветшей рыжей шевелюрой оказался загорелый и неулыбчивый Чон Хосок. Он тоже крепко обнял Кима, когда неуёмный Чимин это позволил. — Ты знаешь о Минхо? — выдохнул Тэхён. Хоуп коротко кивнул и дёрнул уголком рта, обозначая печальную улыбку. — Не сегодня, ТэТэ. Я рад тебя видеть. — И я тебя. Глазам не верю… — Хочешь сказать, что рыжий мне не идёт? — сощурился Хосок, словно тень напоминая себя прежнего. Он с силой двинул Кима в плечо. — Не раскисай. Тут к тебе очередь. Выпьем вместе чуть позже. Он зажал худой рукой шею шатающегося рядом Пака и потянул за собой к бару. — Милый мой! Манерность Линоу не узнал бы только глухой. На Тэхёна пахнуло цветочным ароматом, и следом обрушился пёстрый водопад тонкой ткани, в котором слабо угадывался Ли. Он будто впервые рассматривал Тэхёна, гладя его тёмные теперь волосы; расцеловывал щёки, как это делала мама десятью минутами ранее. — Мальчик мой, — причитал Ванг. — Да ты словно щепа с гроба Господня! Как похудел! Ты его не кормил совсем, поганец?! В поле зрения нарисовался его муж, белозубо скалящийся и зажимающий в захвате упирающегося Чона. — Кормил, — задушенно оправдывался брюнет, пытаясь вывернуться из цепких ручонок китайца. Да только людей таких ещё не придумали, способных на подобное. — Здарова, психованный, — отсалютовал свободной рукой Джексон. — Соболезнования я тебе уже выражал, теперь можно поздравлять? Или что? Ты на вороньё кладбищенское смахиваешь из-за траура или из-за извращённого чувства стиля? Космический цинизм вкупе с протянутой рукой и не такой уж злобной, как обычно, улыбкой — Тэхён мог бы сказать, что и по нему он тоже скучал. — Это он мне купил, — усмехнулся Тэхён, кивая на теряющего сознание от асфиксии Чона. Ли укоризненно покачал головой, и Джексон злорадно хохотнул, растирая костяшками кулака маленькую лысую полянку на макушке друга: — Ты зачем такой душный, ГуГу? Испортить мне парня хочешь? Ты любишь исключительно таких же убогих, как и ты сам? Наш ТэТэ теперь должен соответствовать занимаемой должности, а не бухенвальдского крепыша изображать! Или тебе так нравится? — Мне по-всякому нравится, — огрызнулся Чонгук, сцепляя браслетами руки на запястьях китайца. Тот, хмыкнув, перестал издеваться и наконец отпустил. — Очень интересно, — покивал Джексон. — Откровения пошли. И плевать на полный зал. Давайте обсудим периодичность смены ролей! — Любимый, — мурлыкнул Ли, — пасть захлопни. Иначе твой язык подадут на закуску. Сейчас. Джексон поражённо замолчал, округлив глаза. Все четверо замерли, трое — кроме китайца, естественно, — фиксировали исторический момент, когда Джексону-исчадию-ада-Вангу нечего было ответить. Линоу, удовлетворённый произведённым эффектом, потрепал Тэхёна за щёку, улыбнулся Чону и, чмокнув вытянутое лицо мужа, увёл его за собой. Ким проводил их взглядом, качая головой, а потеряв из виду, не нашёл рядом и Чона. Брюнет после всего содеянного упорно избегал его. Ну, не страшно, ещё успеет отыграться. Круговерть хорошего настроения, музыки и звона бокалов закрутила всерьёз. Не уставали подходить его работники, поздравляя и чуть ли не в любви признаваясь. Вынырнув из гущи веселящегося люда, Ким у бара нашёл ещё одну воркующую парочку, взявшую его в оборот, — Банчан и Виен. Чан долго, с пониманием, заглядывал в глаза и тряс его руку, в которую потом вложила бокал игристого вина Виен. Тэхён снова кивал, благодарил и мечтал