целуй мою подошву, и я обязательно полюблю тебя

      Когда этот парень впервые зашёл в класс никто даже и не понял, что он — их новый одноклассник.       Он выглядел небрежно.       Светлым бархатом волосы лезли в его серые глаза. Взгляд уперся в собственные кроссовки. Со стороны он больше походил на провинившегося пса.       — Вот… Это про кого я на первом уроке говорил, так… — неспешно произнес седовласый мужчина в твидовом пиджаке. — Николай Овчинников?       — Да, — вздрогнув, согласно кивнул в ответ парень.       — Неужто из самой Москвы к нам приехал? — оперевшись о стол, удивленно продолжал допрос классный руководитель.       — Да, — с той же робкой интонацией снова кивнул Коля, но затем, насупив брови, добавил. — Точнее не из самой Москвы. С Подмосковья.       Вдруг послышался скрип стула.       — Столичный, да? Обычная деревенщина — с задних парт послышался уверенный мужской бас, смешанный с некой веселой ноткой. — Кто там говорил, что он столичный? Рита?       — Ничего я такого не говорила, придурок, — огрызнулась в ответ рыжеволосая девчонка с первых парт. — Просто староста, видимо, профуфукала приставку “под” когда заносила ведомость.       В этот момент Коля поднял свою голову. В глазах его серых читалось удивление: впервые этот мальчик видел, чтобы кто-то так дерзко нарушал священную тишину учебного процесса. И только локон его витиеватых светлых волос коснулся плеча и замер, как неприятно заныло сердце. Он встретился глазами с главным нарушителем.       Тогда он испытал лишь легкое удивление. С задних парт, совершенно не стесняясь, прямо и точно смотрел ему в глаза тот громкий парень, что обозвал его “деревенщиной”. У него был такой же высокий рост как и у Коли. Но в плечах он был гораздо шире. И, в отличие от Коли, его телосложение вовсе нельзя было определить как эктоморфное.       — Видимо, Соня спит и видит огромный московский член, — задира переправил свой взгляд с новичка на девочку, что сидела ближе к старым пластиковым окнам.       Ответа от самой старосты не последовало. Её лицо скрывало полотно черных блестящих волос. Девушка отчаянно делала вид, что не слышит обидных слов. Обхватив пальцами ручку, она якобы что-то старательно записывала в тетрадь. На деле же староста лишь выписывала бессмысленные, но такие поддерживающие её абстрактные узоры.       Зато со стороны большинства учеников послышался шквал неприятного безудержного смеха.       Коля стоял в оцепенении. Лишь в этот момент его тусклые глаза широко раскрылись. Подростковый смех толпы, напоминающий больше взвизг стаи гиен, шокировал его. Он никогда не выезжал за пределы своего родного дома. Никогда не видел подобной реакции. Не мог и подумать, что кому-то может быть настолько больно. А из всей этой сцены он видел лишь боль старосты. Темноволосой, полноватой, но такой скромной девушки. Картина мира, что рисовал он в своей черепной коробке, впервые дала маленькую трещинку.       С этой самой трещинки и начался грандиозный разлом.       Послышался громкий звук удара — учитель ударил учебником о край стола.       — Тишина! — злобно произнёс он и обвел класс взглядом.       Смех прекратился. Словно голодные волчата, одноклассники злобно уставилась на ненавистного им классного руководителя.       — Филатов… — он бросил полный неодобрения взгляд на хмурого школьника, — ...как же ты меня заколебал, ты бы знал.       — Прошу прощения, Евгений Алексеевич, — без единой капли сожаления на автомате ответил Филатов.       — Смотри, Антон, вот этот мальчик — Коля, с этого момента, с вот этой самой секундочки… Твой друг, уяснил?       — Это деревенское убожество? Евгений Алексеевич, ведь друзьями по приказу не становятся.       — А ты, — чуть ли не злобно рыча и вжимаясь сухими пальцами в стол, процедил учитель, — станешь, мой дорогой. Ещё как станешь! А убожество, как ты выражаешься, здесь только ты, мой пустоголовый и пустосердечный друг.       Воздух в классе словно стал душнее. Антон смотрел на классрука достаточно безэмоционально, не боясь и не переживая. Лишь палец его лениво постукивал по столу, говоря, что его раздражали слова какого-то старого и такого надоедливого взрослого. Учитель же был в бешенстве. Он ненавидел многие вещи на своей работе. И одной из главных проблем для него являлся устойчивый школьный менталитет. Агрессивная среда, которую ни в коем случае не должно было допустить руководство. Но кто-то проглядел начало первой травли. Второй закрыл глаза. Так и вышло, что школьники совсем не считались с авторитетом учителей. И одной из главных заноз являлся именно Антон Филатов.       — Коля, будешь сидеть за одной партой с Антоном, — сухо обратился классрук к новичку.       — Э, вообще-то я сижу с Антоном! — резко поднялся со своего места белобрысый коренастый парень.       — Ещё раз “экнешь” мне, Дима, и я спущу тебя с лестницы. Давай проваливай на любое свободное место.       — А единственное свободное место — это рядом с Соней! Неудачник! — залилась легким хохотом рыженькая Рита.       — О-о-о, а может это начало нового школьного романа? — саркастично поддержала подругу сидящая рядом шатенка.       — Не думаю, Карин, мы же вроде как выяснили, что Соне нравятся московские члены.       И вновь учебник ударился о край стола, да так, что повредился корешок. Угрожать и произносить что-либо в ответ Евгений Алексеевич не стал — истратились его нервы. Прождав пару секунд, классрук обратился к недовольному Филатову:       — Не дай бог, Антон, я узнаю, что ты натворил что-нибудь.       — В каком плане, Евгений Алексеевич?       — Ты и сам прекрасно знаешь в каком.       На этом учитель наконец-то расстался с бедным учебником. Взяв толстый мел, Евгений Алексеевич начал записывать крупными буквами: 13 октября 2010 года.       Ничего не понимающий Коля, но чувствующий, что не просто так классрук предупредил Антона и что предупреждение напрямую связано с ним, прошёл к последней парте. Идя между рядов, парень чувствовал хищные и такие острые взгляды на своей спине, на лице, на рёбрах и лопатках. Он чувствовал себя так, словно находился в суде на скамье подсудимых.       И судьей его был этот совершенно невменяемый, эмоциональный и смертельно уверенный в себе тёмноволосый тип.       — Прошу присаживайся, мой дорогой друг, — с лживой улыбкой тихо произнес Антон, отодвигая стул.       Коля ничего не ответил. Но по глазам и жестам, по мельчайшей мимике и змеином шёпоту парень сразу понял, что Антон юлит. Что не собирается этот задира дружить с ним. Что он издевается над ним и не считает за равного совершенно. Коля всегда был осторожен и, даже, излишне параноидален. И в этот момент его страхи его не подвели.       Стоило Коле слегка опуститься на стул, как сосед по парте вполне ожидаемо пнул по ножке. Стул отодвинулся, но, как рассчитывал Антон, Коля не упал на потеху всему классу. Он и не собирался садиться, а лишь сделал вид. И в тот момент, когда шалость не удалась, светловолосый парень осторожно заглянул в глаза своему новому обидчику:       — И неужели это может доставить тебе счастье?       Сначала Антон не понял. А затем медленно улыбнулся:       — Ты даже не представляешь сколько счастья я испытываю, давя убогих.       Больше они не говорили.       Начался урок.

