***
С моим лучшим другом случилась беда, он заболел. И лекари подозревают, что эта болезнь вызвана проклятием. Мой друг - дракон, и у нас более чем достаточно врагов. Служба королю небольшой и всеми ненавидимой страны - опасная работа. Драконы существа непостижимые, мало кто понимает их. Даже я не знаю, почему этот могучий хищник так слушается меня. Но и при всём могуществе драконов, они уязвимы. Не для человеческого оружия, но для иных сил. А люди вполне способны эти силы призвать. Дракон знает, что его жизнь подходит к концу. Болезнь практически ослепила его. Он стал очень слаб. Но он не боится, как не боялся ничего раньше. А вот мне страшно. Если лекари правы, то проклятие можно разрушить, принеся подходящую жертву. И на роль такой жертвы подхожу только я сам. Да и они не знают точно, смогу ли я отдаться дракону не только телом, но и душой. Для самого дракона принять мою жертву не так уж и тяжело. Кажется, что драконы не грустят о своих погибших всадниках. А ещё, мой дракон съел немало людей за время моей службы. Бандитов, мятежников и всяких заговорщиков. Да и обычных людей тоже много было. Законы королевства суровые. Но и у соседей не лучше. До открытой войны не доходит, но и никакого мира нет. Драконы и прочие могучие существа постоянно устраивают налёты и охотятся на людей. И по сути не важно, дикие это существа или подчиняющиеся кому то. Вспоминая свою жизнь с драконом, я не могу не вспоминать и о его жертвах. Я и сам должен был стать кормом для одного из зверей... Старому королю тогда служили грифоны, а мне не посчастливилось родиться в семье мятежника. Или в деревне, главу которой объявили врагом. Я помню, как солдаты сожгли мою деревню, а всех жителей после суда приговорили к казни. Неподходящих для показательной расправы просто заперли в жилище грифонов. И звери просто сожрали почти всех. Не сразу, грифонов было не так много, как отданных им людей. И чтоб получать еду, людям пришлось ухаживать за хищниками. А затем королевство захватили войска соседей. Новый король установил новые законы, и показывая свою доброту, он помиловал некоторых осуждённых. Меня выпустили из зверинца и отправили на кухню замка помогать. А после я стал ухаживать за драконами нового короля, что ничуть не лучше чем работать с грифонами. Ведь драконы точно также, как и грифоны, не против съесть не понравившегося им слугу. Помилование от короля не означает хорошего отношения людей. Всех моих родных живьём съели грифоны, и я сам тогда хотел лишь покончить со всем поскорее. Взгляд в глаза дракона гипнотизирует и лишает воли. И драконы часто забавляются, ловя взгляды стражников или прислуги. Я их взглядов не избегал, в надежде что не очнусь от паралича. Один красивый золотой дракон приглянулся мне особенно сильно. Самый маленький из всех, и самый агрессивный. Пару раз он отбрасывал меня хвостом, когда я попадал под гипноз. А увидев, как всадники чистят зубы своим зверям, я осмелился подойти к золотому с щёткой. Всадники носят защитные очки, чтобы их не парализовало, а я настолько часто смотрел в глаза дракона, что они перестали меня обездвиживать. Дракон позволил мне почистить его зубы, а я этого не помню. Это заметил всадник дракона, и вскоре я стал его личным слугой. А дракон помог мне забыть прошлое. Просто всё свободное время я смотрел в глаза зверя и это не позволяло мне хоть о чём то думать и вспоминать. Привычка медитировать с совершенно пустой головой под присмотром дракона так и осталась. Со временем всадник постарел и стал слишком слабым, чтобы летать с драконом. Я занял его место в седле, ведь он научил меня всему необходимому. Король также постарел и передал власть сыну. Мой дракон продолжил служить ему. Остальные драконы вернулись в своё королевство, остались лишь грифоны. Мой дракон остался всё таким же задирой и проказником, то и дело он отправлял слуг с поломанными рёбрами к лекарю. А из выдраных им грифоньих перьев я сделал себе отличную постель. Да и ему на подушку хватило. Выдранной у него при этом чешуи хватило мне на доспех... Размышления прервал лекарь. Мне не нужно слышать его ответ, по лицу и так ясно, что новости плохие. Я обнял нос своего дракона и стал смотреть в его зелёные глаза с узким вертикальным зрачком. Раньше он был непроглядно чёрным, и при взгляде в него словно высасывал душу. Но теперь зрачок заполнен голубоватой паутиной, и взгляд дракона утратил силу. Сам дракон тоже мало что видит. Лекарь рассказывает о том, как именно разрушить проклятие. Это сложно для любого человека. Нужно не просто пожертвовать жизнью, приняв в себя смертельное для человека зелье. Для полного исцеления дракона, нужно всей душой принять то, что дракон делает и как убивает жертву. И, конечно же, нужно чтобы дракон жертву проглотил живьём. С последним никаких проблем нет. Небольшой размер лишь означает, что это потребует немного больше усилий для дракона. Он сам всегда так и делал. Я потребовал у лекаря изготовить лекарство для дракона и начал оставлять последние распоряжения прислуге. Один из грифоньих наездников станет заменой для меня. Когда порошок принесли, я отослал всех и начал раздеваться. Опять у меня есть время подумать. После встречи с драконом он стал большей частью моей жизни. Его взгляд позволил мне спать без сновидений, позволил не вспоминать о тех кошмарах, что я пережил в детстве. Чтобы спасти дракона, я должен желать отдать ему свою жизнь без остатка. Нельзя приказать кому то сделать такое, не сработает и если жертва будет одурманена. Но я сомневаюсь, что лекарство сработает со мной. Я боюсь, что больше моей любви к этому дракону окажется страх перед моим прошлым и моя зависимость от его взгляда. Я прекрасно знаю, насколько велик тот страх. Каждый раз, когда я чистил зубы дракону его гипноз пропадал, когда я был в пасти. Среди пугающих острых зубов и прямо на горячем липком языке. Каждый раз в такой момент я вместо страха перед смертью испытывал то желание закончить всё поскорее, из-за которого я и стал ухаживать за золотым. В такие моменты пристальный взгляд дракона освобождал меня от этих мыслей и желаний. Дракон сделал из меня своего наездника и верного рыцаря короля. Но я так и остался тем забитым мальчишкой, отданным на съедение грифонам и полностью сломленным. Дракон почти не видит меня, но по звукам и запахам он понимает, что я собираюсь почистить ему зубы, как я делаю каждый день. Я много раз видел, как дракон взглядом сковывал движения жертвы, и та безропотно позволяла себя схватить. Более того, жертвы дракона по моему приказу всегда снимали одежду. И я сам делал то же самое для своего дракона. А сейчас я не могу погрузиться в то безвольное состояние паралича, в котором я ухаживал за драконом, а жертвы позволяли себя взять. И теперь раскрывающаяся пасть дракона внушает ужас. Блестящие белые клыки невольно напоминают о том, что дракон может сделать с человеком. Золотой всех глотал