И однажды... все изменилось...

Когда Эмма не вернулась домой, Румпельштильцхен лишь печально вздохнул, понимая, что девушка осталась с матерью, и в принципе даже не удивившись этому. Зная, что сегодня уже не уснет, он, налив себе виски, пришел в комнату девушки, и сев на кровать в очередной раз взял проклятущую книгу в руки. Хотя, бездумно листая страницы, его мысли были далеки от их содержимого. Его чересчур длинная жизнь всегда полна странностей и чудес, даже по меркам Заколдованного леса, но вот ситуация, в которой он оказался сейчас, была более чем невероятной и запутанной. Он влюбился в бывшую девушку своего сына, которая носит его внука. Плести интриги, строить заговоры, заключать сделки… Все это было куда проще, чем это… Тяжко вздохнув и допив оставшийся в бокале глоток алкоголя, он, с трудом подавив порыв налить себе еще, положил книгу на место. Несмотря на желание напиться и хотя бы ненадолго забыть обо всем, он не хотел завтра мучатся с похмелья, твердо намериваясь отправится за Эммой в квартиру ее матери и поговорить. Но около трех ночи, когда он все же придремал на диване в гостиной, его разбудил звонок телефона. С каким-то дурным предчувствием, Румпельштильцхен подошел к телефону, и снял трубку. — Алло? — Голд! — воскликнул никто иной, как шериф этого проклятого города в трубку. — Ты должен срочно приехать в больницу! От ноток испуга и срочности, прозвучавших в голосе Охотника, у него на миг перехватило дыхание. Ему и спрашивать было не нужно «почему» или «зачем». Эмма… — Что с ней? — резко спросил Румпельштильцхен, чувствуя, как сердце в груди начинало стучать все сильнее и сильнее. Я ведь только на пару часов ее с матерью оставил… — Ну?! Чего ты молчишь, Охотник? — рявкнул он, когда на том конце повисло молчание. — Реджина, — еле слышно выдохнул в трубку тот. — Она сделала свой ход. Услышав имя ведьмы, он облокотился на тумбочку, на которой стоял телефон, и прислонился лбом к прохладному дереву стены. — Что она сделала? — сипло спросил Румпельштильцхен, прикрыв глаза. — Натравила на Эмму какую-то тварь, — сказал шериф и понизив голос, добавил: — Судя по всему, притащенную сюда из Заколдованного леса. Мэри Маргарет с неохотой мне ее описала, — и тихо усмехнувшись, закончил: — Что впрочем и неудивительно. Трехглавых змеюк с золотисто-зеленой шкурой в несколько метров длинной здесь уж точно не водится. Вот с*ка! — В Заколдованном лесу тоже. Эта дрянь из Аграбы, — с трудом выдавил из себя Румпельштильцхен, ощущая, как внутри все похолодело. Яд этой змеи убивает за секунду, что прекрасно прочувствовал на себе отец Белоснежки в свои последние мгновения. «Но, — попытался себя успокоить он. — раз Охотник из больницы звонит, то значит, что Эмма все еще жива, а этот яд здесь действует медленнее». Заранее обреченная на провал попытка себя успокоить с треском провалилась. Выдавив из себя краткое «Сейчас буду», он бросил трубку. К счастью, он уснул прямо в рубашке и брюках, поэтому по пути схватив пальто, он быстро вышел за дверь. Улицы были в этот час пусты, поэтому не прошло и пяти минут, как он уже был в больнице. Ворвавшись в приемный покой, пугая по пути одним своим присутствием медсестер, Румпельштильцхен стал искать глазами шерифа. В общем-то долго искать не пришлось. Тот стоял неподалеку от дверей, ведущей в отделение неотложки, приобняв рыдающую навзрыд Мэри Маргарет, одетую в одно лишь серое пальто, поверх довольно нелепой голубой пижамы. Заметив его, бледный как полотно Охотник усадил безутешную учительницу и дав ей, судя по всему, уже не первый платок, он подошел к нему. — Голд… — тихо сказал он вместо приветствия. — Где она? — тут же спросил