Астрономическая башня, ночь бала
Я ненавижу тебя, Драко Малфой! И зачем она его прогнала? Девушка и сама не понимает. Сидит на холодном камне, смотрит на исцарапанные ладони и ничего не понимает. Боль в груди от воспоминаний о его поступке затуманивает разум, а сердце кричит, что он бы дал ей ещё один шанс. В этом замке случилось столько плохого, за всю её жизнь у неё было столько невероятно мерзких и гадких дней, а эти два месяца в школе умудрились стать самыми страшными за всю жизнь. Начиная с той неожиданной встречи на вокзале, ведь гриффиндорка была непоколебима в своей уверенности, что уж кто-кто, а Драко в школу не вернётся, до подарка от "тайного" незнакомца под дверью в её башню. Смешно, наверное, он думает, что она не знает его почерк. "Надеюсь, это украсит твой костюм" — красовалось на записке, сопровождающей блестящую невесомую и явно очень дорогую мантию, надетую сейчас на ней. Буквы больно прожгли сердце, такие знакомые, идеально выведенные буквы будто выцарапывались чем-то острым на душе одна за другой. Глупая, безрассудная надежда начинала снова дребезжать глубоко внутри, надежда на то, что он помнит. Одежда скользила сквозь пальцы, обжигая кожу. Сколько она уже сидит здесь? Неизвестно. Это совершенно не важно и не интересно. Первый раз. Первый раз с момента принятия ею его приговора она вновь позволила себе окунуться в чувства и воспоминания, в попытках снова увидеть перед собой того, кого так горько потеряла. Вспоминала, как удивилась на четвёртом курсе, когда этот заносчивый блондин стал ещё невыносимее, хотя это казалось уже просто невозможным. Он всё чаще плевался гадкими словами, проходя мимо их троицы, но если раньше они в основном были призваны задеть Гарри, то теперь ей доставалось ещё больше, чем другу. Малфой не скупился на выражения, изобретая раз за разом всё более обидные оскорбления. Но почему-то девушке всё время казалось, что за его полным ненависти и сарказма образом она может разглядеть во взгляде что-то ещё, скрытое ото всех глубоко в душе. Лишь спустя несколько лет она всё же поняла: это горечь. Тугая обида от произнесённых слов, как будто они были необходимы, как будто он и сам не хотел их произносить, не верил в них, но должен был. Вспоминала также самый странный и непонятный момент с пятого курса, когда они с Драко были по разную сторону баррикад. Она — член отряда Дамблдора, он — участник инспекционной дружины Амбридж. Оба вступили в их ряды с гордостью, оба с уверенностью боролись за "правое дело". Только, к сожалению, их правда в корне отличалась. Сложных, трудных и страшных моментов было несчитанное количество, но один день так глубоко запал в душу, что не стёрся из памяти до сих пор, оставаясь как будто бы намертво в неё вколоченным. Девушка быстрыми шагами шла по коридору восьмого этажа к Выручай-комнате, постоянно оборачиваясь и так сильно боясь налететь на Филча или его ужасную кошку. Сердце в тот день стучало как бешеное, ведь это был первый раз, когда она шла совсем одна. Холод пробирал до мурашек, и она всё ускоряла шаг, почти срываясь на бег, как будто чувствовала опасность и вдруг застыла на месте, уже коснувшись пальцами ручки двери. В противоположном конце стоял никто иной как Драко Малфой. В своей безупречной мантии, с нахальным выражением лица и сверкающим на груди предательским значком. Весь мир будто рухнул, ушёл из под ног, и гриффиндорка в первый раз действительно его испугалась, ведь сейчас он и правда представлял угрозу. Она уже собралась с мыслями, продумала в голове плохо склеенный план отступления и нападения, а потом произошло то, что никак не поддавалось здравым объяснениям. Он просто ушёл. Долго разглядывал её, как будто изучал или запоминал, перемялся с ноги на ногу, выругался себе под нос и просто развернулся. Не сказал ни слова, не объяснился, не закричал, зовя Филча. Просто ушёл, спасая её шкуру. Девушку настолько охватил шок и непонимание, что она провела ещё несколько минут, просто цепляясь за дверь