Г
Лютик первым зашел в шатёр и замер, тихо ахнув. То, как всего за пару часов преобразилось внутреннее убранство шатра, удивило и меня. Не знаю, как это удалось Йениффэр, быть может, она заставила гномов или применила магию, но большую часть палатки теперь занимало роскошное ложе с тонкими восточными простынями, а в середине стояла большая кадка горячей воды с ароматными травами и лепестками роз. Приятный аромат благовоний кружил голову, а огоньки множества свечей создавали особую интимную атмосферу. Заметив на столике у кровати множество масел, я нервно сглотнул, смутно догадываясь, для каких целей оно припасено. Лютика увиденное не смутило, и, не говоря ни слова, он начал медленно раздеваться. Я растерянно стоял, глядя на это зрелище, и не знал, куда девать руки, и только пожирал глазами открывавшееся мне его стройное подкаченное тело. Впервые увидев его полностью без одежды, я не мог не отметить про себя то, в какой хорошей физической форме он находится, и то, что он нисколько не уступает мне самому в росте и стати. Одежда на моём собственном теле стала ощущаться мной как лишнее, я хотел от неё избавиться. Пока я торопливо стягивал с себя облачение, бард уже оказался в воде, куда я и поспешил запрыгнуть следом. Его сильные гибкие ноги обхватили меня под водой. Мы целовались и ласкали друг друга, пока Лютик не решил, что пришло время перебраться на кровать. Он вылез первым и, не скрываясь и не стыдясь своей наготы, возлег на шелковые простыни. Я кинулся на него и еле сдержал себя, чтобы не взять его сразу же силой. Но бард ласково остановил меня и, оказавшись сверху, одарил меня множеством разнообразных ласк. Он показал себя опытным любовником, и я, испытывая наслаждение, в то же время не мог не думать о том, почему он оказался куда более искушенным в делах любовных, чем я. Черная ревность подняла во мне свою змеиную голову, и тяжело дыша, я грубо опрокинул его на спину, желая подарить ему наконец-то свою простую и безыскусную любовь. Но Лютик, тяжело дыша подо мной, прошептал: — Осторожнее, Геральт… У меня давно никого не было… Там… — И не будет больше никого и никогда, кроме меня! — прорычал я, еле сдерживая гнев. Мне захотелось довести его до такого пика наслаждения, до которого его еще никто не доводил, чтобы все бывшие любовники разом померкли на моем фоне. Я взял в руки склянку с маслом, попросил барда повернуться на живот и вылил на него изрядное количество. Я решил начать с простого массажа спины, нежного и расслабляющего. Вскоре я уже гладил и ласкал все его тело, от шеи до кончиков пальцев на ногах. Немного усилил нажим, и бард уже не мог сдержать слабые стоны. Тогда я сосредоточился на наиболее интимных частях его тела, лаская его одновременно и спереди и сзади. От таких манипуляций через пару минут, бард уже стонал, не сдерживаясь, и сам насаживался на мои пальцы. Мне и самому терпеть уже было невозможно, и тогда я заменил свои пальцы членом, продолжая ласкать его одной рукой. Нескольких толчков нам хватило, чтобы наступила сильнейшая разрядка, во время которой мы оба едва не потеряли сознание. Немного отдышавшись и придя в себя, мы продолжили наши ласки, и снова настала очередь барда удивлять меня. Он сел на меня сверху, и я сполна насладился возможностью любоваться его телом. Он, в свою очередь, наслаждался возможностью управлять моим удовольствием — то ускоряя темп, то почти останавливая движение, заставляя меня молить о продолжении. Руки мои он удерживал у изголовья кровати, и хоть мне не составило бы никакого труда вырваться, я упивался своей мнимой беспомощностью и его властью. В ту безумную ночь мы не могли насытиться друг другом, придумывая всё новые и новые способы дарить друг другу любовь. Столько лет мы оба безумно друг друга желали, поэтому сейчас разом спустили с цепей всех своих демонов. Очнувшись на рассвете