Футбольные и нефутбольные сказки на межсезонье

Зима стоит аномально теплая, а межсезонье все тянется. Понятно, что календарь, по которому наша абстрактная командочка-донышко играет, верстали, когда и представить невозможно было, что погода выкинет такие фортеля, но все равно грустно как-то сидеть посреди весны и ждать. Так что вот коротенькая сказочка, чтобы не так грустно было. Ну, мне самой, во всяком случае, не так грустно, а там уже как пойдет. Но раз уж год високосный, то и сказочка — с подвывертом. Знаешь, самые волшебные сказки можно прочитать не в сборниках для детей, не в исследованиях филологов, не в научных работах литературоведов. Самые волшебные сказки — в толстых серьезных справочниках с пыльными серыми обложками, на которых еле видны полустертые золотые буквы, с обтрепанными уголками и пожелтевшими страницами. Ученые с упорством, достойным лучшего применения, на страницах таких справочников изливают все свое незнание на несчастного читателя, вынужденного верить каждой строчке. Рационалисты, верящие лишь тому, что доказуемо, и не верящие собственным чувствам, отрицающие опыт многих поколений, живших до них, — глупцы, какие же они глупцы! Тянут в пучину своего рационального невежества тех, кто еще способен разглядеть, как оно все бывает на самом деле… Вот, например, пишут какую ерунду: дескать, при самых благоприятных условиях ивы способны прожить сто лет. А в обычных — и того меньше. Одну только правду про эти деревья пишут — что декоративные ивы погибают уже на тридцатом году жизни. Ну да то декоративные, выведенные людьми, чтобы просто глаз недолго порадовать. Пусть их. А ведь есть на свете и настоящая дикая Ива, про которую ученые ничего не знают, потому что она не вписывается в их картину мира. Про реки тоже глупости всякие пишут… А на деле все так: Течет вода, сливаются речушки в одну, и та в свое время вливается в моря-океаны, и едина вода по всей земле, в душном Ершалаиме она та же, что на звенящем Севере. Норов у рек суровый: размывают они берега, рушат землю, уносят ее с собой. Не хочется с этим мириться человеку, хочется ему, чтобы все было подчинено лишь его воле: чтобы реки текли только туда, куда он им путь назначит, чтобы берега их не рушились. В больших городах заковывает он русла в гранит. А там, где нет гранита — али где люди поумнее будут — там по берегам высаживают ивы. Ветвятся корни ивняка, вцепляются в каждую пядь земли, не дают воде утащить землю за собой. Ива белая, Ива ломкая, Ива плакучая — язык сотрешь, пока все ивы, что человеку помогают, перечислишь. Сеть корней ивняка уходит глубоко в землю, сплетаются деревья друг с другом, будто и не много деревьев разных это, а одно. Вот потому-то ивы человеку никак не классифицировать, потому-то ученые от века путаются, пытаясь установить, какая ива к какому роду принадлежит. Как тут хоть сколько-нибудь вменяемую классификацию создать, если нет достоверных признаков, по которым можно одну иву от другой отличить! Было бы что отличать… Мог бы кто из людей увидеть, как на самом деле корни Ивы, древа мирового, выглядят — ахнул бы. Да только нет среди живых тех, кому это ведомо. Но в сказке все возможно, так что мы заглянем туда, глубоко-глубоко, где земля человеческая заканчивается, и корни Ивы землю эту держать перестают. А ниже — полости, пустоты, снизу они жаром адовым греются, стены золотом да камнями самоцветными светятся, а потолок — да то сплетенные корни Ивы и есть. Ходит по царству подземному нечисть, своей жизнью нечестивой живет. А порой — так найдется среди нечисти молодой да неразумный кто, захочется ему посмотреть, как оно там, наверху бывает — подпрыгнет, ухватится за корни Ивы, да по ним вверх карабкается. Только Ива — дерево мировое, непростое, не каждому дозволяет наверх выбраться. Кто ей не нравится — того корнями опутывает, как в кокон заматывает, сжимает, все соки выпивает. Ну, а что, ей тоже кушать хочется. Так-то питается она от воды и света, от ветра и тел разлагающихся, из которых питательные вещества выжимает, но иногда и витаминкой-нечистью закусить ей хочется. В нечисти знаешь какие вещества полезные сконцентрированы, у-у-у! Даже в этой сказке все не перечислить, какие. А