не в силах пошевелиться. Вспоминала его взгляд, который ей удалось поймать на платформе у Хогвартса в день окончания этого курса. Да, Гермиона тоже была грустной и опечаленной: приходилось уезжать, оставлять любимую школу, друзей, Гарри, до сих пор не пришедшего в себя из-за смерти крёстного. Однако в глазах Драко крылось что-то гораздо страшнее. Боль, грусть, страх и отчаяние смешивались в одно, и как не старался названный Слизеринский Принц их спрятать, у него ничего не выходило. Это был первый долгий взгляд, который он себе позволил. Блондин всё смотрел и смотрел, не замечал, как рядом шныряют слишком активные первокурсники, как прощается с девушкой Блейз, как громко ухают совы над головами. Он будто бы пленил её своим взглядом, и Гермиона так боялась нарушить эту идиллию, почему-то так нужную ей, что почти не дышала. Первый раз ей удалось его рассмотреть, и она увидела в нём настоящего живого человека, а не только язвительную оболочку. Всё это продлилось лишь минуту, но казалось, что прошла вся жизнь. К сожалению, что значил этот взгляд, девушка тоже поняла лишь только на следующий год. Шестой курс казался страшным сном. По непонятной для самой себя причине, Гермиона все последние несколько недель лета просто не могла усидеть на месте и вдруг осознала, что ждёт появления Драко на вокзале. Хотелось посмотреть, как он изменился за лето, возможно, понять, что так сильно тревожило его в их последнюю встречу. Полный бред, но всё же переживания от сердца не скроешь, и Грейнджер просто смирилась с ними. Каким был шок от его появления, не передать словами. Он изменился, как будто повзрослел на несколько лет, стал более дёрганым, осторожным, опасным. От него буквально веяло страхом и силой, заставляя держаться подальше. Ещё и Гарри начал следить за ним, поддавшись какой-то нелепой мании, заставляя девушку ещё сильнее переживать и копаться во всём этом. А дальше... Дальше закрутилось то, что Гермиона не могла объяснить себе до сих пор. Никогда девушка не забудет его взгляд на первом уроке зельеварения со Слизнортом, когда профессор приготовил несколько зелий, одним из которых была Амортенция. Он буквально сжирал её глазами, даже не стесняясь однокурсников, рассматривал с ног до головы, неприлично громко сглатывая и стараясь вовсе не дышать. До сих пор помнит, как однажды блондин столкнулся с ней в тёмном подземелье, верно, выходя из слизеринской гостиной, пока она сама направлялась к зельевару. Остановившись прямо перед ней, чем жутко напугал и заставил перестать дышать, он, казалось, просто забыл, куда шёл, застыл и не собирался двигаться. Тихое дыхание стало запредельно звонким, а стук его сердца отлетал от стен. Она готова поклясться: он почти прикоснулся к ней тогда. Готова поставить любые деньги: он уже протягивал руку к её ладони. Лишь вышедший из-за угла второкурсник сбил его, и парень ушёл так быстро, что Гермиона даже не успела развернуться и посмотреть ему в спину. Помнит, как больно разбилось сердце, когда девушка нашла его в туалете, в огромной луже крови.. А дальше седьмой курс, который девушка так и не смогла пройти, непрекращающиеся переживания, дикие срывы и постоянная мольба только об одном — жизнь. Для родителей, друзей, Ордена, для него и для неё. Слёзы снова брызнули из глаз, а из груди вырвался жуткий гортанный вопль, заставляя снова закрыть разум на тысячи замков, просто чтобы не сорваться и не спрыгнуть вниз. Нужно жить. Пытаться не сойти с ума. Девушка встала с холодного пола и направилась к лестнице, всё ещё сжимая подарок окаменевшими от напряжения пальцами.Ночь после поцелуя в библиотеке.