Румпельштильцхен сквозь зубы, стараясь не думать о худшем. Получалось у него откровенного говоря плохо. По пути сюда, он все пытался придумать, как создать противоядие, но как не ломал голову, прекрасно понимал, что без магии у него ничего не выйдет. У него в лавке есть все, что нужно, чтобы его сделать, но сейчас, это лишь бесполезные коренья, травки и прочие эссенции, которые не будут взаимодействовать без магической составляющей. — Ее увезли… — сглотнув ответил тот, поглядывая в сторону Белоснежки. — Вы, кажется, узнали, кто Эмму покусал, и противоядие… Румпельштильцхен стиснул челюсть, и холодно закончил за Охотника: — …можно сделать только с помощью магии. И то нужно время, а с учетом того, что от этого яда в принципе дольше пары минут не живут… До конца договорить ему не дал ком, вставший от перспективы потерять Эмму и… и внука, у него в горле. — А… а если… — заикаясь начал Охотник, и вздохнув все же договорил: — …принцесса умрет, мы… Румпельштильцхен прикрыл глаза, и сжав переносицу кивнул. — …То мы скорее всего все забудем и навечно застрянем здесь, — и уже тише, повесив плечи и голову, безнадежно добавил: — Может оно и к лучшему… Возможно, это эгоистично, но от знания, что есть, пусть маленькая, но вероятность, что воспоминания о двойной потери, которую он скорее всего к рассвету понесет, исчезнут, принесло ему небольшое утешение. Ибо он неуверен, что конкретно эту боль и утрату сможет пережить. Но если этого не случится, он с удивительно твердой уверенностью понял, что следующий рассвет не намерен встречать. В этом мире он не бессмертен, так что умереть труда не составит. Никогда еще мысли о своей смерти не вызывали в нем облегчения. Обычно, это его до ужаса пугало, но в данный момент, он осознал, что это больше его не волнует, что поразительно с его-то послужным списком неудач, совершенных как раз таки по причине трусости, а даже радует, ведь без Эммы… Что он будет без нее делать? А ее мальчик?.. Его внук? Как он будет жить, зная, что этот маленький ни в чем неповинный мальчик… Мальчик Бейя, его мальчик, умер так и не сделав первого вздоха, а он уже давно отживший свое старик продолжает топтать землю? Нет. Этого не будет. — …ну хоть он жить будет, — безрадостно пробормотал тем временем шериф, и устало вздохнул. Посчитав, что Темный не понял о чем он, Охотник уточнил: — Ребенок… Эммы. Когда за ней приехала скорая, у нее воды отошли, и ее срочно доставили в родильное отделение. Прежде чем потерять сознание, она сказала, чтобы спасали ребенка… — Кто бы сомневался… — пробормотал Румпельштильцхен на секунду приподняв угол губ. Дитя всегда превыше всего. А уж для Эммы тем более… Спасительница… Охотник покачал головой, и посверлив стену, вновь повернулся к Темному. — Неужели и впрямь ничего нельзя сделать?.. — спросил он, не обращая внимания насколько жалко и отчаянно звучит его голос. — Она же вам дорога… Румпельштильцхен сердито фыркнул. — Ты и представить себе не можешь!.. Да и стоял бы я сейчас здесь!.. — гневно рыкнул он. — Но ты разве меня не слышал? Даже если Эмма переживет роды, которые и без того окажут сильный стресс на ее организм, способствуя более быстрому распространению яда, мне все равно нужна магия, чтобы создать для нее противоядие, как и, возможно, для ее ребенка, если яд все же успел попасть мальчику в кровь. А ее здесь нет! На последних словах, он с трудом сдержался от крика. Ему и без нытья Охотника хотелось забиться в угол от бессилия и заскулить похлеще Красной шапки в ее звериной форме, так что ему только шерифа и не… Хм-м-м. Прищурившись, он внимательно посмотрел на Охотника. Ему в голову вдруг пришла одна идея. Рисковая, но, а вдруг?.. Сила проклятия ведь достаточно сильно ослабла, и раз уж Реджине удалось пробудить змея, хоть и не в полную силу, то возможно ее «подружка» тоже проснулась… А если так… — Охотник, — серьезно сказал Румпельштильцхен, обхватив рукоять трости обеими руками, и наклонившись вперед. — Если я, предположим, скажу, что есть все же небольшой шанс частично принести магию в город, и создать противоядие, чтобы ты на это сказал?.. Шериф сложил руки на груди, и не колеблясь ответил: — Я бы спросил: Что мне нужно для этого сделать?