Песня крови

      Самые паршивые вызовы прилетают под конец дежурства. Всегда. Железное, чтоб его, правило. И вот даже в голосе диспетчера неизменно читается обречённое: «Прости, чувак, мы всего лишь озвучили неизбежное!»       А ты такой: «Да не, всё нормально, бро, уже лечу!» — но в уме снова прикидываешь, не пора ли наконец сменить работу.       Не то чтобы мне больше некуда податься. Из Магистерии вон каждый год шлют приглашения — окажите нам, мол, такую-сякую честь и тащите свой зад в Нью-Аркадиан, а то мы тут помираем без расширенного курса фейриологии.       — Сидхе, — пробурчал я, выжав педаль тормоза. — Сид-хе…       Не любят бессмертные твари из Сида этого новомодного словечка — «фейри». Негативная коннотация. Жалкая попытка людей высмеять то, что пугает их пуще всякого вампира или оборотня. Не любят… И эта неприязнь в моей крови, как бы ни пытался я откреститься от такого со всех сторон хуёвенького родства. Скольких бы фейри я ни убил.       Ехать пришлось аж в Ривас-Валли — минут сорок от центра на хорошем ходу. Ебеня ещё те, но чистенькие, прилизанные. Благопристойные, во. Домишко, у которого я припарковался, и вовсе смахивает на декорацию к какой-нибудь пропагандистской муре про традиционные ценности. Однако даже из машины я слышал глухой плач женщины, тихую ругань мужчины и тоненький скулёж младенца. И вот совсем не хотел выходить на улицу. А что, имею право! От холодов в Алькасаре, конечно, одно название, но когда твоя обычная температура — ровно тридцать шесть градусов по Андресу, то тепла много не бывает, так что…       Ладно, Киро, соберись. Ты не сможешь откладывать это до бесконечности. И работу сменить тоже не сможешь.       Пока я брёл к увитому плющом крылечку, мужчина уже успел выйти из дома и закурить.       — Классная тачка, — протянул он. — Неплохо у нас охотничкам платят, а?       Я с сомнением покосился на свою чернильно-синюю «Долору». Ну да, гибридка, чтоб и красиво, и мощно, — не самое дешёвое удовольствие, но до представительского класса далековато будет. Примерно как отсюда до Греймора, угу.       — Могли бы и побольше, — пробормотал в итоге. И чисто для проформы посверкал значком. — Маршал Киро Хаттари, паранормальный отдел. Мой годовой оклад можем обсудить после того, как я составлю протокол происшествия. Сэр.       Мужик хмыкнул, недоверчиво дёрнул рыжеватой бровью — какой, мол, из тебя Киро, да ещё и Хаттари? Обычная реакция, давно уже привык. Вэйданцы — низкорослые, тонкокостные, с гладкими чёрными волосами и характерным разрезом глаз. Я же с виду обычный кальт. Ну, алькасарец, если по-столичному. Высокий, бледнолицый, со светлыми глазами. Не рыжий, правда, но рыжих тут ещё после южной экспансии изрядно поубавилось.       Майкл Кинни — так, если верить диспетчеру, звали любителя классных тачек и бестактных замечаний, — был как раз из этой породы. Рыжий. И неприятный до жути, но это уже с его мастью точно никак не связано. Докурив, он неохотно впустил меня в дом и отвёл в гостиную, где хорошенькая, но жутко зарёванная светловолосая девушка баюкала ребёнка, укутанного в вырвиглазное оранжевое покрывальце.       — Брось ты эту гнусь, идиотка, — буркнул Кинни, подарив младенцу откровенно ненавидящий взгляд. — Всё равно ж не затыкается. Вы, бабы, любую погань норовите на груди пригреть!..       — Спокойно, мистер, — вмешался я, видя, что девушка уже готова залить слезами без того хнычущего младенца. — Это просто ребёнок. Он не виноват, что его притащили сюда.       Как не был когда-то виноват и я сам. Но моего папашу это не смущало.       — Да хрен бы на этот кулёк, но… но… приятель, эти блядские феи сына моего уволокли! Вот на кой он им сдался?!       — Вариантов много, мистер Кинни, и ни один вам не понравится. Позвольте мне?       Последний вопрос был обращён к девушке. Та хлюпнула носом, но, помедлив, всё же передала мне ребёнка. Которого я принял, увы, уже привычно.       В нашем округе похищение младенцев — рутина. Нечто сродни пьяным дракам и домашнему насилию. Потому что блядские феи, да.       