улизнуть — настолько сладостная и романтичная атмосфера вокруг них витала, что зубы начинало сводить. Он вовремя сбежал, прежде чем его разбила диабетическая кома. За поворотом стойки сидели Чимин и Хосок, скептично фыркнувшие на бокал шампанского в его руке. Компот с пузырьками тут же заменили виски и усадили Кима рядом, отгораживая от зала надёжными спинами. — Как вы здесь оказались? — Тэхён отпил небольшой глоток, переводя взгляд с одного друга на другого. — Твой Чон может быть очень настойчивым, когда ему надо, — улыбнулся Хосок. — Я уже два года как живу и работаю в Сингапуре, и понятия не имею, как он отыскал мои личные контакты. Но я ничуть не пожалел, что не бросил трубку. Если мы сами не найдём время для себя и близких, то никто для нас его не найдёт. И вот я здесь. Классное место, кстати. — А?.. — Тэхён запнулся, не зная, как спросить о самом тяжёлом. — Минхо? — догадался Хоуп, дёрнув щекой. — Мне Чимин рассказал, когда я вчера приехал. Мы с Минхо поддерживали кое-какую связь некоторое время, но… Всё разладилось тогда, когда ты улетел в Америку, ТэТэ. Мы с Чимом разговариваем раз в год, а ведь даже не ругались. А с Минхо, так вообще… Я знаю вашу историю в общих чертах, и судить я никого не имею права. Но скажу так — Минхо знал, на что шёл. Он так отчаянно цеплялся за этого Юнги, даже от нас прятал его столько лет… Ужасная судьба. Я бы хотел, чтобы всё сложилось иначе. — Да, кстати, — вскинулся Чимин. Он извернулся на высоком стуле и достал из своей сумки плотный конверт, передавая его Киму. Тэхён вопросительно приподнял брови. — В тот день, когда меня уволили из Глобал, я встретился с Мин Со, помнишь? — Тэхён медленно кивнул, щуря глаза. — Она передала тебе этот конверт, и я тебе его привёз. А ты бросил конверт в комнате, даже не вскрыв ради интереса. Ну… ты же знаешь, как я люблю хранить всякие бумажки. Я его не выбросил, просто оставил «на потом» — вдруг ты когда-нибудь спросишь, потом и сам забыл. А когда Чонгук мне позвонил, приглашая сюда, я о нём вспомнил и попросил Джиён его привезти. Ты меня прости, конечно… ладно, смотри сам. Тэхён взял исписанный аккуратным почерком лист бумаги, глотая родной хангыль. Намереваясь изначально просмотреть текст по диагонали, Ким вернулся к первой строке и вчитался внимательно. Госпожа Мин Со, здоровья ей огромного, если оно ей ещё нужно, очень осторожно и завуалированно, ёмко и лаконично излагала историю, касающуюся его отца, рассказанную месяц назад Минхо. Удивительно, откуда эта женщина могла всё знать. Ещё удивительнее то, что, обладая такой информацией, оставила её при себе, поделившись только с сыном главного виновника, когда посчитала, что это сможет уберечь его от беды. Вот только Тэхён в то время так безрассудно проигнорировал эту возможность. Скольких же несчастий можно было избежать, прочти он эту бумагу раньше… — Ты знаешь, что здесь? — с трудом выговорил Ким, сминая бумагу в пальцах. Чимин только молча кивнул. Тэхён горько усмехнулся. — Это я виноват во всём. — Все мы в чём-то виноваты, — возразил Хосок. — Главное не это, а то, что нужно делать правильные выводы. Тогда и ошибок меньше, и чувство вины не задушит. — Какой я должен сделать вывод? — сипло спросил Тэхён. — На мир смотри широко открытыми глазами и не упускай возможности. Это же очевидно, — фыркнул он, опрокидывая в себя бокал. Тэхён и Чимин, не чокаясь, последовали его примеру.

