***
Охереть можно. Он сделал всего один шаг в комнату и уже был в полном шоке. Видимо, Паркинсон устала добиваться от него эмоций стандартными способами и перешла к тяжелой артиллерии. Она сидела на коленях у Нотта, что-то шептала ему на ухо, а он оставлял на её теле отпечатки своих ладоней. Даже слепой понял бы, что это позёрство, честное слово. Драко даже разочаровался: он был о девушке лучшего мнения и надеялся, что она придумает месть послаще. — Вы так хорошо смотритесь вместе! Уже решили, кто будет подружкой невесты? — прокомментировал Блейз, хлопая Тео по плечу. — Выбираем между тобой и Малфоем. Только не деритесь, мальчики, всё равно последнее слово за этой красоткой, — парировал слизеринец и впился губами в шею девушки. Малфой прошёл мимо них, предпочитая оставлять подобное поведение без внимания. После происшествия в коридоре у него не было никаких сил даже на то, чтобы бросить какую-нибудь колкость. Он был только рад, что девушка от него отвязалась. — Итак, до бала осталось всего лишь 12 часов, а Драко Малфой пойдет туда один? — Блейз спрашивал у него это каждый божий день последние две недели. — Я же уже говорил, что иду туда только ради того, чтобы посмотреть, как ты отдавишь все ноги своей высокородной подружке. — Но это ведь Хэллоуин! Мы всегда отрывались в этот день! Давай, не ломай кайф. Я организую выпивку, попросим Нотта свалить вместе с Паркинсон. Как тебе Дафна? — Гринграсс? Да она же двух слов связать не может, если речь не идет о косметике или виски. — Прости, забыл, что ты привык вести с девушками высокоинтеллектуальные беседы, — Блейз изобразил, как надевает на нос очки, и принял самую интеллигентную позу из всех возможных, пародируя какого-нибудь зануду. Малфой лишь выдавил из себя улыбку. Боль уже практически отступила, а вот мысли остались на месте. Сколько бы он не клялся себе не думать о ней, всё всегда заканчивалось одинаково. Единственный, у кого он может получить ответ, — Забини, но он наотрез отказывается говорить с ним о чём бы то ни было важном. А его сердце чувствует: Грейнджер может ему помочь. Только одна лишь Грейнджер может ему помочь. Она — ключ к нему самому. Как забавно, что он даже не может сказать ей «привет». — Всё-таки советую тебе присмотреться к кому-нибудь. Но если точно не хочешь, будь добр, освободи комнату на ночь, — брюнет подмигнул Драко и направился в спальню. Как бы сильно Малфой хотел, чтобы его жизнь была настолько же простой.***
Большой Зал поражал, как и всегда: огромные столы ломились от изобилия еды, воздух был пропитан запахами сладостей и левитировавших под потолком огромных тыкв, на которых ученики вырезали устрашающие ухмылки; носились летучие мыши. На входе столпились привидения, не давая себя обойти, так что всем ученикам приходилось проходить сквозь них. Старшекурсники не предавали этому особого значения, а вот младшие классы были просто в восторге. Блейз в костюме вампира расхаживал по залу, обнимая Амалию, которая была одета в длинное зелёное платье, покрытое чешуёй, а макияж на её лице подчеркивал хитрые глаза и злую ухмылку. Ну, вылитая рептилия. Драко стоял рядом с Ноттом, и они оба поглядывали на вход. Только если взгляды Тео были объяснимы: он ждал, пока опаздывающая Паркинсон наконец-то почтит его своим присутствием — то переживания Малфоя объяснить было сложно. Для себя он принял версию, что большинство слизеринцев изрядно напились уже в гостиной и надо было следить, чтобы никакое пьяное тело не ввалилось сюда на глазах у преподавателей, но в глубине души понимал: ему было интересно, наденет она подарок от незнакомца или нет. — Дружище, тебе срочно надо расслабиться, на тебя больно смотреть. Выражение твоего лица не изменилось ни на секунду с самого начала вечера! — сказал Блейз, оставивший Амалию болтать с