А победитель только один

Кажется, я исчезла. Нет, и все. Точнее нет мира вокруг меня. Я осталась сама по себе. Даже Суини куда-то исчез. Я погрузилась в собственные мысли, уже начиная отчет до начала бойни. Успела рассмотреть все возможные варианты смерти, не забыв представить вид арены. Что они придумают на этот раз? Позволят ли насладиться зрителям кровавыми битвами подростков, или же разрешат нам умереть от голода или обезвоживания? В ушах приглушенно стоит гимн Панема. Я просыпаюсь после пятиминутного сна, замечая, что мэр уже произнес традиционную речь, Олимпия с наслаждением осматривает нас, как весьма интересный экспонат в музее, а жители Девятого опустили взгляд, стараясь не замечать нас. И тут же нас берут под охрану миротворцы. Окружив со всех сторон, нас ведут в Дом правосудия, где разводят по разным коридорам в комнаты ожидания. Трибутов разрешается навещать родственникам и друзьям перед тем, как их увезут на скоростном поезде в Капитолий. Я с неохотой отпускаю руку брата, когда двое миротворцев уводят его в противоположном направлении. - Не волнуйся, все будет хорошо! – кричит он мне, когда ему начинают заламывать руки. Я боюсь оборачиваться. Что может быть на уме у этих людей? Не хватало еще синяков заработать. За мной закрывают двери, когда я оказываюсь в комнате. Мне случалось видеть хорошо обставленные дома. Да и мы жили не особо бедно. Роскошью наше жилище не блистало, но, по сравнению со многими другими домами, мы жили довольно неплохо. Этим мы обязаны отцу. Но к окружению бархата, ковров и изысканной мебели я не привыкла. Если так живут и капитолийцы, то мы не зря им завидовали. То, что в этом помещении только одно окно, немного пугает. Совсем небольшое, пыльное, что весьма удивительно как для такой изысканности. Из него видно небольшой кусочек площади. С нее еще не исчез народ, многие все так же смотрят на сцену. Нас знала большая часть нашего десятитысячного населения дистрикта. По большей части знали Суини. Он чаще бывал в городе, чаще посещал Дом правосудия, ходил по домам на вызовы. Я же появлялась только на рынке, и то редко. Но когда мне удавалось продавать что-то съестное, народ не разбирал, чья я дочь: кого-то из города, или же простого рабочего. К уроженцам бедных семей относились с большой неприязнью. Ведь именно мы выполняли самую грязную работу на заводе, нам приходилось самостоятельно добывать еду, нас чаще отдавали в приют. Детьми богатых семей считались сыновья мэра и дочь мясника, и эта компания была не особо приятной для общения. Им не надо было ходить ежедневно на базар, торгуясь с принципиальными продавцами, искать более-менее пристойный материал и пропитание, да и в провизии они особо не нуждались. Но когда есть хочется, еда остается едой. Принять дичь и растительность можно и от бедняков. Бери, пока предлагают, да и пока возможность есть. Не смотря на то, что родственников у меня фактически не осталось, в комнату все же кто-то заходит. Мне на шею вешается Крисс. Мы стоим близко минуты, пока она, вдоволь не наплакавшись, не выпускает меня из объятий. - Постарайся победить, - всхлипывая говорит она. – у тебя есть шансы. - Они минимальные. - Ты можешь ставить ловушки. Я ведь показывала тебе. - Но я не ты. Я не умею убивать. - Ты это нашему зайцу скажи. – она немного повеселела. - Это всего лишь животное. Человек – совсем другое дело. Она садится на диван, закрывая лицо руками. - Прости... – она снова плачет. - За что? – я удивленно поднимаю брови. - Я не пошла вместо тебя. Я - трусиха. Я вспоминаю наш разговор этим утром. Неужели это было всего несколько часов назад? Казалось, прошла вся жизнь. - Не выдумывай! – огрызаюсь я. – Я сама о себе позабочусь. Лучше умереть там, чем наблюдать, как там убивают Суини. Она понимающе кивает. - Если ты не вернешься… - она пытается подавить всплеск рыдания. – Я не знаю, что я с тобой сделаю. Не могу удержаться от улыбки. Тогда я уже прижимаю ее к себе. - Все будет хорошо. Я постараюсь вернуться. В комнату заходят двое в белых костюмах. Наше время истекло. Она крепче прижимает меня, отказываясь отпускать. Крисс чуть ли не силой выволакивают из комнаты. Я стараюсь выбросить из головы дурные мысли. Все же, если я хочу вернуться, значит, мне стоит показать мужество. А с