***

К началу четвёртого часа утра ряды веселящейся компании значительно поредели — остались самые стойкие. Джил, как распорядитель вечеринки, мрачнела с каждым часом, мысленно подсчитывая не окупающийся расход алкоголя в баре. Тэхён взахлёб наговорился с друзьями, набегался от вознамерившегося его споить Джексона, проглядел глаза в поисках зловредной черноволосой макушки Чона. В очередной раз спасаясь от низменных нападок китайца, Ким выскочил на улицу, отрываясь от преследования. Там его и нашла мама. Женщина была всё так же свежа и неотразима — сказывался многолетний светский опыт. — Устал? — участливо спросила Ким Туан, гладя сына по голове. — Да что ты, ни в одном глазу, — хмыкнул Тэхён, свешивая голову на грудь и подчиняясь ласке. — Тэхённи, у тебя замечательные друзья. И твои подчинённые… не каждого руководителя так любят и уважают. Я очень рада за тебя. Ну, и, конечно, Чонгук… — Естественно, куда мы без него, — саркастично хохотнул Ким. — ТэТэ. Тэхён поднял голову, смотря на мать, — рука с волос исчезла, и тон внезапно изменился. В больших глазах её стояли слёзы, а губы побледнели. Прижатые к груди руки сжимали клатч до белеющих костяшек. — Прости меня, мальчик мой, — дрожащим голосом попросила госпожа Ким. — Ох, мы столько времени в жизни потратили впустую. Я столько хочу узнать о тебе, столько всего хочу рассказать тебе, а слов подобрать сейчас не могу. — Мам, не надо… — Прости меня, ТэТэ, если сможешь. Прости свою глупую маму, которая полжизни растратила на свои глупости. Дай мне шанс поправить хоть что-то. По её щекам покатились крупные слёзы. Тяжело вздохнув, Ким притянул мать в объятия, прижимая к себе. Женщина, явно сдерживаясь, тихо всхлипывала на его плече, а он успокаивающе гладил её по спине. Баюкая её тонкую фигуру, он будто и сам задремал с открытыми глазами. Шум набегающих волн, лёгкий ветерок, размеренное мамино дыхание на ухо — обстановка располагала. Он не сразу понял, что его зовут по имени уже не первый раз. Тэхён сморгнул дрёму и вопросительно посмотрел на мать. — Ты можешь меня отпустить уже, — лукаво улыбаясь, прошептала она. Ким опустил руки, всё ещё до конца не проснувшись. — Я, пожалуй, всё же немного устала… — Сейчас вызову такси, и поедем домой, — усиленно продолжая моргать, Тэхён зашарил руками по карманам в поисках телефона. — Нет-нет, тебе незачем торопиться, — затараторила женщина, разглаживая воротник его рубашки. — Мне кажется, что кое-кто хотел бы, чтобы ты остался… Она неуловимо повела головой и дёрнула бровями, призывая сына обернуться. Ким так и сделал, тут же спотыкаясь взглядом на фигуре Чонгука метрах в пяти от них. Он стоял, облокотившись на перила веранды и глядя на ночной океан. Госпожа Ким чмокнула сына в щёку, убрала тёмный локон за ухо и тихонько ушла, изящно взмахнув на прощанье рукой. Тэхён выждал минутную паузу, решая — а стоит оно того вообще? Выдохнул, развернулся и подошёл к застывшему Чону. — Давно тут стоишь? — Я не подсматривал, — усмехнулся Чонгук. — У меня складывается впечатление, что ты не просто подсматриваешь, а незримо и постоянно присутствуешь в моей жизни, — пожав плечами, Тэхён также поставил локти на перила и утомлённо склонился. — Я бы хотел быть в ней зримо, — почти неразборчиво пробормотал брюнет. Настолько тихо, что эту его фразу было легко пропустить, если бы Ким не слушал так внимательно. — Много потрясений для одного дня, да? — Бывало и хуже, — хмыкнул Тэхён. — Где дочь? — М? Дочь? — Да, твоя дочь Дея. Помнишь? — снисходительно хмыкнул Ким. — Дома с няней, — расплылся в улыбке тот. — Она очень хотела прийти сюда сегодня — скучала, просилась, капризничала. Если ты захочешь — навести её завтра, малышка обрадуется. Кстати… Сегодня должны были прилететь Сокджин с Минхёком, но Джин будет не Джин, если не напортачит… опоздали на самолёт, представляешь? Прилетят через… — он посмотрел на циферблат наручных часов и сощурился, — … часа через четыре. Джин очень хотел с тобой увидеться, если ты будешь не против. Может, к вечеру… — В чём дело? — Тэхён резко встал