когда света, воды, ветра и тел недостаток — и такое случается — тогда и просто на диету из нечисти можно перейти. А бывает, понравится ей чем-нибудь нечисть, что наверх стремится — так и поможет, сама дорогу продолжит, тоннель со ступеньками удобными выстроит из корней. И сидит потом ошалевший черт или бес, смотрит на мир человеческий, и глаза у него — суповыми тарелками! В нижнем-то мире ни солнышка, ни ветерка, лишь адское пламя, золото подземного мира да скрежет зубовный. Вот только дышать долго земным воздухом нечисти нельзя: сделает слишком много вдохов да и забудет себя и дело свое, останется глупым чертиком, даже если самим наследником Князя в подземном мире до того была. Конечно, не все так просто, не в любом месте земли Ива может выпустить нечисть на землю. Только в тех местах, что сами нечисты. Попробуй-ка проход в подземное царство открыть рядом с намоленной церковью! Даже если ты мировое древо, не выйдет ничего. Рядом с церквями ангелы по ветвям Ивы вниз, к человекам, спускаются. А нечисть появляется на кладбищах, в болотах да прочих пугающих местах. В штате Мэн, например. Захочет нечисть назад вернуться, в мир свой, да и тут все от Ивы зависит, пустит, или пошутить вздумает, закроет проход, и копай бес, не копай землю, а не видать ему пути обратно, пока Ива не сжалится. А бывает и так: не будет шутить Ива, а просто возьмет и решит, что какому-то нечестивому лучше на земле будет, нежели под ней. Вот и бродит нечисть по земле, пытается приспособиться, в стаи сбивается, колобродит. А потом про то легенды и сказки складывают. Да только в наши дни все сложнее, чем показаться может. Вот тысячу лет назад попроще было. Народ по всей земле человеческой жил не избалован толстыми книжками и глупостью ученой, потому и в нечисть верил, и в проделки ее, и в существование мирового древа. Полтысячи лет назад тоже ничего так все было: те, кто рационально мир обосновать пытался, все одно в нечисть веровали, потому что понимали — ничем, кроме проказ нечистой силы объяснить некоторые вещи нельзя. Да даже две с половиной сотни лет назад! Кстати, помнишь гравюры Шарля Жоффруа из серии «Политическая и нравственная картина России»? Ну хотя бы ту, где обезумевшая толпа крестьян чуть ли не на кусочки рвет московского архиепископа? Впрочем, если и не помнишь, не важно. Гравюры к сказке отношения почти что и не имеют. Это, конечно, все присказка… …Ты уж извини, что присказки у меня такие, самой сказки порой длиннее. Так уж получается, сказки мои для долгого межсезонья, когда спешить некуда да и незачем, можно спокойно многословием баловаться. Давненько когда-то, еще в староглинянные времена… Ладно, не староглинянные, и не так уж давненько, два с половиной столетия назад это было. В середине сентября, расцветшего бабьим летом, если быть точной. Пышным золотом и багрянцем оделись деревья посреди московского бабьего лета, расцветили листвой воду московских рек. Да только не было в той пышной осени радости для людей, не радели они об урожае, не праздновали сенокос — пришла на землю русскую моровая язва, стала косить людей, одного за другим на московские улицы укладывать, и смеялись деревья, выросшие от корней мировой Ивы, пожирая соки этих тел, напитываясь ими. А грехи человеческие, лишенные жизненных соков, от плоти освобожденные, стекали по ветвям Ивы прямехонько в подземное царство, копились там в огромных чанах, а как в чане места почти что и не оставалось, устраивали подземные жители пир, упивались грехами до полного расслабления и помутнения рассудка. А чаны назад на места возвращали, чтобы вновь копились в них грехи. А то грустно в подземном царстве, если пиры не устраивать, жар да золото, да скрежет зубовный — ими одними сыт да пьян не будешь. А тут еще наверху люди, как водится, подсобили, мертвецов своих в одном месте хоронить стали, и в том месте Ива проход наверх, в мир человеческий нечисти распахнула: пусть бесятся, пусть радуются погожим денькам да смерти, по улицам шагающей, жители подземные! И бесились, и чертились, и непотребства всякие учиняли. Вот например: как заберутся в карантинный дом, как испугают запертых в нем — сразу до смерти! А сами хохочут, скачут, а потом