подружками. — Залезь в правый карман моего пиджака и найдёшь там фляжку! Давай, пока старуха отвернулась! Он не хотел спорить с другом, плюс ко всему, успокоиться ему бы точно не помешало. Слизеринец сделал три больших глотка огневиски, чувствуя, как медовый напиток приятно обжигает горло. —Лучше? — Да, спасибо. — Я же говорил! Не веди себя так, будто ты пришел на каторгу, развлекайся! На тебя засматривается половина зала, действуй! Но Драко не ответил. Он вообще практически не слышал друга после того, как поднял глаза. Она входила в двери, одновременно махала рукой кому-то справа и улыбалась так широко, как ещё никогда до этого. Выглядела девушка чудесно: ещё лучше, чем Малфой сумел представить себе в фантазиях. Волосы струились по плечам лёгкими кудрями, несколько белых прядок, которые она, видимо, высветила магией, спадали на лицо, и ей приходилось иногда сдувать их с носа. На ней было шёлковое серебристое платье с вырезом от бедра, оголяющим стройную ногу. Девушка надела туфли на высоком каблуке, из-за чего казалась гораздо выше, но всё ещё была очень хрупкой и как будто плыла по воздуху. На глазах сияли блестки, губы выделялись малиновым блеском и казались зацелованными кем-то. Она всё-таки её надела. Мантия расплывалась до самого пола, лёгким шлейфом струясь за ней. Казалось, весь свет в этом огромном зале падал на неё одну, и она сияла под его лучами. Невозможно описать, насколько она была красивой и утончённой в тот момент. Слава Мерлину, он выпил обезболивающее, хотя даже сквозь его пелену он чувствовал отголоски боли в голове. Руки как обычно онемели, а сердце стало биться гораздо медленнее. Он почти не обратил на это внимания, уже привык. И лишь следил взглядом за Грейнджер, надеясь, что она не повернётся в его сторону. — А она неплохо выглядит сегодня, что скажешь? — Что? Кто? Ты о ком? — слова Блейза будто бы оглушили Драко, выводя из ступора. — Ты что, уснул? Вон же, Паркинсон в левом углу. Сегодня она постаралась ещё пуще обычного. — А... да. Наверное, — Драко нехотя повернул голову и оценил девушку. Короткое тёмно-бордовое платье, кровоподтёк на губах и как будто следы от укусов на всем теле. Ничего особенного. Вечер продолжался шумно и весело. Какая-то популярная молодёжная группа играла уже второй час, из преподавателей в зале остались только Макгонагалл и Слизнорт, да и те давно оставили студентов в покое, беседуя в самом конце зала. Парни угощали красивых девушек алкоголем, пронесённым в карманах пиджаков, а младшие курсы были заняты вызовом Кровавой Мэри и другой несуществующей нечисти. Драко стоял рядом с Блейзом и прожигал взглядом парочку напротив. Если бы взглядом можно было убить, тупой Уизел был бы уже давно мёртвым телом. Он пригласил Грейнджер на танец шесть раз за вечер, каждый раз она старалась вежливо отказаться, но в итоге не выдерживала напора и соглашалась. Он накрывал её тонкую талию своей лапищей — слишком грубо, идиот! — и кружил её в неумелом танце. — Я даю тебе пять секунд: либо ты объясняешься, либо я заставлю тебя отвернуться силой! — Блейз говорил абсолютно серьёзно. — Объясниться в чём? — Не прикидывайся дураком! Ты пялишься на неё с того самого момента, как она вошла в зал, а в сторону рыжего уже полетело бы штук пятьдесят Авад, если бы ты мог себе это позволить. — Не знаю, что ты пил, но ты явно перебрал. — Драко, я ведь не шутил. Я сейчас привяжу тебя к стулу и посажу лицом к себе, чтобы ты весь вечер имел возможность любоваться лишь мной и Ноттом, который скоро всосёт в себя бедную Паркинсон. — Блять, Блейз, не беси меня! Я просто выбирал между танцполом и пьяной рожей Гойла. — Эй, да ты щас закипишь на месте! Конечно он сейчас закипит! А ещё он сейчас подойдёт и пробьёт голову этому придурку! Рука Уизли уже давно сползла гораздо ниже