*****

      Весь урок Коля всё никак не мог сосредоточиться. Он чувствовал сильное напряжение, сидя рядом с человеком от которого исходила злоба. Но во время урока Антон словно позабыл о его существовании. На удивление Коли, в отличие от большинства одноклассников, парень принимал активное участие на протяжении всего урока: тянул руку, задавал много вопросов, выходил к доске не меньше трёх раз. Почему-то изначально парень подумал, что Антон — типичный хулиган-двоишник, но, похоже, он был самым способным учеником в классе.       Когда прозвенел звонок и все начали складывать учебники в свои рюкзаки, Антон неожиданно поднялся со своего места и опустил ладони на острые плечи новичка. Слегка наклонившись к нему, брюнет прошептал последнему на ухо:       — Ты мне совсем не понравился. Если не поцелуешь мою подошву прямо сейчас, то я тебя уничтожу.       Коля замер. Сначала он не понял смысла слов. Затем ему стало дурно от абсолютного абсурда ситуации. Издали внимательно поглядывал на новичка и самого проблемного ученика Евгений Алексеевич. Антон это тоже заметил и лишь улыбнулся в ответ классруку обворожительной улыбкой.       — Ну? Время не бесконечное.       Коля вздохнул.       Отодвинув тетради в сторону и убрав со своих плеч чужие руки, он достаточно решительно встал тоже. И вновь привычная злобная ухмылка поселилась на губах Антона. Он знал, что сейчас могли произойти лишь две вещи: или же новичок просто молча выйдет из класса, или же, что менее вероятно, попробует ударить его в рожу.       Но ничего из вышеперечисленного не произошло.       Впервые за долгое время Антон почувствовал себя за гранью привычной ему системы. Школьной иерархической системы. Изломанной и прогнившей. Построенной на силе слова и силе кулака, где каждый вышестоящий по иерархии человек — лишь марионетка, преследующая один и тот же архетип поведения задиры. Укуси первым, пока не укусили тебя — это правило, которое все новоприбывшие усекают в первую очередь нежели теорему Пифагора или же законы господина Дарвина. Так было всегда.       Но не сегодня.       Сначала он увидел блеск. Затем обратил внимание на глаза. До этого момента Антон никогда не замечал глаз чужих людей. Всего-лишь красивые цветные шарики, что плотно сидят в лицах каждой марионетки. Но Его глаза показались ему в тот день совершенно необычными. В них отсутствовал страх. В них не было и толики агрессии. В этих серых глазах скрывались куда более контрастная эмоция.       Печаль терпким ядом разлилась по монохромной радужке.       И грусть этот человек испытывал вовсе не за себя.       Теплые розовые губы прикоснулись к потрескавшимся губам Антона. Кончики светлых локон дотронулись до чужих скул. Глаза Филатова широко раскрылись, а на ладонях выступил пот. Он почувствовал легкий запах дешёвого мужского одеколона, что смешивался с ароматом его пушистых золотых волос. Поцелуй длился лишь секунду — Коля едва коснулся его губ. Но для Антона время словно застыло.       А затем проснулся гнев.       Он с силой оттолкнул от себя парня. Но тот смог вовремя ухватиться за край стола и затормозить. Все смотрели на него так, словно он не поцеловал, а воткнул нож в Антона. Особой гибкостью взглядов подростки не отличались.       Все думали, что Антон накинется на него. Разобьет ему лицо. Выколет глаза. Многие, кто тусовался с Филатовом, прекрасно знали, насколько сложно этому парню контролировать свои эмоции, истерику, и в особенности злость. Он ненавидел геев. Он ненавидел глупых. Он ненавидел слабаков.       Но он не стал ничего делать.       На то была причина — классрук.       Но по глазам Коля так и прочитал: “Тебе не жить”.       И прежде чем начались громкие возгласы. Прежде чем все в один голос громко заявили “пидор!”. Прежде чем Евгений Алексеевич в оцепенении упал на свой стул… Коля вышел в коридор. Совершенно неспешно. Словно больной. Словно совершенно не дружащий со своей головой.       И лишь девочка, что сидела у окна, девочка по имени Соня, чьи абстрактные узоры были истерически перечёркнуты чёрной пастой, вздрогнула. Когда Коля прошёл мимо её парты, совсем рядом с ней, она заметила на его губах тусклую улыбку. Казалось, парень был ужасно рад и опечален одновременно. Смысл, что он вложил в этот смертельный поцелуй, согревал его. И он был настолько важен для этого парня, что ему было совершенно плевать — что же будет дальше.       Гнев блуждал по венам одного, обжигая.       Печаль нежной костлявой рукой поселилась на шее другого, предвещая боль.       Но главное: уже тогда они прекрасно друг друга понимали.