днем на улицах шепотки разносят: дескать, кто попадет в карантинный дом, нипочем оттуда живым не выйдет. Или вот еще: проберутся в дом к какому-нибудь священнику ночью, да давай ему в уши нашептывать советы всякие. Иконы, шепчут, от людишек попрячь, а то целовать иконку полезут — моровой язвой Марию заразят. Подношения, шепчут, в монастырь свези, скрой от людишек, чтобы не вводить их во искушение, потом на дело церковное пустишь, как отступит мор. Ворота Варварские закрой, шепчут, чтобы людишки из разных кварталов поменьше друг с другом общались. Да так хитро шепчут, что диву даешься: ворота, что именем святой Варвары названы, так произносят, что чудится: в честь варваров их нарекли! А днем напялят бесы да черти человеческие одежки, надвинут шапки по глаза, шарфами рты замотают, смешаются с толпой, потекут с ней требовать со священника ответа: почто заступницу Марию от глаз человеческих укрыл?! почто прикарманил себе подношения?! Булыжниками из мостовой первыми в священника и охрану его кинут, а потом будут плясать, хохоча и радуясь, какая отменнейшая шутка вышла! А потом пир на чумном кладбище закатят: бунтовщиков-то там и похоронят, куда их еще девать-то. После той вспышки моровой язвы вернула мировая Ива нечисть всю в мир подземный, проходы закрыла, и долгехонько никто из нижнего мира наверх не стремился: так уж наелись, так уж нагулялись, так уж напились пьяными от грехов, так уж надышались людским воздухом, что и оставалось чертям да бесам только лежать, любоваться игрой адского пламени на золоте подземного мира. Лежат себе, переваривают, в себя приходят, никуда не лезут. Заскучала Ива, закручинилась, не веселят ее бесы и черти своими проделками, не смешат. Ангелы еще нудят прямо в верхушку, что поступила она плохо, раздолье такое нечисти дав. Нет, чтобы не нудеть, а добродетелями поделиться! Так ведь не хотят ангелы с Ивой делиться, говорят, добродетели душам, которые в Раю оказываются, самим нужны, из добродетелей тех сотканы, не смогут без них. Жадины. Заскучала Ива, затосковала, да решила: чем просто на месте стоять, мир собой связывать воедино, создаст она древо, придаст ему облик человеческий, да отпустит гулять о земле. А как срок выйдет телу, обернется оно снова древесиной, станет снова частью мирового древа. Хоть какое-то развлечение. Долго гуляла Ива в разных телах по земле, смотрела на мир, наблюдала. И чем дольше жила, тем меньше ей нравилось то, что она видела: с каждым десятилетием, с каждым годом все больше читали люди занудные толстые книги, все меньше верили в дедовы рассказы. А в саму Иву так и вообще веровать перестали. Все меньше мест было, где бы нечисть могла резвиться. Да и саму Иву активно вырубать люди стали. Только в редких заповедных местах и остались ростки ее. А как грянула мировая война — так и ангелы свое пение заунывное почти прекратили. Как тут петь, кому петь, когда такое творится?! Стало чахнуть мировое древо, задыхаться от войн, от разлада на земле. И на верхушке ее почувствовали это снежнокрылые ангелы — неудобно на ветвях сидеть стало; и в подземном мире почуяла лохматая нечисть — как не почуешь, когда потолок у тебя того и гляди обвалится на голову! Решили совет держать, как быть, что делать? Да не встретиться им никак. Чертей да бесов Ива не землю не пускает, ангелы слететь сами с верхушки могли бы, да боязно: а как в полете ветвями Ива собьет? Ждали, гадали, думали, да чуть не проморгали, как и вторая мировая война началась. Сотрясло мир до основания, перетряхнуло. А там и восстанавливать разрушенное люди стали, заводы всякие новые строить, дороги да дома. И под все это земля нужна. И вырубили под это леса, а в лесах — и Ивы мировой части. Поняли тут бесы и ангелы, что недалека беда, делать надо что-то. Пока собирались, план разрабатывали да продумывали, еще время прошло. Но надумали что-то. Да только все равно встретиться требуется, план обсудить. Да и воплощать его только вместе надо. Собрались бесы да черти, выбрали самых резвых, метких да отчаянных, и стали те наверх пробираться, на землю. Где корни сказкой и колыбельной усыпят, где блеском золота обманут, а где и в жертву кого-то из своих принести придется, чтобы, пока