Сердце уже стучало как бешеное, а она всё бежала и бежала, стараясь убраться как можно дальше. Как можно дальше от человека, с которым хотела бы провести каждую минуту, с которым хотела бы никогда не расставаться, о любви к которому хотела бы признаться всему миру. От человека, которого сейчас убивала. Все мечты в один момент стали реальностью, навалившись страшной тяжестью, от которой невозможно было избавиться. Она ведь так этого хотела. Так мечтала по ночам о том, как однажды он придёт к ней, снова назовёт по имени, посмотрит теми же влюблёнными, но наполненными страхом за неё глазами, обнимет и больше никогда не отпустит. И вот, ей наконец известно, почему Драко так остро реагирует, а от этого лишь больнее, сложнее, тяжелее и невыносимее. Гермиону разрывают на части все мысли сразу, разум застилает белой холодной пеленой, не позволяющей здраво мыслить, а она всё бежит, пока не врезается руками в холодные стеклянные двери. За ними — выход на открытые террасы. Откуда ей известно? Такое никогда не забыть, никогда не выкинуть из памяти и ни за что ни с чем не перепутать. Створки поддаются несильному нажатию, и морозный осенний ветер обдувает лицо, подмораживая горячие слёзы и развевая волосы. Руки скользят по кладке стен, задерживаются на некоторых камешках, впитывают магию. Взору открывается величественный вид на территорию замка, чуть дальше виднеется хижина Хагрида, а дальше — Запретный лес. Сердце сковывает глубокой болью, и гриффиндорке приходится облокотиться на стену, а потом и сползти по ней, чтобы не упасть. В голове мысли проносятся со скоростью света, сменяя друг друга в непрекращающемся вихре. Сколько вечеров шестого курса они здесь провели? Сколько бесчисленных часов, в которые понемногу открывались друг другу, сначала молча, трепетно, боязливо, а потом не могли остановиться, пересказывая друг другу все нерассказанные тайны и истории. Сколько созвездий он ей показал, стоя на этом балконе, сколько невероятных мифов о сотворении Вселенной он знал и как мог считывать судьбу, в которую не верил, по расположению звёзд. Как много смеха было здесь услышано, как много слёз пролито и как много чувств выплеснуто. Это было их местом, навсегда только их. Здесь никто и никогда не нашёл бы их, не помешал и не спугнул. Только здесь этот нахальный, бесцеремонный, саркастичный и язвительный аристократ наконец сбрасывал душащую его маску и становился собой. Здесь открывал свои чувства, не боясь расспрашивал её о каких-то несущественных мелочах, которые так жаждал узнать. Здесь впервые признался в настоящей причине своих вечных обзывательств и отвратительного болезненного поведения. Здесь впервые задрал левый рукав, перед этим отойдя на максимальное расстояние от девушки, специально, чтобы дать ей спокойно уйти, но так и не дождался этого. А сейчас гриффиндорка сидит одна на том месте, которое помнит их любовь, и может позволить себе лишь горькие, горячие, ядовитые слёзы. Вспоминает библиотечный поцелуй, утопает в нём, позволяет себе погрузиться и вспоминать, вспоминать, вспоминать. В Драко ничего не изменилось, всё осталось прежним, таким, как и было. Только сейчас без злобной маски, которую было так страшно снять, без оков Люциуса, мешающих показывать чувства и открываться человеку, который готов тебя принять любым, без удушающего страха за всех вокруг. Его руки всё такие же холодные, родные, мягкие. Поглаживания — медленные, глубокие и чувственные. Губы всё так же приятно покусывают нижнюю губу, а язык норовит сплестись с её. Вкус не изменился совершенно, запах остался таким же, аура не тронута. Этого ты хотела? Об этом мечтала? Теперь хочешь забыть всё, повернуть назад? Надеешься, что всё решится само собой? Долго ты будешь убегать от него, Гермиона? Это её Драко. Её любимый человек, так отчаянно нуждающийся в помощи и поддержке, которую она никак не может дать. Просто находясь рядом, убивает. Чуть ли не единственный человек, способный рассказать ему правду, оказался трусом. Трусихой оказалась она.Ночь в подземелье