после короткого, но крепкого, освежающего сна, я понял, что за пару часов умудрился неплохо выспаться, чего не удавалось мне долгие годы. Первое, что я увидел, когда открыл глаза, был мой возлюбленный на соседней подушке. Он сладко спал, засунув одну руку под голову, а второй обнимая меня за талию. Волосы его были взъерошены, а лицо во сне оставалось спокойным и уверенным. Сдвинув челку с покрытого испариной лба, я прикоснулся к нему губами, потом поцеловал один закрытый глаз, другой, и лишь затем прильнул к плотно сжатым устам. Пора было оставить его. В душе я надеялся, что бард достаточно утомился за прошедшую ночь, чтобы проспать как минимум еще пару часов, за которые я планировал управиться с драконом. Не хотелось бы, чтобы он снова увязался за мной и подвергнул себя опасности. Я принес его лютню и положил рядом на кровать, как временную замену меня, рассчитывая, что он не сразу спохватится. Выйдя из шатра, я понял, что мы остались в лагере одни — Йен и гномы ушли, судя по еще теплому котелку, недавно. Коварная чародейка ловко избавилась от моей конкуренции. Спасибо ей, конечно, за созданные условия, но, по-моему, это был очередной её хитрый план. Пришлось поторопиться, надеясь, что она еще не успела вступить в схватку с драконом. Глупая чародейка не осознавала, насколько они могут быть сильны. Одной ей вряд ли справиться. Когда я достиг места сражения, оказалось, что всё не так, как я предполагал. Оплаканный мной старик сам оказался драконом, а мне пришлось плечом к плечу с Йениффэр сражаться с разбойниками, желающими уничтожить драконье гнездо. История про то, как драконы пытаются сохранить свой род и защитить потомство, растрогало чародейку почти до слез. Их желание защитить любимое существо даже ценой собственной жизни, было близко и мне. Не без труда, но все-таки нам удалось совместными усилиями уничтожить шайку бандитов. Оставив драконью мать заниматься своим яйцом, я, Йен и Босх отошли в сторону. Там старик сказал нам, что главное в жизни, единственное, что придает смысл и значение нашему существованию на земле — это забота о семье, о близких людях. В этот момент я увидел за спиной старика барда, и сразу на сердце потеплело. То, что сказал старик, к счастью, я понял и сам. Видя, как Лютик робко переминается на расстоянии, боясь подойти, как смущенно он поглядывает на меня исподлобья, я чувствовал себя абсолютно и безоговорочно счастливым. Я заметил, что он так и не успел причесаться, куртка застегнута кое-как, а рубашка не заправлена — видно, что бедняга собирался впопыхах. Мне хотелось рвануть к нему, но ситуация не позволяла оборвать разговор на середине. Я едва заметно улыбнулся, когда он махнул мне рукой в приветственном жесте и присел вдалеке на камешек. Йен была расстроена — ей не удалось добыть сердца дракона, а ведь обещанная ей дочь должна была родиться со дня на день. Она держалась стойко, но в прекрасных фиалковых глазах её застыли слезинки. Я напряженно думал, чем еще я мог бы помочь чародейке, когда Босх вдруг предложил: — Возьми моё сердце, Йениффэр. Девушка нахмурившись, строго посмотрела на старика — не шутит ли, не смеется над ней? — О чем вы говорите? — Я стар, мне скоро умирать, а ты помогла спасти моё потомство. Моя миссия закончена, и я готов дать тебе то, чего ты так желаешь. — Я не смогу принять такую жертву, — побледнела красавица, — вы еще можете жить… — Можешь не тратить слов, я принял решение, — старик выставил вперед свою ладонь, словно отгораживаясь от любых аргументов. — Дай мне свою руку — поедем вместе к твоей королеве. Приятно будет провести последние свои дни в компании такой хорошенькой ведьмочки, как ты. Йениффэр заметно колебалась и в поиске поддержки, посмотрела вопросительно на меня. Я, не желая принимать в этом ни малейшего участия, пожал плечами и покачал головой. Разбирайся, мол, сама. Мне