В тишине хрипом ветры завоют

И вновь за окном рассвет. И вновь Чимин тому не рад. Слишком быстро. Слишком остро. Слишком нетерпеливо. Свет, ловко пробираясь сквозь маленькое незашторенное окошко, больно жжёт глаза и, будто издеваясь, исподтишка колет обнажённую кожу, как шипы изящной красной розы — нежные пальцы. Ранит. Ранит. Ранит. Но свет ли? Может всё дело в близости Тэхёна? Они так долго были порознь, что Чимин почти уже забыл, как это — касаться того, кто столь дорог сердцу. Странное чувство. Даже немного тревожное. Нужно взять себя в руки. Нужно быть сильным. Нужно… Чимин это уже проходил. Нет смысла быть сильным, этого никто не оценит, не сейчас, нужно лишь успокоиться. Чимин устал. Он морально истощён. Не более. Отдохнуть бы денёк-другой. Да сердце в груди остановиться может. Войну ведь никто не отменял. Смерть. Заманчиво, конечно, но… как-то не по себе. Нет, умирать ему не страшно. Страшно отвечать за содеянное, за свои «грехи» перед Всевышним. Там, на страшном суде, он ведь будет совсем один. Без какой-либо поддержки или же защиты. Без Тэхёна. Без Чонгука. Этот глупый страх, он в подсознании. Настолько глубоко, что ничем его оттуда не вытеснить. Он словно выгравирован на обратной стороне души. Вечное напоминание о неизбежном конце. Прав был Хон: забрать сектанта из общины просто, куда сложнее заставить того забыть всё, во что он так долго верил. Вера всё-таки не начало, а конец всякой мудрости. И почему Чимину никто не сказал об этом раньше? Столько боли мог бы избежать. Но… какое горе не уносит время? Нужно лишь (не)много подождать. Всё будет, пусть и не сразу. Чимину правда хочется в это верить. Ну а пока он первый в очереди умирать. Очередное зимнее обострение — какое это уже по счёту?— медленно проходит мимо, возмущённо показав омеге средний палец, и Чимин вполне собой доволен. И кто там говорил, что сезон депрессий — это осень? Чушь. Страшнее зимы ничего нет. Зима — кровожадный убийца в роскошном белом одеянии. В лето бы сейчас. Хотя… нафиг нужно. Лето ещё опаснее. Лето, оно как Тэхён. Такое же жаркое и непредсказуемое. Чимин и так уже слишком долго смотрит на всеми любимого Благочестивого Ви как на своеобразное откровение. Пусть временами ему и хочется, остро, до боли во всём теле, спросить у того: «А ты точно знаешь, что делаешь? Точно осознаёшь возможные последствия?». Хочется. Но он упрямо молчит. Тэхён — грешник, но Чимин по-прежнему с некоторой детской непосредственностью упрямо видит в нём святого. Это глупо, да. Но… кто Чимину запретит? Быть «слепым» удобно. Быть «слепым» практично. Тэхён, он и ад, и рай одновременно. Сегодня, одетый в свой чёрный широкий балахон, молится за его душу, стоя на коленях перед очередной старинной иконой, а завтра, сгорая от очередного приступа ревности, безжалостно насылает жестокое кровавое проклятие. Наполовину Бог, наполовину Дьявол. Чимин, ты же понимаешь это, да? Дьявол, который ест из его рук. Это даже иронично. Чимин — та самая иголка, спрятанная в яйце, а Тэхён — злодей Кощей. И если сказочный Кощей тщательно прятал свою погибель, то Тэхён ею бесстрашно играл. Ну не глупец ли? А ведь Верховный уже не раз пытался спрятать «иголку», вынести ту за пределы аббатства и тем самым спасти «чародея». Как там было в сказке? «На море на океане есть остров, на том острове дуб стоит, под дубом сундук зарыт, в сундуке — заяц, в зайце — утка, в утке — яйцо, в яйце — игла, — смерть Кощея»? Ха. Заморачиваться настолько сильно Верховный явно был не намерен. А зря. В этом и его ошибка. Прячь не прячь поблизости, а Тэхён всё равно найдёт. Проверено. — О чём задумался? — зарываясь носом в мягкие чиминовы волосы, сонно спросил Тэхён, стоически стараясь игнорировать зарождающийся рассвет. Он ещё не готов расставаться. Не сейчас. Ещё совсем немного-много. — О тебе, обо мне, — немного помедлив, шёпотом ответил Чимин, по-прежнему глядя в окно. И что только он там хотел увидеть? Конец света? Было бы хорошо. Раз и всё, отмучился. Разжигайте сигнальные костры, трубите в рога Страшного суда! Надвигается зловещее господство, приближается смерть. Там ведь так было? — И так