Г
Мне не хотелось задерживаться в замке, и я прямо сообщил о своем желании сразу поговорить с Калантэ наедине, но Мышовур настоял, что отказываться от гостеприимного приглашения на ужин невежливо, а с королевой должен поговорить сначала он сам. — Она так трясется над Цири, ведь она потеряла дочь… Нелегко было убедить её в том, что для того, чтобы малышка была в безопасности, её нужно отослать из замка. Но я уже давно работаю над этим. Она мне верит разумом, но сердцем все же не хочет внучку от себя отпускать. Надеется, что всё как-нибудь образуется, — с сожалением сказал Мышовур и со вздохом добавил. — Я же знаю уже, что нет… Когда я хотел попросить дать нам одну комнату, Лютика рядом уже не было, так что мне пришлось в одиночестве последовать в свои покои, где я принял ванну и сменил пыльную дорожную одежду на вельможий костюм тонкой выделки. В назначенный час я спустился на ужин. Королева пригласила меня сесть рядом с ней, но смотрела напряженно и испытующе. Там наши с Цири глаза впервые встретились. Увидев этого необыкновенного ребенка, я сразу понял, что под внешней хрупкостью скрывается мощный огонь внутренней силы. Поглядев на меня, она мило улыбнулась, и словно солнце озарило мрачную дворцовую залу — её детская улыбка могла растопить и самое безжалостное сердце, что уж говорить о моём. Я искренне надеялся, что мой суровый вид не отпугнет её раньше, чем мы сможем познакомиться с ней ближе и поговорить. Я улыбнулся в ответ, надеясь, что моя улыбка не выглядит как звериный оскал, как вдруг совсем близко раздались знакомые звуки лютни. Оглянувшись, я увидел барда, входящего в зал. Он выглядит блестяще — настоящий придворный поэт — роскошный костюм, гладко уложенные волны волос, за ухом цветок. Видя, как он хорош собой, какой грацией наполнено каждое его движения, я снова подумал о том, насколько я его недостоин. Его место здесь, сиять при дворе, а я хочу запрятать его в глуши. — Сегодня, господа придворные, я исполню вам свою новую песню. Вы будете первыми, кто услышит её, — провозгласил музыкант и взял первые аккорды. Странно, он мне ту песню, которую так усердно писал во время нашего похода на дракона, так и не исполнил ни разу, как я ни просил. Получается, хотел устроить премьеру при дворе? Но я забываю обо всем на свете сразу же, как и все окружающие, как только раздается печальная мелодия. Он поёт так, никогда не пел раньше. She's always bad news It's always lose, lose So tell me love, tell me love How is that just? В его голосе страсть, ревность, боль, голос дрожит и набирает силу, нотки отчаянья звенят в нем. Он поет о женщине — которая вся разрушение, вся погибель. Да, она прекрасна, она сама страсть, но она всё уничтожит. I'm weak my love, and I am wanting If this is the path I must trudge I welcome my sentence Give to you my penance Garrotter, jury and… Раздается звон разбитого стекла, все оборачиваются и видят в моей руке осколки — в волнении я так сильно сжал стакан, что он попросту лопнул. Мне тот же час предложили перевязку, но я лишь отмахнулся, мол, это ерунда, на мне все заживает как на собаке, но на самом деле мне не хотелось, что кто-то подошел близко и заметил стоящие у меня в глазах слезы. Его песня тронула души даже черствых солдат, да что там говорить — сама королева Каланте расчувствовалась. Все придворные дамы, да и многие мужчины, прятали глаза в кружевных платках. Но вдруг бард резко оборвал мелодию. — А теперь, чтобы вы не грустили в этот прекрасный вечер, я исполню вам кое-что повеселее. Песни сменяли одна другую: игривая, озорная, лиричная, страстная— бард воспевал любовь на все лады. Слушатели расшевелились, начали