Л
И я готов сожрать пуды твоей горчащей соли За то лишь, что ты здесь остаться мне позволишь За то, что дашь и дальше мне дышать своею влагой Кроме этого блага мне больше ничего не надо Наша первая встреча навсегда в моем сердце. Когда мне одиноко или грустно от того, что мы снова не вместе, я вспоминаю тот день. Я поймал твой взгляд и сразу узнал тебя. Геральт из Ривии — о тебе говорили всякое, но тогда я сразу же понял, что большая часть — лишь гадкие выдумки людей, боящихся твоей силы. Единственный в толпе, кто не посмеялся над неудачей бедного барда, попавшего впросак со своей глупой песенкой, не может быть чудовищем, так ведь? Подобрав хлеб, кинутый мне как подачку нищему, я осмелился подойти к тебе, напустив на себя лихой вид. Мне было уже нечего терять в твоих глазах. Кроме того, мне стало ужасно интересно, какие мысли скрываются за непроницаемой ширмой. Я сразу понял, что ты привык носить маску. Что же на самом деле ты тогда подумал о бедном барде? — Сидишь тут уютненько в уголке, пока все меня критикуют. Может, тоже выскажешь мнение? Ну же, давай, тебя просит человек со штанами, полными лепешек, можешь не стесняться и не выбирать выражения. Я тоже всю жизнь скрывал свои чувства, хорошо выучив, что самоирония спасает в любой нелепой ситуации, в которые я попадал с изрядной периодичностью. Высмей себя сам, опереди окружающих — таким был мой девиз. Я всегда несу полную чушь, когда нервничаю, а твой печальный взгляд, остановившийся изучающе на мне, заставил меня тогда поволноваться. Но ты лишь медленно произнес: — Их не существует. Чудовищ, о которых ты поешь. Я заметил в твоих глазах жалость, возможно, тебе не хотелось обижать меня, и я осмелел настолько, что без приглашения сел за твой стол и в волнении выпалил: — Белые волосы, здоровяк, одиночка, два клинка, жуткий вид…. Я узнал тебя, ты — Геральт из Ривии. Казалось бы, трудно придумать более благовидный предлог — я сказал, что хочу воспеть твои подвиги, чтобы люди перестали бояться тебя. Но я умолчал о том, что твой образ подарил мне долгожданное вдохновение, и что на самом деле, мне хотелось бы воспеть в своих песнях красоту твоих глаз. Я поплёлся за тобой следом, в глубине души чувствуя, что ты не прогонишь. — Я буду твоим молчаливым помощником. Ты прав — из реальных историй получатся лучшие песни. И в конец осмелев, выдал: — Ты пахнешь подвигами и приключениями. А еще… судьбой и разбитым сердцем, — серьёзно, я сам не мог поверить, что сказал вслух, то, что было у меня на душе. За что и поплатился. Я хорошо усвоил урок — никогда не поднимать эту тему. Но тогда мне казалось, что я готов на это пойти, да и в принципе был готов на многое, лишь бы ты позволил мне просто быть рядом. Наверное, я должен был гордо уйти, после того, как ты меня ударил. Возможно, я потерял тогда остатки твоего уважения, а, может, и нечего было терять, ведь я всего лишь бедный глупый бард ... — Можешь снова дать мне под дых, но у тебя серьезные проблемы с имиджем… Можно я залезу к тебе на лошадь? — я снова не сдержался, но что поделать, если язык — мой враг? Прости, ведьмак, но слишком соблазнительной казалась мне идея ехать на лошади позади тебя, обхватив одной рукой твой крепкий сильный торс, вдыхая твой запах. (Конечно, я выдумал про запах лука, прости, я говорил всё, что придёт в голову, чтобы скрыть неловкость. От тебя так вкусно пахло, какими-то лесными травами и вином, и больше всего на свете мне хотелось уткнуться в твои серебристые волосы, положив голову тебе на плечо)Г
