Anytime, anywhere, anyplace.

В квартире не было жарко. Тепло, да, но не жарко. Поэтому совершенно непонятно, почему Том ходит все утро в обрезанных по колено джинсах и только в них. И этот блядский, по другому не скажешь, предмет одежды сидит на бедрах так низко, что сразу понятно — нижнего белья на парне нет. Не то чтобы это заводит, но определенно привлекает внимание. Роберт уверен — с ним ведут какую-то игру, осталось только понять правила. Когда Том проходит мимо, просто невозможно не скользнуть взглядом по его подтянутой фигуре. Пора бы уже привыкнуть, но не получается. И, наверное, никогда Роберт не привыкнет видеть его обнаженным. Не привыкнуть. При каждом шаге мышцы перекатываются под кожей, проступают красивыми линиями, заставляют рот наполняться слюной, а низ живота сладко тянуть. Словно это ему сейчас двадцать три. Серьезно, Роберт, пора научиться держать себя в руках. А Том, ангельское создание, только смотрит на него невинно, словно полуголое дефиле не хорошо спланированная провокация. — Что ты хочешь на завтрак? — спрашивает Том, прислонившись к косяку двери плечом. А Роберт только и занят тем, что пересчитывает кубики на прессе парня, облизывая мысленно каждый. Том переступает с ноги на ногу, словно он смущен таким пристальным разглядыванием. — Блинчики? — спрашивает Роберт. Меньше всего его сейчас волнует какой-то там завтрак. Взгляд скользит по кромке штанов. Линия такая низкая, тазовые косточки видно, и не будь Том гладко выбрит там, то и блядскую дорожку не скрывала. — Блинчики? — Роберту кажется или в голосе Тома проскальзывает недоумение. — Проблемы? — Роберт смотрит ему в лицо и, черт, это очень сложно делать. Если Том хочет поиграть, Роберт поиграет вместе с ним. Они оба знают: Дауни не выдержит первым. Хотя бы потому, что у него нет таких же шорт, под которые он мог не надеть белье. Впрочем, всегда остается вариант откинуть одеяло в сторону, выйти на кухню в чем мать родила. Потому, что да, Роберт сейчас абсолютно голый. Каммон, он только что проснулся, ему можно. — Нет, никаких проблем. Когда Холланд скрывается на кухне, Роберт выдыхает. Откладывает телефон в сторону, прочитает почту позже, сейчас не до этого. Трет ладонями лицо, делает глубокий вздох. Вот они минусы иметь молодого любовника. Если частый секс вообще можно назвать минусом. Роберт не жалуется, нет, конечно. Постоянные стояки тоже не смущают. Скорее удивляют, в его-то возрасте. А вот чувствовать себя постоянно возбужденным извращенцем — не очень нравится. Даже его слабые попытки посмотреть на диване древний фильм, просто обниматься, словно и Тому тоже пятьдесят, с треском проваливались. Стоило только Холланду завертеться под боком в попытках найти удобное положение, задеть пах упругой задницей (Роберт склонен думать, что делал он это специально), как весь настрой на тихий вечер накрывает медным тазом. Руки Роберта сами тянулись к этой неспокойной заднице, до уха доносится неразборчивое: «мы же хотели фильм посмотреть». Том всегда ворчит, однако это не мешает ему подставляться под ладони, губы, переплетаться ногами и жарко дышать в шею. Весь такой из себя невинный Том умел хлопать непонимающе глазами, а в то же время его тонкие губы растягивались в коварной улыбке. Ему нравилось разжигать огонь в Роберте, который и не угасал никогда. Одним движением заставлять глаза мужчины темнеть, сбивать дыхание. Роберт тоже хорош. Не маленький уже. Так какого хрена тогда ведется на все провокации? И сейчас вон встает, надевает трусы, осторожно укладывая полувставший член так, чтобы хотя бы на несколько