Ива из него соки все выжимает, другие мимо обедающих корней проскользнуть смогли. Уходило их из преисподни несколько тысяч, да до земли человеческой лишь сотни добрались. А как стали выкапываться, наружу выбираться, так и разбежались в разные стороны, по разным уголкам человеческого мира. Ну-во первых, чтобы Ива не всех переловить сразу смогла. А во-вторых, потому, что где ангелы появиться соизволят, узнать никак невозможно, вот и придумали подземные жители: пусть в каждом уголочке земного шарика кто-то из них окажется, авось, и на ангела хоть кто-то натолкнется. Ангелы меж тем к земле полетели. Да как и ожидали, осерчала Ива за нарушение мирового порядка — и так не земле ужас творится, так еще и эти! разлетались! — да как давай их ветвями сбивать! Затряслась верхушка мирового древа, да еще и скинула вниз тех ангелов, что об операции «договорись с соседями» не в курсе были. Разлетелись сбитые ангелы кто куда, рухнули на землю, ударились так, что чуть всю святость из них не повыбивало. Хорошо еще это в августе было, когда Персеиды небо расчерчивают, так что из людей на земле никто и не отличил, что там в небе творится: то ли метеоры мимо несутся, то ли ангелы как яблоки вниз сыпятся. Стали друг друга искать ангелы и бесы. Ищут, ищут, а того не учли, что нельзя ни одним ни другим слишком долго воздухом человеческим дышать! Забывать о миссии своей великой стали потихоньку, терять себя. Даже кто найдет другого — вспомнить не получается, зачем искал. Только неясное томление духа чуется. Долго Ива гневалась на нарушителей, а как выдохся гнев, страх пришел: не дело это, чтобы по земле разгуливало так много нелюдей, нарушается от того экосистема, и без того изрядно человечеством порушенная. Задумалась Ива, что делать, как все поправить. Хоть и слабела она год от года, а все негоже, чтобы такое безобразие посредь людей гуляло. Так думала усердно, что даже пару пожаров лесных устроила сгоряча. Понимала она, что не по всей земле разметало нелюдей, на полюсах точно их нету, а коли и есть, так это проблемы пингвинов, белых медведей да полярников-исследователей. Так что создала себе тело очередное человеческое — листья волосами светлыми, кора древесная морщинками в уголках глаз, имя древесное — и поехала по миру бродить, искать самой разбежавшихся да сбитых. Вот только людей стало так много, что среди них сложно найти несколько сотен нелюдей. Села Ива думать-решать, да вот что надумала. Подобное к подобному тянется, значит постараются собраться в одну кучку нелюди. К тому ж остатки памяти им это диктовать будут, притягивать друг другу — без друг дружки-то им не выполнить того, что замыслили. Самые резвые и отчаянные на землю пробрались, значит, не так уж велик выбор у них, кем стать. Много сфер деятельности перебрала Ива, пока поняла, что только спорт чертям и ангелам одинаково подходит. Да не всякий спорт, а такой, чтобы в команде работать надо было. Стала Ива на разные соревнования ходить, по странам разным ездить. Много времени на это у нее уходило, но что делать-то? И вот однажды приходит она на старое футбольное поле, глядит во все глаза человеческого тела, и понимает, что умница она, не ошиблась, гадаючи. То не люди, бес рядом с ангелом по полю носятся, мяч друг другу пинают, словами мудреными перекидываются, черт за ними следит, чуть ли не в обнимку с еще одним ангелом на бровке. А рядом и другие нелюди. И снова думать Иве пришлось: не все беглецы на том поле бегали, остальных тоже найти надо было. И то ли озарение снизошло на Иву, то ли просто удачная мысль посетила. Пришла она в ту организацию, которая футболистов под свое крылышко собирала несколько раз в год, чтобы на международные турниры отправлять, посмотрела на главного в организации, да потребовала, чтобы ее на работу взяли. Что может один обычный человек Иве противопоставить, пусть даже не в полной силе она? Ничегошеньки. Взял, как миленький, должность хорошую нарисовал. Стала Ива по турнирам кататься, на сборы футболистов вызывать, а сама смотрит внимательно, появится ли среди них нелюдь. Кого вычислит — того в команду затягивает. Правда, не все гладко шло. Кушать Иве все равно надо было. И не теми, кто ненадолго