Драко уже давно спит, а она всё прижимается щекой к его груди, стараясь заново собрать себя по мелким крупицам, на которые её душу разнесла война. Всё вспоминает свои же слова и не может ими надышаться, хочет в них раствориться, утонуть и никогда не выплывать. ... никогда не залечиваешь шрамы на теле, считая их наградами и напоминаниями. Когда ты сдавал СОВ, ты так сильно перенервничал, что случайно спалил полку с пергаментом в кабинете, из-за чего экзамен пришлось перенести. Ты всегда спишь в носках из-за того, что часто мёрзнешь, хотя я считаю, что ты просто боишься подкроватных монстров. Ты ешь острый красный перец, ненавидишь, когда загибают страницы книги, и даже когда-то любил смотреть маггловский телевизор… Маггловский телевизор... И почему в памяти, при попытке вспомнить его, когда-то убитого заклинанием, она вспомнила именно это? Дурацкий детский "Мадагаскар", который они пересмотрели бесчисленное количество раз. Что в нём так ему нравилось? Она обожала смотреть, как он смеётся с рассчитанных на шестилетних детей шуток, как натурально переживает за героев и умоляет посмотреть вторую часть сегодня же. А то, как сильно парень удивился и чуть ли не испугался, когда она первый раз включила ему этот незнакомый чёрный ящик, даже заставило засмеяться. Где же он теперь? Где этот парень, которого она успела изучить вдоль и поперёк, от которого знала, чего ожидать, которого больше не боялась, а просто безумно любила? Шатенка ещё сильнее прижимается к его шее носом, вдыхает до боли знакомый запах. Вот он, здесь. Прижимается спиной к холодной стене, уверяет её, что ему невероятно удобно сидеть под её тяжестью на сыром полу, бормочет её в ухо какие-то глупости, собирается себя убить... Гермиона всё ещё не смирилась с мыслью, что он выпьет эту отраву. Она слишком хорошо его знает и понимает: он не изменит решения. С ней, без неё, с поддержкой всего мира или совершенно один, он сделает это И лучше уж она будет рядом, сможет помочь, защитит, как сможет, чем он будет чувствовать себя брошенным и обделённым. Шатенка прекрасно его понимает и чувствует. Парень всего лишь хочет помнить. Просто мечтает знать, кто он, почему здесь и что случилось до всего этого кошмара. Надеется снова вспомнить мать, которой так дорожил, наконец узнать друзей, забыть и выкинуть навсегда из головы эту чёртову Паркинсон. Если с ним что-то случится, она не переживёт. Гриффиндорка уже видела его смерть однажды на холодном полу туалета и больше просто не перенесёт этого. Ляжет рядом с ним, свернётся калачиком и погибнет без заклинаний, зелий или ножей. Просто горе разольется такой густой волной, что вымоет из неё каждую клеточку, которая будет ещё способна выживать. Руки не прекращают поглаживать любимые плечи ни на секунду, губы выцеловывают каждый миллиметр шеи, ноздри вдыхают родной запах. Больше ничего не нужно. Лишь бы провести здесь остаток всех своих дней и больше никогда ни за что не бороться.Ночь после испытаний зелья
Она не спит уже четвёртую ночь. Клюёт носом на парах, хотя они всё равно бесполезны, ведь гриффиндорка не может сосредоточится, отказывается играть с друзьями в шахматы, ссылаясь на домашнее задание, и сразу после ужина уходит "к себе в башню", не появляется на завтраках, потому что просыпает каждый. Всё своё свободное время девушка проводит за ширмой у третьей койки в Больничном крыле. Мадам Помфри давно перестала просить девушку отдохнуть и поспать, пусть даже на соседней кровати, а Блейз просто привык к её нахождению здесь и уже не задаёт никаких вопросов. Снова привык к ней в его жизни. По правде сказать, она так скучала по итальянцу. Конечно, после случившего с Драко они больше не общались как раньше, ведь главным связующим их "дружбы" был именно он, но всё же они хорошо ладили, и сейчас девушке часто не хватало его глупых шуток и острого ума. Они лишь сменяют друг друга, когда второй слишком устал, чтобы продолжать что-то рассказывать ничего не слышащему другу и наблюдать за состоянием. Она чувствует, он тоже хочет поговорить с ней, но не знает, как подступиться. Один раз они всё же посидели здесь вместе. Забини принёс ей сэндвич с ужина и просто придвинул ещё один стул. Он задал всего несколько вопросов о его памяти, на которые у девушки не было ответов, а потом просто крепко сжал её