Сидхе. Сид-хе.       — Давай, бро, не шуми, тебе и так здесь не рады, — протянул я, укачивая ребёнка — симпатичного щекастого малыша с вихром светлых волос на макушке.       Хороший гламор. Но далеко не идеальный, раз уж чета Кинни так быстро обнаружила подмену. Я же вовсе без труда смог разглядеть и бледно-золотую кожу, и чёрные впадины глаз, и крошечные, едва прорезавшиеся рожки почти у самой линии роста волос.       Наполовину Летний и наполовину Зимний. Алри́г. Уже третий за последние два месяца. И гламор наложен одной и той же рукой. Твёрдой, но небрежной.       Тихонько напевая на си́дднахе, я дождался, пока подменыш уснёт, и передал его девушке — та тоже притихла, наблюдая за мной чуть любопытно и даже с толикой уважения.       — Уложите его, миз Кинни, а я пока побеседую с вашим супругом.       — Какой сервис, — хмыкнул тот самый супруг, едва я обернулся к нему. — Так ты коп или нянька?       Тьма меня сожри, и как такая милашка могла запасть на этого типа? Не иначе контрацепция подвела. Понимаю, у него свистнули ребёнка, и тут не до хороших манер, но… что-то он не выглядит особо убитым горем. Не удивлюсь, если уже мысленно заделывает нового сынишку.       Я улыбнулся, демонстрируя мистеру Мудаку четыре пары клыков и заставляя его нервно дёрнуться на месте.       — Для вас я маршал Хаттари. Теперь можем мы перейти к делу?       Кинни после моей маленькой демонстрации заметно присмирел. Вот только доверия у меня к нему не прибавилось, скорее даже наоборот. Автомеханик, значит? Вышел с работы в шесть, потащился с друзьями в «Мэлоун» и… И что же ты позабыл в «Мэлоуне», дружочек? Место, прямо скажем, не для работяг с женой и маленьким ребёнком. Как и любой вампирский гадюшник.       Если только ты там не на правах закуски.       Машинально принюхался. Сладкий аромат с нотками соли и железа тут же ввинтился в ноздри, навевая идиллические мечты о стейках слабой прожарки. Кинни кому-то давал кровь, это точно. Слюна вампиров содержит коагулянт, и если проколы до сих пор не закрылись — значит, куснули совсем недавно.       Ладно, само по себе это ничего не даёт. А вот стрёмное поведение безутешного (нет) папаши подкинуло уйму пищи для раздумий. Надо бы выходным вечерком прошвырнуться до этой его вампирятни…       Разговор с Мирандой Кинни только укрепил мои подозрения.       — Майкл никогда особо не рвался проводить время со Стиви, — негромко произнесла она, покосившись на дверь детской. Её глаза, сильно покрасневшие и опухшие от долгого плача, снова повлажнели. — Он не был готов стать отцом; я решила дать ему время и не навязываться, но… Теперь мне кажется, его вообще не волнует, что наш сын пропал. Как будто… будто он ждал такого поворота событий.       — Хотел бы я вас разубедить, миз, — со вздохом отозвался я, подойдя к детской кроватке и глядя на тихо сопящего подменыша. — Всё же не стоит делать поспешных выводов: люди по-разному ведут себя в стрессовых ситуациях.       Говорю и сам себе не верю. Мысли потянулись прочь отсюда, к старому вычурному зданию Железного Чертога. Туда, где маленький Рэн наверняка давно уснул, так и не дождавшись меня, болвана.       Нет, Миранда права. Пропади мой ребенок у меня из-под носа — и весь грёбаный Запад уже искал бы пятый угол.       — Вы ведь найдёте моего Стиви, маршал Хаттари? — спросила Миранда охрипшим, но полным надежды голосом. — Говорят, вы один из… вы единственный, кто это может… Прошу, спасите моего малыша от этих монстров!       Мне бы впору обидеться, ведь я сам человек лишь наполовину. Но она права. Сидхе — монстры. Чванливые психопаты, самозваные боги древнего мира. Они бы давным-давно перебили и сожрали всех нас, если бы Железный Закон не сковал их по рукам и ногам.       — Клянусь вам, я сделаю всё возможное, чтобы Стиви вернулся домой.       Миранда кивнула и, утерев глаза, склонилась над спящим ребёнком.       — Мне… наверное, мне стоит дать ему имя? — уточнила она неуверенно. — Не могу же я звать его Стивом, он не… он другой.       О, Тьма. Она реально хочет его оставить.       — Миз, это ребёнок с особенностями. Возможно, лучше будет отдать его в Железный Чертог и…       — Не забирайте его! — взмолилась Миранда, резко повернувшись ко мне и снова залившись слезами. — Пожалуйста, маршал… мой сын пропал, похищен нелюдями! Поймите, этот мальчик — единственное, что не даёт мне сойти с ума!       О, милая, уж я-то понимаю. Да только он не всегда будет милым кулёчком и ещё сведёт тебя с ума, когда вырастет в социально неловкого полуночника с пагубной тягой к чёрной волшбе и воровству всего подряд. Мне ли не знать? Я сам такой.       Ну да не факт, что добрая душа Миранда Кинни не откажется от мелкого пакостника уже через неделю. Хотя… моя мама не отказалась. Но таких, как она, единицы.       Как бы то ни было, у нас на Западе по сей день действует замшелый Статут о подмене — если заполучил на свою голову крошку-фейри, можешь оформить над ним временную опеку чуть не в тот же день. А вот если решил усыновить из приюта — получи-ка хрен за воротник, Киро-чин. Слишком молодой, слишком неженатый, слишком много работаешь и вообще рогами не вышел.       Ладно, не обо мне сейчас речь.       Кинни, узнав, что подменыш никуда не съедет (возможно, даже лет до восемнадцати), пришёл в бешенство.       — Мы так не договаривались, приятель! — рявкнул он, побурев от злости чуть не в тон своих рыжих лохм. — Забирай-ка отсюда фейский подарочек! Я с этой поганью в одном доме не останусь, ясно?!       — Тебя никто здесь и не держит, Майкл, — отбрила его жена, внезапно показав, у кого в этом семействе на самом деле есть яйца. — Ребёнок не виноват в случившемся. Просто игнорируй его; с нашим сыном у тебя это хорошо получалось.       — Это тебе не игрушечный пупсик, ебанутая ты баба! Избавься от сидского отродья. А если нет, так я придушу гадёныша, пока спит…       Он заскулил как побитая псина, когда я сгрёб его за грудки измятой рубахи и с силой впечатал спиной в дверь.       — Только попытайся выкинуть что-то подобное, человек, — выдохнул я, ласково улыбнувшись. — Подыхать будешь неделю, никак не меньше.       — Ты… ты же к-коп! — проблеял Кинни почти жалобно.       — Не та контора, приятель. И даже если я не намотаю твои кишки на ближайшее деревце, за сидское отродье ты присядешь как за обычного младенчика. Имей, твою мать, в виду.       Он вроде проникся. Хотя можно было ничего и не говорить: парень наверняка чуть не обоссался, стоило ему во всей красе узреть четыре пары клыков и глаза сидхе. Два жутких черных провала, а вместо радужек — яркие пурпурные искры. Та ещё крипота, я сам не сразу привык.       К Миранде я повернулся в обычном своём виде, голубоглазом и вполне безобидном.       — Возьмите, миз, — протянул ей одну из визиток, что приучился носить во внутреннем кармане куртки. — Вас скоро навестит соцработник при Железном Чертоге, но если что-то понадобится — звоните. В любое время. И я приду.       Последние слова произнёс с нажимом. Чтобы мистер Мудак точно понял, что они предназначены именно для его ушей.              ***              Я уже ехал по проспекту Стил-Роуд, соединяющему округа Перл и Айрон, когда в кармане завибрировал комм. Вот даже на экран смотреть не буду. Просто приму вызов, нажав кнопочку на гарнитуре. Да, я за безопасное вождение.       — Киро, — только и было сказано мне.       Алека я знаю вот уж шестнадцать лет как. Достаточный срок, чтобы в одном слове с лёгкостью услышать: «Хаос всемилостивый, как же ты меня заебал!» В ответ лишь кротко и смиренно осведомился:       — И где ж я провинился?       — А сам как думаешь?       — Каюсь, каюсь, Алек-чин, — со вздохом сунул в карман свободную от руля руку и нащупал там очередной трофей. — Погремушку спиздил. Надеюсь, у пацана она была не самая любимая.       Клептомания вообще-то поддаётся лечению. У людей. Но я наполовину сидхе, а у них воровство — безусловный рефлекс. Кошки приземляются на четыре лапы, а сидхе тырят всё, что только приглянется. Я, правда, приучился тащить всякое барахло — конфеты, канцелярку…       — А, то есть угрожать расправой его папаше — это за проступок не считается? Киро, копы так не делают!       — Хорошо, что я не коп, — огрызнулся я. Пальцы судорожно стиснули руль, на тыльной стороне кисти расцвёл ярко-красный цветок в обрамлении сочно-зелёных листьев. Да, я для окружающих не просто открытая книга, а ещё и с картинками. — А ты всё ещё не моя мамочка, Алек.       — Я твой босс!       — Временно исполняешь его обязанности, кисуля.       Какое-то время мы оба молчали. Я мысленно переругивался со своей татуировкой (да, страшно весела моя жизнь), чтоб убралась обратно под одежду, и прямо наяву видел, как сердито мой друг щурит свои зеленущие глаза.       — Что у вас там произошло? — наконец спросил он.       — Сказал, задушит ребёнка, пока тот спит, — поведал ему с нарочитым безразличием. — Знаешь, это моё самое первое воспоминание: мой отец душит меня в кроватке и всё твердит — сдохни, нелюдь, сдохни уже…       А вот теперь Алек реально разозлился — это его злобное кошачье шипение я слишком хорошо знаю.       — Киро, я ведь давно просил шефа, чтобы тебе запретили вести дела о подмене…       — Пока что я единственный, кто для этой работы годится. Такие дела, бро.       Поспорить он с этим не может. И кто бы смог? С огнём типа нужно бороться огнём, ну и прочее в том же духе.       — Чего не спишь? — спросил просто чтобы сменить тему.       — Ложился уже, когда прилетела жалоба от безутешного папеньки. Веселая штука эта форма обратной связи. Ты домой?       — Ага. Только загляну в Чертог.       — Ладно. Привет котёночку, погладь его там за меня.       Алек поначалу скептически относился к моей идее усыновить Рэна — куда ты, мол, полез, если тебе в твой тридцатник самому папочка нужен? Я не обижался, потому что, в общем-то, он был прав. Не представляю себя степенным отцом семейства, и мой лофт на порядок милее скучного цивильного дома за белым штакетником. Но маленький сварливый крыжовничек умыкнул моё чёрное сидское сердце в первую же нашу встречу. Странное такое чувство возникло — как будто он мой. Не по крови (хотя не исключаю, в истинном обличье мы похожи), просто… Просто он мой, какие ещё нужны объяснения?       Что самое забавное, не только я это понял. Поначалу беспокоился, что другие дети в приюте начнут ревновать — их тут не так много, и раньше я всем уделял поровну внимания. Но они только плечами пожимали, озвучивая то, что давно уже стало для меня очевидным.       Рэн — мой.       Жаль только, мудаки из службы опеки явно другого мнения.       — Ох, Киро, как хорошо, что ты здесь! — Адора вылетела мне навстречу, едва я занёс руку для стука в заднюю дверь. — Наш крыжовник сегодня кислющий. Зубы, что ли, режутся?..       — До сих пор не спит? — нахмурился я, ступив в тускло освещённый холл, узкий и длинный, с несуразно высокими сводчатыми потолками. — Седьмой час уже, давно пора.       — Ждал папочку, не иначе. Тебя-то откуда принесло в такую рань?       — С Риваса, — помрачнев, ответил я. — Опять подменыш.       — И?       — Девчонка вроде хочет его оставить. Кажется искренней, но по ходу сама не так уж давно из пелёнок выбралась.       Она сбилась с шага, но не остановилась, только хмыкнула чуть едко — мол, ну-ну, посмотрим. В такие моменты особенно ясно понимаю, как мне всё же повезло. Я не рос в приюте, как Адора и многие другие подменыши. Да, отец меня ненавидел и боялся, зато его жена приняла и воспитала как родного. Даже если поначалу это была попытка заменить потерянного сына, мне не на что жаловаться — ни с мамой, ни с её родственниками я ни разу не почувствовал себя ненужным или нелюбимым.       Чужим разве только. Неправильным. Не таким, как надо. Но тут некого винить — это просто в моей крови.       Подменышей нечасто принимают их новые семьи. Это сейчас республиканские власти почуяли выгоду и развели бурную деятельность, интегрируя сидских детишек в человечьи семьи. А раньше был только Статут о подмене. Если семья отказывалась от подменыша, он получал фамилию Ферра и оставался в Железном Чертоге до самого совершеннолетия.       