живьём. Но он пробовал на вкус кровь мятежников и преступников. И чем больше зла совершал человек, тем больше дракон пробовал его на зуб. Изнутри пасти глаз дракона не видно, и почти все начинали кричать и сопротивляться, ещё больше нанося себе раны об эти острые зубы. Но перед тем, как начать глотать, дракон всегда обездвиживал жертву взглядом. Когда болезнь поразила золотого, и он перестал освобождать меня от страха, чистка его зубов стала очень волнующей. Но я наконец доверился дракону сам, а не сделал всё под гипнозом. Вот и теперь, разглядывая пасть золотого перед собой, я не столько боюсь, сколько любуюсь. Хотя, розовая и блестящая влагой плоть не выглядит особенно красивой. Капельки вязкой слюны, тихонько пульсирующие под тонкой кожей массивные мышцы, ветвящиеся тонкие артерии и вены. Это всё не должно выглядеть притягательно. Да и запах в пасти дракона не слишком свежий. Кажется, золотому нравится, что я теперь сознательно лезу ему в пасть с щёткой, без гипноза. Может быть он на вкус ощущает моё волнение и страхи? Драконы вообще непонятные, как и грифоны в общем. Они могут общаться с людьми, но это общение очень странное. Лично я могу лишь ощущать эмоции золотого, когда он этого хочет. Прямо сейчас он доволен мной. А я чищу его зубы щёткой и невольно прижимаюсь к упругому липкому языку. И я спрашиваю его, примет ли он мою жертву сегодня. Ответ похож на согласие. При этом я не чувствую, что дракону будет жаль, что меня с ним больше не будет. Но ответ дракона всё же не совсем уверенный. Всё ощущается так, словно мы уже хорошо обсудили этот вопрос. Чистка зубов закончена, и я могу в последний раз осмотреть своего дракона и привести в порядок то, что нужно привести в порядок. Протереть чешую, отполировать коготь, погладить хвост зверя. Всё это было смыслом моего существования, и без золотого я просто отдамся какому нибудь грифону в зверинце. Кажется, именно поэтому дракон и согласился. Он знает меня лучше, чем я сам. Он и раньше предугадывал все мои действия, словно читая мысли каждый раз, когда я смотрел в его глаза. Осталось сделать лишь одно. Проглотить несколько ложек горького жгучего порошка. Это лекарство исцелит тело дракона. Но только вот так возможно заставить дракона принять эту смесь. Даже если завернуть порошок в кожу и спрятать внутри куска мяса, дракон его выплюнет. Для человека этот порошок - медленный яд, он слишком мощный. Я делаю что нужно, теперь обратного пути нет. И вот я стою под носом своего дракона уже как его жертва. Но я всё ещё его наездник и друг. Пасть медленно раскрывается во всю ширину, позволяя рассмотреть все детали. Это последнее, что я увижу в жизни, и от осознания этого сердце едва не выпрыгивает из груди. Страх смерти, который, как мне казалось, остался далеко в прошлом, заставил меня трепетать. Дракон иногда позволял своим жертвам отшатнуться от своей пасти, позволял упасть и попытаться отползти. И если жертва оставалась стоять, то дракон действовал на удивление нежно. Тоже стою перед его пастью достаточно смело. В лицо веет влажным теплом, пасть дракона пахнет лишь сыростью. Язык слегка колышется между челюстями. И мне кажется, что я просто не помещусь между этими зубами. Затем язык вытягивается ко мне и прижимается липким горячим кончиком к животу. Клыки проплывают перед лицом, когда пасть немного опускается. Теперь я могу обнять середину языка дракона и прижаться к нему. Язык чуть выгибается, закрывая этим горбом вход в глотку. Теперь я вижу, что между челюстями как раз столько места, чтобы я поместился. Глотка тоже стала ближе, но она по прежнему выглядит узковатой. Я опускаю голову, прижимаюсь щекой к липкой слюнявой поверхности языка. Руками я задеваю за зубы, но всё же у меня получается обхватить язык дракона. Я на время отгоняю от себя все мысли о предстоящем и отдаюсь моменту. Пару раз я видел, как жертвы также обнимали язык и просили дракона о снисхождении. Я же могу лишь попросить его принять меня. И чуточку растянуть этот момент, если дракону это нравится. Я всё ещё трепещу от страха и не могу расслабиться. Моё тело отказывается принять эту участь, оно пытается заставить меня сделать хоть что-то для спасения. А затем я со смущением чувствую, как язык дракона кончиком прижимается к паху, задевая очень чувствительное место. Кончик скользит по бедру и оборачивается петлёй под коленями. Дракон смакует мой страх, незамутнённый гипнозом. Страх и смелость. Ведь без решимости отдать свою жизнь дракону я бы не стоял ровно. Никакой доблести в этом стоянии перед распахнутой пастью нет. Я стою не для того, чтобы перед смертью сохранить остатки чести и достоинства. Я лишь хочу, чтобы золотой жил дальше. И как в прошлом, я лишь хочу, чтобы не было боли и страха. Язык дракона скользит по телу и ещё больше обвивается вокруг. Я вижу, как по бокам от меня медленно проплывают зубы. Я погружаюсь в пасть и меня всё больше окружает тепло. Это тепло заставляет вспоминать прошлое. Сначала холодный деревенский дом, затем сырость в зверинце. Там в поисках тепла я прижимался к боку грифона, когда под его мехом и перьями сквозь бульканье и журчание слышался тихий плач очередной жертвы. Да и после этого кошмара лишь дракон давал мне тепло и крохи уюта. Может быть, и в его чешуйчатом брюхе будет не настолько плохо? Язык словно специально прижимается к паху, заставляя смущаться этому вторжению в личное пространство. И раз я должен отдаться дракону, мне нельзя сопротивляться. Он пробует меня на вкус и играет, передавая свои эмоции. Даже не так, золотой хочет наполнить меня новыми чувствами, и ради этого смущает меня такими ласками. Мне остаётся лишь открыться ему навстречу и ответить взаимностью. Я крепче прижимаю к себе упругую середину языка и стараюсь начать изгибать тело вместе с ним. В конце концов, какая то частичка меня станет частью дракона. И мне хочется заслужить это. Что было дальше, вспомнить не получается. Я слишком отдался дракону, и он воспользовался этим по полной. Я всё ещё в его пасти, хотя перед глазами сейчас самые глубокие его зубы и упругая поверхность щеки. Пах сладко ноет, тело гудит от напряжения. Не знаю, чем дракон со мной занимался, но я истратил все свои силы. Даже жаль, что такое у нас в первый и в последний раз. Я весь покрыт потом и слюной золотого, его глотка пульсирует прямо вокруг головы. Почти. Он не начал глотать, но в прикрытой пасти моя спина касается нёба. Подобное ограниченное пространство пугает. Приходится усилием воли давить желание выбраться. Внутри дракона не будет просторно, я это чувствую. Мне очень неуютно сейчас. Но, вместе с тем, я благодарен золотому. И за то, что он сделал мне так приятно... Хотя я и не могу вспомнить, как. И за то, что он до сих пор не начал пробовать меня так, как многих других. Его зубы до сих пор не пролили ни капли моей крови. Может быть дракон считает меня чистым от крови, только я сам так не считаю. Пусть