приятнее было смотреть на то, как за её спиной сильный ветер треплет бардовскую шевелюру. — Хорошо тебе, Геральт. У тебя-то есть твой ребенок-неожиданность, о котором ты, впрочем, не желаешь заботиться. Я промолчал, полагая, что в сердцах Йен способна наговорить еще много нелицеприятного, но, на самом деле, её слова стали последней каплей на чаше весов, и я принял решение. Впереди самое сложное — как сказать об этом Лютику? Йен тяжело вздохнула, и хотела было решительно отказаться от щедрого предложения, но поняла, что против сердца не пойдешь. Невозможно было открыть рот, чтобы сказать «нет» и похоронить свою мечту, когда совсем рядом, в соседнем королевстве её малышка уже ждала свою маму. Слезы крупными градинами покатились из её глаз, но она протянула руку Босху, и низко опустила голову, склоняясь перед его благородством. — Спасибо вам. Спасибо! У меня нет слов! — с трудом проговорила она, а старик ответил, с лукавой улыбкой сжимая её руку. — Одно условие. — Всё, что угодно! — горячо пообещала волшебница. — Поцелуешь меня? Йен тут же бросилась ему на шею, пылко прильнула к губам. Видя, как удивленно вытаращился на эту сцену бард, я невольно рассмеялся. Но когда девушка затем перекинулась на шею ко мне, его это совсем не порадовало. Он нахмурился и даже привстал со своего камня, увидев, что Йен одарила и меня поцелуем. Наконец, дождавшись, когда Йениффэр со стариком уйдут и, проводив её напряженным взглядом, он подошёл ко мне. — Да.… Ну и денек выдался, — он вдохнул, испытующе глядя мне в глаза — ты, наверное, уже и забыл, что я тебе предлагал вчера… — Ты о поездке на побережье? — тихо спросил я. Лютик кивнул. — Даже не знаю, что сказать.… Поверь, я хотел бы этого больше всего на свете, но долг говорит мне, что я должен следовать своему предназначению. Обещанное дитя… Я должен быть с ним. Я не могу больше бегать от судьбы. Бард опустил голову: — Да, конечно. Я понимаю, — и сделал шаг назад. — Подожди, Лютик… Юлиан… Я не знаю, как мне выразить свою мысль. Я не достоин того, чтобы просить тебя об этом… — Просить о чем? — бард насторожился, услышав, как я назвал его настоящим именем. — Разделить со мной моё предназначение. Я бы хотел идти с тобой вместе по дороге судьбы. Чтобы ты стал моим… — Я и так всегда был твоим, — твердо ответил бард. — Быть может, я для тебя и был лишь эпизодом, но ты для меня — целая жизнь, и так было со дня нашей первой встречи. — Но... мне нечего тебе предложить.… У меня ничего нет. Нам нужен дом, нужно на что-то жить… — Ведьмак, ты, верно, забыл, что имеешь дело с виконтом. Я, правда, уже давно не знаюсь со своей семейкой, с тех самых пор как разочаровал их, решив посвятить свою жизнь музыке. Но это же не значит, что я не могу написать им письмецо с просьбой выделить мне какое-нибудь захудалое имение, так ведь? — Нет, я не могу, — я решительно замотал головой, — не могу брать деньги у… — У кого? У женщины, ты хотел сказать? Мне кажется, ты что-то путаешь, Геральт. Я такой же мужчина, как и ты, и я также могу и, более того, должен нести ответственность за семью, — бард расправил плечи, с вызовом глядя на меня. — Прости меня, клянусь, я, и мысли такой не имел, что ты меньше мужчина, чем я. Просто я думал, что это моя задача. — Такая же твоя, как и моя. Или ты думаешь, что все, на что я способен — это бродить по тавернам и наигрывать песенки? — Я никогда так не думал, — быстро ответил я, удивленный его внезапной серьезностью. — Все проблемы будем решать вместе. А побережье… побережье подождет. Поедем туда втроем. Ребенку полезен морской воздух. Не в силах передать то облегчение и благодарность, что я испытал в этот момент, я беспомощно молчал, сжимая его в своих объятиях. А когда-то мне казалось, что еще сильнее мне полюбить его уже невозможно.Л