талии, и, сколько бы Грейнджер ни пыталась её поднять, он все равно спускал её обратно. Он прижимал её к себе слишком сильно, держал за руку слишком грубо и вообще находился слишком близко! Обезболивающее переставало действовать, злость и боль брали своё, и Малфой уже практически забыл, что такое самоконтроль. — Да ты посмотри на этого придурка! Что он, блять, хочет с ней сделать? Вжать в себя или что? — Да пусть бы и так, тебе-то до этого какое дело? — по голосу друга было слышно, что он зол и напуган. Драко не знал ответа на вопрос, заданный ему Блейзом. Он знал только то, что если рыжий ещё хоть чем-то его взбесит, в него полетит оглушающее и плевать, что будет потом! — Боже, Рон, да что ты творишь! Отпусти меня! — донеслось с середины зала. — Прекрати устраивать этот цирк! Просто поцелуй меня, в чём твоя проблема?! — он прокричал это Гермионе в лицо и потянулся к ней своими слюнявыми губами. Вот ведь сукин сын! Злость. Боль. Удар. Крик. Всё произошло слишком быстро, Малфой не успел понять ничего из того, что сделал. Очнулся тогда, когда Уизли лежал на полу, держась на сломанный нос и сплевывая кровь на холодную плитку. Грейнджер стояла, схватив Поттера за плечо, на её лице застыло выражение страха, а в глазах стояли слёзы. — Ты обезфумел? Ты фто, блять, творишь?! — Уизли кричал на него с полным ртом крови, пытаясь подняться с пола. Драко занёс руку, чтобы врезать ему снова, но её перехватил Блейз. — Успокойся! Ты сделал достаточно, пошли отсюда! В его висках пульсировала злость. Придурок. Имбецил. Как он посмел потянуться к ней своими грязными губищами? Как же хотелось убить его. Бить его кулаками по лицу, пока тот не отключится. Прокричать «Круцио», направляя на него волшебную палочку. — Пошли, Драко! — это уже Паркинсон. Она где-то потеряла Нотта и теперь тащит его за руку к слизеринскому столу. Он бросает взгляд на Гермиону. Больно безумно. В сердце, в голове, во всём теле. Одним взглядом пытается спросить, узнать, всё ли нормально. Она понимает его. Невероятно. Девушка понимает его немой вопрос даже сквозь пелену злости и боли, которые застилают его глаза. Еле уловимо кивает, опуская взгляд. Все нормально, иди. Он буквально слышит эти слова в своей голове. Они звенят у него в ушах. Слизеринец поддается друзьям, отходит к столу, садится. Делает глоток из фляги, протянутой кем-то из-за спины. Ненавидит. Он просто ненавидит этого рыжего козла. — Теперь ты точно объяснишь мне, что происходит, — шипит Блейз ему на ухо. — Не сегодня, — голос у Драко страшно уставший, он делает ещё один глоток из фляги. На другом конце зала Уизли что-то активно доказывает Поттеру и Грейнджер. Позади стоит чуть ли не весь седьмой курс, наблюдая за произошедшим. Они бросают удивлённые взгляды на Малфоя, перешёптываются и чуть ли не тыкают пальцем. Ну, теперь он точно поехавший в их глазах. Он опять слишком близко! Мерзкий слизняк снова пытается потрогать её своей вонючей рукой. Малфой подрывается со стула, чувствует на своём плече руку Блейза. — Всё спокойно, он всего лишь с ней разговаривает, — проговаривает друг прямо у него в голове. Легилименция? Неплохо, Блейз, неплохо. Гермиона кричит Уизли что-то о его эгоизме и невоспитанности, активно жестикулирует и краснеет с каждой секундой всё больше. Тот, в свою очередь, орёт о её чопорности, зажатости и деревянности. Мудак. Просто извинись, заткнись и вали отсюда! — Да кто вообще тебя полюбит?! К тебе же прикоснуться невозможно! СамаяправильнаямиссГрейнджер! Гермиона-не-трогай-меня-руками-староста! Да у дерева больше желаний, чем у тебя! — выкрикивает Уизел и толкает девушку в плечо. Малфой выхватывает палочку из кармана мантии, подскакивает со стула, не давая другу возможности посадить его на место, и целится в Уизли. Он убьет его. Разрежет на маленькие кусочки