Да и после совершеннолетия тоже мало кто уходил. Адора, например, получила образование спецпедагога и вернулась приглядывать за детишками. И многие здешние воспитанники возвращаются. Другой семьи у них нет, а как создать её с кем-то нормальным — они не знают. Их никто не учил.       Рэн к моему приходу явно даже не пытался уснуть. Сидел в своей кроватке, вцепившись в прутья, точно заключённый за решёткой, и тихонько хныкал. И всем видом давал понять, что он самый несчастный крыжовничек на свете. У него, кстати, прекрасно вышло: я вмиг ощутил себя скотиной и предателем.       — Ну чего сырость развёл? Иди сюда, — со вздохом вытащил его из кроватки и любовно прижал к себе. — Скучал по папочке? Уж надеюсь, я-то по тебе — даже слишком!       — Па! — согласно пробубнил Рэн, хлопнул меня по щеке крохотной ладошкой. Его несносно красивые глаза — зелёные-зелёные, как спелый крыжовник, и с длиннющими черными ресницами, — ярко вспыхнули золотом. Бледная кожа на краткий миг тоже окрасилась нежной зеленью; в волосах мелькнули рожки, пока ещё до нелепого короткие и толстенькие.       Да, рановато он свою сущность почуял. Сильным чародеем вырастет, это точно.       — Кто всю ночь терроризировал Адди, мелкий ты пакостник?       — Ди-и!       Он радостно помахал кулаком в сторону Адоры. Та, улыбаясь, махнула ему в ответ.       — Видят боги, Киро, это твой родной сынок, — фыркнула она, когда Рэн с восторженным воркованием свистнул у меня из кармана ключи и принялся ими греметь. — Такой же обаятельный ворюга и любитель груш. Сегодня умял половинку, а пока мы все отвернулись, попытался стащить у Софи ещё ломтик.       — Софи, конечно же, не спустила такой наглости?       — Залепила ему в лоб полной ложкой джема.       — Моё уважение, — усмехнулся я, устроив мелкого поудобнее. — Что, крыжовничек, завёл себе подружку, пока меня не было? Может, подождёшь с этой затеей ещё лет пятнадцать?       Рэн счастливо улыбнулся во весь рот, демонстрируя два крохотных белых клычка. Ещё по одному пробивалось рядом, и в нижней десне, кажется, тоже скоро вылезут обе пары.       Ох, блин. Я, конечно, нечто такое мог предположить и раньше, но сюрприз всё равно не самый приятный. Даже у ребёнка-сидхе клыки не должны пробиваться раньше резцов.       — Лиам его вчера смотрел?       Адора нервно принялась накручивать на палец кончик толстой белокурой косы, и я как-то сразу понял, что услышанное меня не сильно порадует.       — Анализы стабильно показывают анемию, а пульс и температура уползают всё ниже к границе нормы. А ещё у него скоро будет полный набор клыков, если ты вдруг не заметил. Мы и дальше будем это игнорировать?       — Нет, Адди, мы не будем, — заверил я чуть зло, отобрал у Рэна ключи и, пока тот не заревел, шустро подмахнул ворованную погремушку. Не ахти какой дар, но солидная порция моей тёмной силы делает его на порядок привлекательнее. — Мы просто не можем. Даже Лиам скоро сообразит, в чём дело.       — Нам нужен другой врач.       Да, я в курсе. Узкий специалист, берущий кучу талеров в час. И хотел бы я, чтобы проблема была именно в деньгах.       — Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Просто держи все свои домыслы при себе, ладно? Не надо нам, чтобы кто-то из немёртвой братии заинтересовался Рэном. А именно так и будет…       Адора смерила меня недобрым взглядом, явно собираясь выговорить за эгоизм, собственничество и тупость. И была бы права: здоровье малыша важнее, чем моё нежелание воевать за опеку с возможной роднёй. Но в итоге она просто махнула рукой и ушла прочь, оставив нас с Рэном наедине.       Я устало плюхнулся в побитое жизнью кресло, явно повидавшее молодость моей бабули Тэруко, и крепче прижал к себе мелкого. Он тут же прильнул ко мне, неприкрыто обрадованный возвращением блудного отца. И наверняка совсем не желающий, чтобы я снова бросал его одного в этом гиблом месте. Я и сам не хочу, но вот беда — когда ты не годишься в папаши года ни по одному пункту помимо годового оклада, получить опеку ужасно трудно. Даже временную. Даже над ребёнком-нечистью.       