минут мыслить здраво. Идет на кухню, где его ждет персональный Ад и Рай одновременно. Там уже царит локальный Армагеддон. Везде мука, масло горит на сковородке, пролитое на столе молоко. И посреди всего этого Том, с мучным пятном на лбу. Оборачивается, словно его застали за чем-то неприличным, хмурится, потому что Роберт слишком рано. Роберт в боксерах плотно сидящих на бедрах, а спереди они подчеркивают далеко не маленькие размеры. Роберт видит, как дергается кадык Тома, когда тот сглатывает. — Помощь нужна? — непринужденно спрашивает Роберт, осматривая кухню и предполагая: кому это все убирать? Том лишь губу нижнюю прикусывает и кивает. Они оба игнорируют тот факт, что им не до блинчиков и вообще не до завтрака. Роберт так вообще крепнет прямо на глазах, потому что этот паршивец так и смотрит на его пах, и это не способствует спокойствию. На Холланде штаны свободнее, не расстегивая можно стянуть со стройных бедер, но Дауни уверен — стояк не одному ему мешает. Роберт замешивает тесто, словно не слышит тяжелого дыхания у правого плеча. Выливает первую порцию на сковородку, игнорируя теплое плечо, соприкасающееся с его. На третьем блине до Роберта доносится возмущенное: — Какого хрена? Роберт смотрит на Тома удивленно, мол, что не так то? А мальчишка весь раскраснелся, глаза блестят, плечами поводит. Роберт залипает на ключицах, шее, на остро очерченной линии челюсти, которую он так любит прикусывать. «Какого хрена» ему и самому не понятно. У самого аж руки дрожат, как хочется парня наклонить над столом и выебать. Просто по-другому это не назвать. Они оба себя довели до предела, и только вопрос времени чьи предохранители перегорят первые. Роберт думает, что у него. — Не шедевр, но вкусные, — улыбается Роберт, поглядывая на блинчики на тарелке. Блинчиками это вообще-то назвать сложно. А что могло получится, когда руки дрожат, а мысли вообще другим заняты? Тугой задницей, например. Роберт более чем уверен, Том после вчерашнего еще раскрыт. У Тома такое лицо, словно он собирается эти недоблины в лицо Роберту кинуть. Однако он не двигается. Вот же маленькая зараза. По телу Роберта дрожь проходит, не укрывшаяся от взгляда Тома. Тот победоносно вскидывает брови, словно не его сейчас трахать будут. Роберт только хмыкает, убирая сковородку с огня. Какого хрена вообще они готовят, когда человечество придумало доставку на дом? Роберт не знает, что такого в его глазах Том видит, раз делает шаг назад, упираясь задницей в край стола. Шумно втягивает воздух, отчего мышцы на животе проступают еще сильнее. И Роберта несет. В один шаг он подходит к Тому, вжимается в его бедра своими, вызывая приглушенный стон. Кладет руку на шею, притягивает ближе, кусает тонкие губы. Том цепляется за его плечи, не замечая, что царапает кожу. Роберт шипит ему в губы. Хватит прелюдий, маленькая зараза получит то, на что так настойчиво провоцировала. Том охает, когда Роберт его разворачивает, заставляет лечь грудью на стол, да там, где молоко разлито да мука рассыпана. Холланд только ноги шире раздвигает, прогибается. Ладонь Роберта беспрепятственно проникает за край шорт, вот такие они свободные. Пальцы сразу между половинок проникают, туда, где дырочка только и ждет проникновения пальцев. Да, Том открыт, принимает без труда, стонет. — Дани, — протяжно стонет, пытаясь пальцы в себя принять глубже. Ох, уж этот чертов акцент. В первый раз во время их близости, когда Том какую-то Дани звать начал, Роберт знатно прифигел. Пока не понял, что это так его Том зовет. Глотая половину букв, не в силах свое произношение