Последний романтик

Едва посмотрев себе за спину, Асока увидела, что Энакин стоит перед ней в одном плаще, наброшенном на кожаный жилет. Меховая же накидка, что до этого была поверх, сейчас уютно обнимала замёрзшие плечи тогруты. Это было так неожиданно и главное, так вовремя, что Асока откровенно растерялась и в первый момент не смогла произнести ни слова. Потом, словно опомнившись, запахнула на себе накидку из коричневого и мягкого меха, пахнущего машинными маслом и мятой и глядя на Энакина смущённо и благодарно, пробормотала: — Спасибо. — Да на здоровье — ответил Скайуокер, казалось бы, даже слегка небрежно, словно это не он сейчас совершил такой хороший поступок. И вообще, кажется, уже забыл о нем. За то Асока в этот миг поняла, что мир перед её глазами сперва пошатнулся, а потом закачался так, что вот-вот был готов накрыть её с головой, как накрыло сейчас странное и доселе неведомое чувство. Оно было такое тёплое и большое, такое нежное и приятное, что просто не поддавалось ни описанию, ни объяснению. А ещё Тано первый раз за все годы знакомства стояла от Энакина так близко, впервые рассмотрев его внимательно и заметив наконец насколько он красив. Одни его глаза, огромные, ярко-голубые, почти синие, притягивали к себе, зовя в свою манящую глубину. Впрочем и волосы, золотистыми волнами спускавшиеся на воротник плаща, блестя в лучах холодного солнца, тоже были очень хороши. Кожа лица золотилась вечным загаром, а через правую бровь проходил тонкий, вертикальный шрам, который, впрочем, нисколько его не портил, а наоборот, добавлял мужественности этому серьёзному и красивому лицу. И как можно было раньше не замечать всего этого? Асока не понимала, хотя, она вообще раньше не замечала много в своей жизни, плавая в океане книжного и киношного вымысла. Но с того дня всё изменилось и всю последующую неделю Тано неотрывно наблюдала за Скайуокером, используя любой повод, чтобы хотя бы просто постоять с ним рядом, дабы лишний раз посмотреть на своего Рыцаря. Но не Рыцаря-джедая, которым он на самом деле являлся, а настоящего Рыцаря, который носил доспехи и совершал подвиги ради прекрасной дамы. Именно в них, в свои Рыцари посвятила Асока ничего об этом не подозревавшего Энакина. Хотя, казалось бы, чего такого уж удивительного он сделал? Ну отдал ей свою накидку, чтоб не замёрзла, и что? Обычная вежливость, джедайское сострадание, которое все они впитывают ещё на стадии юнлинга. Да, возможно, но вот только не для Асоки. Для неё это был поступок, достойный истинного восхищения. И за всю прошедшую неделю неотрывного наблюдения, Тано нисколько не изменила своего мнения о Скайуокере, напротив, оно становилось только лучше. Всё новые и новые черты открывала она в Энакине. Как выяснилось, за внешней оболочкой хулигана и задиры скрывалась его настоящая сущность, яркая и неоднозначная. Он был, что называется, человеком дела, которому проще было показать своё отношение к людям и ситуациям через действия, нежели, чем через слова. Это был один сплошной поступок, проявляющий себя неожиданно и в то же время к месту, не делая при этом из него сенсацию. И, сам того не ведая, придерживался некоей философии, относясь к мелочам глобально, а к серьёзным вещам легко. Именно таким Энакин и был по мнению девушки, не особо размышлявшей о том, так ли это на самом или же богатое воображение снова сыграло с ней в свою любимую игру. Впрочем, убедится в этом или обратном тому у неё пока не получалось, ведь Скайуокер всё это время вёл себя как обычно, никак не проявляя себя по отношению к девушке. Асока же задумывалась при этом, может ли тот человек, к которому она испытывает такое большое и серьёзное чувство испытывать хоть что-нибудь в ответ. Ведь каждому действию есть своё противодействие, как говорят физики, или всё, что исходит от нас, хорошее ли, плохое ли, непременно всегда возвращается к нам. Вот такой вот закон бумеранга в действии. Только вот её, Асоки, бумеранг пока, видимо, находился в полёте, либо в ту, либо в обратную сторону и пока не собирался никуда прилетать, зависнув в воздухе между ними. Сколько бы он ещё так висел, непонятно, но вот в пятницу произошло то, что могло существенно сдвинуть его в одну из сторон. Планета Ондерон, которая несколько лет поддерживала сепаратистов, неожиданно встала на сторону Республики, благодаря