Исповедь

Это история поражений и потерь. Грелль открыл глаза. — А Винсент?.. — вопрос упал в замершую темноту. — Винсент… Он остался сиротой десяти лет отроду, унаследовав черты матери. И часто виделся со мной, как с одним из немногих доверенных лиц семьи Фантомхайв. На моих глазах прошли его взросление, все порывы, достижения. С этим срастаешься, чем больше касаешься этого в участии, тем больнее привязанность, — тихий голос, не дрогнув, звучал размеренно и спокойно. — От него не осталось совсем ничего. Я не хочу повторять такой путь с его сыном. — Поэтому ты оживил мёртвого. — Чтобы вернуть живую душу, которая в залоге у демона. Пока демон её хранит, ангелу она недоступна. Но и демону её отдать нельзя. Разве не в этом предназначение жнеца? Сквозь дрожащие ресницы близко склонённое лицо таяло бледным пятном луны в мареве ночи. Грелль вслушивался в бархатистые перекаты неторопливого голоса, что сродни ласке мягких пальцев по изнывающему, горячему телу. И боялся прервать его речь, упустить слово из случайной исповеди, ловил их, как скупые холодные капли, изнемогая в руках седовласого искусителя. Тем мучительней томила сладкая нега, почти на грани страдания. Он единственный, кто сумел это дать. Грелль шевельнулся. — Отелло сказал, что это отменит само понятие души… — Отелло всё понял. Но людям ничего нельзя доказать, если они не потрогают собственными руками. Они увидели, что получат от оживших мертвецов. С помощью странных кукол, каких они хотели, должны были кануть в океане носители подобных нелепых идей, вместе с исполнителями, с их техникой, которую они туда притащили, на корм рыбам… Чёрный ноготь лёг на сохшие губы, словно призывая молчать, и медленно обвёл их своей гладкой пластиной. Замирало в дурмане распалённое тело. Едва удержав прерывистый вздох, Грелль слабо встрепенулся в попытке сдвинуться. — Погоди. Значит, в Департаменте всё знают… и ты действуешь с их негласного позволения? — слова беспомощно вязли во рту, с трудом выплетая фразы. — Негласное поручение, лучше сказать. Нам нельзя вмешиваться в жизни людей, но иногда возникает такая необходимость. Проще сослаться на одного дурного жнеца в отставке, за которым вовремя не углядели. — Они тебя подставили?!. — Здесь неважна личность. Мы все обезличенные мрачные жнецы. — Нас отправили убрать грязь за коллегой… — мысли плыли серебристым туманом. — Отставка снимает обязанности, развязывая руки, но она лишает и прав. Уже не запросить подкрепление, можно рассчитывать только на свои силы. В данном случае они не равны. Ваше вмешательство обеспечивает поддержку и прикрытие, как против демона, так и против осквернённого ангела. Не я, а вы завершите это дело. Сад созрел, осталось собрать плоды. Заласканные, расплавленные бёдра приняли болезненно проникающую плоть. Грелль запрокинулся, упиваясь ощущениями, уже не в силах вскрикнуть или застонать. Вновь окатило неистовым жаром, когда несколько упругих движений расслабили тугое и податливое нутро, и Гробовщик подхватил изогнутое тело, усаживая вплотную к себе. И чутко придерживал, не выпуская его из рук. Судорожно сомкнутые в замок пальцы путали смятые белёсые пряди на затылке; смешение запахов дурманящих сладковатых лилий и тревожного горького миндаля, обжигающее сбитое дыхание в лихорадке мечущейся плоти, навстречу друг другу, сливаясь в одно. Горячие объятия, воспалённый шёпоток. В этом сражении не бывает побеждённых. Момент вечности.