— Уйди прочь, Тэхён! Твоего мнения никто не спрашивал.
Презрение и недоверие тяжёлыми грозовыми облаками нависло над головой, но Ви это совершенно не волновало. Он откровенно упивался слезами, что, подобно солёным рекам, лили ему под ноги названные братья. О, какая трагедия, тиран покинул нас! Утопимся же в своём море-горе. Ви смешно, а вот Тэхён, стоя на самом краю сознания-обрыва, просто падал без сил, мысленно призывая «Бога» проснуться и наказать всех грешников. Равновесие? Что это? Связь с реальностью? Потеряна. Призраки кругом так реальны. Почему они так озлоблены? Почему преследуют? Звёзды над головой сияли всё ярче, но корона так тяжела, да и свеча почти догорела. Похоже, Ви всё же победил. Тэхён почти что уже сдался. Почти… Призрачное звездное небо хрупкое и — о! — такое бездонное. Тэхёну так хотелось остаться здесь навсегда. И не важно, что шрамами иссечена вся его ночь — подобное его больше не пугало, да и сил бороться тоже не осталось. Там, откуда сбежал даже сам Дьявол, он надёжно спрячется и, наконец, сможет спокойно уснуть. Для Ви Тэхён тот самый омега у реки, стирающий одежду тех, кто скоро умрёт. Но вот только у него в руках всегда была и будет только лишь мантия Ви. Это ведь так символично. Вера в причину и следствие коренится в сильнейшем из инстинктов: в инстинкте мести. Но вот только можно ли отомстить самому себе? Время покажет. Так ведь, Ви? — Братья, в этот нелёгкий момент мы должны оставаться сильными, — вытерев с щёк лживые слёзы, громко проговорил Тэхён, встав посредине кельи, где раньше жил его отец. Сейчас же здесь лишь пустая постель и практически все (пока ещё живые) старейшины. — Настало время выйти к нашим прихожанам. Не только нам сейчас больно. — Поддерживаю, — негромко отозвался Чонгук, чуть выходя вперёд. — Все жители аббатства собрались во внутреннем дворе. Нам не помешало бы их успокоить. Ви-ним, Вы подготовили речь? — Да, — прикрыв глаза, кивнул Тэхён. Ви-ним… и как только Гуку удаётся каждый раз сдерживать смех, произнося подобное вслух? Не он ли десятью минутами ранее называл «своего любимого Верховного» озабоченным идиотом? А перед этим больным садистом? Ох, услышали бы это остальные старейшины, в шоке были бы долго. — А точно ли ему стоит позволять обращаться к народу? — злобно выплюнул старейшина Квон ДжеУк, предварительно смерив Тэхёна надменным взглядом. — Ляпнет ещё что-нибудь не то, а нам потом последствия разгребать. Утешать прихожан — это тебе не омег втихую трахать, Ви. Мозгов-то хватит? — А что не так с омегами, ДжеУк? — оскалился Тэхён, в миг переставая играть убитого горем сына. — Сам ты уже не в состоянии никого поиметь? Сколько там тебе? Семьдесят? Ты поэтому такой нервный? — Рот закрой, тварь! — сквозь зубы прошипел ДжеУк, сжимая кисти рук в кулаки. — Не беспокойся, тебя невинности лишить сил хватит. — Да было бы чего меня лишать, — прыснул Тэхён. Откровенно уже издеваясь. Да, это именно то, что ему сейчас так нужно. Чем злее будут старейшины, тем больший скандал они устроят во дворе. Похоже, прихожан ждёт грандиозный концерт! Прелестно же! — Невинность? Ты серьёзно? Знаешь ли, у омег тоже член есть. Смекаешь, животное? — Ты… — взревел ДжеУк, лишь чудом сдержав себя и не отвесив омеге увесистый подзатыльник. — Ты — грязь. Но не переживай, мы тебя отмоем. — Своим семенем что ли? — фыркнул Тэхён, поправив подол своей мантии. — Какая честь, однако. — Хватит, — громко проговорил Чонгук, резко открывая дверь в коридор. — Прихожане ждут. Тэхён, шуруй на улицу и только попробуй что-то ляпнуть! Лично высеку. — О, как заманчиво, — захихикал Тэхён, но в коридор всё же резво выскочил. Он уже и так достаточно наговорил. Если перегнёт палку, то вообще может из кельи не выйти. А этого допустить никак нельзя. Дорога во двор совсем не длинная. Всего два коридора и один поворот. Чонгук шёл следом, и Тэхёну было от этого уже привычно спокойно. Чтобы он ни делал, глупыш Гук всё равно будет на его стороне. Это даже мило. И чем только он заслужил такую любовь и верность? Ведь, по сути, ничего хорошего он Чонгуку не сделал… Любовь слепа? Похоже на то. Прикрыв глаза и несколько раз глубоко вздохнув, Тэхён толкнул от себя тяжёлую дверь и, поёжившись от резкого холода, вышел во двор. Да уж, надеть пальто всё же стоило. — Братья, наше Солнце, наша Путеводная звезда покинула нас. Мы разбиты, раздавлены и так глубоко несчастны, — встав на небольшой постамент, расположенный аккурат в центре двора, проговорил Тэхён, посмотрев на прихожан полными слёз глазами. — Эта потеря… она неизмерима. Мы просто обязаны отдать дань уважения нашему Верховному. Тому, кто стал для нас всех самым настоящим отцом. Я предлагаю, начиная с сегодняшнего дня, принять сорокадневный траур. Нам всем нужно время оплакать того, кто столько для нас сделал. Старейшины, вы согласны со