ладонь. Гриффиндорка прекрасно понимала чувства слизеринца, знала, как ему тяжело хранить от друга столько секретов и стараться не подавать виду, ведь сама делает то же самое. Мысли снова уносят её далеко в прошлое, но на этот раз заходят на запретную территорию. Никогда не поднимаемые из глубин сознания воспоминания сейчас нуждаются в перемотке так остро, что сводит сердце. Перевести мысли в другое, пусть даже такое же болезненное русло не получается, и она утопает в картинах ужасного прошлого. Гриффиндорка вновь вспоминает, как трепетно, долго и невероятно мучительно она ждала весточки, хотя бы маленькой записки, трёх простых слов "Я в порядке" после окончания битвы за Хогвартс. Малфой просто испарился вместе с семьёй с поля боя, и она не имела ни малейшего понятия, где он сейчас. Сердце сжималось, душа болела, слёзы не переставали капать из глаз. Отправить сову в Менор? Смешно. Попытаться прислать весточку в его собственный дом? Да она была там всего несколько раз и даже не знает адреса. Можно было бы послать эльфа на его поиски, но как бы Драко объяснялся перед Люциусом за разыскивающую его по всей Британии грязнокровку? Хрупкая, разбитая, слишком больно ужаленная войной девушка еле выносила всё это, как всегда стараясь попутно помочь всем, кому могла и не могла. Рон как никогда нуждался в её поддержке, помощь нужна была Гарри, нужно было вернуть родителей. А в голове слишком много места занимает любимый до боли блондин, будто пропавший навсегда. А потом стало совсем страшно. Потом появилась первая колдография в газете, и случился первый, но далеко не последний за то лето нервный срыв. Одинокий, запертый в комнате с задернутыми шторами, тихий, долгий нервный срыв, медленно перерастающий в паническую атаку. С первой страницы прямо на неё смотрел совершенно не похожий на себя Люциус Малфой: затравленный, убитый страхом и отчаянием, постаревший на много лет, трясущимися руками крепко обнимающий жену. Нарцисса выглядела ничуть не лучше: выбившиеся пряди ранее ухоженных волос, множество новых морщин, закусанные до крови губы и большие, наполненные болью глаза, неустанно смотрящие на сына. Как и на всех фото, между родителями стоял Драко, похожий больше на свою тень, чем на любимого ею нахального парня. От попытки вспомнить его внешний вид слишком сильно затряслись руки, и девушка как могла постаралась сбросить с себя воспоминания, снова закрыть их в тёмный ящик, который так надеялась никогда не открывать. Думать о настоящем получалось плохо. Такими яркими были воспоминания из зала суда, где она так долго смотрела в его глаза, так боялась не справиться с планом по его спасению. Тогда совершенно забылись все обиды, которые она уже почти смогла отпустить и забыть, осталось одно — желание вытащить его любой ценой. В голове громко разносилась фраза, выкрикнутая им в зале суда, наплевав на всех и вся. "Я не достоин этого, Грейнджер!" — больно разнеслось по огромной комнате, разрывая плоть и разрушая нервы. Мысли перенеслись немного назад, на самые запретные воспоминания. Картины последней битвы, их сцепленные руки прямо посреди поля боя, мокрого и солёного поцелуя, их последнего поцелуя перед тем, как он... Перед тем как человек, которого она так любит, умер второй раз. Когда сломалась такая тонкая стена, когда произошло неизбежное. Глупо, очень глупо винить безвольного участника войны за бойню, но по-другому не получается. Кусая губы, выкручивая пальцы, разбирая ситуацию по крупицам, не получается. И всё новые и новые события той страшной ночи возвращаются, впитываются в кровь. Хватит! Просто прекрати, пожалуйста! Больно, тяжело, плохо. Сердце пропускает удары, а состояние граничит с суицидальным. Размышление прервал кашель. Драко кашлял не переставая и, не имея возможности перевернуться на бок, начинал захлёбываться своими же слюнями. Беспокоить мадам Помфри не хотелось, и девушка уже давно запомнила, что делать в такой ситуации. Руки потянулись у его плечам, переворачивая больного на бок.Утро после бара.