танцевать, очарованные сладким голосом поклонницы кружили вокруг музыканта, отчаянно строя ему глазки. В этот момент королева вышла, и Мышовур поманил меня, чтобы я следовал за ними. С тоской я посмотрел на барда, которого мне совсем не хотелось оставлять одного. Разговор был долгим и тяжелым, и в конце королева взяла паузу на раздумье — ей всё еще тяжело было решиться отпустить Цири, хоть мы и обсудили уже возможность обосноваться в укромном домике высоко в горах, защищённом от всего внешнего мира густым лесом, который принадлежал когда-то отцу принцессы. Выйдя от королевы, я выяснил у слуг, где разместили барда, и направился туда. Я хотел было тихонько войти в его покои, но, перенервничав после разговора с королевой, заблудился в лабиринте дворцовых комнат. Вечер выдался нелегким еще и из-за выступления барда — он взбередил во мне воспоминания о тех временах, когда мы оба еще томились друг без друга. Я устало откинул голову, облокотившись на холодную стену замка, а так хотелось прижаться сейчас к плечу милого друга. Наконец, мой чуткий слух уловил знакомую мелодию, и я, слабо улыбнувшись, пошел на зов. Распахнув настежь дверь, я невольно пробежал глазами комнату — каждый её уголок, и, не заметив ничего подозрительного, с облегчением вздохнул. Бард сидел на краешке кровати, склонившись над лютней. Он скинул камзол, белая кружевная рубашка его была расстёгнута, обнажая грудь, покрытую завитками темных волос. Густая челка почти закрывала лицо. Мой шарящий взгляд не укрылся от его внимания. — Кого-то другого ожидал здесь увидеть? – беспечно поинтересовался Лютик, перебирая пальцами инструмент. — Нет. Просто, - ответил я, и на всякий случай заглянул за тяжелые шторы. — Не пойму, ты беспокоишься о безопасности или…? — Кругом могут быть враги. В замке наверняка есть те, кто против отъезда принцессы. — Или ты…? — с лукавством во взгляде бард наблюдал за тем, как я прохаживаюсь по комнате, сдерживая себя, чтобы не заглянуть под кровать. — Ты пользовался таким успехом на приеме — вполне возможно, что какая-нибудь особо пылкая поклонница могла прокрасться к тебе в номер. Всякое бывает, знаешь ли. Своим голосом ты способен сводить с ума. — У меня проблемы с памятью или когда-то ты говорил, что мой голос подобен пирогу без начинки? — Глупости все это, забудь. — Так ты…? — Да, да, я просто чертовски ревную, я потерял тебя во всей этой суматохе, и испугался, что кто-то может проникнуть к тебе в опочивальню. — Иди сюда, — бард отложил лютню в сторону, и похлопал по кровати рядом с собой приглашающим жестом. — Я весь твой, целиком и полностью. Я присел рядом, и Лютик подарил мне долгожданный поцелуй — весь день я жаждал его, ведь я так привык к тому, что могу в любой момент прикоснуться к нему, когда захочу — а хотелось мне десятки раз за день. Я был готов сразу же наброситься на него, но Лютик, едва прикоснувшись к моим губам, остановился и, глядя мне прямо в глаза, произнес: — А ты? Почему ты не хочешь стать моим? Мое лицо моментально залилось краской — я понял, что он имел ввиду. С момента начала наших близких отношений, распределение ролей в нашей паре казалось чем-то само собой разумеющимся. Но барду, видимо, это было не так очевидно как мне, и в последнее время он, хоть и не настаивал прямо, но давал мне понять, что хочет этого намеками и ласками, которые дарил мне. В глубине души я понимал, что однажды этот момент настанет, и я не был против — в постели с возлюбленным для меня не было и не могло быть запретного или неприятного. Просто не думал, что этот день настанет так быстро — день, когда он попросит, а я не смогу отказать. — У меня никогда