Я все ещё слышу твой голос в голове, и помню так ясно, словно это было вчера, день, когда я впервые услышал его. Песня, и вправду, была выбрана неудачно, за что и осмеяли тебя грубоватые посетители таверны. Но голос — пьянящий, искренний, он тронул душу даже такого старого охотника как я. Выходит, я влюбился в него прежде, чем увидел твои прекрасные, как чистое небо в горячий полдень, глаза. Наверное, я сам себя выдал — те эмоции, которые я переживал, сидя в своём углу, отразились у меня на лице. Я давно уже не мальчишка, и думал, что могу владеть собой. Но в этот раз всё иначе. Чистая магия — наши глаза встретились, и ты, почувствовав невидимые импульсы, подошёл. Коварная игра судьбы, мог ли я подумать, что в захудалом трактире на краю света встречу любовь в лице юного бродяги-музыканта? Ты был настойчив и все же увязался за мной на задание, за которое мне заплатил местный житель. Меня до сих пор гложет вина, что я позволил тебе, несмотря на то, что знал — меня поджидает опасность на каждом шагу моего пути, и я не должен разделять его ни с кем, тем более с хрупким человеческим существом. Мне ужасно стыдно, что пришлось ударить тебя, но как ещё я мог остановить безрассудного мальчишку, который без умолку болтал всякие глупости, заставляя меня заливаться краской. Слушая тебя, я потерял бдительность и чутье, и лишь я один виноват в том, что случилось дальше. Когда эльфы били меня — плевать, но когда ломали твою маленькую лютню.… Я спиной чувствовал, как тебя трясёт, хоть ты и старался скрыть свой страх под бравадой. И снова ты дал волю острому языку — тогда я понял, что твоя вера в меня, мою силу и мощь, безгранична. Впервые мне было оказано такое доверие, и я ощутил всю тяжесть ответственности за близкое мне существо. Я привык быть один, привык отвечать лишь за себя. А теперь вот она — моя ахиллесова пята — хрупкий музыкант с голубыми глазами. — Оставьте его, он всего лишь бард, — взмолился я тогда. Пусть он уйдёт, спасётся, тогда я, по крайней мере, смогу мыслить трезво. Пока он рядом, доверчиво прижимается к моей спине, шансов собраться с мыслями у меня практически нет. — Что значат жизни двух жалких человечков, когда погибло столько эльфов? — Один! Человек здесь только один, и вы должны отпустить его! Хорошо, что Геральт не видел, какое у Лютика сделалось лицо, когда он услышал нешуточную тревогу, звеневшую в голосе ведьмака.***
I think we'll never change And our hearts will always separate. Forget about you I’ll forget about you. The things we never say Are better often left alone. — Здесь мы с тобой расстаёмся, бард. Навсегда. Фраза прозвучит как приговор, но лучше задушить свои чувства сейчас, пока еще это возможно. По моей вине ты оказался втянут в опасное приключение, и я бы никогда себе не простил, если бы с тобой что-нибудь случилось, и твои прекрасные глаза закрылись бы, а голос замолк навсегда. «Ты делаешь меня уязвимым. Я должен быть один, потому что моя жизнь слишком опасна, чтобы разделять её с кем-то» – всё это пронеслось в моей голове, но вслух, разумеется, я ничего не сказал. А Лютик пел свою песню, в которой не было ни слова правды, в которой прославлял меня на все лады, и я не сдержался от критики: — Ведь всё было не так! Я думал, ты научился уважению. — Из уважения песня не получится, — Лютик лукаво улыбнулся и подмигнул мне. Впервые за долгое время его посетило вдохновение, и он торопился излить это в песне, словно боясь, что оно снова ускользнёт. Разочаровался ли я в нём? Возможно и так, но... Но, не смотря ни на что, попытки забыть его оказались безуспешны. Я проводил каждую ночь с очередной продажной женщиной, пока, наконец, не понял, что потерпел огромное, сокрушительное поражение. Я тратил все деньги на шлюх всех мастей и умений, но это не помогло мне изгнать светлый образ музыканта из головы. — Любил ли ты когда-нибудь? — неожиданно спросила меня лежавшая рядом обнаженная женщина. — Говорят, вы не способны испытывать человеческих чувств. Когда-то я тоже так думал. — Как её имя? — продолжает выпытывать красотка. Лишь одно чёртово имя у меня в голове, но я отвечаю ей, что прожил так много лет на земле, что все имена стёрлись, слились.… И это правда, ведь все кто у меня когда-то был, позабылись, их образы поблекли, только он один в мыслях. Я трясу головой, пытаясь избавиться от настойчивого видения. «Ты сам его прогнал. Ты его никогда больше не увидишь» Но как мне забыть проклятого барда, если написанные им песни, прославляющие мои подвиги, распевают на все лады в каждой таверне? Быть может, схватка со смертельным опасным чудовищем, от которого погиб другой сильный ведьмак, поможет выбить дурь из моей головы? И он берется, не задумываясь, за это дело. Потом еще за одно и ещё. Он хочет измотать себя, довести до края черты, и, чтобы выкинуть из головы Лютика, готов своей головой рискнуть.***