ещё, по мелочам. — Потерпи немного. В этот раз у нас точно всё получится, — уверенно проговорил Тэхён, сонно садясь на кровати. «В этот раз»… дьявол! — Что ты задумал? — повернувшись набок и внимательно посмотрев на омегу, осторожно спросил Чимин. Вот оно. Или нет? А он ведь этого так хотел. Или нет? Чем ближе правда, тем тревожнее, тем неспокойнее, тем… страшнее. — Чонгук волнуется. — Он всегда волнуется, — раздражённо отмахнулся Ви, невольно хмурясь. Опять Чонгук. Никуда без него. Достал. — Я знаю, что делаю. — А что ты делаешь, Тэхён? Мне хоть сказать можешь? — Тебе — да, могу, — не задумываясь, кивнул Тэхён. — Тебе я всецело доверяю. — И? К чему мне готовиться? — К трауру, — совершенно спокойно проговорил Тэхён, с нежностью посмотрев на своего омегу. Да, Чимин его. Был, есть и будет. И пусть только кто-то попробует его коснуться! — Сегодня я на сорок дней изолирую аббатство. А перед этим отменю один крайне мерзкий закон. Понимаешь, о чём я? — Мерзкий? Ты о праве первой ночи? — не веря своим ушам, ошарашенно спросил Чимин, резко садясь на постели аккурат напротив Тэхёна. — Ты серьёзно? Это зверство же с основания аббатства практикуется. Будет много недовольных. — Я… навёл кое-какие справки, — не без гордости в голосе проговорил Тэхён. — У многих наших прихожан растут дети, внуки — омеги, и им совсем не хочется, чтобы тех по достижению определённого, почти что проклятого, возраста лишили невинности старейшины. На этом я и сыграю. — Даже если простой люд и будет за тебя, это мало что изменит. Старейшины обжалуют твоё решение, — понизив голос, словно в бреду прошептал Чимин. Это же самоубийство! Кто в своём уме станет идти против старейшин? Неужели Чонгук прав? Неужели Тэ настолько ошалел от власти, что готов рискнуть ими всеми? И что теперь делать? Попытаться вразумить? Но как? — Невинные малолетние омеги — это же их страсть. Тэ, они жизни тебе не дадут. Неужели не понимаешь? — Понимаю, — довольно оскалившись, чуть ли не пропел Тэхён. Конечно, разумнее сейчас было бы не показывать своих истинных эмоций, но врать Чимину совсем не хочется. Да и зачем? ЧимЧим всё равно будет за него. Этого никому не под силу изменить. — Старые маразматики будут в бешенстве. И всё аббатство станет этому свидетелем. — И что тебе это даст? Поддержку прихожан? — тщательно обдумывая услышанное, осведомился Чимин. Он так напуган. Где бы спрятаться? — Да, она важна, но старейшины всё равно останутся при своём. У них слишком много власти. — Их власть — это бич нашей общины. Многие уже это поняли. Поняли и готовы действовать, — успокаивающе погладив омегу по щеке, хрипло произнёс Тэхён. — Сам же знаешь, что вера — это радужный мостик между небом и землёй, всем на отраду; но из странников каждый видит его по-разному, в зависимости от места, где находится. Я покажу своим братьям правильное место. Донесу, что разврату нет места в наших рядах. Призову покаяться и взять на себя вину за массовое убийство. Или может лучше это назвать ритуалом очищения? — О каком убийстве ты говоришь, Тэхён? — в край растерялся Чимин. Нет, Верховный, конечно, частенько любил повторять им, что не стоит переживать о том, что будешь лежать на кладбище; а лучше, пока живёшь, позаботиться о чести, что переживёт тебя, но, похоже, Тэхён слишком буквально понял данную установку. То, что он задумал — бунт. Самый настоящий. Убить старейшин — это уже не вера, а безумие какое-то! — Ты вообще в своём уме? — Да. — Что-то я сильно сомневаюсь в этом! Прикрываясь верой, ты толкаешь целое аббатство на преступление. Тэхён, одумайся. — Ну не целое. А всего троих особо верных человек, — хмуро отозвался Тэхён. Ну вот, начинается… без истерик совсем никак? Или же невроз Чонгука передаётся воздушно-капельным путём? — Да и правда такова, что одна половина прихожан никогда не знает, во что верит другая. Наше аббатство застряло в глубоком средневековье. Нам давно пора пересмотреть свои ценности. Помоги мне, Чимин. — Помочь? Как? Что я могу? — Ты можешь уговорить капитана Мин Юнги по-тихому устранить старейшин, — спокойно проговорил Тэхён, даже голоса не понизив. Да и зачем? Это его план, в