Фарфор, осколки и дым

Жар. Казалось, что дым прямо сейчас начнет валить с этих приоткрытых сухих губ. Чи любил дым — он жадно слизывал его, не важно, что это полное безумство, не важно, что это абсолютный яд, не важно что это погубит их обоих: с этим ядом он заполучил лишь малую долю того хаоса, но этого хаоса ему все ещё не достаточно в таком правильном, прямом мире… Чи смотрит на него, на эти взмокшие кудри и капли пота, стекающие по виску. Он шикнул, свел брови к переносице, но все равно встал. Притянул простыню к себе и завернулся, будто ему было жутко холодно, подошел к окну, забрав из джинс мятую коробку. Чи перевернулся на бок и смотрел в эти огни. Пекин ни на секунду не замирает, даже ночью. Москва, впрочем, тоже... Китай поморщился, когда звякнуло колечко зажигалки. Курево вызывало у него сугубо отрицательные воспоминания. Как бы он ни любил свою тетку, видеть, в каком она была состоянии, когда Британия накачивал ее опиумом, было просто омерзительно. Чертовы лицемерные европейцы. Европейцы такие гадкие и лживые… Но знаете, кто ещё хуже? Североамериканцы, вечно сующие свой масляный, облупившийся от жира нос в чужие дела. Но за кое-что Чи все же может поблагодарить ненавистного и вездесущего Аме — если бы не он, то азиат, наверное, никогда бы не узнал его ближе, не осознал какое сокровище находится под боком. Сокровище, которое если начало ненавидеть, то будет ненавидеть до последнего вздоха, если начало любить, то будет любить покуда будет стучать сердце… Прекрасное оружие, идеальный союзник. Но как бы мужчина не убеждал себя в том, что нельзя влюбиться, он погряз в этом взгляде блекло-голубых в крапинку глаз. И с каждым разом все сложнее не улыбнуться этому хмурому, но наивному чуду. И не ясно: кто кого отравляет. Встав с футона, Китай бесшумно подошел сзади к, стоящей у яркого окна, блеклой фигуре. Перехватил тонкое запястье с сигаретой. — Не надо...Только не в квартире. Русский буркнул. Черт, тут даже пепельницы нет. Пришлось затушить об металлический подоконник. Китай неодобрительно покачал головой. «Тысяча и тысяча и еще раз тысяча проклятий!» Воплощениям нельзя любить. Любовь, для таких как они, означает лишь слабость, еще одну возможность для манипуляций. Но Чи, такой изящный и холодный, будто камень или его вездесущий фарфор. Но фарфор хрупкий, если разбить – осколки мелкие больно впиваются в кожу на ладонях, будто один из видов пыток –линчи. Тысячи порезов, кровь стекает как сок любви, на который слетаются осы. Эти поцелуи, такие сладкие, пропитанные ядом, дымом — они полностью сгнили изнутри. Но сердце все ещё бьёться и хочет любви, этого яда… «Тысяча чертей!» Лава вновь горит в телах. Китай цыкнул. — Ты не бета, как всем говоришь. Сильные руки обвили грудь, аккуратные пальцы прошлись по плоскому животу, скрытому за простыней. По коже пробежались мурашки. Русский весь напрягся. Драконы чем-то похожи на змей: такие же длинные и опасные… — Будто ты многих бет встречал…       Наткнувшись на прожигающий взгляд этих золотых глаз, русский смолк, вновь возращая безразличие. Игнорирование проблемы не решает её… — Ну да, я не бета. Что, разочарован? Россия хмыкнул. Все, что у него хорошо получается － это разочаровывать и действовать на нервы. — Ты изумителен. Особенно то, как ты соблазнительно выгибался, а твои умилительные попытки перехватить инициативу… — Все! Заткнись, старый извращенец! Россия упорно старался скрыть румянец, этот жар и лаву в теле. Кажется откуда-то тянуло жженной спичкой. Китай улыбнулся, поближе притянул за талию и поцеловал в загривок, привстав на носочки. Все же разница в росте у них была заметная. — Людям не нравится то, что они не понимают… — И все же? Глубоко вздохнув, Росс про себя бурчит. Нужно сосредоточиться, не напортачить, как это обычно бывает. Так не хочется получить в ответ ненависть от, пожалуй, единственного человека (не из семьи. Впрочем, с ней тоже не все так гладко как хотелось бы), рядом с которым не хочется притворяться, огрызаться, а побыть самим собой－глупым, верящим в добро и надеющимся на любовь. Юнцом, который все еще верит в этот мир и который сможет его поменять.       Глупо? Да. Но рядом с Чи устаешь притворяться, да и он обладает азиатской проницательностью: он чувствует ложь. Росс так устал от ненависти и лжи.       Боже, даже перед выступлениями в генассамблеи так не волнуешься. Назад пути нет. — Я чертов гермафродит… Гамма… Что, теперь стало мерзко? Чи рывком, так, что он даже ничего не успевает понять, разворачивает лицом к себе. Ожидая увидеть отвращение, ненависть или, ну не знаю, хотя бы любопытство с примесью негатива, Росс зажмуривается. Он никому не раскрывал этого секрета. Об этом знали только Союз и Белка. Оба, впрочем, будто стеснялись этой части Росса, старались избегать этой темы. Даже Америка, с которым он провел не одну ночь, думал, что он бета. Идиот... Китай нежно коснулся щеки русского и утянул в омут поцелуя, сминая губы, но не решаясь перейти границу — так чувственно и нежно. — Нет, я все еще считаю, что ты изумителен, бао бей. Ты смог вновь меня удивить, Руру. Пускай англо-саксы весьма тупы, в кое-чем я сними согласен: «Россия — это загадка, завернутая в загадку и помещенная внутрь загадки». Росс обижено фыркнул, будто говоря, что это всего лишь, чтобы его подбодрить. Но русское сердце трепыхает: «Он меня не обманет!» Глупое сердце, разум гораздо ответственнее! Славяне никогда не слушают голову, они делают все по велению сердца. — Жаль, что ты этому не веришь, диди.       В золотых глазах заплясали черти. Русский напрягся. Ой, не к добру это...       Чи с легкостью подхватил любовника на руки. Тот не успел среагировать, как его вновь заткнули. Китай знал, что при желании русский сможет с легкостью выбраться и врезать ему (не смотря на свою хрупкость, тот был чудовищно силен. В нем бурлила природная стихия и бурные реки Кавказа, Алтая, Саяна), но китаец верил, что славянин так не сделает. Было бы неплохо устроить второй заход. Возможно, Чи даже позволит взять роль актива русскому. Ради частоты эксперимента. Каково это－ быть ведомым гаммой? Это обещает быть, по крайней мере, необычным. Гаммы встречаются не так уж и часто, но просто удивительно повстречать хоть одну.       Он приручит этого дикого зверя, если уже не приручил…