не было… подобного опыта, — с трудом нашел я подходящие слова, чтобы выразить свое смятение. Я не хотел, чтобы он истолковал мое смущение, как нежелание или отказ. — Тем лучше для меня, — в ответ на признание Лютик просиял, — я буду счастлив стать для тебя первым… Я спрятал пылающее лицо у него на плече, чувствуя, как желание во мне растет. — И тем лучше для тебя, — тихо произнес бард мне на ухо, — я буду очень нежным любовником… — Еще бы, с этаким-то обширным опытом в делах любовных, да, поэт? — я в очередной раз взорвался, как и всегда при каждом, даже косвенном упоминании о том, что у барда есть иной опыт в любви кроме меня. — Извини, Геральт, но, когда я встретил свою любовь — а, напомню, случилось это, когда я был невинным восемнадцатилетним юношей, меня оттолкнули самым, что ни на есть грубым способом — ударом в живот, — язвительно парировал Лютик. — И я буду жалеть об этом до самой смерти, — я сказал это искренне и с таким чувством, что Лютик сразу смягчился. — Хорошо, — сказал он, заглядывая мне в глаза, — давай не будем думать о том, что мы упустили, а наслаждаться каждой минутой вместе. Ловкие пальцы музыканта проникли под рубашку и забегали сначала по шее, а затем вниз, по позвоночнику. Наслаждаясь этим, я расслабился, и в этот самый момент услышал треск разрывающейся ткани — одним резким движением бард порвал рубашку на мне. Я уже знал то, каким страстным и неистовым романтичный поэт может быть в постели, но сегодня было нечто особенное — он смотрел на меня как на лакомое блюдо, которое он готовится разорвать зубами на куски. Он перекинул одну ногу через мои бедра и уселся сверху как опытный всадник, желающий укротить дикую лошадь. Мы, как и всегда, вначале долго целовались, но в этот раз его поцелуи больше напоминали укусы. Бард сорвал остатки рубахи с меня и толкнул на спину, впиваясь в шею. Я подумал, что назавтра от его поцелуев останутся отметины, но сегодня с жаром был готов отдаться этому безумию, горевшему в его глазах. Он покрыл жадными поцелуями каждый сантиметр моего тела, а когда добрался до низа живота, остановился и взглянул на меня так, что я понял — эту ночь я запомню надолго. Приподнявшись, он расстегнул мои брюки, встал, с силой сдернул их и набросился на меня. Его губы обхватили мою, ставшую уже невыносимо напряжённой плоть, а то, куда проникал его горячий язык и тонкие пальцы, сначала испугало меня, но потом… когда я только позволил себе довериться возлюбленному, доставили неизведанное мне раньше острое наслаждение. Я беспрерывно стонал, хоть и пытался сдерживаться, кусая губы, но бард был так нежен, так настойчив, так терпелив, что через некоторое время я уже был готов взорваться. — Юлиан, давай, я уже готов, — попросил я, дрожа от страха и предвкушения. Но бард будто бы не слышал меня — он продолжил свои ласки, предпочитая самому решать, когда настанет пора приступить к кульминации. Он сделал это в тот самый момент, когда я был максимально расслаблен, находясь на седьмом небе от удовольствия. Небольшое давление, я тихо вскрикнул, бард сгрёб мои разметавшиеся по простыне волосы, намотал их на кулак, сжал и начал двигаться, впившись мне в губы. Толкнувшись, он в тот же самый момент оттягивал мне волосы назад или кусал в шею, заставляя переключиться, отвлечься на другую боль. И вскоре уже та боль, внизу, сменилось сначала на слегка болезненное жжение, а затем волны неизведанного раньше удовольствия одна за другой начали накатывать на меня. Тяжело дыша, я с восторгом наблюдал, как от острого наслаждения искажается лицо любимого, как напрягаются мышцы его тела от резких движения, как перекатываются под блестящей