… — Уверен? — уточняющие спросил Румпельштильцхен, стараясь не обращать внимания на растущую в груди надежду. — Даже если для этого придется сразится, скажем… с драконом?.. Глаза Охотника широко распахнулись. — Только не говорите мне… — неверяще начал он. — Под библиотекой, — утверждающе кивнув, закончил Румпельштильцхен. Шериф обреченно застонал, и потер глаза. — Ладно, — набравшись решимости сказал он, опустив руки и сжав кулаки. — Дракон. Чудно. Но как это Эмме-то поможет? Усмехнувшись, Румпельштильцхен почувствовал небольшую искру пресловутого света в конце туннеля, сказал: — Зелье Истинной Любви. — Зелье Истинной Любви? — подняв брови повторил Охотник. — А такое что, есть? — Есть, — утвердительно сказал Темный. — Я сварил его из волос Прекрасного и Белоснежки, и немного оставил на «черный день». Благодаря ему, я могу вернуть, отчасти, магию в город. — Хорошо, — кивнул Охотник, не желая вдаваться в подробности. Главное спасти принцессу и ее сына, а остальное может подождать. — А дракон здесь причем? — Оу, — протянул Румпельштильцхен. — То не простой дракон, а бесценная подружка Ее Злобного Величества… — Малефисента, — сразу поняв про кого говорит Темный, с кивком закончил Охотник. Уж про эту «подружку» Реджины он слыхивал, пока служил у ведьмы, лишившись сердца. — Да, — кивнув сказал Румпельштильцхен. — Я знал, что уж ее-то Реджина точно притащит за собой и спрятал, не без помощи Прекрасного, зелье в ней. — В ней? — думая, что ослышался уточнил Охотник. Темный только кивнул. Охотник пожевал губу, и кинув взгляд на все еще глотающую слезы Белоснежку, а потом на часы, которые показывали, что с тех пор, как Эмму забрали в родильный зал прошло уже больше сорока минут, решительно кивнул, и твердо произнес: — Понятно. Как мне попасть к королеве-дракону? Румпельштильцхен с облегчением выдохнул и начал рассказывать шерифу, как ему попасть в логово, а точнее тюрьму Малефисенты.

***

Отправив Охотника с подробными инструкциями в библиотеку, и условившись с шерифом встретится около въезда в город через час, Румпельштильцхен остался пока в больнице с тревогой и ужасом ожидая вестей о Эмме и малыше. Спустя десять минут напряженного молчания, нарушаемое лишь свойственной приемному покою суетой, которую он слышал словно сквозь вату, и редких всхлипов от Белоснежки, Румпельштильцхен все же присел на один из стульев, ощутив судорогу в бедре. — Э-эт-то м-моя в-вина, — вдруг рядом с ним пробормотала Мэри Маргарет. Он устало вздохнул, и прислонившись затылком к стене, тихо сказал: — Да не ваша это вина, мисс Бланшар. Да и что бы вы могли сделать?.. Та вновь всхлипнула. — В-все р-равно. Я с-себя н-не прощу, е-ес-сли… Закончить она не смогла, опять разрыдавшись. Как я тебя понимаю, Белоснежка… Внезапно двустворчатые двери открылись и к ним вышел низкорослый доктор, судя по бейджу, Уильямс*, в котором Румпельштильцхен опознал одного из гномов, Доком его, кажется, кликали. Скинув с себя возникшие чувство дежавю, он встал и подошел к нему, вместе с подскочившей учительницей, которая словно призрак зависла за его правым плечом. — Как Эмма? — тут же