Они всегда были друзьями

Когда Джозеф просыпается, он не может понять, почему под боком так тепло и уютно, почему на нем все ещё есть одеяло (Джозеф в последнее время из-за кошмаров постоянно вертелся, как уж на сковородке, поэтому одеяло неизменно оказывалось на полу) и почему, черт возьми, рядом настолько знакомая блондинистая макушка. Что они с Цезарем вчера делали.? Воспоминания постепенно начинают возвращаться. Ага, очередной взрыв… Точно, они решили переждать все вне острова! Цезарь, конечно, не признает, но он тоже задолбался от этих тренировок, Джозеф в этом уверен. Так что сегодня они днем прогуляются по Венеции, а ночью как следует осмотрят место взрыва и, возможно даже, определят следующее! Осталась только одна вещь — дождаться, пока Цезарь проснется… Джозеф впервые просыпается раньше него и даже удивляется этому. Наверное, Цезарь вчера просто слишком устал… И ведь действительно — на него столько свалилось вчера. Чуть не свалилась куча камней, потом ещё Джозеф над ним подшутил… Джозеф вздыхает. Да, определенно, им нужно с этим как можно скорее разобраться. А пока Цезарь не проснется — у него есть время даже подумать о нужных словах. Если Цезарь не даст ему отворот-поворот как вчера. Это было… достаточно неловко и странно. Джозеф ставит себя на место Цезаря и понимает, что ему в любом случае хотелось бы поговорить. Или нет. Джозеф, честно говоря, вдруг запутался. Первая его влюбленность была девушкой своеобразной, и он, прежде чем признаться в симпатии, прокрутил в голове миллион вариантов её ответов. Она была единственным человеком, которого Джозеф практически и не мог прочитать. Впрочем, сейчас бы смог — Джозеф вдруг понимает, что её слова были, в целом, ожидаемы. Так, нет, он снова отвлекается. Оказывается, когда заставляешь себя думать о чем-то, в голову лезут мысли о чем угодно, но не об этом! И почему все так сложно? Он устало трет виски, смотря за окно. Что-то в районе полудня. Да, Цезарь действительно разоспался. Уснул ли он сразу вообще? А что, если Цезарь вертелся до утра и не мог уснуть? До этого почти не задумавшемуся о чужих чувствах Джозефу (кроме бабули Эрины и дяди Спидвагона, разумеется) странно ловить себя на подобных мыслях. С другой стороны, Цезарь стал ему довольно близок даже за такой короткий срок. А Цезарь, оказывается, очень красивый, особенно когда не язвит и не насмехается над ним. Светлые волосы, немного даже необычные черты лица, и эти пятна у него на лице… Цезарь, помнится, взбесился, когда Джозеф попытался над этой его особенностью пошутить. Вслух этого Джозеф, конечно, не признает, но эти… кажется, родинки, ему очень даже нравятся. Это делает Цезаря… Цезарем, а не кем-либо ещё. Джозеф вдруг осознает, что уже не первый раз ловит себя на подобных мыслях. Не мог же он настолько привязаться к Цезарю? Не в дружеском плане? Нет, нет, такого точно быть не могло. Мысли о Сьюзи Кью немного отрезвляют, и Джозеф выдыхает. Если бы он оказался нетрадиционной ориентации или вроде того, как таковой проблемой это бы не стало, вовсе нет. Проблемой стало бы то, что его «объектом воздыхания» был бы Цезарь, мать его, Цеппели! Проблемой являлся даже не конкретный человек, а его… Характер? Привычки? Джозеф не мог сильно верить чувствам «Казановы», как бы он ни старался. Он мог доверить Цезарю свою жизнь, но не это. Как бы хорошо Джозеф не читал людей, в любви он смыслил не очень-то и много и не мог понять, где чувства искренни, а когда человек просто хочет поиграть. — И долго ещё ты будешь на меня пялиться, idiota? — Джозеф вздрагивает от хмурого голоса друга и чуть не падает с кровати. — Я, конечно, понимаю, что я красавец, но все-таки, будь любезен, прекрати