Волхв

      Мечта… у всех есть мечта, пусть даже если некоторые и говорят, что её нет. Чья-то мечта более приземлённая, чья-то недостижимая. Спорить о том, какой должна быть мечта — нецелесообразно, на то она и мечта. У меня она тоже была и я её почти осуществил. Рождён я был в Городе-герое Санкт-Петербурге под именем Владислав в семье военных, поэтому прожил в столь замечательном городе не так много от своего рождения, позже моя семья и вместе с ней я, что собственно говоря, естественно, переехала в Московскую область. Первые лет пятнадцать своей жизни я просто существовал, делал то, что нравилось и что разрешали родители, учился, гулял, в общем — стандартный набор типичного ребёнка. Да, конечно были и интересные эпизоды жизни, но по прошествии лет я понял, что мои действия в них были ошибочными. Но суть собственно не в этом, я немного отвлёкся.       В нашей Великой и могучей стране начался форменный ад, который по СМИ показывали как нечто правильное. Беспричинные аресты, множественные запреты свободы слова, запрет оскорбления властей, христианизация и это только малая доля от всего того, что начало происходить. На момент активной христианизации я находился в московской общине родноверов, тогда пока что не был полноценным жрецом, но уже находился достаточно близко к этому. Моим наставником был жрец Чернобога — Всеволод. Он был хорошим человеком и ещё более лучшим жрецом. Несмотря на своего бога — покровителя, Всеволод был достаточно добродушным, что и сыграло с ним злую шутку. В одну холодную осеннюю пятницу его повязали на улице и предъявили статью «об оскорблении чувств верующих», а в последнее время, судя по заключённым по этим статьям — верующие только христиане… Несмотря на всю помощь ВСЕГО российского общества родноверов, а не только московской общины, а также помощь дорогостоящих адвокатов — вытащить его не удалось. Спустя всего десять дней его нашли в камере повешенным. Официальная версия — суицид. Но это даже близко не было похоже на правду, даже не беря в расчёт то, каким он человеком являлся — следы явной борьбы на его руках говорили о многом. Всё его дело было сшито белыми нитками.       Пожалуй, это и стало для меня последней каплей. Сразу после похоронного обряда, который доверили мне, как последнему жрецу тёмной ветки в московской общине, я занялся подготовкой, чтобы покинуть страну. Поддельные документы, по которым мне не семнадцать, а двадцать один, такой же поддельный загранпаспорт, сотня тысяч в норвежских кронах — и вот я уже в самолёте до Осло, а оттуда автостопом до города Драммен.       Но это всё было лирическое отступление, вернусь к мечте, которой уже не сбыться. После всех случившихся событий, я искренне хотел уехать в другую страну, обзавестись домиком, найти себе жену иностранку и просто тихо и мирно существовать до конца дней. То, что произошло со Всеволодом, который заменил мне отца, очень сильно выбило меня из колеи и морально сломало. Я не плакал и не бился в истерике, обвиняя судьбу и богов в несправедливости, нет, ничего этого не было. Я просто… просто потерял краски жизни. Помню, что я стою над его телом, одетым в белый саван. Помню, что нараспев тяну молитву Маре, моей покровительнице и патронессе. Помню, как поджигаю его одр. И в отблесках этого пламени я теряю краски, словно оно сжигает не только тело моего названого отца, но и мою душу. Наверное, в этом пламени и сгорела вся моя надежда на то, что некогда великая Русь возвернётся. В Норвегии я почти дошёл до того, что бы исполнить свою мечту. Нашёл замечательную невесту — Кэтрин, дата свадьбы уже была назначена, а предварительная ипотека на покупку своего дома уже одобрена. Но всему этому так и не было суждено сбыться.

***

За три дня до свадьбы Влада и Кэтрин.