приезжает, питаться, а кем-то потихоньку закусывать, кто под боком постоянно. А то нерегулярная кормежка никому не полезна, даже мировому дереву. Выбрала Ива себе жертву, добилась, чтобы его главным-преглавным тренером назначили, чтобы, значит, рядом он был всегда. И начала кусочки от него общипывать. Тут кусочек, там чутка, глянь — а и не осталось почти ничего от тренера. Пришлось менять на нового, питательного. Не до смерти тренера Ива съела, конечно, смысл его до смерти обкусывать, когда в мир подземный да небеса райские возвращать всех хочется в хотя бы примерно одно время? Просто отпустила из команды. Так и повелось: меняются тренеры, а Ива остается. За пару десятков лет почти всех сбежавших нашла. А тут все одно к одному ровнехонько сложилось: подоспело первенство мировое, да не простое, особенное. Проходило оно в той стране, где последняя европейская вспышка чумы была, ну я рассказывала уж, как тогда дела обстояли. Не было для Ивы в обозримом будущем другого такого шанса, чтобы всю нечисть, всех бесов да чертей под землю загнать скопом. Надо было только сделать так, чтобы до финала первенства команда добралась — финал-то прямо неподалеку от московского чумного кладбища пройти должен был. С ангелами посложнее было бы, но Ива знала: найдется церквушка какая-нибудь намоленная, где ветвями можно в небеса потянуться, чтобы и ангелов запихнуть в Рай. Да еще и с тренером новым повезло Иве. Умный да вкусный оказался. Случайненько удалось разыскать ей архангела — он на землю не сам отправился, с верхушки слетел, когда Ива разгневалась. Подозревала Ива, что у архангела, быть может, памяти поболе могло сохраниться, чем у обычных ангелов, но не выдавал он памяти ни взглядом, ни намеком. Решила Ива, что и пусть его, не мешал, помогал — и молодец. …Ох и намучаться же пришлось бедной Иве, чтобы команду до финала дотянуть! Будь она в полной силе, было б куда как проще: схватила бы корнями соперников за ноги, и все дела. Но ничего, как-то справилась. Тут морок навела, там поворожила… Дошла команда по финала. Думала Ива, что хорошо было б так сделать: помочь нелюдям выиграть золото первенства, а потом сразу и вернуть всех. Оптом, так сказать. А золото финальное — чтобы возвращаться им не так грустно было. В ночь перед финалом пошла она на чумное кладбище, чтобы проверить, готово ли оно к открытию прохода в подземный мир, да стоит ли по-прежнему неподалеку намоленная церковь. Только входит в ворота, как видит: все тут собрались, и ангелы, и бесы. Стоят полукругом среди могил, смотрят на нее внимательно. Выступил вперед главный тренер, посмотрел на Иву сочувственно, да говорит: так мол, и так, не чтобы позлить тебя сбежали, а только чтобы помочь в беде твоей. И даже придумали. И даже начали уже потихоньку в жизнь воплощать. Как стояла Ива, так и села там же на землю, у корней старого дерева. А архангел только плечами пожал и пустился в долгие объяснения: дескать, он-то себя давно помнил, но понимал, что доведись ему обнаружить память перед Ивой, так она сразу ему внеочередную отправку на небо организует, а дело у них не закончено. Посмотрел он, кого Ива в команду собрала, поговорил с ними, память как мог пробудил, слабенько, едва-едва, но на авторитете тренерском выехал. А придумали они вон что: средства, футболом заработанные, вложить в человеческих детенышей, тех, что почти взрослые, проплатить им акции экологические агрессивные, чтобы модным стало бережное отношение к лесам. Да заповедников создать на деньги футбольные побольше. Так что никак им нельзя обратно на небо возвращаться прямо сейчас, дело надо закончить, всем же лучше будет, и Иве — в первую очередь. Послушала-послушала их Ива, оглядела кладбище чумное, плюнула на землю, да пошла себе назад в гостиницу, где команда остановилась. А нелюдь за ней пошла. Ночь думала Ива, ворочалась в мягкой постели, била подушку. А как забрезжил рассвет, и тянуть с решением больше не могла, вгляделась в морщины, прорезавшие лицо, как трещины — кору, да и махнула рукой: пускай воплощают свой безумный план. Десяток лет ничего не изменит. А в игре финальной Ива помогать нелюдям не стала. Принципиально. Потому что нечего обманывать мировое древо.