и впился взглядом в профиль Чонгука. — М? — Тебе не кажется, что я вообще не врубаюсь в подоплёку их интереса ко мне? Насколько я помню, Минхёк был твоим… ассистентом. Сменил работу? Теперь не отходит от Сокджина? А ещё я помню, что мы… мягко говоря… не ладили, а теперь что изменилось? — Там мадридские страсти, — невесело усмехнулся Чон. Он поёжился от колючего взгляда Тэхёна, вздохнул и всё же попытался объяснить. — Они вместе, Тэхён. Живут где-то в Испании много лет… вот так. И ты не прав — с Джином у вас всё ладилось, а вот Минхёк… скажем так, — в тот момент он был настроен к тебе категорично. А потом рассмотрел рядом с собой того, кто влюбился в него без памяти, и кого смог полюбить он сам. Вот и всё. — И ты так рад был их видеть, что ноги не держали? — туго переваривая информацию, напряжённо уточнил Ким. — Глазастый какой, — покосившись на него, буркнул Чонгук. — Это неприятная история тебя касается только косвенно. Тебе интересно? — короткий кивок в ответ. — Когда мы расста… когда я бросил тебя, — скрипнув зубами, поправился Чон. Пора было уже называть вещи своими именами, — Минхёк приехал, чтобы… — Давай без этих подробностей, — закатив глаза, неприязненно поморщился Ким. — Нет, ты неправильно понял. У нас не было ничего. Он приехал меня отругать. А я был… не в себе, скажем так. Мы поссорились. Я орал на него, уволить хотел. А он… правду говорил, не боялся. Так вышло, что… я столкнул его с лестницы… — Что?.. — Да… не намеренно. Вышло случайно, но от этого не легче, да? Минхёк после этого смог встать, сам ушёл, когда я сообразил, что надо его догнать и вызвать скорую — уже и след простыл. А утром приехал Сокджин, рассказал, что они встречаются, и что сейчас Минхёк в реанимации в тяжёлом состоянии. — Чонгук смотрел только на тёмную воду вдалеке, боясь повернуть голову. От Тэхёна не доносилось ни звука, ни намёка на движение. — Я повёл себя… как скотина. Со всеми вами. Сокджин сломал мне нос, — усмехнулся брюнет, — и пообещал сдать полиции, если с Хёком что-то случится. А потом они оба пропали, так же, как и ты. В день похорон господина Кима, мы увиделись и поговорили впервые с того момента. Конец. — Они простили тебя? — хрустнул сухой веткой голос Тэхёна. — Да, — покачал головой Чонгук и снова мрачно хмыкнул. — Я отбыл своё наказание в полной мере — страшнее, чем сам себя, никто не накажет. А я наказывал все шесть лет. За тебя, за Джина с Минхёком, за трусость — за всех и за всё. Ладно… хватит об этом. Хочешь пройтись? Тэхён пожал плечами и зашагал за Чонгуком по деревянному настилу веранды к спуску на пляж. Сбросив обувь, Чон шагнул в песок, зарываясь ступнями. Он глянул через плечо на Кима — идёшь? Тэхён так же сбросил туфли и шагнул следом. С десяток минут они шли молча, удаляясь от жёлтого свечения фонарей на веранде ресторана. Свет с тёплого сменился на холодный лунный. Под ногами шуршал песок, с океана накатывали волны, и больше ни звука. — Ты ведь ждёшь от меня чего-то? — хрипло спросил Ким, равняясь с брюнетом. Тот поджал губы и сделал какое-то неопределённое движение — понимай, как хочешь. — Я благодарен тебе за всё. И, если честно, я устал тебя благодарить, Чонгук. Я от всего устал. Измучился сам, измучил тебя, мы измучили друг друга. Я так больше не могу. И не хочу. Чонгук остановился, внимательно слушая. Пришлось тоже остановиться и развернуться к нему. — Но… — Чонгук! — закатив глаза, взмолился Тэхён, вцепляясь пальцами в свои короткие волосы. — Да нет больше никаких «но». Рядом с тобой всегда всё слишком — у меня больше не осталось сил с этим справляться. Я говорю так не потому, что ты не такой, а потому, что с нашим прошлым у нас нет никакого будущего. Нет и не будет! Я клянусь, что не вру! Я правда так считаю! Чонгук долго молчал, рассматривая песок под ногами. Тэхён ждал. — Ты приводишь логические доводы, обосновываешь, анализируешь, делаешь выводы, выносишь приговор… а что говорит твоё сердце? Только не ври. — Даже во благо? — Даже во благо. Тэхён набрал полные лёгкие воздуха, будто перед прыжком, сгруппировался