Девушка проснулась слишком рано. В окно ещё только-только начали пробиваться первые лучики холодного солнца, а утренний туман лишь начал собираться у земли. Обведя взглядом комнату, шатенка удивилась тому, где проснулась. До только что пробудившегося после сна сознания не сразу дошли воспоминания о вчерашнем вечере, а как только это случилось, губы растянулись в довольной улыбке. Гермиона почувствовала на своей талии сильную руку спящего сзади парня, провела ногтями по костяшкам, чуть погладила подушечкой большого пальца, снова отмечая необыкновенную нежность почти прозрачной кожи. Прошло ещё около пяти минут, в течение которых гриффиндорка прокручивала в голове вчерашний день, вспоминала все его взгляды и слова. Даже в мыслях они закрутили её в невероятном эмоциональном вихре, заставляя краснеть и кусать губы. Нужно посмотреть на него. Так нужно снова иметь возможность просто смотреть, видеть в глазах бушующие чувства, считывать каждое движение губ. Повернувшись и оглядев парня, Гермиона невольно тихо рассмеялась, протягивая руку к платиновым волосам. Драко, со стороны выглядящий смертельно опасным днём, по утрам был похож на заспанного белого котёнка. Конечно, скажи ему такое Гермиона, скандала было бы не избежать, но парень, слава Мерлину, спит, а мысли навсегда останутся лишь в её голове. Платиновые мягкие волосы, обычно аккуратно уложенные на левую сторону, сейчас стояли дыбом и чуть закручивались к кончикам в маленькие завитки, глаза и брови немного подрагивали, губы еле заметно приоткрывались. Видимо, ему снилось что-то очень занимательное. Тонкая ладонь несмело пробиралась по волосам к затылку и обратно к уху, легонько поглаживая пальчиками. Драко никогда не любил, чтобы его будили, она знает, но отказать себе в удовольствии совершенно невозможно. Губы девушки совсем невесомо накрывают его, чуть пересохшие после ночи и искусанные ею до небольших отметин. Язык аккуратно скользит от одного уголка к другому и быстро прячется во рту, боясь разбудить слизеринца. Рука на её талии обвивается сильнее, и Драко крепко прижимает Гермиону ближе, утыкаясь носом в шею. Губы шепчут что-то непонятное, но девушка успевает выцепить слова "обожаю", "моя", "не отпущу". Гермиона даже сама не понимает, что означает улыбка на её лице. С одной стороны, сейчас она настолько счастлива, что это никогда не удастся описать словами, а с другой — на сердце всё равно скребут кошки. Сколько времени ей понадобилось на то, чтобы снова привыкнуть к нему? Чтобы больше не вздрагивать от прикосновений давно знакомых рук, не закрываться от поцелуев всегда нежных с нею губ, не прятать эмоции глубоко в сердце? Ей всё ещё иногда очень страшно. Сказать что-то не то, обидеть, сболтнуть лишнего, обвинить в том, что не помнит что-то важное. Девушка всё ещё раздумывает над подарком на годовщину и до сих пор не может решить, стоит ли так рисковать. С одной стороны, да, это будет невероятно неожиданным и приятным сюрпризом, а с другой — может разбить сердце, ведь для неё у него подарка не будет. Да и воспоминаний о памятной дате тоже. Ещё несколько минут она просто рассматривает знакомое тело, улыбается оставленным на плечах и шее отметинам, легонько проводит пальцами по коже на спине, убирая царапины от своих же ногтей. Она всё ещё его принцесса. Слова настолько жарко отдаются в груди, что глубокий вздох просто необходим. Он знает, помнит, любит. И наконец это происходит не сквозь будто бы прозрачную стену, выстроенную им самим же из каких-то подростковых запретов и принципов, а по-настоящему, целиком и полностью отдаваясь и открываясь. Драко больше не прячет от неё себя, ведёт себя так, как велит сердце. Глупо наверное, но шатенка смогла найти оборотную сторону этой медали с отчеканенным "Обливиэйт". В голову гриффиндорке снова врезается непрошеное воспоминание о его предложении перед тем, как расстаться летом после шестого курса. Предложение, на которое она не могла согласиться, но