усилиям всего двоих людей — сенатора этой планеты Лакса Бонтери и падавана Баррис Оффи, знакомство с которой и изменило его мнение, относительно Республики и союза с ней. Вообще, знакомство это вышло странным, поскольку до этого Бонтери встречался с Алисой Портман, лучшей подругой Баррис, роковой красавицей Ордена, однако, она не особо вникала в его убеждения, но вот один раз ему понадобилось сопровождение и вместо заболевшей Алисы, к нему приставили Баррис. И девушка сразу влюбилась в него, но тот сразу дал понять, что расчитывать не на что, и она перестала намекать на чувства, ушла в себя, общаясь с Лаксом, как и с другими, ровно и вежливо. Так продолжался почти год. И вот, когда не так давно, по вине «его любимых» сепаратистов, погибла мать Лакса, Мина Бонтери, его мнение о них серьёзно пошатнулось и он изъявил желание наказать виновных. Рядом в ним в этот момент оказалась Баррис, которая и подсказала выход, а после стала в прямом смысле этого слова, учить молодого политика навыкам переговоров и грамотной аргументации своих доводов. Вообще вышло смешно, когда они, вместе выходя из здания сената, чтобы лететь на очередные переговоры, почти одновременно заговорили об этом. Лакс попросил помощи, а Оффи её предложила. Так и стали они заниматься, почти ежедневно, ведь Алиса заболела пневмонией и в Ордене пока не появлялась. И видимо за это появившееся у них время, Лакс успел расставить приоритеты и понять, кто из этих двух девушек есть кто. Спору нет, Алиса — девчонка красивая, белокурые волосы, огромные голубые глаза, фигура, всё при ней, но совершенно пустая и бездушная. Или как она сама говорила, беспристрастная. Однако, видимо, этого Лаксу было недостаточно, ибо в конце дня, когда в зоне рекреации храма, где собрались все, кто был задействован в той ситуации, включая самого Бонтери, Асока заметила, какими взглядами они обменялись с Баррис. Вообще, вся ситуация с присоединением Ондерона происходила на глазах у тогруты и она с внутренней радостью наблюдала за тем, как молодые люди сближались. Ведь ей очень нравилась Баррис и совершенно не нравилась высокомерная и заносчивая Алиса. А между тем в тот день ребята обсуждали то, как прошло соглашение с Ондероном и вдруг кто-то, кажется, это был Феррус Олин, молодой Рыцарь-джедай, вечный соперник Энакина, предложил, как он выразился, «чисто конкретно отметить это дело». И идея была встречена на ура. — Да не вопрос! Завтра вечером в моей квартире — мигом предложил всем Лакс, что было, в общем, логично, ведь праздник же был в основном его. И вот теперь Асока стояла посреди комнаты и размышляла, идти ей завтра на праздник или нет? «Не пойду!» — решительно сказала про себя Тано — «Всё равно моё присутствие там никому не нужно, вряд ли кто-то вообще заметит, что меня нет». Но уже через долю секунды Асока подумала уже совсем другое: «Нет, я просто обязана пойти! Ведь там же будет он!» А потом опять взялась за старое: «Да нет, зачем я пойду? Смысл? Только душу себе травить. Ведь ясно же, как рассвет на Шили, что такие, как он, в таких, как я не влюбляются!» Да, не влюбляются, тем более, что Асока знала о том, какие именно девушки привлекали Скайуокера. А потому, что ей было известно, что ему нравится сенатор Амидала, у них несколько лет были даже серьёзные отношения, ходили слухи, что молодые люди были помолвлены. Однако, с начала этой осени, когда та устроилась работать на другую планету, причём ту, что была неугодна Республике, между ней и Энакином словно пробежала чёрная лотал-кошка. Во всяком случае, Скайуокер ходил темнее тучи и словно умышленно избегал упоминать имя сенатора с Набу. «Однако, то, что они, возможно, поссорились, а, быть может, даже и расстались, не дает мне абсолютно никакого шанса надеятся на то, что он меня заметит и тем более, полюбит, ведь я, мягко сказать, не совсем похожа на Падме,» — продолжала Асока мучить себя сомнениями — «А, значит, скорее всего, мой внешний вид будет ему ещё и неприятен. Нет, не пойду, делать мне там нечего». Но стоило ей только вспомнить его улыбку и золотистые волны волос, небрежно спускавшиеся на воротник робы, как от её уверенности не осталось и следа. «Ладно, вот наступит утро, тогда и решу» — успокоилась на этом Тано и пошла спать, не зная, что решение внутри неё уже принято, осталось лишь в полной мере осознать его.