от пота кожей тугие бугры мускулов. И не было для меня на свете прекраснее зрелища, чем вид его глаз, потемневших от страсти. С губ моих стали срываться уже громкие стоны, и я просунул было руку между нашими телами, чтобы толкнуть уже себя, наконец, в эту бездну наслаждения, на крае которой удерживал меня Юлиан, но он отбросил её прочь и прижал к кровати. Но тут же он что-то изменил, какая-то неуловимая деталь, быть может, иной угол наклона, или он немного приподнял моё бедро, но ещё несколько движений и ... произошёл оглушительный взрыв во всем моем теле, я задохнулся, зажмурил глаза, в которых искрились тысячи фейерверков, и застыл, ощущая, какой небывалой силы оргазм накрывает меня с головой. Кажется, на какое-то время я потерял сознание, а когда очнулся, увидел рядом Лютика, который лежал, собственнически закинув на меня одну ногу. Опираясь на локоть, он смотрел на меня с сияющей и немного самодовольной улыбкой, видимо сгорая от желания услышать похвальбы своему мастерству, но я бы не в силах сейчас это выразить. Впрочем, мой вид красноречивее всяких слов говорил о том, насколько удовольствие, доставленное мне бардом, потрясло меня. Засыпая я чувствовал, как нежно бард перебирает мои волосы и невольно замурчал сквозь сон, уютно прижимаясь к любимому. Мы не проспали и пары часов, к тому моменту как в комнату ворвался Мышовур со свечой в руке. Он был, безусловно, обескуражен открывшемся ему зрелищем — мы вдвоем на смятой постели, но виду старался не подать. Тактично отвернувшись, он поднял с пола мой смятый камзол и бросил мне, чтобы я мог прикрыться. — Лучше, если вы уйдете сейчас, под покровом ночи. — А королева? — Королева дала добро. Через полчаса мы покинули стены замка. Нам дали двух сопровождающих на лошадях – они везли необходимый нам на первое время скарб. Мышовур ехал с нами — он должен был показать дорогу к дому и помочь установить магическую защиту. Принцесса изъявила желание тоже ехать верхом на лошади, но Мышовур настоял на том, чтобы она села в предназначавшуюся ей карету. — Ваше величество еще недостаточно уверенно держится в седле. Прогулка ночью в горах — приключение не для маленькой леди. — Ведьмак, вы же научите меня? — с надеждой обратилась к нему Цири. — Этому и многому другому, — я почтительно склонил голову перед будущей правительницей.Й
Последний этап пути пришлось преодолевать пешком. Взяв малышку на руки, я спешилась с лошади и начала тяжелый подъем в гору. Через каждые несколько метров стояла магическая защита, но для моей многократно возросшей силы это ощущалось как небольшая кочка на пути у скаковой лошади. Увидев склоненную в поле, полном цветов, мощную фигуру, я не сразу узнала в нем Геральта. А когда я, наконец, поверила своим глазам, то не смогла сдержать громкий заливистый смех. — Белый волк! Мясник из Блавикена! — закричала я, приветливо размахивая рукой. Увидев его вытянутое от изумления лицо, когда он узнал меня, я расхохоталась еще сильнее. — Ну, что же ты, Геральт, не узнаешь старую знакомую? Все еще растерянный, он направился в мою сторону. В руках у него — множество мешочков, из каждого торчат травинки и цветы. — Увлекся ботаникой на пенсии? — я не смогла отказать себе в удовольствии поиздеваться немного над ним. Нахмурившись, он покачал головой: — Учу Цири полезным свойствам трав, вот и все. — Я всегда знала, что из тебя выйдет заботливый отец, — я улыбнулась с особой теплотой. — А ты… освоилась с ролью матери? — осторожно спросил ведьмак, искоса поглядывая на трёхлетнюю малютку. — Еще бы! — я легонько подкинула ее. — А как её… родная мать? Мое лицо невольно исказилось: — Я её родная мать, Геральт. А