опухшими глазами нельзя показываться на камерах. Еще час проходит в тишине. Неужели меня больше некому навещать? Больше никто меня не запомнил? Черноволосую девчонку, которая приносила на рынок мешками ягоды и корни, приходила подменять брата на работе и просто старалась помочь, если это было необходимо. Ну что же, значит и убиваться будут меньше. До станции идти пол часа. На машине мы долетаем за пару минут. В нашем дистрикте машин нет. Да и смысла в них никто не видит. Очередные вычурные украшения, которые присущи лишь капитолийцам. Нас выводят из черного входа, где уже ждет толпа телевизионщиков. Олимпия ведет нас по разные стороны от себя, так что мы и взглядами обменяться не можем. Тут же нас запихивают на задние сидения автомобиля, и увозят прочь от репортеров. Но, на сколько я знаю, на вокзальной площади они нагрянут снова. Сопроводительница что-то весело щебетала, рассказывала о нашей удаче, что наш случай единственный за всю историю Дистрикта-9... Суини тупо глядел в окно. Ему уже было все равно. Он даже не обращал внимания на то, как машина подскакивала на кочках, и Олимпия кричала на водителя за его неуклюжесть. Все таки хорошо, что я сдержалась при Крисс. Красные глаза никак не помогли бы перед камерами. Народу - уйма. Все хотят запечатлеть новых трибутов. Нас поскорее запихивают в вагон, заставляя в последний раз посмотреть на окраину родного дистрикта, и когда поезд трогается, поскорее закрывают окна. Сюда мы больше не вернемся. Внутри совсем не ощущается сумасшедшая скорость. Лишь слегка покачиваются вагоны. Пройдя пару дверей, перед нами открывается что-то вроде банкетного зала. Множество яств, подносы заставляли все столы, на тумбах стояли бутыли со спиртным. Диваны и кресла, вокруг стола, накрытого на пятерых, стоят стулья со светлой обивкой и ножками в виде львиных лап. Канделябры, обшитые серебряной нитью изящные абажуры, свет из-за которых полыхал нежным не режущим глаза оттенком желтого. Большие окна украшали легкие полупрозрачные шторы. Я еще никогда не видела такой роскоши. По сравнению с комнатой в Доме правосудия, это просто рай. Я никогда не ездила на поездах. Не смотря на то, что их в каждом дистрикте хоть отбавляй. Все мы, вне зависимости от предрасположения Капитолия, обязаны поставлять ему тот или иной продукт какой либо промышленности. Мы являемся промежуточным дистриктом между Одиннадцатым и столицей. Так как наши заводы специализируются на пищевой промышленности, мы изготавливаем полуфабрикаты и алкоголь на основе растительных продуктов. Раз в месяц со станции отправляют поезд с десятком вагонов, набитых бутылями спиртного, ящиками табака и тоннами консервов. Особый ажиотаж приходится на время Игр. Мы поставляем продукты для арены. Да и сейчас этот поезд имеет примерно ту же задачу. Олимпия проводит нас в отдельные купе, где нас ждет новая одежда и теплый душ. Горячая вода... Нам приходится подогревать ее ведрами на огне. Я стою под горячим потоком до тех пор, пока вся грязь сама не слезает с меня. В своем купе я нахожу чистую одежду, которая прям таки хрустит под пальцами. Надеваю свободную серую рубашку и штаны до колен. После того, как Олимпия осматривает меня удивленным взглядом я понимаю, что это скорее всего пижама. Зато мне удобно. Она не делает мне замечания, но тут же отправляет на ужин. Зайдя в вагон-ресторан, я обнаруживаю наших менторов. Таира сидела за тарелкой, доверху заполненной картофельным пюре и мясом. И поглощала она это с таким видом, будто никогда и не видела еды. Дин же напротив, не притронулся ни к одному блюду. Его должен помнить Суини. Он еще в семнадцать лет был худощавым пареньком, которого тяжело было представить будущим победителем. Арена тогда досталась не самая удачна как для трибутов. В скалистой местности было тяжело выжить. Постепенно все скончались от жажды и укусов насекомых. Дин сумел найти источник воды, нашел спички, оставшиеся после погибших трибутов, и смог как-никак продержаться до победного конца. - Привет, Сень... - махнул он рукой мою сторону, когда я вошла. - Странное у тебя имя. - произнесла с набитым ртом Таира, даже не взглянув в мою сторону. - Какое есть, - ответила я бесцветным голосом. Я села в одно из кресел в углу вагона. Не очень хочется сидеть в компании с