я и выполнял приказы короля, мне самому приходилось указывать дракону на жертв и направлять его огонь. Близость зубов вновь ощущается очень угрожающей. Я боюсь познакомиться с работой этих челюстей и их сокрушительной силой... Словно, после этого испытания меня не ждёт худшее.... Но дракон плавно поднимает голову, и около моей головы раскрывается глотка. Этот влажный липкий звук от опускающегося языка пугает не меньше, чем клацанье сомкнувшихся зубов. Дракон на самом деле не сжал зубы, мои ноги пока ещё торчат из его пасти. И за гладкими твёрдыми клыками вокруг них мягко сжимаются губы. Дышать тяжело от такой влажности. А затем следует глоток... После которого не остаётся возможности думать. Золотой меня глотает, а я не должен ему сопротивляться. Вот только паника меня почти одолевает. Язык под телом поднимается волной, меня прижимает к нёбу. В ушах звучит лишь влажный шелест и чавканье слюны. Горло раскрывается, расширяется, обхватывает плечи и обнимает голову упругими гладкими мышцами. Гладкими, но не совсем ровными. Все чувства обострились, и в окружившей меня темноте главным стало осязание. Каждое движение языка по телу, каждая неровность, каждая капелька слюны на коже, каждое из сокращений мышц вокруг. Я ощутил всё это сразу, и ужасно чётко. Кажется, дракон прочитал мои ощущения, и они доставили ему большое удовольствие... Следующий глоток случился через минуту. Я как раз расслабился, отдаваясь дракону. Язык вновь подтолкнул меня глубже в гладкость и тесноту. Руки окончательно прижало к бокам, выдернув их из-под языка и разорвав объятия. Но пальцв ещё свободны, и ими я могу немного погладить язык. Конец языка при этом сжал ноги петлёй своего кончика, потянув их и толкнув меня дальше. Второй глоток заставил моё сердце вновь замереть. Горло давит так сильно, что плечи, кажется, вот вот проломятся внутрь тела. Я всеми своими костями ощущаю движение челюстей, когда дракон наконец смыкает зубы. В этот момент я не только захлёбываюсь в своём страхе и слюне дракона, но и жалею о том, что не могу увидеть пасть своего друга изнутри. Меня наполняют идеи того, как ещё можно было доставить удовольствие друг другу, в какие ещё игры мы с золотым могли бы поиграть. Мне не нужно говорить, чтобы рассказать об этом всём дракону. Он уже всё знает. И он продолжает глотать. Много раз я видел это. Заглатывая бандитов, дракон часто вонзал в них зубы, проталкивая в горло. Если жертвы не заслуживали грубого, отношения, он лишь использовал язык и изгибал шею. И сейчас, когда шея дракона изгибается вокруг меня, ощущения просто ужасающие. Силе дракона невозможно противостоять. Я прекрасно чувствую, что ему не составит труда меня сломать, раздавить, задушить или утопить в глотке слюны. Каждая картинка этого из приходящих в голову мыслей заставляет моё сердце сбиваться с ритма. Но вспомнив моменты, когда кто-то умирал просто от страха, я постарался легче воспринимать всё это. И когда я прогнал панику, всё внезапно стало по своему приятным. Я стал восхищаться силой дракона и его нежностью. Золотой не показывает своё отношение ко мне, когда передаёт свои чувства, но и не отрицает, что мои догадки о таком отношении верны. Я не просто пища. Много людей также скатились по горлу дракона, и редко когда это было быстро. Сидя на его шее или прикасаясь к золотым чешуйкам, я мог ощущать упругие мышцы и едва заметные сквозь их сокращения толчки жертв. Золотой не был против. Он словно наблюдал за всем этим моими глазами. А может быть, и глазами жертв тоже. Как моими прямо сейчас. Хотя, пробивающийся сквозь плоть свет всего лишь делает непроницаемую темноту красной. Я всё равно ничего не вижу внутри. Язык в последний раз толкает меня в пятки, и я полностью оказываюсь внутри горла. Проглочен, как и множество других людей. Уже не всадник, не человек. Всего лишь выпуклость под чешуёй на горле высшего хищника. Мышцы вокруг ритмично сжимаются, вдоль тела прокатываются волны сжатия. От пяток к голове. А изгиб шеи дракона медленно толкает меня вниз. Сквозь темноту можно даже различить узор чешуи. Золотой не спешит, и я начинаю думать, что же чувствовали все мои родные, когда они вот так скользили внутри тел грифонов. Эти птицы глотали людей быстро, их шеи странно вспучивались при этом. Борьбу было видно очень долго. Борьбу именно внутри горла. Из памяти всплывают детали, звуки, ощущения. Те, что много лет прогонял взгляд дракона. Пока что все сравнения в пользу моего друга. Грифоны были горячими даже сквозь перья, их дыхание воняло падалью. И они не выказывали никакого уважения к своим жертвам. А дракон... Он словно не просто наслаждается медленным скольжением добычи по горлу, и не растягивает удовольствие. Я чувствую прикосновение его разума постоянно. Он словно читает все мысли жертв и сохраняет память о них. Если так, то я хочу оставить побольше хороших мыслей об этом драконе. Страха и злобы через этот путь прошло более чем достаточно, как горя и боли. Может, моя радость и не совсем искренняя, пусть будет хотя бы это. Стало темнее, звук сердцебиения дракона стал почти оглушающим. Затем источник медленно остался позади. Но прибытие в живот дракона стало неожиданностью. Я окунулся в слюни, голова упёрлась в тугое место. Затем по лицу и голове скользнули упругие складки и я вдохнул зловонный сырой воздух. Невыносимо пахнет кислой рвотой. Этот липкий запах практически душит. Но возмущение сменяется весельем. Какого запаха я ждал от места, откуда обычно и появляется рвота? Постепенно в этот склизкий тёмный мешок вошло всё моё тело. Когда внутрь вошли руки, я нащупал покрытое слоем слизи дно. Потом я окунулся головой в эту слизь, изогнулся, сложился пополам, и наконец перевернулся. Дракон окружает меня ещё больше, чем это было в горле. Скользкие, склизкие, мягкие, гладкие и упругие волны охватывают всё тело. Между ними есть немного воздуха, но им тяжело надышаться. Слишком сыро и слишком кисло. Я сижу, поджав ноги к груди. Но я могу и немного протянуть ноги, и раздвинуть локти и колени. Могу лечь, как в гамаке. Но при этом меня по прежнему обнимает мягкий живот дракона. Восхитительно мягкий, если сравнивать с мышцами и чешуёй снаружи. Ничего подобного я не ощущал в жизни. Не считая запаха и влажности, живот дракона пугает лишь своей теснотой. Я однажды видел, как внутри бился проглоченный человек. Скорее всего он тогда просто запаниковал. Я тоже этого хочу, но мне нельзя. Ради спасения друга я должен принять всё. Не так, я должен хотеть этого. И пока, по большей части, всё получается. Я пока жив, и что будет далее, я не представляю. Знаю лишь результат. И опять сравнение не в пользу грифонов. Вспоминать это я не хочу, но мне нужно принять и это. В конце от меня останется лишь немного мокрого песка. Я боюсь только, что у дракона внутри горит настоящий огонь, и я буду гореть в нём, пока от меня не останется лишь пепел. Кажется, дракон удивлён. Он