Разумеется, мои надежды на помощь от заносчивых родственников не оправдались. Они всё тянули время, обмен бессмысленными письмами, казалось, будет длиться бесконечно. При мысли о том, что я убедил Геральта рассчитывать на меня, а теперь буду вынужден обмануть его ожидания, меня бросало в жар. В последнем письме родственники написали, что для того, чтобы этот вопрос решился, нам нужно обсудить нюансы при личной встрече, но меньше всего мне хотелось предстать перед их заносчивыми взглядами. Не то, чтобы я стыдился образа жизни, который выбрал, просто просить у них даже то, что причиталось мне по праву, было бесконечно унизительно. Я ни словом не обмолвился Геральту о своих переживаниях, но он и так видел, что я всегда чем-то сильно озабочен. К сожалению, он почему-то принял это на свой счет, и в один из вечеров, когда я, получив очередное пустое письмо, сидел, пригорюнившись у костра, боясь идти к нему в палатку, решил поговорить начистоту. Это был наш последний вечер в пути — завтра днем мы должны уже были добраться до королевства Цинтры. — Лютик, — ведьмак первым прервал молчание, — любимый.… Если ты не готов, если ты передумал, скажи сейчас, пожалуйста… Я же вижу, как ты мучаешься, и сам мучаюсь, глядя на тебя. — Ты решил, что я испугался? — Нет, но я думал, тебе тяжело будет покинуть светское общество, в котором ты был окружён славой и почестями, и обосноваться в глуши. — А я думал, это тебе будет скучно, — резонно заметил я. — Ты же у нас любитель приключений. — Нет уж, хватит приключений с меня. — Вот и мне, хватило светской жизни с головой. Одно лицемерие, обман и интриги…Бррр… — меня аж передернуло при воспоминании о жизни при дворе и о вельможах, глупее, чем лошадь Плотва. — Ну, что же, значит, мы всё выяснили, — Геральт обнял меня за плечи, придвинул к себе. — Я так соскучился по беззаботному Лютику. Сыграешь мне? — Погоди, это еще не всё… — Слушаю. — Насчет моего наследства.… Не всё так просто, как казалось… — с трудом подбирая слова, начал я своё признание, но Геральт не хотел даже слушать объяснений, он обхватил меня своими огромными ручищами и сжал так сильно, что стало трудно дышать. — Любимый, забудь. Мы что-нибудь придумаем вместе, обещаю. Высвободившись, я достал смятое письмо из рукава, которое мусолил сегодня полвечера. — Они пишут, чтобы я приехал лично для переговоров о выделении доли в наследстве… Геральт выхватил из моих рук письмо, быстро пробежал глазами по строчкам, скомкал его и бросил в огонь. Язычки пламени мгновенно уничтожили покрытые чернилами листки. Он повернулся ко мне и коснулся губами виска. — Не пиши им больше ничего. Пусть подавятся. Я бы убил их за то, как они с тобой обращаются. Ты такого не заслужил. — Прости, что опять подвёл тебя… — сокрушался я, положив ему голову на плечо. — Не смей даже думать так, Лютик, не то, чтобы говорить. Я люблю тебя, бесконечно люблю… — он обхватил пальцами мой подбородок, притянул к себя и начал покрывать поцелуями лицо. Я так и обмер внутреннее — до признания у нас дело еще не доходило. Все, было впрочем, понятно и без слов, но всё равно слышать это было невыразимо приятно. Я закрыл глаза, стараясь запомнить этот момент, как он есть, запечатлеть в своем сердце. — Я тоже очень сильно тебя люблю, — прошептал я, отвечая на поцелуй. В тот вечер до палатки мы так и не добрались. Раскинули наши одежды у костра, легли на них и слились не только телами, но и душами. Когда всё закончилось, и Геральт заснул — а теперь он мог провалиться в сон в любое время и в любом месте, словно отыгрываясь за все годы бессонницы — я не мог отвести от него глаз, и до рассвета оберегал его, любуясь огненными бликами, играющими на его великолепном теле атлета. «Этот прекрасный мужчина принадлежит мне, только мне» — это мысль билась безумной птицей в моей голове, и трудно было заснуть от того, какое полное, всепоглощающее ощущение счастья, теснило моё сердце и грудь.