теми, кого смог покорить Капитолий. Все без исключения победители становятся неким продуктом столицы, где раскрывают их, так называемый, талант, устраивают на работу и в итоге превращают в идеального капитолийца. Ну а если победитель попадается с привлекательной внешностью, он становился носителем всех тайн местной знати. Фактически, они превращаются в "персон по вызову". Но у них есть свои привилегии. Под эйфорией наслаждения, клиенты рассказывали им все свои тайны, посвящали во все подробности жизни Капитолия, могли доверить им свои самые сокровенные желания. Они знали многое. Но минус в другом: рассказать-то некому. Двери открываются, к нам заходит Суини. Лицо его немного смягчилось, видимо, он смог наконец успокоится. Он кивнул присутствующим и сел рядом со мной. - Ты как? - осведомился он. - Нормально. Просто устала. - Да, сегодня был трудный день, - говорит Олимпия, присоединяясь к трапезе. - Слушай, не обращая на нее внимания, - сказал Суини. - нам нельзя пренебрегать едой. Нам стоит набрать пару килограмм веса перед бойней. - Нашел время для подготовки... - бурчу я, утыкаясь носом в колени. - Скажи честно... Все это сон? - Не думаю. - он качает головой. - Сон так долго длится не может. - А мне так легче... - Легче в чем? - удивляется Суини. - Осознавать все это. Ты ведь обещал, что все будет хорошо... - Я ведь не знал, - его лицо приняло серьезный вид. - я не ясновидящий. - Зачем обещать то, чего не собираешься выполнять... - Ты ведешь себя как маленькая! - вскрикнул он. - Думаешь, мне легко? - к горлу подкатывает комок. - Думаешь легко понимать, что через неделю тебя убьют? - А причем тут я? - уже тише сказал он. - Одно дело, если бы кто-то один из нас был на арене. Я боюсь чей-либо победы. Особенно, если победителем станет кто-то из нас. - Вот ты глупая... - пытается добродушно улыбнуться он и обнимает меня. Тут я замечаю, что весь вагон, включая персонал, смотрит на нас. Таира все так же держала на весу вилку с мясом, Дин перестал сверлить взглядом бокал с вином, а Олимпия оторвалась от своего карманного зеркальца. Двое служащих тут же вышли из вагона. - Это не самое подходящее место и время для размышлений на эту тему. - весело произносит Олимпия. - Ведь еще никто не умер. - Лучше бы ты молчала... - злобно зашипела Таира. Сопроводительница гордо задрала подбородок и посеменила из вагона на своих высоких каблуках. Мы сели за стол, и принялись осматривать все, что нам предлагалось: две небольшие кастрюли с супами, от которых исходил легкий запах специй, блюдо с запеченным цыпленком, украшенным миниатюрными овощами, которые создали на наших фабриках, и несколько пиалок с картофельным и овощным пюре. Заглянув в кастрюли, я обнаружила не столь густую похлебку, чтобы ею можно было наестся. Но запах был на столько привлекательным, что не попробовать все это у меня не хватило бы стойкости. Когда обе кастрюли были опустошены, а от цыпленка остались одни кости, нам подают десерт из заварных пирожных, фруктов и нескольких графинов с вином. От алкоголя мы отказываемся, а вот на сладкое налегаем. - Не наедайтесь так сильно, вам может стать плохо! - беспокоится Олимпия, когда обнаруживает нас за столом. - Да пусть едят, - отмахивается Таира. - им нельзя пренебрегать едой. Да и тебе тоже. Она осмотрела худощавую фигурку Олимпии, которую она спрятала под несколькими слоями тканей платья. Сопроводительнице это явно не понравилось, и та уж собиралась оборонятся. - Девушки, держите себя в руках. - абсолютно спокойно сказал Дин, не отрывая взгляда от противоположной стены. Как не странно, они послушались какого-то худощавого парня. Олимпия с гордым видом продолжила свои записи в блокноте, а Таира, сообщив нам, что доест у себя, вышла из купе. Поезд немного покачивается, и я уже чувствую, как вымоталась за день. Получив такой сильный всплеск адреналина, я не могу не оценить весь масштаб ущерба, который накопился за день. Мы разошлись по своим вагонам, но долго просидеть в одиночестве я не смогла. Какое-то время ушло на глупое брожение по комнатам. Моя спальня была на столько большой, что казалось, занимает весь вагон, который был отведен только мне одной. Большая двуспальная кровать, несколько шкафов, тумб и кофейных столиков. Большой диван, обитый серебристой