feel like me and Geralt might still have sex. Why? I made that Witcher famous Goddamn I made that Witcher famous — Пора тебе вернуть мне долг, — вкрадчиво говорит бард. У него нарядное дорогое платье, гордая осанка и ухоженный внешний вид. Я встретил его после очередного рискованного задания в таверне. Он поджидал меня, как ни в чем не бывало, будто не прошло много лет с нашей последней встречи. Свидетели моей битвы с чудовищем в подробностях рассказывали барду, что ведьмак не вернётся, ведь они видели, как монстр поглотил меня. Но Лютик никогда не сомневался в моей силе. — Какой долг, видимо, хочешь узнать? Я скажу — ведь я сделал тебя знаменитым.… По хорошему, ты должен мне 10% от твоего заработка, но я прошу у тебя лишь одно маленькое одолжение… всего одна ночь... У Геральта перехватывает дыхание, и он вздрагивает от понимания того, что может сейчас услышать. Бард видит его замешательство, и торопиться объяснить: — Еда, женщины и вино, Геральт. Я прошу всего лишь сопроводить меня на важное светское мероприятие, помолвку дочери королевы. Там будет много светских вельмож, которым я наставил ветвистые рога с их супругами. У Геральта всё опустилось. Хотя этого и следовало ожидать. Пока ведьмак мучился, пытался забыться, сражаясь с чудовищами, Лютик времени зря не терял, и оприходовал половину светских дам королевства. А теперь прельщает и его вином и женщинами. Ведьмак слишком расстроен и подавлен, чтобы сопротивляться, поэтому просто позволяет барду увести себя наверх, где тот сажает его в горячую купель и льет ему на голову воду. После боя с чудовищем, безусловно, ему требуется ванна, и Геральт ценит заботу, которой его окружает музыкант. В воде его разморило, но он всё еще злится на барда, хотя видеть то, каким уверенным в себе красавцем он стал, необычайно приятно. — Что может быть лучше, чем провести ночь с лучшим другом? Но одно остаётся неизменным — это его брехливый язык. — Ты мне не друг, — отвечаю я резко. — Раз так, могу ли я поинтересоваться, как часто ты позволяешь незнакомцам натирать тебе задницу ромашкой? — Лютик всегда, когда нервничает, всё сводит к шутке, а наедине с Геральтом, тем более с обнаженным и мокрым Геральтом, шутит еще более по-дурацки.Л
Внутренне ты весь напряжен и только надеешься, что Геральт не поймет, что ты просто придумал дурацкий повод, чтобы побыть с ним вместе, и как пара, отправиться вместе на бал. Да, в тот раз он прогнал тебя, но разве мог ты с этим смириться? Ты пытался его забыть, честно пытался, в череде пустых женщин, да только ничего не вышло, и ты, решил использовать это, попросил защиты от обманутых мужей своих многочисленных любовниц.Г
— Сколько из этих лордов хотят убить тебя? — рычит ведьмак, и ему хочется закричать: «Сколько их было у тебя, Лютик, со сколькими женщинами ты успел побывать с того дня, как мы расстались?» Это так горько, но я не имею права винить тебя, ведь я сам тебя оттолкнул… Зачем я это сделал? Я не должен был …. Нет, это минутная слабость, я всё сделал правильно, ведь вот как всё вышло: ты получил, то о чем мечтал — славу, признание, любовь многих женщин. А что мог дать тебе я? Полный опасности кровавый путь от одного чудовища к другому рядом со мной. Мной, который тоже своего рода страшилище, чудовище, мутант. — Да я уже перестал считать, - легкомысленно отмахивается бард. Эти слова словно