      Меня разбудил истошный вопль моей невесты и невыносимая жгучая боль на предплечьях, где были татуировки, словно все те символы, что были там изображены, выжигали калёным железом. Даже не проснувшись до конца, я вскочил с кровати и на автомате выхватил кинжал, что я всегда хранил у изголовья. С кухни слышится звук борьбы и повторный крик моей невесты. Забывая о боли в руках, я бегу в сторону кухни, крепко сжимая в руке кинжал. Недолго раздумывая, я выбиваю дверь кухни, которая почему-то оказалась закрыта, осколки стекла двери больно царапают тело, но я не обращаю на это никакого внимания. Вся кухня была залита кровью… Её кровью… Над моей уже несостоявшейся женой нависало какое-то существо, очень отдалённо похожее на вурдалака из серии игр про седого ведьмака. Рукоять кинжала в моей руке начинает противно скрипеть от силы, с которой я её сжимаю. — Перун! — В сердцах кричу я и бросаюсь на это существо.       Впервые за долгое время во мне пробудилась та буря эмоций, что некогда жила во мне, казалось, что я словно плотина, которую прорвало. Смех, радость, грусть, ненависть, ярость, отчаянье, любовь — все эти эмоции проносились словно калейдоскоп событий. Моё тело на автомате начало действовать само. Перехватываю кинжал обратным хватом, врезаю его в шею и, проворачивая, вынимаю, чтобы нанести удар ногой. Тварь начинает истошно визжать, от зашкаливающей громкости режет уши, но меня это не останавливает. Удар. Ещё удар. Лёгким пасом ноги переворачиваю всё ещё верещащую тварь. Удар… Не знаю сколько раз я ещё ударил ЭТО, но в какой-то момент осознал, что продолжаю избивать и резать уже не шевелящееся тело. Встаю. Из уставших до дрожи рук вываливается обломанный кусок кинжала.       Кухня была похожа на филиал скотобойни, в которой для разделки туш использовали турбину от пассажирского лайнера. Пульсация крови в ушах начинает потихоньку сходить на нет, вместе с нахлынувшими эмоциями и адреналином. На противоположной стене висит телевизор, на котором новостной канал вещает определённо «важные» новости. Я опёрся о стенку и медленно, скользя по попавшей на неё крови, сполз на пол. — Семь сорок семь, — севшим голосом говорю я, — через три минуты Кэтрин зашла бы в спальню и, нежно поцеловав в щёку, начала бы будить. Спустя десять минут мы бы вместе сидели на кухне и ели её фирменную кашу с мясом. Ещё через семнадцать минут она бы сказала мне погоду на сегодня и я пошёл бы на работу. А ещё через час из дома вышла бы она.       От неимоверной тоски я с силой ударяю по полу кулаком. Слышен противный чавкающий звук. Какое-то время я сижу и пустым взглядом смотрю перед собой. Хочется обманывать себя, что я сплю, что это просто ужасный сон, что через три минуты Кэтрин зашла бы ко мне в спальню и, нежно поцеловав в щёку, начала бы будить. А ещё бы через десять минут… Мотаю головой. Чёрт, повторяюсь. Ещё раз мотаю головой, пытаясь прогнать от себя одни и те же слова. Перевожу свой взгляд на телевизор, в котором диктор центрального новостного канала резко замолчал. Было видно, что он слушает какую-то информацию через гарнитуру. Спустя минуту, он убирает руку от уха, растянув галстук, молча произносит: — Vi må avbryte overføringen vår på grunn av en nødmelding, — молча посмотрев в камеру, он продолжает на чистом русском, — соотечественники, только что наше информбюро из России сообщает о необычной катастрофе в глубине Восточно-Сибирской тайги. Вследствие непонятного энергетического всплеска уничтожено более миллиона квадратных километров леса. В результате техногенной катастрофы непонятного характера на улицах появились странные существа, которые уничтожают людей и целые города… Сибирь пала, связь с многими городами потеряна и… — диктор долго молчал, — Правительство бежало. Россия пала… да здравствует Россия!       На этих словах он поднялся из-за стола и покинул кадр. — Вот значит как. Энергетический всплеск, — говорю я в пустоту — значит, настало время открывать охоту на Тварей.       Собрав всю оставшуюся волю в кулак, я поднимаюсь и подхожу к изуродованному телу моей мёртвой невесты. Глажу её слипшиеся от крови волосы. — Når du ved helgrindi står og når laus deg må rive skal eg fylgje deg yver gjallarbrui med min song       (Примечание автора. Песня: Wardruna — Helvegen. Перевод: «Когда встанешь ты пред вратами Хель и потеряешь себя, разорвав путы, я спрошу тебя: «Перейдёшь ли мост Гьёлль с моей песней?»)       Опускаю её веки и провожу рукой по лицу: — Я знаю, что к тебе, Хель, я не имею никакого отношения и что земли моих богов далеко отсюда, но молю тебя: позаботься о ней.       В моей голове раздаётся неожиданный голос, от которого я вздрагиваю и чуть ли не падаю обратно на пол: — Хорошо, висамен.