тканью, стоял напротив телевизора. В нашем дистрикте нет ни одного телевизора, если не считать те, что находятся у мэра и в Доме правосудия. Но они являются неотъемлемой частью политики. Чтобы посмотреть обязательные обращения и передачи, весь народ собирается на площадях, где устраивают специальные показы видео. В их число входит и приветствие трибутов с народом. Уже завтра вечером все население Дистрикта-9 соберется на главной площади, наблюдая, как всех выбранных подростков вывозят, и, как скотину на ярмарке, показывают жадной публике Капитолия. Тут же нас оценят спонсоры и выберут любимчиков. Если наши менторы окажутся более-менее умными людьми, они смогут вытащить хотя бы одного из нас в десятку выживших. И это в том случае, ели эта десятка сформируется после первой резни. А для этого они должны очень сильно постараться, чтобы натренировать нас до уровня профи, что практически невозможно. Хотя, возможно у Суини есть шансы. Он сильнее, ему ничего не стоит завоевать расположение спонсоров, тогда как я не умею нравиться людям. Если бы мне пришлось с ними торговаться по поводу стоимости нескольких ведер ягод, я бы еще смогла запасть им в глаза. Я зарываюсь носом в мягкое одеяло, и буквально на несколько секунд проваливаюсь в тревожный сон. Не то что бы мне снилось что-то определенное. Просто было чувство присутствия, как будто кто-то наблюдает за мной. И этот кто-то не самой доброжелательной натуры. Вскоре я чувствую на себе взгляды сотен. Я на веранде возле Дома правосудия. Все те дети, что смотрят на меня, имеют какой-то непонятный блеск в глазах. Они не огорчены, они даже не шокированы. Их взгляд похож на звериный. Я вспоминаю переродков. Несколько лет назад на арену, ради развлечения зрителя, выпустили свору псов, которые всем видом напоминали людей. Возможно, родственников или друзей участников. Потому что в одном из псов я узнала парня из Предстоя. Псина с пепельной шерстью и такими же глазами направлялась к девушке из Девятого. Та даже не шевелилась, а просто вглядывалась в его глаза. Самое ужасное то, что этот просмотр объявили обязательным. Девчонка была немного не в себе еще до того, как ее отправили на арену. Когда назвали ее имя, она даже не обратила какого-либо внимания на слова сопроводительницы. За все время пребывания в Капитолии и на арене она была с какой-то безумной улыбкой на губах, и явно не оценивала все положение вещей. Не удивительно, что она узнала в переродке своего друга. И теперь весь народ подо мной смотрел на меня такими же серыми глазами, смотрел так же жадно и ненасытно, что страх сковывает изнутри. Я просто стою, и смотрю, как уже не люди приближаются к лестнице, собираясь напасть в любую минуту. Просыпаюсь я от резкого звука гудка. Включился телевизор, и я могу наблюдать на его экране герб Капитолия. Звучит гимн. Повтор жатвы. Во всех дистриктах ее проводят в разное время, чтобы жители столицы могли посмотреть на новых трибутов. Но вечерний просмотр обязателен для жителей всех дистриктов. Начинают с Первого. Дикторы оживленно озвучивают все происходящее, и они явно в восторге от нынешнего расклада. Запомнить всех невозможно, но некоторые персоны сразу же бросаются в глаза. Широкоплечий парень с волосами до плеч вызывается добровольцем вместо тринадцатилетнего мальчугана. Не смотря на свой возраст, тот с большой неохотой покидает сцену. Но среди девушек добровольцев не оказывается. Черноволосая девчонка с лицом, полным скуки, взбирается на веранду. На вид ей лет шестнадцать. Немного странный парень из Четвертого с прилизанными темными волосами и бледной кожей. Рыжеволосый мальчишка из седьмого с яркими зелеными глазами лет пятнадцати. Вот показывают Девятый. Называют мое имя, камеры ищут меня в толпе. Я удивляюсь своему виду. Не смотря на то, что внутри у мня все сжалось, внешне это никак не отобразилось. Тут же нам показывают часть мальчиков, откуда прямо ко мне несется Суини. Его перехватывают миротворцы, и дают неплохой удар в живот, от которого тот сгибается пополам. С другой стороны несколько девчонок сдерживают Крисс. Но когда называют имя Суини, мое выражение лица тут же меняется. Олимпия явно рада такому раскладу, и с радостью просит публику поаплодировать, на что получает молчаливый отказ. Нас уводят