и сиганул в ледяную воду. — Что любит тебя, — припечатал Ким. Глаза Чона ошарашенно расширились — он ожидал совсем другой ответ. — Но нет в этом ничего хорошего. Моя любовь к тебе не греет, а сжигает. Напалмом сжигает всё подчистую, до обугленных внутренностей. Я больше не в силах так любить, понимаешь? Я не дышу тобой, но задыхаюсь без тебя; я умираю каждый раз, глядя в твои глаза; я боюсь верить тебе потому что разбившись второй раз, мне уже себя не собрать. Мне останется только сойти с ума. Это не чувство, Чонгук, а проклятие. Да, как и с тобой, со мной оно, видимо, навсегда. Знаешь, когда я всё это осознал? — в ответ тоскливое молчание. — Когда ты ринулся в горящий дом, а перекрытия рухнули. Я несколько минут думал, что тебя больше нет. И я не хотел жить! Тэхён схватил за запястья безвольно повисшие руки Чона, сжал их вместе и тряхнул, обращая на себя внимание. Чонгук медленно поднял голову и затравленно посмотрел в глаза. — Это ненормально. Прекрати это, Чонгук, умоляю… — тряс его, как грушу, Ким. — Пожалуйста… если тоже любишь… пожалуйста… от меня почти ничего не осталось… Чонгукки… Хочешь, я на коленях попрошу?.. Только отпусти… Он плавно осел на песок, за ним потянулся и Чон, опускаясь рядом. Его белые губы чуть шевелились, но ни слова не складывалось. На щеке поблёскивала длинная полоска — влажная дорожка от солёной капли. Он вырвал руки из чужих пальцев, замотал головой, зажмуриваясь. Обхватил ладонью затылок Тэхёна, уткнулся лбом в его лоб. Другая рука легла на грудь, прижимая колотящееся по рёбрам сердце Кима. — Не могу… не могу… не могу… — быстро шептал он, напрягая руки. Но Тэхён не вырывался. Он закрыл глаза и только сжимал зубами подрагивающую нижнюю губу. — Радость моя… счастье моё… родной мой… не могу, прости, не могу… Говорил тебе и себе, что смогу отпустить, но не могу, прости… Теперь и по смуглым щекам катились солёные капли. Слова, теряя смысл, заходили на бесконечно новые круги. Чонгук с силой сжал губы, силясь остановиться. Его колотило изнутри, и в руках так же звенел стеклом его единственный. На горизонте занимался рассвет, окрашивая тонкую полоску неба над морем в алый, разрастаясь заревом. Слёзы высохли. Пальцы поглаживали тёмный затылок и стискивали рубашку на груди. — Позволь мне… кое-что сказать, — голос после долго молчания царапался в горле. Тэхён снова зажмурился. — Ведь ты прав… такое прошлое нельзя нести с собой в будущее. Но как мне быть, если я не хочу будущего без тебя? Я не хочу просыпаться по утрам, зная, что не посмотрю в твои прекрасные глаза… что не услышу твоего голоса и не растворюсь в твоей счастливой улыбке… зачем мне жизнь, в которой нет тебя? Ким не мог сказать, он сам не знал. — И ты не знаешь, да? — нежно усмехнулся Чонгук. Пальцы с затылка скользнули за ухом, по скуле и легли на подбородок, мягко потянули, прося посмотреть в ответ. — Я согласен, давай не будем больше продолжать, — несмотря на заветные, но такие жестокие слова, губы Чона по-прежнему растягивала улыбка. Тэхён замер. — Ты прав. Давай оставим прошлое в прошлом. Но… Тэхён приоткрыл рот, чтобы вдохнуть, широко распахивая глаза. — Можем ли мы попробовать заново? С чистого листа? Как будто никогда не были знакомы. Тэхён продолжал ошарашенно таращиться в ответ. — Дашь нам шанс? — хитро подмигнул Чон. И пока Тэхён осознавал его слова, поднялся на ноги, поднял Тэхёна, стряхнул со штанин песок, длинно выдохнул и протянул руку Киму. — Здравствуй. Меня зовут Чон Чонгук. Приятно познакомиться и… ты очень красивый… Вымотанный и плохо соображающий Ким во все глаза смотрел на протянутую ладонь, не зная, что делать. Слова Чонгука — такие простые, незамысловатые, растекающиеся золотистым теплом под кожей и освещающие изнутри — прозвучали словно ключ: открывающий что-то новое, запирающий старое, дающий надежду и успокоение. Душу уже не тянуло, как буквально двадцать минут назад. Голова была пуста, чиста и прозрачна. Уголки губ дрогнули в неловкой улыбке. Смуглые пальцы обхватили ладонь Чона и сжали. — Ким Тэхён. Рад встрече.