рассматривать меня так, будто видишь впервые в жизни. — Д-да я просто… Задумался… — Джозеф сразу же начинает оправдываться, вдруг понимая кое-что. — И давно ты не спишь?! — Вообще-то, я проснулся ещё… я бы сказал, часов в восемь утра. А потом… ну… я очень долго моргнул? Джозеф не выдерживает и широко улыбается. Вообще-то, это в его стиле — очень долго моргать, пропускать начало тренировки, а потом получать от Лизы Лизы и Цезаря. Джозеф вдруг чувствует, что напряжение, преследовавшее его довольно долго, слегка спадает. Цезарь на него не злится, хотя в его стиле было бы закрыться от Джозефа ещё больше. И почему?.. — А какой у нас вообще план? Я голодный, вообще-то! — Ох, ДжоДжо… Ладно, хрен с ним, я бы тоже перекусил, — конечно, Цезарь не признает, что он голодный из-за своего упрямства, мол, я куда выносливее, чем ты и могу дольше продержаться без еды, только вот энергия на ночь ему нужна (кто знает, что их там ждет), да и на день тоже… Он ведь вознамерился показать Джозефу Венецию, так? — Тогда нам обязательно нужно позавтракать! Погнали, Цезарино, иначе я либо начну жевать кровать, либо тебя, — Джозеф невольно фыркает даже от подобного заявления. — Я на сто процентов уверен, что вы, итальяшки, невкусные, но, так и быть, если ты не покормишь меня, согласен попробовать. — Наглость — второе счастье, да, ДжоДжо? — Цезарь потягивается, а после лишь поправляет перышки-заколки. — Хотя в твоем случае оно счастье первое. И только попробуй пошутить про то, что первое — ты, я тебе точно врежу. — Но что я сделаю с тем, что я действительно первое счастье? — Джозеф нагло улыбается и в ту же секунду получает по голове подушкой. Они пытаются побить друг друга подушками (и каждый, разумеется, считает, что он почти выиграл), пока владелец мотеля (почему он вообще ходит по номерам, а не тот, кто сидит на ресепшене или типа того?) не заходит в их номер и не говорит, что им нужно ещё прибраться, а они должны были выселиться ещё полчаса назад. // Сидя в какой-то в кафешке и пытаясь наспех проглотить пиццу (нет, Джозефу она нравится, но его голова сейчас забита совсем другим), Джостар снова рассматривает Цезаря. Тот пьет кофе с таким видом, будто если на город нападут пиллармены с Карсом во главе, Цезарь пойдет биться только когда допьет кофе. И пусть весь мир подождет. — Снова пялишься, — Цезарь вздыхает, отпивает из чашки ещё немного и изучающе смотрит на Джозефа. — Для чего? — И этот же человек говорит девушкам такие комплименты, что они готовы влюбиться в тебя с первого взгляда! Не пялюсь, Цезарино, а рассматриваю. — Пялишься. Джозеф вдруг замечает, что у них так почти во всем. Что бы ни сказал Джозеф — Цезарю надо с этим поспорить, да и Джозеф от него не отстает… Один раз это привело к гораздо более трагическим последствиям, и Джозеф прикусывает губу. Повторения той ситуации, конечно, не хотелось. В конечном итоге, Цезарь с трудом выжил тогда. А что если…? Нет. История сослагательного наклонения не терпит. Все закончилось хорошо, верно? Точнее, ещё не закончилось, но ход у этой истории получился, практически, наилучший. А закончится все точно хорошо! Точно, надо бы бабуле Эрине позвонить, она волнуется… — Пялюсь так пялюсь. Ты, может… — Джозеф чуть было не говорит «красивый», но тут же прикусывает себя за губу. Во-первых, что за фигня? Во-вторых, Джозеф впервые в жизни не хочется играть с чужими чувствами. Он где-то слышал, что любовь проходит. Так вот в его силах сделать так, чтобы они остались друзьями. Цезарь… хороший друг. — Замечательный? Прекрасный? Великолепный? Да, Джозеф, ты абсолютно прав, — Цезарь подмигивает какой-то девушке-официантке, а после возвращается взглядом к Джостару. — Я