На моём пороге...

Когда я открыла глаза, на улице было ещё темно. Посмотрев на часы, поняла, что проснулась как раз вовремя и нужно идти готовить. Моя голова сейчас почему-то тяжелее любой грузовой машины, из-за чего мне было очень трудно встать с кровати. К счастью, я переборола себя. — Ты выглядишь плохо, Маринетт.- квами пролетела вокруг и остановилась напротив моего лица. — Не самый лучший комплимент, не находишь? — я посмеялась, спускаясь в ванную комнату на первом этаже. Пока я мылась, Тикки полетела осмотреть пекарню. Вода мягкими струйками стекала по уставшему телу, согревая каждую клеточку. Волосы намокли и начали прилипать к лицу, но я пальцами причесала их назад. Мысли приходили в порядок, непонятная каша, словно растворилась, оставив после себя приятную пустоту. Всё это так странно. Мне двадцать два, а такое ощущение, будто снова четырнадцать. Такая же неуклюжая и растерянная, как тогда. Я обернула полотенце вокруг тела и поплела в свою комнату. — Маринетт, — прилетела моя квами. — там всё чисто. — Спасибо тебе большое, Тикки. Что бы я без тебя делала? — она обняла меня, подлетев к щеке. Немного высушив волосы, отправилась вниз на кухню, творить шедевры. Несколько тёмных синих прядок всё же упало мне на лоб, поэтому пришлось заколоть их заколкой. Я включила свет на кухне, и принялась читать книгу рецептов. Сегодня у нас суббота, а это значит, что основным десертом будут маренги. Название переводится с французского как «поцелуй», и действительно, этот легкий и воздушный десерт из взбитых, с добавлением сахара, запеченных белков такой нежный, что напоминает легкое прикосновение губ любимого человека. А так как сегодня суббота — это значит, что большая часть парижан сейчас отдыхают вместе со своими любимыми и смогут полакомиться этими превосходными «поцелуями». Я достала несколько посудин, миксер, сахар и яйца. Так же достала кастрюлю, куда налила воды и поставила греться. Осмотрела венчик и всё миски, некоторые вытерла от воды. Тикки летала надо мной, с интересом глядя на то, как я принимаюсь за работу. — Маринетт, расскажи, пожалуйста, как ты делаешь это? — Что «это»? — усмехнулась я.— Маренги? Божья коровка кивнула, с ещё большим восхищением смотря на мои руки. — Ну, хорошо, расскажу, что знаю.- прочистила горло.— Меренги соло — десерт на любителя, хотя сам процесс приготовления похож на настоящее волшебство. Всего два ингредиента — белки и сахар, а в итоге получается настоящее пирожное, особенно когда с закарамелизированной, чуть потрескавшейся, хрустящей корочкой снаружи и мягкой, тянущейся, как патока, серединкой внутри, как всегда готовили родители. Меренги можно любить, можно не очень. Но научиться готовить их стоит — они входят в состав многих десертов в качестве мягких воздушных прослоек, запеченных хрустящих коржей и всяческих декоративных розочек, которые мы привыкли видеть на тортах в качестве съедобного украшения. — А как их готовить? — спросила Тикки. — На каждый белок нужно пятьдесят грамм мелкого сахара или сахарной пудры. Как ты уже поняла, нужно разделить белок от желтка,- я сделала так несколько раз, пока в миске не было нужного мне количества белка.- Но прежде чем взбивать их с сахаром — нужно нагреть. — Зачем? — совсем растерялась Тикки. — Тогда они легче взобьются и образуют более воздушную массу. Для того, чтобы нагреть белки, я поставила посуду с ними в кастрюлю, где уже была нагрета вода. Пока они впитывали тепло, я собрала миксер и приготовилась всыпать сахар. — И посуда для взбивания, и венчики должны быть идеально чистыми, без пятнышка жира. Можно на всякий случай протереть их лимонным соком и вытереть насухо. Мои же чистые. — Начинаем взбивать белки на низких оборотах,- миксер загудел на весь дом. — Когда они помутнеют и образуют крупную пену, нужно увеличить скорость и всыпать сахар — потихоньку, буквально по трети чайной ложки,- немного сахара утонуло в белках.