котором он полностью уверен. Да, изначально он планировал поручить эту непростую задачу Чонгуку, но тот настолько ловко ушёл в закат, предварительно свалив всё на Чимина, что Тэхён даже возмутиться толком не успел. Хотя определённо стоило. Но, увы, дороги назад уже нет. Придётся рискнуть самым дорогим. — Ты сейчас серьёзно? Он не пойдёт на это, — хрипло прошептал Чимин, лишь чудом до сих пор не схлопотав инфаркт. Уговорить Юнги убить старейшин? Серьёзно? Это гиблое по всем фронтам дело! Если вдруг что-то пойдёт не так, то тюрьма станет чуть ли не единственным концом для милашки капитана. Это даже Чимин понимает. Зачем Юнги так рисковать? Ради чего тому сознательно рисковать собственным благополучием? Безумие! — Мин Юнги далеко не дурак, Тэхён. Он не Хон. — Пойдёт, поверь мне, — взяв Чимина за руку, активно закивал Тэхён. Мин Юнги может и не Хон, но гонора и амбиций тому тоже не занимать. Он на многое способен. И убийство — меньшее из зол. — Его целью является наш переезд. Какая разница, кого для этого потребуется убить? Меня одного или же стадо старейшин? Всё равно ведь руки кровью марать. — А Чонгук? Ты и ему смерти желаешь? Тэ… — игнорируя прикосновения Тэхёна и невольно повысив голос, осведомился Чимин. Уму непостижимо. И как только они до этого докатились? — Чонгука я не трону. Подсыплю ему один занятный препарат и отправлю на недельку коротать гон в постели миленького омеги. Не переживай об этом. — Даже если мне каким-то чудом удастся уговорить Юнги… — запнулся на полуслове Чимин. Уговорить Юнги… и почему ему так неспокойно только от одной мысли об этом? — Как ему до них добраться? Не штурмом же аббатство брать. — Через пятьдесят два дня они будут должны пройти через обряд омовения, — притягивая омегу ближе к себе, проговорил Тэхён. — Ни слуг, ни охраны рядом не будет. Момент идеальный. Только… — Только «что»? — вдыхая родной запах, на свой страх и риск спросил Чимин. — Убить их нужно будет определённым образом. Зарезать как свиней. — Зарезать? Тэ — это нереально. — Реально. Мину нужно просто их убить. Всё. Дальше я разберусь сам. — Тэхён, я не уверен… — окончательно сник Чимин. — Зато я уверен, Чимин. — Хорошо, я подумаю об этом, — нехотя прошептал Чимин, обнимая Тэхёна за шею. А что ещё он мог сказать? Нет? А имел ли он на это право? — Подумай. Если откажешься, я пойму, — ласково поглаживая омегу по спине, промолвил Тэхён, прекрасно видя, что он практически уже дожал Чимина. Ещё совсем чуть-чуть, и тот согласится буквально на всё. — Но помни, что тогда мне придётся пройти через принятие должности и навсегда стать их марионеткой. — Мы можем сбежать! — резко отстранившись от Тэхёна, громко проговорил Чимин. — Заберём Чонгука и навсегда уедем отсюда. — Не можем. Я не стану. Убегать всю жизнь? Ты правда этого хочешь? — Тэхён, я готов на многое ради тебя. Ты же знаешь. Начнём всё сначала на новом месте. Что в этом плохого? — То, что меня станут искать. И найдут, — Тэхён почти не врёт. Его действительно будут искать. Активно искать. Спрятаться реально. Но прожить так всю жизнь… Ну уж нет, спасибо. — Я люблю тебя, Чимин. Я не справлюсь без тебя. — И я люблю тебя, — на грани слышимости произнёс Чимин. И что он сейчас делает? Идиот. — Но это самоубийство. — Это наш шанс, Чимин. — Дьявол с тобой. Я попробую. Если меня убьют, это будет на твоей совести. — Не убьют. Ты же умный мальчик. — Ох, Чонгука на нас нет, — закусив нижнюю губу, осторожно прошептал Чимин. Чонгук, Чонгук… точно ли стоит промолчать? — Он же ничего не знает? Да? — Естественно. Ему известно лишь то, что план у меня есть, но детали — это не его ума дело. И без его ора проблем хватает. — Он любит тебя, Тэ. — А я люблю тебя. Кивнув, соглашаясь со словами Тэхёна, Чимин, устало опустив голову, сдаётся. Тэ — зимняя буря, которая неизбежно накроет его с головой. Какой смысл противиться неизбежному? Он ведь всё равно сделает то, что велено. Глупая, глупая марионетка. Где-то совсем рядом, едва слышно, кто-то надрывно воет. Чимин знает, кто это. Прирученные Ви твари. И он, похоже, один из них. Тик-так, время пришло. Три, четыре — помолись и в атаку!