та… та женщина благополучно произвела на свет уже второго наследника и беременна снова. Сердце старого дракона дарит нешуточное плодородие, как выяснилось. — Как тебе удалось преодолеть барьеры? — ведьмак заметно напрягся. — Если удалось тебе, значит, удастся и кому-нибудь еще. — Не думаю, что найдется на этом континенте еще хоть один маг, сравнимый со мной по силе сейчас. Малышка Босхана — источник моей бескрайней мощи. Но, думаю, в связи с последними событиями мне стоит помочь вам укрепить дом. —Ты назвала её в честь…? — Да, ведь благодаря Босху дочка досталась мне. Но вообще-то, её второе имя Геральтина, если хочешь знать, — я с улыбкой протянула ему девочку, которая уже давно тянула к нему свои ручонки. Он бережно взял её на руки, и она сразу же одной рукой обхватила его шею, второй вцепилась в прядь его длинных волос и со смехом потянула на себя. Когда мы вместе с Геральтом зашли в дом, Лютик и Цири сидели за столом, склонившись над листками. — Юлиан учит её точным наукам… — пояснил ведьмак, раскладывая свои мешочки с травами на печи. — Здравствуй, бард, — я поздоровалась с ним мило и приветливо, он ответил вежливо, но в его взгляде виднелась настороженность. — Здравствуйте, принцесса, — я присела в глубоком поклоне, как заправская фрейлина. — О, какая прелесть! – воскликнула Цири, увидев Босхану у ведьмака на руках. — Она — ваша? Позволите ли мне подержать её? Я с готовностью кивнула, а сама присела за стол, на котором в беспорядке были разложены книги, рукописи, письменные принадлежности. — Что это? — полюбопытствовала я. — Геометрия. Астрономия. Биология. Чтобы управлять государством, нужны многие знания в разных сферах науки, — с достоинством произнес Лютик, освобождая стол. — А обучение музыке необходимо для управления государством? — лукаво поинтересовалась я, заметив ноты среди бумаг. — Конечно, — ответил за друга Геральт. — И музыка, и поэзия, и владение мечом, и зельеваренье… Никогда не знаешь наверняка, что может пригодиться. Он достал из печи свежий хлеб, накрытый тряпицей, и начал накрывать на стол. — Думал ли ты, что однажды тебе понадобятся навыки ведения домашнего хозяйства? — я не смогла удержаться от иронии, даже когда Геральт метнул на меня горящий бешенством взгляд. — Вот, вот сейчас узнаю прежнего ведьмака! Но оседлая жизнь, безусловно, пошла вам двоим на пользу. Вы, ребята, подобрели, округлились. Что это у тебя, Геральт, животик? Ведьмак втянулся, поправил ремень, и грохнул кувшин на стол прямо перед моим лицом. — Яблочный сок. Твой любимый, - прошипел он, расставил тарелки и присел рядом с Лютиком. Позади них стояла юная принцесса, и мое сердце потеплело от понимания того, какой замечательной семьей они стали. В каждом их движении, каждом взгляде сквозила нежность, забота и искренняя любовь. Настоящее чудо, что эти двое всё же сумели признаться друг другу и стать лучшими отцами для будущей наследницы королевства. — Так всё же — что тебя привело к нам, Йеннифэр? — Лютик перешел сразу к делу, будучи видимо не в восторге от моего внезапного появления. — Захотелось навестить старых друзей, — я сказала это спокойно и беспечно, но что-то в моем голосе заставило ведьмака насторожиться. Он не стал дальше расспрашивать, лишь гостеприимно предложил остаться на ночь и разделить с ними скромный ужин. Некоторое время мы все вместе молча ели — настолько вкусными оказались поданные кушанья. — Теперь понимаю тебя, Геральт, я бы тоже поправилась, — сказала я, поглощая мясное рагу. — Повезло тебе, что Лютик умеет так готовить. — Вообще-то, это я сам приготовил, — сознался ведьмак. — Еще он печет самый лучший в мире хлеб, — заявила