в Дом правосудия. Дикторы уделяют всего минуту на обсуждение столько интересных подробностей, и тут же продолжают. Стройная светловолосая девушка из Десятого с грубыми чертами лица. Русая невысокая девчонка из Тринадцатого. Тринадцатый дистрикт можно считать молодым. Раньше наш континент был разбит на четырнадцать областей, которые стали называть Панемом, а столицей себя признал Капитолий. И почувствовав власть, столица стала нещадно выкачивать ресурсы из каждой области, оставляя свой народ голодать и умирать от нищеты. Естественно, долго это продолжаться не могло. Тринадцатый округ поднял мятеж, и, чувствуя поддержку, остальные так же присоединились к нему. Так как Тринадцатые специализировался не только на добыче графита, но и на ядерном оружии, боятся, казалось бы, нечего. Вот только Капитолий думал иначе. Тринадцатый был уничтожен, все население истреблено. Это послужило своего рода уроком. В наказание за восстание и были организованы Голодные Игры, когда ежегодно каждый из оставшихся двенадцати дистриктов Панема был обязан предоставить юношу и девушку для участия в играх на выживание. Но долго в таком составе нам быть не пришлось. Несколько лет назад был сформирован новый Тринадцатый. Все чаще встречались беженцы, которых отлавливали Капитолий. Их превращали в безгласых, которые были обязаны прислуживать высшему классу. И этих беженцев набралось приличное количество, так, что их пребывание в городе становилось просто катастрофическим. Через пару лет их число с легкостью могло бы превысить не столь густое население Капитолия. И было решено отвести несколько участков для нового дистрикта. В основном все население безгласое, и только последнее поколение может обмениваться информацией полноценно. Специально для этого в Тринадцатый отправляли врачей из Капитолия, у которых дети и проживали первые несколько лет жизни. Родители для них были чем-то столь отдаленным, что многие даже не знали их лиц. Всего несколько лет эти дети участвуют в Играх, и пока не стали особыми любимчиками у спонсоров. Но их часто используют профи как тренировочные мишени. Именно они умирали первыми. Как мне показалось, двенадцатилетний мальчишка, которого выбрали в трибуты, так же был нем. Выйдя на сцену, он не плакал, но сглатывать ему было явно трудно и делал он это с усилием. Естественно, никто не согласился подменять его. Дикторы с наслаждением обсуждают каждого трибута, и каждый из них уже в предвкушении Игр. Звучит гимн, телевизор выключается. Я смотрю на часы. Прошло всего несколько часов. Ко мне никто не заходил, так что я сама решила прогуляться. Сидеть на месте выдалось скучным делом. Пройдя несколько вагонов, я нахожу Суини. Он так же закончил просмотр повтора, и теперь сидит на диване и смотрит на потухший экран. - И тебе не спится? - спрашиваю я, и забираюсь к нему. - Здесь слишком шумно. - О чем ты? Ко мне никто даже не заходил. - Значит тебе повезло. Ко мне дважды заходила Олимпия, около двадцати минут просидел Дин и я явно заинтересовал служащих. - А что Таира? - Дин сказал, что она не особо заинтересовалась моей персоной. Мне кажется, она будет заниматься тобой. Меня передернуло. Если Таира станет моим ментором, все что она сможет мне предложить, это набрать больше веса. А это не всегда помогает на арене. - Отлично, - фыркаю я. - значит мне достался весьма заботливый тренер. Суини улыбается и прижимает меня к себе. - Какая же ты глупая... - ласково произносит он. - Эй, - злюсь я. - я ведь и обидится могу! - Ну чего ты? Я ведь любя. И я это понимаю. Сейчас мне страшно из-за того, что мое имя попалось в руки Олимпии, но еще страшнее за Суини. Я бы никак не смогла ему помочь. И сейчас он пытается успокоить меня, а не я его. И ведь так приятно чувствовать у себя на плече его сильные руки, знать, что брат рядом, но в то же время понимать, что это совсем не на долго. Тогда я не решилась возвращаться в свой вагон. Мы заснули под одним одеялом, и каждый из нас боялся собственных кошмаров. Я понятия не имею, какие кошмары могли мучить его, но я точно уверена, что нам вполне могут снится одинаковые сны с разными смыслами. Тогда я пообещала себе, что раз у меня нет возможности помочь себе, стоит каким либо образом помочь Суини, какими бы скудными эти попытки не были.