и заставит его их сожрать. Как он посмел? Почему ему так больно от слов, который он произнёс в её адрес? Гермиона выбегает из зала. Прикрывает красное от слёз лицо руками и бежит так быстро, насколько позволяют каблуки. Даже не захлопнула дверь в зал. Урод. Остолб.. — Стой! — Блейз еле успевает опустить его руку, как на середину зала выходит профессор Макгонагалл. — Почему седьмой курс ведёт себя хуже первого? Что за выяснения отношений вы здесь устроили? Это учебное заведение и официальное мероприятие, молодой человек! — говорит она, обращаясь к Рону. — Минус 50 очков Гриффиндору! Праздник окончен! — её голос звучит зло и властно. Одним движением палочки она гасит свечи и взрывает все украшения. — Пошли в гостиную, нам нужно поговорить! — Блейз берёт Драко за локоть и направляется к выходу. — Нет. Мне надо... у меня ещё остались дела. Я приду позже. — Видел я все твои дела сегодня, Малфой! — он называет его по фамилии первый раз. — Не будь идиотом, пошли! Используешь заклинание в замке и поедешь домой на первом же поезде! — Да не собираюсь я трогать этого придурка. Ему, судя по всему, и от Поттера хорошо достанется. — Тогда что? Молчание. — О нет, не говори, что побежишь её искать! Драко не отвечает, даже не переводит на друга взгляд, лишь идёт вперёд всё быстрее. — Какого хера, Драко? Это же Грейнджер! Какая тебе вообще разница, что с ней? Ответа нет. — Да стой же ты! Объясни! — Что? Что, блять, тебе объяснить? Я знаю, что она была важна для меня когда-то! Знаю, что она что-то значила! Я помню её запах, ясно тебе? Каждый раз, когда я её вижу, моя голова просто, блять, взрывается от боли! И я знаю, что она единственная может помочь мне вспомнить! — Что?! Что ты сказал? Это невозможно! — Верить или нет — твоё дело. Я иду её искать и мне нет дела до того, странно это или нет! Он развернулся на каблуках и помчался вверх по лестнице.***
Драко нашёл её. Каким-то чудом в огромном замке он нашёл её. Его сердце сжалось от боли, как только он её увидел. Сидит на холодном полу, в самом дальнем углу Астрономической Башни. Туфли валяются рядом с ней, волосы растрепались, а на руке он заметил остатки помады. Она сидит, прижав колени ко лбу, плечи вздымаются от всхлипов. Разбитая, обиженная, сломленная. Здесь слишком темно, слишком холодно. В воздухе как будто повисла грусть и отчаяние, Малфой вдыхает их раз за разом. Он дрожит. Дрожит от холода, страха и отчаяния, которые разливаются по его венам, разносятся по по всему организму, затуманивая разум. В глубине души он понимает, что надо что-то сказать. Мерлин, всё повторяется. Ему снова нужно придумать, как к ней подступится. Главное не напугать. — Грейнджер, ты ведь староста, должна знать, что студентам запрещено находиться здесь так поздно, — старался, чтобы голос звучал как можно нежнее, а получилось, как всегда. Придурок. Девушка вздрогнула, но не сдвинулась с места. Лишь её вздымающиеся плечи и всхлипы выдавали то, что она до сих пор жива. Слизеринец сделал несколько шагов к ней навстречу, которые дались ему с огромным трудом. Пионы. Разрывают сердце и мозг, окутывают болью просто со всех сторон. Он не будет пить зелье, ему нужно чувствовать. — Здесь слишком холодно, чтобы сидеть на полу в шелковом платье. Опять молчит. Кажется, совсем перестала дышать. Вся сжалась и ещё больше упирается в стену. Глупая. — Не меня тебе надо бояться, Грейнджер. — Я тебя не боюсь, —совсем тихо. Немного подняла голову и теперь смотрит в стену прямо перед собой. — Тогда вставай и пошли отсюда. — Зачем ты пришёл? Зачем ты задаёшь мне те же вопросы, что я задаю сам себе? У меня нет на них ответов. — Я сказал: вставай и пойдём вниз. Гриффиндорка сидит в одной позе ещё минуту. Самые длинные секунды в его жизни. Он не знает, чего от неё ожидать. Не представляет, что