не может найти те чувства, которые я испытываю, не может понять. И запах не вызывает отвращения, и теснота перестаёт пугать. Дракон не понимает, почему я благодарен ему, почему мне радостно. Видимо, раньше жертвы дракона такого не ощущали, оказавшись внутри. Я не чувствую себя жертвой, я лишь чувствую себя полностью принадлежащим этому дракону, своему другу. Всё же я прав, дракон следит за жертвами и внутри себя. Полностью передать мне их воспоминания он не может, получается создать лишь смутные образы. Боль, злость, отчаяние, отвращение, ужас, беспомощность и горе. Вот что ощущали в этом месте. Кто-то боролся до конца, кто-то тонул в своём отчаянии и ждал конца, кого-то быстро убивал ужас. Когда я хоть немного принимаю эти чувства и сам начинаю ощущать их, образы становятся чётче. Я вижу царапающие склизкие стенки пальцы, чувствую пружинистую под кулаками плоть. Всё становится хуже и заканчивается смертью. Дракон ясно говорит, что ждёт и меня. Вот только все эти чувства остаются чужими для меня. Как рыцарь, я победил свой страх смерти. Да и в прошлом я его потерял. Мой страх сожрал большой голодный грифон. Вместо страха я ответил дракону лишь своим желанием его спасти. Раз уж для этого надо быть съеденным, то пусть так и будет. Всё равно это должно было случиться давным давно. Я посмотрел в глаза дракона, желая оказаться в его пасти. А в пасть полез, желая оказаться в этом приятном месте. Я не понял, как именно драконий живот отнимет мою жизнь, что такое ужасное он со мной сделает. Эта неизвестность напрягает. Но я готов встретить многое. В животе начало неприятно бурлить и холодеть. Это съеденный порошок начал меня убивать. А вокруг живот дракона начал лениво сжиматься. Не сильно, но довольно громко чавкая и булькая. Кислая скользкая жижа стала сочиться из стенок, покрывая меня слоем слизи. Словно слюней и уже имеющихся вокруг меня соплей было мало. Дракон опять попытался меня напугать, или ему захотелось рассказать правду о том, что меня ждёт. Я только понял, что буду распадаться. Других это пугало, но для меня это словно уже случилось. Образ мальчишки в похожем месте внутри живота грифона оказался чётче, чем чужие воспоминания, похищенные драконом и кое как переданные другому человеку. Я довольно быстро научился расшифровывать слова дракона, научился лучше его понимать. Он подробно рассказал, как именно моё тело станет частью его собственного и какие превращения с ним произойдут по ходу этого поглощения. Но вместо отвращения и страха дракон лишь вызвал большее восхищение его совершенством. И возможность столь близко и подробно познакомиться с чем-то настолько совершенным в этом ужасном мире меня лишь обрадовала. Дракон сказал, что в его животе некоторые ломались похожим образом. Но это не происходило так легко и так правильно. Видимо, я уже был сломан. И вместо обиды за свою сломанность, я лишь испугался, что это помешает моей жертве спасти дракона. Дракон действительно делает ужасное с человеком и своим всадником. Но я отказываюсь считать это всё плохим. Я больше не чувствую запах и вкус. Внутри дракона слишком темно для зрения. Только глаза щиплет почти нестерпимо. Бульканье желудка дополняет шум дыхания и биение сердца дракона. А то, как его живот помешивает содержимое, я ощущаю лишь как приятный массаж. Моё собственное тело плохо подчиняется, мышцы сами по себе напрягаются, я извиваюсь и дёргаюсь от каждого нового прикосновения. Временами тело дракона пытается меня утопить, но в этом нет агрессии, нет зла. Живот дракона просто делает своё дело. А я стараюсь продержаться в живых и подольше остаться со своим другом. Тело ощущается очень странно, слишком мягкое и скользкое. Кожа рвётся и слезает лоскутами, но я это лишь с помощью дракона могу увидеть и понять. Тело ещё пытается возмущаться таким положением дел, сердце колотится очень часто. Но чем больше я узнаю от дракона о своём теле, тем лучше я им управляю. Теперь я могу полностью осмыслить всё, что показывал мне дракон ранее, прочувствовать все эмоции жертв. И, наверное, я бы раньше назвал это настоящим адом, намного худшим, чем всё пережитое за остальную жизнь. Вот только я слишком изменился от полученных знаний. Я понял, что душа у дракона не сильно отличается от человеческой. Но тело ощущает меньше эмоций. Моя душа начала отрываться от тела, и разум уподобился драконьему. Я должен умереть. И хотя моё тело пока ещё почти целое, оно перенесло слишком много страха. Вот только от дракона я узнал достаточно, чтобы крепче держаться за свою жизнь и лучше контролировать тело. Крепче держаться и ещё лучше чувствовать всё. Желудочный сок дракона быстрее заглушает все сигналы от нервов, чем их вызывает. Жжение и боль чувствуются приглушённо, прикосновения становятся размытыми и нечёткими. Жар смешивается с холодом в непередаваемую смесь. Я отстранённо наблюдаю за медленным разрушением своего тела, также отстранённо этому ужасаясь и восхищаясь бережной работой драконьего организма. Только от самопроизвольных движений мне немного неуютно. Словно, кто-то ещё пытается управлять телом. Совершенство этого дракона выражается не в скорости потребления живой пищи, а в бережном её поглощении. Словно, дракон создан для того, чтобы есть людей. И я чувствую всё, что он делает со мной. Каждый разорванный нерв, каждую капельку слизистого сока на остатках кожи, каждую нотку тающих ощущений. Дракон отнимает у меня всё, а я не сопротивляюсь и лишь крепче держусь за оставшееся. Возможно это и хорошо, что я сломался внутри. Погибать вот так очень тяжело. И удивительно, ведь даже без этого разделения я бы не стал отказываться от своего дракона. Тело продолжает таять в питательный суп, распадаясь на кусочки. Что-то само вываливается, что-то отрывается из-за мягких сжатий мышц вокруг. Дракон слышит лишь ту мою часть, что полностью переживает все эмоции. Я чувствую его удивление, ведь для него я не вою от ужаса внутри своего разума, а по прежнему благодарю дракона за удивительное приключение и милосердие в его животе. Таять почти не больно, темнота не пугает, а вокруг тёплый чешуйчатый друг, который никому не отдаст своего всадника. Мне интересно, что будет дальше. И когда проходят все сроки уходить, я остаюсь. Ещё крепче привязывая себя к своему телу, я начинаю снова ощущать всё им. Даже когда оно превращается в жидкую скользкую кашицу. Снова мне нравится, как вокруг сжимаются упругие гладкие складки, как тёплые жидкости покрывают меня полностью и смешиваются в единое целое со мной. Подаёт голос чувство брезгливости, обоняние и вкус веско напоминают о том, в чём я нахожусь. Теперь на вкус я действительно ужасен, и пахну не лучше. Света по прежнему нет, но я словно вижу кучку костей и клочков мяса на дне этой лужицы. Всё начинает двигаться активнее, когда дракон ходит и летает. Я настолько увлёкся происходящим, что перестал замечать остальной мир. Золотой дракон стал моей