Даже без легиона клыкастых родственничков в перспективе.       — Не бойся, Риан Гри, — пробормотал я, проведя рукой по волосам Рэна, мягоньким и буйно вьющимся. Поначалу они были светло-каштановые, а теперь скорее тёмно-русые, как мои. Сдаётся мне, позже станут чёрные как смоль. — Не бойся, всё будет хорошо.       Он что-то залепетал, снова засиял улыбкой и потянулся ручонкой к моей ключице — краем глаза я приметил, как пенятся под кожей зачарованные чернила, прежде чем лечь привычным узором. Очередным цветком олеандра. Или чешуйчатой трехпалой лапой. Да, татушка у меня вздорная и ебанутая, мне под стать…       «Не бойся»? Ха, папочка, ты тут единственный, кто трясётся как заячий хвост.       — Я тебя никому не отдам, — заявил решительно, почти зло. — Никому. Ни вампирюге, ни сидским выблядкам, ни другому какому клыкастому мудаку… А, блин, обещал же при тебе не ругаться. Отец года, м-мать мою фею. Не сдавай меня Адди, и я дам тебе взятку грушей! У нас есть сделка? — Рэн ласково ухнул что-то в ответ. Будем считать, что согласился. — Замётано, крыжовничек.       Прошло минут пятнадцать, прежде чем Рэн начал клевать носом и наконец-то отрубился у меня на груди. Укутал его сразу в два одеяльца, зачаровал побольше игрушек — чтобы создать иллюзию своего присутствия где-то рядом, — и едва не силком выволок себя на улицу, во влажную прохладу поздней осени.       Не время мотать сопли на кулак, Киро. Надо хоть немного поспать, прежде чем идти причинять добро и счастье своему родному городу.       Жил я здесь же, в Айрон Дистрикт — всего пятнадцать минут до штаба охотников, а до Чертога и того меньше. Мой квартал раньше был сплошь промзоной, а сейчас немного облагородился и обзавёлся миленьким маленьким парком с видом на реку Эмрод. Место это мне всегда нравилось, и когда подвернулась возможность купить здесь жильё, да ещё и за бесценок, я не колебался ни минуты.       Правда, «жильё» мне досталось далеко не в идеальном состоянии — шутка ли, вторую сотню лет разменять? Прежде здесь была небольшая швейная мастерская… ну как прежде, лет двадцать назад. Ремонта тут всё не просило даже, а громко требовало. Кучу денег и времени угрохал, но не пожалел ни разу. Зато никаких долбанутых соседей, и места навалом. И отличный вид на реку, особенно на закате. И акустика хорошая. Это важно! Музыкант во мне, конечно, сдох и воняет, но всё-таки никуда не делся.       Наконец я заехал в гараж и собрался было подняться наверх, в своё личное царство еды и сна, к легиону разномастных кактусов и вороху нотных тетрадей. Мысленно уже представлял, какие непотребства буду творить с холодильником, а затем с подушкой и одеялом. Но не тут-то было: в дверь кто-то робко поскрёбся.       И кого, скажите на милость, могло принести сюда в такую рань?       Как оказалось, парнишку-курьера. Который тоже явственно охренел и с времени, и с места. Едва я увидел букет в его руках, сразу захотелось этим шедевром флористики кого-нибудь отмудохать. Во-первых, терпеть не могу мертвые цветы. Во-вторых… нет, серьёзно? Опять?! Что за срань творится в прилизанной башке моего бывшего?       Отсыпал курьеру чаевых и отправил восвояси, а сам хмуро уставился на букет. Невольно ухмыльнулся — по части понтов Виктор превзошёл сам себя. Огненно-красные амариллисы сорта Гвар Брэйт. Самые редкие и ядовитые. А в придачу ещё и карточка с пафосной цитаткой — не то из «Алой книги», не то из ещё какого сборника сидских сказочек.       «Ибо даже в самом чёрном сердце может расцвести пламенный цветок истинной любви».       Это типа: «я мудак и не лечусь, зато люблю вас великою любовью»? Или скорее: «не говнись и прощай уже меня прекрасного»? Зная Виктора, скорее второе.       — Какая прелесть, — протянул я себе под нос. — Могло бы даже сработать, хм… но нет, вообще нисколечко.       Дорогущий веник улетел прямиком в мусорный бак. Я же с чувством выполненного долга отправился навстречу судьбе. То бишь завтраку и постельке.       Мысль о том, что букет может быть не от Виктора, мне даже в голову не приходила.