Цири, уминая краюшку булки. — И пироги. И варенье… — Все, хватит, хватит, — окончательно смутился ведьмак, всё еще стесняясь своего внезапного перевоплощения из охотника на чудовищ в заботливого мужа и отца. Расправившись с ужином, мы переместились на веранду, с которой открывался чудесный вид на долину. Лютик предложил открыть собственное вино в честь нашего приезда, и мы пили его, пока Цири играла с дочкой на поляне. Это было вино из их первого урожая, и хоть оно вышло и не самым удачным, но оба наперебой нахваливали друг друга, делая вид, что кислое как уксус вино обладает необычными вкусовыми оттенками. Я лишь тихонько посмеивалась над ними, с умилением наблюдая за играми девочек — они сразу поладили, и моя кудрявая малышка не желала отходить от Цири ни на шаг. — Так зачем ты… Что в действительности привело тебя сюда? — осторожно начал Геральт, увидев как я расслаблено улыбаюсь, разомлевшая от сытной еды и вина в плетеном кресле. На мое лицо сразу же опустилась темная тень тревоги. — Я поставлю вам завтра защиту посерьезнее. Встану на рассвете и обойду всё вокруг, вам нужен самый мощный заслон. — В чем дело? Что-то случилось? — теперь уже по-настоящему забеспокоился Лютик. — Принцессе грозит опасность? — Пока нет. — Что ты имеешь ввиду? – Геральт сверкнул глазами. — Мне придется просить вас об одной услуге — разрешите мне оставить дочь у вас на некоторое время. Между нами повисло тяжелое напряженное молчание. — Ты не стала бы просить об этом, если бы на то не было очень веской причины, — медленно выговорил ведьмак. — Королевство в опасности. Правление Каланте под угрозой. Ее войско не справится, нужна помощь магов. — Если королеве нужна помощь, я поеду с тобой, — решительно заявил Геральт. Хорошо, что он не увидел, как изменилось на этих словах лицо Лютика. — Даже не думай об этом. У тебя иное предназначение — ты должен заботиться о будущей наследнице, готовить её к управлению государством — это великая честь и ответственность, ты не имеешь права её оставлять. — Ну, я пойду, наверное, уберу со стола, — Лютик одним глотком осушил бокал вина, и решительно встал, не желая принимать участие в разговоре. — Юлиан! — окликнул его ведьмак, но тот ушел в дом, не обернувшись. Мы просидели молча несколько минут, наблюдая за девочками, копошащимися в саду. На землю опускался сумрак, солнце скрылось, и в горах заметно похолодало. — Цири, отведи Босхану в дом, — попросил Геральт и протянул мне лежащий на кресле, откуда встал Лютик, плед. — Укройся, а то замерзнешь. Закутавшись, я подождала, пока девочки не скроются за дверью, и тихо произнесла: — Так я могу на тебя рассчитывать? Искоса наблюдая за ним, я видела, каким серьезным стало его лицо. Он кивнул решительно и пообещал: — Буду смотреть за ней, как за собственной дочерью. Только ты… Возвращайся, — попросил он, тщетно пытаясь скрыть тревогу в своем голосе. — Как же я не вернусь за своим сокровищем? Ее любовь сделала меня самым сильным существом на планете, ты же видел, с какой легкостью я обошла защиту вашего дома. Королевство будет спасено. Правда… боюсь, пророчество все же сбудется, королева Калантэ слишком безрассудна, и лично хочет принимать участие в битвах. Как ты думаешь, Цири… Она готова? — Она будет готова, — уверено и твердо сказал ведьмак. — Мы хорошо подготовим её. — Хорошо. А у вас? У вас все в порядке? Геральт молча кивнул, давая понять, что не желает обсуждать этот вопрос. — Ты так и не предложил ему руку и сердце? — Ты о чем? — удивился ведьмак. — Он всё еще не уверен в тебе, Геральт, иначе бы не стал ревновать. — К кому? — Ко мне, конечно. Ты разве не видишь?Г