вселенной. Звуки снаружи слишком искажены, я едва узнаю даже обычные шумы желудка. Теперь я часть дракона в той же степени, что и бывший всадник. Кажется, лекарство сработало. Дракон стал лучше себя чувствовать. Но я потерял с ним свою связь, и не могу напрямую об этом спросить. Кажется, он не понял, что со мной произошло необычное. Для него всё прошло вполне привычно. Человек перестал быть живым, его мысли и чувства растворились в темноте. А тело теперь не более чем питательные вещества. Неожиданно в моё тёплое, мягкое и шумное гнёздышко вторглось что-то постороннее. Что-то живое и очень напуганное. Я не сразу понял, что во мне барахтается стройная гибкая девушка. Или дракону привели угощение, или он поправился достаточно, чтобы принять нового наездника. Девушке я могу лишь посочувствовать. Драконий живот позволяет прожить внутри довольно долго, но приятным это назовут очень немногие. Девушка барахтается, толкается и кричит. Она пытается моими костями навредить дракону изнутри. Но всё это совершенно безрезультатно. Девушка только тратит силы и стимулирует пищеварение. Я не могу понять её слова, слух работает не так. Затем девушка устало прижимается к стенкам желудка и гладит их. По её губам я понимаю, она извиняется и просит дракона пощадить её жизнь. Я покрываю её с головы до ног и легко ощущаю каждое её движение. И мне приятно к ней прикасаться, как приятно прикасаться и к дракону. Но желудок дракона уже выделяет свежий сок и начинает работать с девушкой. Она плачет, а затем лишь обречённо ждёт своего конца. Связь с драконом слишком слаба, она не может понять, что дракон хочет ей передать. Да и собственные чувства слишком сильны. Спустя несколько часов девушка уже не столь красива. Она борется за своё существование, не в силах сдаться. Это длится и длится, дракон словно специально позволяет ей держаться. Для меня это вдвойне неприятно. К новому состоянию своего тела я привык. А вот всё остальное в желудке дракона моим телом не становится. Это всё ужасно пахнет, на вкус просто кошмар. И я никак не могу не прикасаться ко всему тому, что находится внутри. Если раньше я чувствовал всё и вокруг был только дракон, то теперь меня перемешивает с тем, что раньше было телом девушки. Света нет, но осязание заменяет зрение. Теперь я полностью чувствую, насколько ужасные вещи ждут жертв дракона. Это настоящий кошмар, лучше бы меня сожрал грифон тогда... Эти мысли я гоню прочь, ведь раз я по своему жив, то я по прежнему должен принимать дракона таким, какой он есть. Ему я должен отдаться с радостью, даже если он смешает меня с по настоящему умершим человеком внутри своего брюха. Наблюдать за тем, как жертва моего друга корчится и извивается внутри его желудка как то жутко. Все эти движения пока ещё живой девушки такие неправильные, неестественные. Она и сама напугана этим, словно само съедение драконом не пугает ещё больше. Желудок неспешно работает, превращая красивую стройную жертву в бесформенный ком мяса, омываемый слизистым соком. Узнать в этом человека очень трудно. Но девушка жива даже в таком состоянии, и не потому что она так сильно цепляется за жизнь. Наоборот, она не может освободиться, а дракон лишь позволяет ей держаться дальше. Недавно я сам был в таком состоянии, запертый в тающих остатках своего тела. Хорошо хоть это всё почти не больно. Лишь небольшое жжение и зуд. И даже когда все сознательные движения жертвы прекращаются, когда замирает дыхание и останавливается сердцебиение, её сломанное тело продолжает бесконтрольно шевелиться. Ожидание скрашивает лишь нежность внутри драконьего тела и любопытство от наблюдений за пищеварением. Большинство остальных чувств отравлены содержимым драконьего желудка. Наконец, когда вся плоть внутри превратилась в жидкость, путешествие через мою чешуйчатую вселенную продолжилось. Обжигающая кислота сменилась горечью, вместо склизких складок теперь меня ограничивает извилистая тонкая трубка. Но прикосновения к стенкам этой трубки описать невозможно. Это смесь ужасной боли и запредельного наслаждения. Остатки моего тела распадаются на совсем уж простые компоненты. Это причиняет боль и вынуждает снова и снова привязывать себя к останкам. Но вот то, как простые компоненты моего тела просеиваются и поглощаются, это невероятно приятно. Я чувствую себя очень полезным и нужным своему другу. И я стараюсь пройти через эту стену наслаждения. И не могу. Я остаюсь во всё более неприятном остатке. Запах и вкус хочется больше никогда не ощущать, да и осознание природы этого остатка не радует. В желудке распадаются кости, и песок следует по тому же пути, что и остальное. В этих бессчётных поворотах и изгибах я потерял направление, да и времени прошло очень много. Лишь когда песок от костей прошёл сквозь меня я понял, дракону нужно лишь время, чтобы полностью поглотить всё полезное. Ведь вся эта густая противная жижа, которой стала моя плоть, почему то направилась в обратную сторону. А потом потекла вновь от желудка. Я испугался, что этот песок будет последним, что останется от меня. Я слишком привык к дракону. И в конце пути, когда песок стало сжимать в плотные комки, я стал буквально ломиться сквозь пружинистые слизистые стенки. От меня уже не осталось ничего другого, всё остальное оказалось поглощено или смешано с более свежей пищей. И наконец меня пропустило в новый удивительный мир. Я едва не потерялся во всех этих потоках веществ и энергий, едва не распался на части, едва не растворился. Каким то чудом я нашёл все свои кусочки и восстановил себя уже будучи частью дракона. В этот момент сам дракон наконец ощутил меня. Через него я сам увидел себя, сломанного пополам и изменившегося благодаря знаниям дракона. А через меня дракон увидел себя. Совершенного и потому не гибкого внутри. Его совершенство не позволяло ему понять людей, ведь для самого дракона на первом месте оказалась целесообразность. И эта же черта стала уязвимостью дракона. Неспособность меняться и адаптироваться, в чём хороши люди. И в чём они ещё лучше, так это в умении менять окружающее. И после очень долгого общения мы с драконом решили стать одним целым, при этом сохранив и самих себя. Дракон прожил мою жизнь, прочитав память моей души. Это позволило ему наконец начать понимать людей. Взамен я получил возможность прожить жизнь дракона. Я прожил её всю, впитав при этом и память всех его жертв. Это разорвало мою связь с драконом. Я умер, прожив заново всю свою жизнь до конца. Но это же позволило мне снова стать целым и наконец обрести покой. И уже улетая к свету, я посмеялся. Ведь освободился я в момент, когда золотой дракон избавился от того, что когда то было его всадником...***