мной? — Да, — легко отозвался всё тот же ДжеУк, нутром чуя, что окаянный что-то удумал. Ушедший Верховный предупреждал его о Ви. Предупреждал и многое рассказал. А знание — это, как известно, сила. Что бы бестия ни выкинул, он его всё равно обуздает. Если придётся, применит силу. Надавит на одно светловолосое больное место. Ви придётся стать послушным, иначе одной анафемой его горячо любимый Чимин не отделается. — Траур — это меньшее, что мы можем сделать. — Ещё есть один момент, который мы часто обговаривали с Верховным, — нарочито громко шмыгнув носом, прохрипел Тэхён, специально по очереди глядя в глаза прихожан, стоявших к нему ближе всего. — В нашем аббатстве есть одно грехопадение, которое продолжается из года в год. Оно больно ранит всех нас, но мы почему-то продолжаем смиренно мириться с ним. Хватит. Во имя светлой памяти моего отца, нашего Верховного, моим первым указом будет отмена права первой ночи. Плотским утехам в таком виде не место в стенах нашего аббатства. Интимная близость должна быть исключительно между супругами. Невинность — это чистота, а не грех. Зачем насильно лишать омег того, что дано им Всевышним? Разве мы имеем на это право? В священных писаниях и слова о подобном нет. Давайте подумаем об этом и примем отмену как благодать. Братья, вы согласны со мной? Ритуалу этому много лет, поэтому окончательное решение будет не за мной или старейшинами, а за вами. — Исключено! — громко прорычал ДжеУк, кабанчиком запрыгивая на постамент и чуть оттесняя Ви в сторону. — Ви-ним, Вы не имеете права отменять то, что было написано в нашей истории ещё до Вашего рождения! Это произвол! — Произвол? Вы считаете нормальным, что пожилые альфы возлегают с юными омегами? Возлегают, зачастую против их воли, — чётко проговорил Тэхён, с почти натуральным удивлением, посмотрев на старейшину. — Не Вы родитель этой традиции и не Вам её отменять! — А я ничего и не отменяю, — серьёзно произнёс Тэхён, вновь вернув всё своё внимание притихшим прихожанам. — Пусть наши братья примут это решение. Это их дети вынуждены проходить через ваше, старейшин, ложе. Я против этого. — Я поддерживаю Ви-нима, — чуть отойдя от шока, произнёс Чонгук. И почему его никто не предупредил о столь крутом повороте? Чёртов Тэхён. Головой вообще не думает? Старейшины же теперь шкуру с него живьём снимут! Вот идиот! — Старейшина Чон, Вы сейчас серьёзно? — плюясь ядом, осведомился ДжеУк. — Абсолютно, — уверенно кивнул Чонгук. — Данная традиция возмутительна и не должна иметь права на жизнь. — Я категорически против, — громогласно прорычал ДжеУк. — Остальные братья тоже. Ви-ним, Вы ещё даже пост толком не приняли, а уже столько себе позволяете. Вам не стыдно перед отцом? — Нет, нисколько, — устало произнёс Тэхён, спускаясь с постамента и подходя к Чонгуку. Молодец, Гуки, и тут не подвёл. — Братья, что вы думаете? — Мы согласны! — Конечно согласны! — Я сам проходил через этот ритуал, для своего сына я не хочу подобного! — А не слишком ли это радикально? — Отменим это! Даже наш Верховный был за. А это о многом говорит. Внимательно глядя в толпу, Тэхён, ни на секунду не сомневаясь в победе, был на удивление внешне крайне сдержан. Да, это было ожидаемо. Он лично подговорил человек десять омег, чьи дети вот-вот должны были переступить порог совершеннолетия, и велел тем активно подержать его во время совета. Что, собственно, те и делали. Ещё и друзей, соседей подговорили. Вера имеет огромную власть над человеком, сильнее её разве что любовь к своему ребёнку. Да, не во всех случаях, но всё же. Сейчас побеждала именно родительская любовь. Интересно, а его собственный папочка в гробу там случайно ещё не переворачивался? Ну что, выкусил, старик! — Я верно понял, — прокашлявшись, громко осведомился Тэхён, — ваш ответ «да»? — Да! — гулом отозвалась толпа. — Я Вас понял. С этой самой секунды право первой ночи отменено, — не сдержав победной улыбки, прохрипел Тэхён. — А теперь, братья, запрём же все ставни, двери и ворота. Ближайшие сорок дней — траур. Выходить за пределы аббатства запрещено. Посещать жилища других прихожан запрещено. Покидать старейшинам свои кельи запрещено. Любые контакты без весомой на то причины запрещены. Горе — ржавчина, разлагающая разум, давайте же все вместе исцелимся от этого недуга и со спокойной душой отпустим нашего Верховного в мир иной. — Да будет так, — кивнул Чонгук. — Ви-ним, я провожу Вас до покоев и запру дверь на ключ. — Благодарю. Поклонившись прихожанам, Тэхён без слов последовал за Чонгуком. Чем скорее он окажется в своей комнате, тем лучше. Старейшины так ожидаемо в бешенстве. Пусть кусаются, лают, ломятся в его дверь. У всего в аббатстве теперь есть глаза, уши и рот. И рот этот, к слову, весьма болтливый. Ви этой целью лично озадачился.Агнец Божий, берущий на себя грехи мира сего, помилуй нас.