воскликнула Мэри Маргарет. — О, мисс Бланшар, — удивленно сказал доктор Уильямс, и нахмурившись добавил: — Извините, но информацию о здоровье своей пациентке я могу разгласить только родственникам или шерифу, и… Румпельштильцхен прикрыл глаза и подавил вспышку злости. Этот персонаж не Вейл, угрозы ему только оттянут драгоценное время, а как себя чувствует Эмма, он хотел знать сейчас. К тому же ему уже нужно отправляться на встречу с Охотником, так что… — Шерифа здесь нет, как и родственников у мисс Свон, — сквозь зубы выдавил он. — И в данной ситуации, я думаю, что факт того, что ребенок, которого она носит мой внук, делает меня достаточно… близким к мисс Свон человеком. Поэтому, я хотел бы узнать, как она себя чувствует, жив ли ребенок. И знать я это хочу сейчас же. Челюсть Мэри Маргарет, как и врача стали стремительно торопится на встречу с полом. — Ваш… внук?.. — просипела учительница, удивленно хлопая глазами. Румпельштильцхен мысленно застонал. — Доктор! — рявкнул он, игнорируя Мэри Маргарет, решив отложить разборки до того момента, когда она все вспомнит, и на пару с муженьком непременно устроит скандал на предмет того, что он не только встречается с их дочерью, но и того что у них общий внук. Тот похлопал глазами, и проглотив свое изумление оттого, что у самого страшного человека в их городе не только, судя по всему, есть сын, но и внук. Чьему рождению, бедный доктор, кстати, способствовал. — Д-да, к-конечно, — пролепетал он, и сняв с носа очки, начал их протирать. Решив, что мистеру Голду важнее информация о ребенке, с нее он и начал. — Д-девушка была слишком слаба, и так как мы еще не выяснили, что за змея ее укусила, было решено сделать кесарево. Операция прошло в общем-то удачно, по крайне мере, для мальчика. Яд не успел ему сильно навредить. Ну, мы так думаем, ведь точное действия его нам неизвестно. Пока он чувствует себя хорошо, но мы будем держать его под пристальным наблюдением… — Но сейчас с ним все хорошо? — вновь вмешалась Мэри Маргарет, теребя платок в руках. Доктор кивнул. — Мы будем наблюдать за ним, но да, сейчас малыш в порядке. — А Эмма? — спросил Румпельштильцхен, у которого немного отлегло от сердца от знания, что с его внуком, все, по крайней мере пока, было в порядке. — Как она? Немного помолчав, доктор уже печальнее сказал: — С девушкой все сложнее. Как я уже сказал, что за яд был впрыснут в ее систему нам неизвестен, поэтому антидот мы дать ей не можем, да и укус неустановленной, но явно ядовитой змеи, на моей практике случай первый, и поэтому мы можем лишь купировать симптомы, а не устранить их источник. К счастью, яд не влияет на свертываемость крови, почему мы и смогли провести операцию, но ее температура опасно колеблется, то падая, то поднимаясь, к тому же… — Что? — резко сказал, и без того побледневший от произнесенных доктором слов, Румпельштильцхен. Его бедное сердце вновь забилось, как сумасшедшие, отчего кровь прилила к виска, удаваясь болезненным пульсом в голове и темными пятнами в глазах. Доктор помялся, и немного съежившись от его потемневшего взгляда, добавил: — Под конец операции состояние резко ухудшилось, и… и она перестала сама дышать, и мы были вынуждены подключить её к искусственной вентиляции легких. Пока все показатели мисс Свон, к моему сожалению, лишь ухудшаются, и если мы не сможем подобрать антидот, то… — Она умрет, — оцепеневшим голосом закончил Румпельштильцхен, чувствуя, как его сердце резко остановило свой сумасшедший бег и, ухнув куда-то вниз, разлетелось на тысячи черных осколков. * — я не нашла имени гнома Дока, которое он носил, находясь под проклятием. Так что это мой личный полет фантазии.