После этого сна я не смог не рассказать о нём Сильваре. Оказывается, в прошлом драконы были менее человечными. Да и те, кого называют старшими драконами, такими и остались. Они мало что чувствуют и мало о чём переживают. А вот младшие, тем или иным образом получившие дар человеческой души и проклятие эмоций, или наоборот, намного менее идеальны. А уж те, что напрямую произошли от смертных, от них отличаются лишь формой тела. Род Сильвары довольно близок к старшему роду. Но при этом все драконы её рода имеют и полностью человеческую половину. Или половину от того вида смертных, рядом с которыми обитают. По большей части этот сон мне понравился. Мне даже самому захотелось испытать похожее. Не забавы с языком или бережное проглатывание. Мне захотелось пережить похожее с Сильварой. Чтобы отдать ей свою жизнь по доброй воле. Как раз пришло время её покормить. Но я не хочу в точности повторять тот сон. Мне даже интересно испытать себя, смогу ли я сохранить своё желание отдаться, когда меня начнут переваривать с болью. Сильвара тоже не против такого. Да и мы довольно давно не устраивали чего то особого. Я спокойно отдавал себя ей, а она не затягивала с моим новым появлением, продлевая мою жизнь внутри себя. Но попытавшись начать, мы сразу наткнулись на препятствие. Вид опускающейся пасти драконицы заставил меня присесть, сжаться в комок и прикрыть голову руками. Драконица не может сдержать свою любовь пугать меня. А я не могу ей не подыгрывать. Не, это даже весело. Мы смеёмся, и драконица ещё несколько раз меня пугает. Настроение для съедения не подходящее, и от этой игры мы переходим к всяким нежностям. Я целую нос драконицы, глажу её мордочку и горло. Затем я прижимаюсь лицом к её животику. Сейчас он мягкий и почти плоский. Но я помню, как там ощущается моё проглоченное тело или даже два. Да и другая еда там создаёт милую округлость, создавая ощутимое уплотнение внутри. Сейчас там тихо урчит. Это в пустом желудке пузыри воздуха протискиваются между покрытыми слизью волнистыми стенками. Сильвара голодна, и я почти готов накормить её. Если держаться руками за её нос, то раскрытая пасть уже не заставляет меня приседать. Или если мягкие лапы нежно прижимают меня к гибкому чешуйчатому телу. Вот только если драконица этого хочет, она ощущается очень гладкой и мягкой. Сильвара посмеивается и дразнит меня, обещая сохранить меня в тепле внутри. При этом она притворяется ещё и жестокой хищницей, обещая насладиться каждой каплей моих мучений внутри. Я от этих слов трепещу от страха, но при этом я сам хочу этого. Сильвара подталкивает меня к мысли, что своей жертвой я спасу её от голода и сохраню её жизнь. Это тот самый настрой, с которым я и хочу это сделать. Драконица продолжает меня дразнить, лишь немного приоткрывая пасть и лаская лапами. Драконье тело такое тёплое и мягкое. Это не похоже на мой сон, я не хочу съедения ради того, чтобы всё для меня закончилось. А вот отдать свою жизнь ради любимой я хочу намного сильнее, чем этого хотел приснившийся мне наездник. А ещё, мне кажется правильным то, что она собирается меня съесть. Ей не нужно меня держать или гипнотизировать, хотя она это может также, как и драконы из моего сна. Сильвара продолжает изображать игривую жестокость, она дразнит меня так, что я начинаю возражать против немедленного съедения. И от этой волнующей игры мне не страшно, а очень приятно. С каждым моим возражением пасть раскрывается шире. Драконица просит прикоснуться, просит попробовать мой вкус. Я не могу устоять и обхватываю язык ладонями. Он липкий и влажный, тёплый и мягкий, упругий и бархатистый. Его так приятно гладить и трогать. От этого мне становится труднее сопротивляться. И Сильвара в той же игриво садистской манере начинает убеждать меня в том, что я не должен отправляться в её желудок без борьбы. Ситуация настолько забавная, что я не могу не улыбаться. Она меня ест, и при этом убеждает, что я не должен этого ей позволить. А мне слишком хорошо от тепла моей дракошки. Это не как в недавнем сне. У меня нет какого то страха из прошлого, нет и желания убежать от этого прошлого. На моих весах только моя любовь к ней, против желания жить. Она играет, раскачивая эти весы. Вот только как во сне сознательно пойти на что-то страшное ради Сильвары у меня сейчас не получается. Я никак не могу начать бояться за себя. А затем этот гипноз меня отпускает. Драконица воспроизвела сон по своему. Я по новому взглянул в её пасть и ощутил своих руках язык. Я осознал, что впереди меня ждёт смерть. Моё тело осознало. Я начал дрожать и попытался отодвинуться. Но лапы драконицы прижали меня к её телу, не давая сдвинуться. А убрать руки с языка драконицы я не стал, побоявшись рассердить хищницу. Во сне всадник уговаривал дракона принять его жертву. Это просто осталось вне его памяти. А сейчас драконица продолжила играть на эмоциях. Она стала говорить, каким наслаждением для неё будет моё съедение. Но её садистское веселье звучит фальшиво. Сейчас ей по настоящему грустно меня есть. Мне тоже грустно от этого, но при этом мне больно сопротивляться ей. Моя жизнь весит меньше её голода и моего желания помочь с его утолением. Роли меняются снова. Не, Сильвара по прежнему с выражением расписывает всё, что меня ждёт впереди. И какое наслаждение это ей доставит. Это меня пугает до дрожи, до слабости в коленях. Но я хочу предстать перед любимой дракошкой храбрым и смелым. Я отвечаю на её слова уверенным тоном и сам себя убеждаю в том, как прекрасно всё сказанное драконицей про мою участь. И ведь я в это начинаю верить, как она всё больше вживается в роль. Странная игра, доставляющая нам обоим немало удовольствия. И с каждым раундом этой игры пасть драконицы надвигается ближе. Одинаково прекрасная, грозная, противная и манящая. - Когда ты окажешься внутри, ты будешь задыхаться. Там ужасно пахнет и нечем дышать. Но ты не задохнёшься. Ты будешь мучиться, будешь извиваться, будешь барахтаться и трепыхаться в поисках ещё одного глотка воздуха. А я буду всем этим наслаждаться. - Любимая, это ведь чудесно. Я смогу провести с тобой больше времени. Там я буду буквально дышать тобой. И не страшно, что запах будет плохим. Это часть тебя. А я так тебя люблю, что даже этот запах не будет плохим. Твоё удовольствие это радость для меня. Тебя ждёт не только запах, но и вкус. Кислый, сжигающий язык и горло, тошнотворный вкус давно съеденной еды и желудочного сока. И вкус моей еды будет для тебя ужаснее вдвойне, ведь я ем сырое мясо. Такое же мясо, из которого сделан ты. - Если меня там стошнит, в этом ведь не будет ничего плохого? Я поделюсь с твоим животиком своей едой, и тебе не придётся ощущать этот вкус. Ты сама только что сказала, что я сделан из еды. И судя по всем этим слюнкам, мой вкус тебе нравится. А раз так, то это значит, что я буду хорошей едой. - Там будет горячо, очень горячо. Недостаточно, чтобы убить или лишить сознания, но вполне хватит, чтобы сделать твои последние часы очень неприятными. Ничто там не поможет тебе почувствовать облегчение. Поверь, жара тебе не придётся по вкусу. - В моей жизни было мало тепла, и я буду рад это тепло