ножом по сердцу. Смешно, что когда-то ведьмак считал, что у него сердца нет. — Жены, любовницы, матери… - перечисляет Лютик, и, увидев, как на глазах ведьмак звереет, воскликнул: — Вот! Это лицо! Вот с таким жутким лицом ты и должен ходить рядом со мной весь вечер. Конечно, моё лицо ужасно, ведь сердце моё разрывается от боли. Хотел бы я, чтобы ты принадлежал лишь мне, но ты распыляешь себя на многих. За долгие годы жизни на земле, я часто встречал людей, страдающих от любви, но думал, что мне это недоступно, что меня минует чаша сия, и даже и вообразить не мог, что когда-нибудь мне доведётся испытать подобные чувства… Я потянулся за чаркой эля, мне захотелось немедленно напиться, чтобы стало легче, ведь люди так обычно и делают, но ты и этого мне не позволил, вырвав чарку из моих рук. А я покорно опустил руки, и даже не смог ударить в ответ, как сделал бы я, окажись, кто угодно другой на твоем месте. Неужели тебе нравиться меня мучить? Нет, я знаю, ты всё делаешь без злого умысла, ведь твоя душа так чиста, что ты даже не догадываешься, насколько сильно я тебя вожделею. Хорошо, что вода скрывает нижнюю часть моего тела. Мне хочется схватить твои бледные изящные пальцы и резко дернуть на себя, чтобы ты оказался в одной кадке со мной. Намочить твои мягкие волосы, прикоснуться к нежным губам.… Но я никогда не позволю себе подобной выходки, и все что мне остается, это со злостью прорычать: — Я не буду мучиться трезвым лишь потому, что ты присунул не тому, кому следует!Л
Фраза звучит двусмысленно, и Лютику хочется сострить, но он сдерживает себя, поскольку боится, что ведьмак вообще откажется его сопровождать. Как это он сказал — не хочет ввязываться в мелкие дрязги… Когда он смотрит на обнажённого Геральта , у него перехватывает дух, ему хочется хотя бы дотронуться до его тела, но он знает, что за этим последует — ведьмак дух из него вышибет, вот и всё. Но бард так безумно скучал по нему, что теперь, когда они наконец встретились, ему трудно сдержать слова, упрямо вертящиеся у него на языке. — Мне всегда было интересно, ведьмаки уходят на пенсию? — ты на миг перестаешь притворяться, открываешь истинное лицо, и задаёшь вопрос, который сейчас, кажется, волнует тебя больше всего на свете. — О чем ты мечтаешь, Геральт? Что будешь делать, когда вся эта охота на тварей закончится? — Я ни о чём не мечтаю. Ничего не хочу. Глупый бард, на какой ответ ты рассчитывал? Что ведьмак скажет, что он, как и ты, мечтает жить где-нибудь в глуши с возлюбленным, выращивать с ним овощи, ухаживать за пчелами, состариться вместе, ты это хотел услышать? Да, только ведьмаку не дано состариться, и ты знаешь об этом. Пока ты обнаруживаешь у себя первые морщины, а перед встречей выдергиваешь из своей пока еще густой шевелюры первые седые волосы, Геральт, кажется, стал еще прекраснее. — Ну, кто знает. Может, кому-то ты приглянешься… Кто-нибудь.… Захочет быть с тобой… - надежда угасает, но ты не хочешь просто так сдаваться. Слишком о многом ты передумал бессонными одинокими ночами в то время, пока вы были в разлуке. — Мне никто не нужен. И я не хочу, чтобы ко мне кто-нибудь привязывался, - ответ более чем прямолинеен, еще красноречивее его холодный, суровый взгляд. И всё же… — И всё же…. вот они… мы…. — еле слышно шепчет бард, глядя прямо ведьмаку в глаза, всё еще с надеждой увидеть в них то, что не может быть сказано вслух. Тягуче тянутся секунду, и тебе кажется, что воздух между вами заряжен электричеством, и что ещё всё возможно. Еще мгновение — и случится волшебство. Но… Геральт отвернулся, заметно нервничая. — Где моя одежда? – он резко переводит тему. — Ну, что же, — со вздохом произносит бард, стряхивая с себя минутное наваждение, — Сегодня ты пойдешь не как Ведьмак. Я приготовил для тебя наряд.I just wanted you to know, I loved you better than your own kin did From the very start, I don't blame you much for wantin' to be free.