он должен ей сказать и что вообще он делает с ней в этой комнате. Драко просто чувствует, что должен здесь быть, что может помочь, что хочет узнать её. Остальное неважно. Она медленно поднимается с пола, поправляет платье, которое задралось, слишком сильно обнажая ногу, подходит к нему на несколько шагов, не поднимая взгляд. Драко физически ощущает каждый её шаг. Чувствует, как тяжелеет воздух, как нагнетается атмосфера и как начинает останавливаться собственное сердце. Сейчас она посмотрит, и ты умрёшь. И это правда. Девушка поднимает на него карие глаза, наполненные болью до краёв, и всё вокруг замирает. Он больше ничего не видит, ничего не знает и ничего не понимает. Только она, её взгляд и боль, разливающаяся по телу. Каких усилий ему стоит продолжать этот убивающий контакт. Он сжимает кулаки, впивается ногтями в кожу и не отводит взгляд. — Почему... — голос срывается. — Почему ты мне соврал? Что ты несёшь, Грейнджер? Когда я мог тебе соврать? — О чём ты говоришь? Она плачет, слёзы катятся по её щекам, она даже не пытается их контролировать. Царапает ногтями кожу на ладонях, закусывает губу и... — Ты сказал мне... Тогда... В коридоре, сказал мне, что не помнишь меня. Зачем? — Потому что это правда, Грейнджер. Я не помню ничего и никого. Врёшь! Не вру! Я помню лишь эти отвратительные пионы, а не её! Врёшь! — Господи, пожалуйста, Малфой! Не ври мне хотя бы сейчас!! — она кричит. Глаза наливаются болью, она стискивает собственную руку и слизывает с губ слёзы, которые катятся по её лицу, не останавливаясь. — Ты знаешь, как работает Обливиэйт. Я не помню ни себя, ни матери, ни своего дома. Я не помню совершенно ничего. — Тогда что это было? За что ты ударил Рона? За что?! Истерика. — Я просто не хотел смотреть на изнасилование. — Опять врёшь... — она опускает глаза. Молчит и смотрит в пол, на который капают её горячие слёзы. За что, Грейнджер? За что ты так издеваешься надо мной? И он подходит. Накрывает её плечо своей рукой, сдавливает, заставляя её поднять взгляд. Мерлин, почему? Почему именно ты? Он не может и не хочет себя сдерживать. Боль пульсирует в его висках, затуманивая взгляд. Конечности вот-вот откажутся работать, и в мозгу мысли летают со скорость света. Но одна мысль закрепилась настолько четко, что, кажется, сейчас прожжёт дыру в его сознании. Она — его. Он последний раз смотрит в её глаза, даёт себе последний шанс не делать этого... И целует её. В голове разрываются один за одним все нервы. Мозг как будто охвачен огнём, на глазах проступают слёзы от невыносимой боли, но он ни за что не отстранится сейчас. Девушка не отвечает ему, но и не отталкивает. Её губы подрагивают, они соленые на вкус, но такие мягкие. Он позволяет себе провести языком по нижней губе, как будто надеется слизать всю её боль. Нежно, совсем легко посасывает нижнюю губу. И, о Мерлин, чувствует её язык на своей верхней губе. Он осторожно обводит контур и исчезает так же неожиданно, как появился. Сердце распирает от... боли? Нет. Тёплое чувство заполняет каждую клеточку его тела, разжигая в сердце просто бурю эмоций. Он обнимает девушку за талию, хочет углубить поцелуй но... Её руки на его груди, стараются оттолкнуть как можно дальше. Малфой не отпускает её, лишь отрывается от таких нужных губ и смотрит ей в глаза, надеясь, что она опять поймёт его немой вопрос. Что не так? — Я тебя ненавижу, Драко Малфой. И всё. Сердце бьёт своей последний удар, сжимается и разряжается такой болью, какой он никогда не ощущал. — Расскажи мне. — Уходи. — Прошу тебя, объясни мне! — Я ненавижу! Ненавижу тебя! Уходи! Уходи отсюда сейчас же! Она отходит от него, слишком далеко. Её трясёт, слёзы льются рекой по щекам, и сама она олицетворяет собой отчаяние. — Грейнджер, пожалуйста... — Ненавижу! И всё, больше нет причины жить.