наверстать в оставшиеся часы. Тем более, там не будет настолько жарко, чтоб до хрустящей корочки. А если уж не понравится, то пару часов ради тебя я потерплю. Раз тебе будет хорошо, то я буду этому рад. Ты знаешь, как работает желудок? Он сжимает, сдавливает, скручивает и стискивает. Он растирает и разрывает на куски, когда приходит время. Он работает неспешно и неумолимо. Он заставит тебя бороться. А чем сильнее ты будешь бороться, тем сильнее он будет тебя давить. Любая твоя борьба станет наслаждением для тебя. - Разве всё это плохо? Если твой животик будет мягким и ласковым, то для меня его работа станет ещё одной причиной тебя любить и ласкать. А если он будет сильным, то это причина восхищаться твоим могучим телом. Пусть он меня сжимает, пусть сгибает и скручивает, пусть растирает в паштет. Лишь бы у меня там было достаточно свободы, чтобы я мог тебя гладить и ласкать. А если не будет и этого, то я это тоже приму. Ради тебя, милая. Не хочу называть тебя моей, это ты должна так про меня говорить. Я весь твой. Драконица выпустила меня из своей пасти и прижала к животу, даже немного вдавив в него. Чешуйки на животе удивительно гладкие, а сам живот мягкий и упругий. Внутри тихо урчит и влажно шелестит, желудок прямо напротив уха. Я всё ещё трепещу. Но кроме страха я испытываю и сладкое желание оказаться там, внутри. Я хочу ощутить запах и вкус, услышать и увидеть всё, хочу погрузиться в это тепло полностью. - Может ты и прав, всё что я сказала может стать приятным. Но есть то, что приятным точно не будет. Моё пищеварение. Там твою плоть будут разрушать ферменты моего желудочного сока. Кислота причинит невообразимую боль, а всё остальное эту боль усилит во много раз. Ты будешь кричать, пока не сорвёшь голос. И после этого ты будешь кричать. А я буду наслаждаться своим обедом, пока ты будешь медленно и страшно умирать. А потом мой организм превратит тебя не более чем в несколько маленьких вонючих липких комков. Ты станешь лишь отходами. - С этим тяжело спорить. Боль я не люблю. Но ради тебя я постараюсь полюбить и боль. Да, я там умру. А ты будешь жить, вот что главное. Лишь малая часть меня станет отходами. Часть, от которой я не против избавиться. А всё остальное будет полезным тебе, любимая. Моя жизнь подарит тебе сытость и удовольствие, а моё тело станет частью тебя. Посмотри на меня. Такой слабый, беспомощный, хрупкий. Разве я достоин стать частью кого-то столь сильного и красивого, как ты? - Как человек, ты достоин. Ведь ты готов накормить меня собой. А теперь, раз уж ты так хочешь, мы оба насладимся вкусной и приятной едой. Действительно насладимся. Драконица мягко сжала мои руки своими губами, вновь смочив пальцы тёплой слюной. Гладкие зубы лишь легонько надавливают на кожу, совсем не сжимаясь. Драконица даже не пропускает мои руки за зубы, лишь всё больше обхватывая их губами. Она делает это до тех пор, пока я не касаюсь лицом её носа. При этом вытянутые руки почти оказываются у неё за щеками. И это просто удивительно приятно, словно какой то странный поцелуй. Затем драконица приоткрывает челюсти, чтобы я мог заглянуть внутрь пасти. Но она просит пока что оставить руки на губах. Перед глазами у меня удивительный вид. Язык мирно лежит между зубами, чуть выпирая горбом и соприкасаясь с нёбом в самой глубине. Всё внутри пасти покрыто прозрачной густой слюной. Между зубами и от нёба к языку тянутся блестящие ниточки, повсюду видны пузырьки. В лицо веет тёплой влагой, ноздри наполняет сладковатый запах дыхания драконицы. Немного пахнет кровью и мясом, да и светлая плоть внутри не похожа на яркую пасть золотого дракона из сна. Дыхание Сильвары пахнет сильнее, но при этом не так неприятно. Затем пасть медленно раскрывается во всю ширину. Я хочу сжаться в комок, но лапы драконицы прижимают меня к её телу. Да и упирающиеся в подбородок зубки между клыками немного мешают этому порыву. Ниточки слюны рвутся, в пасть попадает больше света. Я даже вижу тёмный пульсирующий тоннель драконьей глотки позади языка, и нависающий над этим тоннелем свод нёба с несколькими круглыми тёмными пятнышками. Этот вид не только пугает меня, но и восхищает. Блестящий от слюны язык выглядит мягким и манящим, устрашающие зубы драконицы вызывают восхищение. Мне страшно, но я готов отдать жизнь столь красивому и сильному созданию. Язык приходит в движение, приподнимается между зубами, вытягивается к моему лицу и позволяет поцеловать свою тёплую бархатистую и упругую поверхность. Кончик проходит по волосам, убирая их от лица и оставляя тёплую тяжесть слюнявого следа на них. Затем язык проскальзывает под подбородок и начинает изучать грудь. Тёплая скользкая слюна вызывает небольшую дрожь брезгливости, но вместе с тем она ощущается приятно. Пасть снова закрывается, и челюсти легонько сжимаются вокруг шеи. Немного страшно и очень нежно. Так я прижимаюсь лицом к языку и целую его. Слюна драконицы попадает в рот, но это не так уж и противно. В конце концов, она тоже всего меня на вкус пробует, как вкусную еду. При этом её губы плотно обхватывают руки и тело, практически закрывая меня внутри пасти. Хищница дразнит меня, игриво напоминая, чтобы я привыкал к влажности и темноте. Наконец драконица снова распахивает пасть, разрешая на прощание полюбоваться и потрогать всё, что я только пожелаю. А я желаю, желаю потрогать всё. Мягкие гладкие щёки, губы, нежные уголки драконьей пасти. Потом я поглаживаю каждый из зубов, делая комплименты и радуясь тому, что я могу с этими зубами познакомиться именно так, без насилия и грубости. Затем я глажу язык, проводя руками вдоль ложбинки на его середине, обводя вокруг, трогая едва ощутимые неровности и осторожно сжимая упругую плоть. Я вытягиваю язык из пасти и прижимаю к себе, чтобы драконица насладилась вкусом моего тела. Мои руки приближаются к глотке, и я немного забираюсь внутрь пасти. По телу пробегает дрожь страха, но любопытство и желание сохранить жизнь драконицы перевешивают. Впрочем, небольшим гипнозом драконица усиливает мой страх, при этом не позволяя страху взять контроль над телом. Этим она имитирует то подчинение, которым пользовались предки. Когда мои руки прикасаются к самой глубокой части пасти, мышцы вокруг вздрагивают. Уходящая внутрь шеи глотка смыкается. И с тихим смешком драконица приказывает мне самому лезть внутрь. Она не принуждает меня это делать гипнозом, а я с каким то непонятным удовольствием делаю вид, словно она это делает. При этом я ещё чувствую, что я по настоящему жертвую собой ради друга. И драконица это чувствует. Она даже стискивает мои руки мышцами горла, стараясь отдалить неизбежное. Я ощупываю и глажу каждую поверхность в пасти драконицы, вкладывая в это всю нежность и желание спасти её. Сильвара в свою очередь продолжает играть садистку. Она обещает не просто меня убить, а несколько раз довести до края и не дать пересечь порог смерти. Это всё равно что умереть