- Не будем спешить: если сахар всыпать слишком быстро и не вымешивать как следует, меренги после выпечки могут опасть. Через минут пятнадцать мы взбили с Тикки тесто нужной консистенции. Кондитерским мешком на выстланный пергаментом противень я отсаживала маленькие маренги, а моя квами лопаткой разровняла их, чтобы они имели плоскую форму. В миске осталось немного белка, который ещё пригодится. Установила температуру в духовке на сто пятьдесят градусов и аккуратно поставила туда противень с десертом. — Ждём четыре-пять минут и установим духовку на шестьдесят градусов, так они ещё минут пятнадцать там пробудут. Наконец, маленькие лепёшки маренги были готовы. Аккуратно положив одну из них на тарелку, смазала её оставшимся белком, после чего сверху положила ещё одну лепёшку. Так мы повторили ещё несколько раз. Когда маленькие маренги были похожи на красивые цилиндрики, мы смазали их лимонным соком и украсили клюквой. — Маринетт, ты большая молодец! — подбодрила меня квами. — Это потому что ты моя помощница. Так мы продолжали делать разные десерты из меню, пока не наступило девять часов. С Тикки убрались на кухне, и я пошла протирать влажной тряпкой все пустые прилавки. Выстланные пергаментом корзинки для сладостей я поставила перед собой на стойку. На каждой из них висел маленький листочек с названием десерта. Так мы смогли разобраться, какая корзинка для какой сладости. После того, как положили всё, что напекли, я поставила их в стеклянные витрины, чтобы покупатели могли спокойно выбрать себе вкусняшку. Запах в пекарне витал невероятно сладкий, с лёгкой кислинкой от лимонного сока. И вот девять тридцать. Я в который раз перевернула надпись с «К сожалению, мы закрыты», на «Открыто! Добро пожаловать!». Пришлось подниматься наверх, чтобы одеться и надеть фартук. Пока я была наверху, я услышала звук колокольчиков и поспешила вниз. — Доброе утро! Рада приветствовать вас в пекарне Дюпен-Чен! — я и не успела договорить, как меня перебил звонкий детский голос. — Тётушка Мари! — глаза разширились, а сердце забилось с огромной скоростью. — Привет-привет, Маринетт,- сказала моя подруга.

      Аля Сёзер.

Я не видела её с выпускного и сказать, что она изменилась — ничего не сказать. Её недлинные темные волосы с рыжими кончиками были подстрижены под каре и очков не наблюдалось. Красивое лицо стало намного старше, о чём свидетельствуют небольшие скулы и мудрые яркие зелёные глаза. Она заметно вытянулась и была намного выше меня, хотя и я не была ростом в четыре фута. На её веках накрашены стрелки, которые делали из Али настоящую лисичку. Девушка, точнее уже женщина, посмотрела на своего возлюбленного, который держал на руках сына, и тот опустил малыша на пол. Хоть она и была в пальто, я всё же разглядела небольшой животик, где пряталось ещё одно маленькое чудо. Мальчик с тёмными шоколадными волосами и смуглой кожей побежал ко мне, хотя и видел первый раз. Или ему показывали фотки, не знаю. Я опустилась на коленки, открывая руки для объятий. Марк прямо в куртке, шапке, варишках и шарфе влетел в меня и обнял крепко-крепко, как умеют делать только дети — искренне и по-настоящему. По всему телу разлилось тепло, которое я помнила ещё со школы. Казалось, что мы уже не первый раз обнимаемся, ведь… Почему мне так хорошо? Мальчик ещё долго обнимал меня, пока я не поднялась вместе с ним на руках. Он держался за шею одной рукой, пока другой перебирал маленькими пальчиками мои волосы. Я и совсем забыла, что последний раз стриглась несколько лет назад, поэтому они свободно доставали мне ниже лопаток. Заколки, которые держали передние пряди, со звоном полетели на плитку. Теперь я была похожа на Самару из ужастика. — Ну, что ты делаешь? — устало спросила Аля, подходя ко мне. Она уже было хотела забрать из моих рук малыша, но он не поддался, а только сильнее обнял. — Я хочу быть с тётушкой Маринетт! — захныкал малыш. — Называй меня — Мари,- улыбнулась ему, попутно целуя в маленькую щёчку. Нино смеялся, в то время, как его возлюбленная грозно смотрела на бедного мальчика. Он рывком снял свою красную шапочку и с вместе с ней в ручке обвил мою шею. — Ей тяжело, Марк! Она же девочка! — сказала та, опуская свои руки. — Не хочу! — Нет, Марк, это уже не шутки,- Нино подошёл к нам и взял себе на руки мальчика.