Пять минут до вечной тишины.

Ветер шумит в ушах. Волосы путаются под его грубыми, но в то же время столь ласковыми движениями. Рой мыслей не даёт сосредоточиться на дороге. Полотна полей, проносящиеся мимо, остаются незамеченными немыми вестником будущей крови. Конь давно выдохся, его едва уж держат ноги. Он спотыкается, терпит поражение в борьбе с усталостью... Позорно летит наземь. Парня отбрасывает в сторону от дороги. Тело окутывает липкий страх, бросающий то в жар, то в холод, как поганая лихорадка. Боль от падения столь сильная, что невозможно даже двинуть пальцем. Но Юлиану на неё плевать. Он знает боль страшнее этой, сильнее в сотню раз. Она, как великий зверь, как опаснейшее природное деяние, как буря внутри. То и страх, и разочарование, и всепоглощающая ярость, наливающая глаза кровью. Юлиан помнит её. Помнит всё. — ... вот, и тогда я... – рассказывает эмоционально, размахивая руками и так часто закатывая глаза или вздергивая носиком. Лёгкая, летящая походка, едва касающиеся земли подошвы сапогов. Распахнутый дублет, совсем не волнующий его обладателя, висящая через плечо лютня. Всё это преисполнено такой воздушностью, что кажется вот-вот малый ветер подхватит лучезарного юнца, как семя одуванчика, пронося над землёй. Кажется, будто то мимолётное спокойствие нерушимо. Нет ссор, грубых слов, обидняков. Есть лишь два путника, идущие бок о бок, словно так всегда и было. Словно так всегда и будет... Лютик останавливается резко, как вкопанный, умолкает. Грозным взглядом могучего ведьмака окатывает, словно ледяной водой. Сердце пропускает удар. Один, второй. От холода металлического меча, едва касающегося нежной кожи на шее, бросает в мелкую дрожь. Становится искренне страшно. — Геральт... – Улыбка. Шаг назад. – Погоди. – Ещё один. – Убери меч. – Ничего не спасет. – Пожалуйста? Дальше все, как в тумане. Лязг меча о воздух, металлический привкус во рту, кровь, стекающая от губ по подбородку, прямо к пыльной дороге. Цокот копыт и широкая спина, удаляющаяся прочь по узкой дороге, последнее, что видит Лютик, прежде чем погрузиться во тьму небытия... Трясет. Телегу, в которой везут едва живое тело, качает из стороны в сторону. Цокот копыт. Фырканье коня. Тихая мелодия. Дорога в Рай? Во рту погано. Наверное, такое на вкус предательство? С ощутимыми нотками всепоглощающей ярости. С привкусом обиды, окутавшей каждую клеточку тела, будто одеяло, пытающееся отогреть холодное тело. С послевкусием металла, пронзившего жаркое сердце, теперь охладевшее, готовое покрыться толстым слоем льда, обрасти шипами, как самая прекрасная роза. Юноша едва успевает сдвинуться с места, перекинувшись через край телеги, прежде чем его выворачивает наизнанку. То ли от качки, то ли от вкуса, но парня рвет сильно, с алыми пятнами крови. От того все хуже. Воз тормозит, давая прийти в себя. Кашель раздирает лёгкие в клочья, не давая спокойно вздохнуть. Больно. С губ стекает светло-бурая полоса. Слюна, смешанная с кровью. Противно. Бывало лучше. — Ты как? Порядок? – лица извозчика почти не видно, его скрывает тень. В ответ ему слышатся лишь тихий хрип, не способный перерасти в нечто большее. Это сбивает с толку. На глазах выступают слезы. В голове, как вспышки боли, всплывают сотни вопросов. Но ни на одном из них сосредоточиться невозможно. Юлиан знает лишь одно: в его наказании его вины нет. Он не заслужил того, что с ним сделали. Его погубили. Сожгли изнутри, лишив самого ценного, что у него было. Лишив того, что его спасало столько лет. Голоса. Его теперь нет. Как и смысла в блядской жизни. Уж лучше бы он сдох от болевого шока прямо там – на пыльной дороге, чтобы тело затоптали лошади. Сто́ит откинуться вновь на мягкое, как перьевая подушка, сено, так и колеса вновь начинают поскрипывать под тяжестью телеги, а извозчик вновь начинает мурлыкать под нос заурядную мелодию. Это начинает бесить. Юноша вскакивает с места, превозмогая боль. С яростью дикого зверя, валит извозчика на спину, вынимая с его пояса острый кинжал. Не способный защититься, мужчина читает молитву, которая не спасает его от обезумевшего пассажира. Он сегодня не вернётся домой к больной жене и малым детям. Он не вернётся уже никогда. Его час пришел. Сейчас. От рук безумца. Скинув плащ, что начинает душить, Юлиан поднимается на трясущиеся, ватные ноги. Пора продолжать путь.