контролировать. Роберт считает это милым, никогда Тома не поправляет. С треском Роберт стаскивает с него эти штаны до щиколоток. Том одну ногу вытаскивает, второй откидывает шорты в сторону. Роберт не спешит подниматься. Поцелуями покрывает стройные ноги, прикусывает одну половинку, потом вторую, вслушиваясь в всхлипы Тома. Того уже на «Дани» не хватает. Но Роберт знает: еще чуть-чуть и тот начнет бога звать. Не думая, Дауни половинки в стороны разводит, довольно сильно сжимая их пальцами, вонзаясь ногтями в нежную кожу. Все, как Том любит: больно и сладко. Тот стонет так, что Роберт готов спустить только от этих звуков. Розовая дырочка прямо перед его глазами, так и просит прикоснуться языком, обвести натертые края, проникнуть внутрь. Роберт не сопротивляется. Прижимается к ней губами, сам стона не сдерживает. Том, там, наверху, воет, наверняка, закусив кулак, не пугать же соседей. Роберт лижет, засасывает, по краю кончиком языка кружит, внутрь проникает глубоко, как может. Ногтями ягодицы царапает, потом извинится за это. Или нет. — Стой, — доносится до него. — Я больше не могу. Роберт хмыкает, кусает еще раз ягодицы, прежде чем подняться. Том еще больше прогибается, приглашает. Дауни сильнее ягодицы в стороны разводит, сплевывает прямо на дырочку, себя из трусов достает, к Тому пристраивается. Холланд дергается ему навстречу весь такой нетерпеливый, но Роберт кладет ему ладонь на поясницу, обездвиживая. Холланд провокатор, каких еще поискать, но главный тут всегда Роберт. Том хнычет в сложенные на столе руки, словно его реально тут пытают. Роберт слюну по всему ноющему члену размазывает, прикрыв глаза, собрав всю выдержку. Сейчас он может кончить от любого, даже такого простого, движения. Роберт входит под протяжное томово «бляяяять». Холланд морщится, дышит через рот часто, но с места не двигается. Роберт успокаивающе гладит по бокам и пояснице. А потом удобно берется за бедра и начинает толкаться. Толчки сильные, размашистые. Короткие и глубокие. Их общие стоны, шлепки, скрип несчастного стола. Том за края стола хватается, так что на руках вены проступают, на одном дыхании что-то говорит. Совершенно непонятно. Только «боже мой» надрывное Роберт различает. Он вниз смотрит, где член проникает в нутро Тома, блестит от слюны и смазки. Холланд сам назад подается, насаживается, пытается свой ритм задать. Быстро, жадно, горячо. Точно ебля. И Том совсем не против, чтобы его вот так пользовали. Сам кайфует от того, как мужику своему башню сорвал. Роберт даже с такого положения видит дьявольскую улыбку Холланда. Оргазм накроет вот-вот, Роберт делает шаг назад, заставляя и Тома отступить. Теперь только грудью на столе лежит, одной рукой к своему члену тянется. Роберт ускоряется, глаза закрывает, чтобы пот со лба не попал. И отпускает себя. Сперма толчками выходит, пока Роберт еще несколько толчков совершает. Он слышит, как протяжно стонет Том, кончая следом. Роберт выходит, наблюдая, как его сперма из отверстия вытекает, подцепляет ее пальцем, размазывая по розовым краям. Том шипит, дергается. Роберт, пытаясь отдышаться, старается вспомнить, где у них хранится мазь. Том все так же на столе лежит, не в силах подняться. — Закажем еду на дом? — спрашивает Роберт натягивая трусы, и протягивает Тому его шорты, поднятые с пола. Том смеется, стреляет глазами, выглядит усталым, хорошо оттраханным. Роберт постарался. Тоже чувствует во всем теле приятную ломоту и усталость. — Только не блинчики. — Убираешься ты! — заявляет Роберт. И под недовольный возглас удаляется в комнату, чтобы заказать чертов завтрак.