несколько раз подряд. Её желудок может это сделать. Это пугает меня, но я по прежнему уверен в своей готовности отдаться. Мне не нужно играть роль для этого. И она даёт мне награду за это самопожертвование, она наслаждается мной и старается подарить мне не меньше удовольствия. Её горло обнимает мои руки своими гладкими мышцами, а язык гладит всё тело. Он не только пробует вкус и покрывает меня смазкой, он ещё и буквально ласкает и изучает меня. Совсем как и я перед этим изучал пасть драконицы. Сильвара не устраивает того приятного, что было во сне. Она посмеивается и лишь дразнит меня прикосновениями между ног. Но и прикосновений к остальному телу мне достаточно. И пусть я сам не летал на спине Сильвары, из своего сна я узнал радость полёта на драконе. Пасть наклоняется, и я медленно проскальзываю глубже. И то, раздвигая руками стенки горла и гибкие суставы челюстей. Это не похоже на сон, у сильвары челюсти не такие жёсткие. Её горло легче раздвигается и растягивается вокруг меня. Она растягивает удовольствие, и я стараюсь не только проскользнуть дальше, но и сделать это нежно. Поэтому я двигаюсь медленно и плавно. Драконица громко глотает, но её язык и горло толкают только скопившуюся слюну. Всё это настолько странно и приятно, что я вообще не чувствую угрозы. Страх перед съедением сменился желанием попасть внутрь. Вокруг всё такое тёплое и гладкое, и для наездника из сна это ещё приятнее. В моей жизни приятных вещей было больше. И даже всё пережитое в этой пещере не сломало меня, как произошло с ним. А ведь боли было намного больше. Я не хочу размышлять о постороннем в таком месте, не хочу разрушать момент. Благодаря тому сну и урокам магии я погрузился в медитацию, продолжая поглаживать пищевод драконицы пальцами и немного потираясь телом об язык и края горла. Кажется, мы растянули мой спуск в желудок не на один час, так как внутри на меня навалилась сонливость. Медитация сон не заменяет. Но как и обещала драконица, внутри меня встретили менее приятные условия. Её желудок тесный и неуютный из-за своего размера. Она чуть напрягла живот, и желудок принял изогнутую вытянутую форму. На этот раз я не могу в нём развернуться. Пришлось устраиваться в этом изгибе. Упругие склизкие складочки не такие глубокие, как у дракона из сна, они не так плотно облепляют тело. Драконица словно специально ложится так, чтобы я не мог удобно устроиться внутри. Но это лишь маленькое неудобство. Воздух внутри горячий и сырой, им невозможно надышаться. Более того, драконица сделала так, чтобы нехватка воздуха стала мучительной. Она заставила меня корчиться, извиваться, прижиматься лицом к горячей плоти и ловить каждый глоток воздуха широко раскрытым ртом. К этому она добавила жару, от которой мои силы растаяли, как кубик льда на горячей сковороде. Беспомощность оказалась даже страшнее, чем от мощного парализующего и подчиняющего гипноза. Взгляд дракона высасывает душу и выдувает из головы все мысли. Пустота ощущается не такой страшной, так как страх тоже исчезает в глазах дракона. А тут мысли становятся вялыми и путанными, страх также превращается во что-то липкое и подтаявшее. В таком состоянии драконица и позволила мне заснуть, ворочаясь от неудобно изогнутого тела и упирающихся между складками конечностей. Сон получился отрывистый, так как снящиеся мне сны оказались почти кошмарными. В этих снах меня убивал чей то желудок. И всегда был контраст между моими эмоциями и ощущениями. Я ненавидел своего пожирателя, но его желудок был приятным. Или наоборот, я любил хищника, а получал муки. Но всё же я выспался. А драконица как то заставила меня бояться. Да так, что я начал пытаться вырваться из этого места, царапая плоть напряжёнными до боли пальцами. Кроме обычного страха смерти, меня захлестнул страх за кого-то ещё. Этот страх и заставил меня бороться так яростно, что я сам себя ранил. И эта боль заставила меня проснуться. Это оказался лишь сон. И не последним, так как после следующего, где мне было очень хорошо, я ощутил ту же ноющую приятную боль в паху, что была во сне про наездника. А вот сон я опять не смог вспомнить. Я всё же выспался, и драконица продолжила меня мучить. На этот раз её желудок начал меня сжимать, стискивать, мять и душить. В ответ на борьбу он меня едва не раздавил несколько раз. В этой тяжести мне едва не переломало кости и не выкрутило все суставы. Каждое опасное сжатие желудка пугало меня как реальное ранение, хотя до повреждений так и не дошло. Сквозь плоть я снова услышал голос любимой драконицы, уже не такой жестокий. Она сказала, что больше не будет специально меня мучить и даст столько удобства, сколько сможет. Но она начнёт меня переваривать, и это будет довольно больно. Воздух стал свежим, жара превратилась в нежное тепло. Желудок расслабился, и я смог развернуться и устроиться очень комфортно. Стенки покрылись капельками зелёной жидкости, и после небольшой отрыжки плоть полностью обхватила каждую часть тела. Только голова осталась свободной. Покрывшая кожу кислота вызвала ощущения жара и зуда, скользящие от ленивых ритмичных сокращений складки не только приласкали, но и заставили моё тело неуправляемо извиваться. Мои собственные силы иссякли, а мысли замедлились и смешались. Это произошло моментально. А вот само пищеварение растянулось на часы. Дурман не помешал мне во всех деталях ощутить медленный и всё же болезненный конец. Беспомощность и страх не смогли заглушить мою готовность пожертвовать собой, но они не позволили отдаться полностью и тем самым обмануть смерть. Моя кожа превратилась в лохмотья и клочки, подкожный жир расплавился в грязную пену. Несколько часов спустя от мышц осталось мочало, и желудок смял моё тело в неузнаваемый комок. Продолжающие омывать меня соки желудка обнажили внутренности, а сжатия желудка драконицы перемешали их с кусками других частей тела. Мою голову буквально вмяло внутрь живота, а оттуда вдавило в грудную клетку. Руки и ноги оказались совсем не там, где должны быть. И не в том порядке, в каком их части обычно соединены. Я ощутил всё это, но когда моя жизнь наконец прервалась, я сразу очнулся на каменном троне, вскрикнув от неожиданно исчезнувшей боли и сумев вдохнуть после столь сжатого состояния перед этим. Крик не удивил Сильвару. Она понимает, что если я задерживаюсь в желудке живым, то мне не моментально удаётся привыкнуть к тому, что я полностью цел и не испытываю боли. Раздевание и раскладывание вещей прошло как обычно. А вот во время последующего урока магии меня оказалось невозможно оторвать от уютно журчащего животика той Сильвары, что меня съела. Без этого контакта мне было чуть ли не физически больно и невыносимо холодно. Но уроку магии помешало даже не это. В комнате с яйцами послышался стук, а три яйца немного качнулись. Признаки приближающегося вылупления дракончиков заставили забыть про всё остальное. Пещеру наполнило радостное ожидание.