В этот момент мне вспомнилась песня, которую Лютик исполнил при дворе, когда мы пришли туда за Цири, и которая заставила рыдать весь королевский двор. Мы никогда не говорили об этом, и больше он её никогда не исполнял. Поэтому внезапная вспышка обиды, с которой Лютик покинул наше общество, меня не на шутку взволновала. — Ты, правда, думаешь, что он хочет этого? — Даже я вижу, что он хочет этого, — раздался голосок Цири за нашими спинами. Мы с Йен одновременно обернулись. Принцесса стояла совсем рядом, с улыбкой сложив руки на груди: — Кажется, это очевидно для всех, кроме тебя. — Хмммм, — я не знал, что на это ответить, и невольно задумался над своим поведением. Мне казалось, что у нас все идет своим чередом, и все действительно было хорошо, пока не появилась Йениффэр. Или мне только казалось, что всё хорошо? Мы были вместе уже три года, и за это время стали действительно близкими людьми, а совместное воспитание Цири сделало нас настоящей семьей. За это время бард открылся мне с совершенно иной стороны. Он прекрасно образован, он замечательный учитель, ответственный и строгий родитель. Он смог резко и бесповоротно изменить свою жизнь ради меня. Но мы никогда не обсуждали это. Я никогда не спрашивал, чего хочет он. Две пары женских глаз со вниманием наблюдали за меняющимся выражением моего лица, и когда меня будто осенило, они, кажется, одновременно, с облегчением вздохнули. — Когда я взойду на престол, — мечтательно сказали Цири, — первое, что я сделаю — устрою для вас свадьбу. Во рту у меня пересохло, и я не стал врать себе, что это из-за неудачного вина. — Пойдем, Цири, поможешь мне уложить дочку. Покажешь, где тут у вас можно расположиться, — попросила Йеннифэр и встала с кресла. Она приобняла её за плечи, и они зашли в дом, оставив меня одного на темной веранде. Мне было холодно, и хотелось прижаться к любимому. Решительно я направился вслед за ними в теплую, светлую комнату. Убедившись, что дамы устроились с комфортом, я поднялся вверх по лестнице. Лютик читал книгу, лежа в кровати, при свете одинокой свечи. Он мигом сбросил очки, когда я зашел в комнату — ему не хотелось, чтобы я знал, что они ему уже необходимы. — Зря ты, надень…Тебе очень идет, — я попытался сделать неловкий комплимент, но бард даже не улыбнулся в ответ. Я сел на свою половину кровати, спиной к нему — мне всегда было так проще говорить. — Лютик, извини, что без кольца... Бард в пижаме, мы после плотного семейного ужина — нелепо и странно говорить об этом сейчас. У нас прибавился еще один ребенок, у нас множество забот по воспитанию подростка, я прибавил по меньшей мере с десяток килограмм за три года и нахожусь сейчас не в самой своей лучшей форме. Мы знаем друг друга чертовы двадцать лет — и я трясусь как мальчишка. — Ты выйдешь за меня? Он молчит, и я начинаю сбивчиво объяснять: — Знаю, это немного неожиданно… И у меня пока что нет кольца, но обязательно будет, самое лучшее, обещаю тебе...и Цири… Наша… дочка тоже хочет, чтобы мы поженились, представляешь, — я нервно усмехнулся, — она даже сказала, что первое, что сделает, когда станет королевой — организует нам свадьбу при дворе…. Глупо, конечно, зачем нам такая свадьба? Скромное торжество, быть может, на природе где-нибудь, что-то милое, только для своих… Но! Если ты хочешь всех собрать, то я совсем не против, всё будет, как ты решишь. Если ты, конечно, согласишься... Ты молчишь, Лютик, это значит... нет? Но он улыбается и говорит: — Мне бы хотелось, чтобы мы сделали это на берегу моря. Он целует меня в висок, обнимая рукой за плечи: — Когда война закончится... Когда всё это закончится... Я буду счастлив выйти за тебя, Геральт.