- Ей и правда тяжело. — Да что вы, совсем нет… Аля подмигнула мне, чтобы я подыграла. Стало как-то неловко, но я всё же показала, будто у меня болят руки — то тёрла их, поглаживала с грустным лицом. Мальчик тут же извинился и виновато прикрыл рот рукой. Лейф сделал строгое лицо, хотя в его глазах блистала гордость за своего ребёнка. Ему всего четыре, а он уже знает, как и когда нужно извиниться. Я в шоке. Пока маленький Марк разглядывал новогодние украшения в пекарне, я смогла снова заколоть передние пряди заколкой. Нет, чёлка уже давно отросла, просто осталась привычка закалывать мешающие пряди. Как это делал Адриан. — Малыш, хочешь что-нибудь скушать? — немного нагнулась к нему.— Смотри какие у меня тут сладости есть. Выбирай любую. Он приоткрыл рот в шоке и подбежал к витрине, припадая к той щеками и ладонями. Марк засмеялся на своё странное отражение, но продолжал разглядывать полную еды витрину. Всё здесь красивое благодаря Тикки, ведь это она, в основном, занималась украшением. Её маленькие ручки легко справлялись с самыми мелкими деталями на креме или взбитых сливках, так же ей было удобно размещать маленькие фрукты, или их кусочки, на поверхности десерта. К моему великому удивлению, квами делала это очень умело, словно занималась подобным несколько столетий. Аля подошла ко мне и очень крепко обняла. Я почувствовала тот самый запах духов, который когда-то мечтательно обсуждал со мной Нино, пока никто не слышал. Было до боли приятно обнимать её, пока в голове пронеслись миллионы наших воспоминаний. Наши обиды, победы, шутки, подколы, слёзы… Всё это было трудно вспомнить после стольких лет совершенно без эмоций. По щеке побежала слеза радости. Я смеялась и позволяла нескольким каплям течь по щекам, словно умалишённая, но было всё равно. — Только не плачь, а то я тоже начну,- сказала Сёзер, прежде чем мягко и медленно отстранилась. Я вытерла солёные мокрые дорожки с кожи и улыбнулась. Это была первая самая искренняя улыбка за всё прошедшее время. Сердце радостно стучало в груди, согревая своим теплом всё тело и душу. — Я скучала,- произнесла Аля, вытирая уголки глаз. — И я. — Мама, папа! Я хочу вот это! Оно выглядит вкусно! — Марк тыкнул пальчиком прямо в эклер, вызывая у меня лёгкий смешок от его неправильной дикции из-за маленького возраста. — А как оно называется знаешь? — спросила я. — Нет. — Этот десерт — эклер. Оно очень-очень вкусное. — Честно? — воодушевился тот. — Клянусь мизинчиком,- я потянула ладонь малышу с загнутыми пальцами, кроме мизинца. Он ответил на жест и мы пожались мизинцами, что означало нашу связь через клятву. Теперь либо ему и правда нравится эклер, либо я отрезаю свой палец. Да-да, вот такая жестокая клятва, хотя Марк об этом не знает, и пусть. — Икле-е-ер,- мечтательно неправильно произнёс он. — Эклер, солнышко,- засмеялась Аля, усаживая его на высокий стул перед стойкой у окна. Из него открывался шикарный вид на усыпанные снегом улочки Парижа. Эта ранняя атмосфера ужасно мне нравилась. Она укутывала своей загадочностью и открытостью одновременно. Видишь снег и знаешь, что он холодный, но ты не ощущаешь его на своих руках, стоя в тёплой и уютной пекарне. Видишь человека, который куда-то спешит, но ты не знаешь, что за эмоции он испытывает в данный момент. Видишь уличный фонарь и знаешь, что он будет гореть с наступлением темноты, но ты не видишь этой темноты снежным и морозным утром. Мы просидели в пекарне ещё некоторое время. Марк уплетал свой эклер, который, кстати, ему очень понравился. Я сделала чай двум влюблённым, мы провели за разговорами примерно час. Потом они сослались на дела в городе и вынуждены были уйти, но пообещали, что ещё заглянут перед отъездом в Лелль. Мальчик ужасно расстроился и не хотел уходить, но я пообщала ему много-много эклеров, если он не будет плакать, и будет слушаться маму и папу. Он послушно вытер глазки и пошагал с папой за ручку. Они ушли, а я грустно выдохнула. — Не кисни, Мари. Всё же хорошо. — Даже слишком,- усмехнулась я, падая лицом в свои ладони. Мне двадцать два года. Я столько перенесла за эту короткую жизнь, что радоваться мелочам — стало привычкой. Ну, да, верно. Радоваться мелочи по имени Марк Лейф и холодному зимнему утру в самом сердце Парижа.