которое грело ей сердце пока шла холодная, грязная, уничтожающая война. Он материализовался ниоткуда. Просто появился на поле около Норы и послал ей патронус. Девушка удивилась так, что выронила тарелку, которая с грохотом разбилась. Наспех извинившись перед миссис Уизли, она тут же сорвалась с места и побежала за ждавшим её на улице удивительно красивым светящимся песцом. Острые ростки пшеницы царапали щёки, а ноги путались в длинной траве, но на это не было времени. Они не виделись уже много недель, и ей так отчаянно нужно было его обнять, прикоснуться, поговорить. Сейчас это такая роскошь — просто заглянуть в светлые глаза и снова увидеть в них отражение своих чувств. Шатенка наткнулась на него совершенно внезапно и упала бы, не поддержи её сильные руки. — Мерлин, что ты здесь делаешь? — Хах, Грейнджер, я думал, ты будешь рада меня видеть, — как обычно сыронизировал блондин и притянул её поближе. — Я рада, очень рада, Драко! Но это ведь опасно! Что ты сказал семье? Тебя ищут? — не унималась шатенка, зацеловывая щёки мелкими поцелуями. — У меня три минуты, — быстро ответил слизеринец, целуя девушку в горячие губы, — так что слушай и не перебивай, поняла? — лёгкий кивок в ответ позволил ему продолжить говорить. — Мы можем сбежать, Гермиона. — Что?! — Я же сказал: не перебивай! Мы с родителями ещё можем успеть, ублюдок снова странствует где-то, чтоб он... — Малфой запнулся, успокаиваясь. — Мы можем уехать. Возведём антимагический купол, спрячемся под землю, улетим так далеко, как только сможем. Соглашайся, и я заберу тебя сейчас же. — Драко, ты же понимаешь... — Я не могу отпустить тебя с этими придурками шататься хер знает где, пока вокруг истребляют людей! — Драко срывался, как не пытался себя сдержать, всё сильнее вцепляясь в её руки. — Пожалуйста, тише! — она обернула руки вокруг его шеи, поцеловала в нос, как делала всегда, успокаивая его. — Из этого ничего не выйдет, ты знаешь сам. Я нужна Гарри с Роном, они не справятся одни, мы команда, и на кону слишком многие жизни. Да и твой отец... Да он убьёт меня раньше, чем мы успеем аппарировать. — Гермиона, ты не понимаешь, в какую херню ты влезаешь! — он никогда не позволял себе ругаться при ней, однако сейчас слишком больно и трудно. — Вчера убили 25 маглорождённых! Разом! Этих людей больше нет, и никто даже не заметил! Девушка понимала его. Слишком остро понимала, чтобы спорить, но должна была. Она не аппарирует с ним, а вернётся обратно в Нору к недомытой посуде. Это понимает и она, и он, но у них осталась ещё одна минута, и они проведут её вместе, чего бы это им не стоило. Парень прижимает девушку к себе так сильно, что хрустят рёбра, целует крепко и неотрывно, вдыхает громко запах её волос, впивается ногтями в спину. — Делай то, что нужно, Драко, прошу тебя, делай всё, чтобы выжить! Останься в живых, и мы уедем, обещаю! Так далеко, как захочешь, и никогда не вернёмся! — Если с твоей головы упадёт хоть один волос, я сам убью этого чёртового Избранного и его туповатого дружка, а тебя привяжу у себя в доме! Ясно?! — Я люблю тебя, очень, — тихо шепчет она ему прямо в губы. — И я люблю тебя, принцесса, — последний поцелуй, и парень отходит от неё мучительно далеко, хотя их разделяет всего какой-то метр. — Я предупредил тебя! — Мы больше не увидимся, пока всё это не кончится, да? — Увидимся, Грейнджер. Я уже говорил, что ты от меня никуда не денешься. Малфой аппарирует с глухим хлопком, и в этот же момент мысли девушки возвращаются к настоящему. Все её щёки мокрые от пролитых горьких слез, она слишком сильно сжимает руку Блейза и слишком громко вздыхает. Воспоминания всегда душили её, но сегодня это по-особенному больно. Девушка как мантру произносит благодарности Богу, жизни, всем на свете за то, что он просто жив. За то, что снова смог вынести жестокие испытания и уже скоро к ней вернется. Солнце поднимается над горизонтом, освещая больничную палату, и Драко жмурится даже сквозь сильные зелья, как и раньше. Всё наладится.