удивлен, что твои мозги хоть иногда могут выдать что-нибудь по-настоящему адекватное! Я хотел сказать, что ты петух! — Тогда ты индюк. Весьма громкое и суетливое животное. И я сейчас не про индюка. — Ах ты… // Их спор потасовкой так и не заканчивается. Джозеф мог бы легко вывести Цезаря из себя одним своим «следующее, что ты скажешь», но не делает этого по двум причинам. Первая — им ещё вместе тренироваться, обыскивать место преступления и далее по списку. Вторая… Он просто не хочет сейчас этого делать, вот и все, чего привязались? Цезарь допивает наконец свой чертов кофе, Джозеф доедает последний кусок пиццы, Цезарь оставляет нужную сумму в счету, и они уходят. Куда они сейчас пойдут — Джозеф и понятия не имеет. Возможно, у Цезаря и есть какой-нибудь план… — Я вот что все думаю, — Цезарь подает голос неожиданно, они не успели даже от кафешки отойти. — Если это действительно Карс и Вамм, то почему они не действуют в открытую? Взрывы, загадки непонятные… Ты бы сразился с ними — и все! — Запугивают мирное население? Оттягивают время до полного восстановления ЭйСиДиСи? Если, конечно, он действительно восстанавливается. Что думаешь? Цезарь тот день помнил прекрасно, как и свое волнение за Джозефа, когда увидел, что с ним сражается чертов пиллармен. Хотел было даже бежать помогать, но голос разума пересилил, поэтому он отправился на защиту Лизы Лизы и красного камня Эйши. Впрочем, это так и не помогло… А впрочем, какая разница? Камень сейчас не у людей из колонн, поэтому им остается только ждать. Другое дело — что восстановиться после того, как ты сгорел на Солнце, довольно проблематично. Цезарь никогда не сгорал прям до костей и мозгов, но подозревает, что приятного в этом мало. И тут никакие врачи и Хамон не поможет. — Возможно, ты и прав… — Цезарь тянет задумчиво, доставая сигарету из пачки, тут же закуривая. Джозеф морщится — ему никогда не нравилась эта дурацкая привычка что Лизы Лизы, что Цезаря. — К тому же, вряд ли они отступили бы так просто. Четыре тысячи… или пять тысяч лет они провели в камне? Или сколько? Я не запомнил, — Джозеф раздраженно отмахивается словно от надоедливой мухи. — Так что я просто уверен, что это они! И у них есть план… Честно говоря, пока что у меня никаких идей по поводу того, чего от них стоит ожидать. — Забей, — вдруг серьезно говорит Цезарь, и Джозеф замирает. — Если ты будешь думать об этом постоянно, ты так или иначе сойдешь с ума. Сегодня забей и расслабься, а я проведу тебе небольшую экскурсию по Венеции. Тут есть много чего, что ты обязательно должен увидеть, чтобы хоть как-то восполнить пробелы в твоей образованности. Цезарь, Цезарь. Вечно пытается скрыться за своими вечными подколками, и Джозеф прыскает. Ладно, хрен с ним, пока что он не будет ничего отвечать, а уж потом… Да он, может, поболее об этой Венеции знает, что гордый Цеппели (все же, бабуля Эрина старалась, чтобы у внука было самое лучшее образование. Во всяком случае, в теории) // — Ты вообще как к искусству относишься? — Цезарь склоняет голову вбок. — Мы можем наведаться в храм Сан-Марк. Или, к примеру, сходить на площадь… тоже Сан-Марка… Или, вот, например, есть мост… — Тоже Сан-Марка? — Джозеф спрашивает лукаво, а после пожимает плечами. — Не знаю. Мне не слишком нравится архитектура и все в этом роде. Бабуля Эрина раньше часто водила меня по музеям, и все такое… Мне были интересно места сражений, как стояли войска перед началом битвы… Я тебе, кажется, не рассказывал, но меня всегда привлекала военная тематика. А уж наблюдать за гениальными военными ходами различных полководцев, было ещё круче. Цезарь заинтересованно уставляется на Джозефа. Да, он сейчас, конечно, пялится, прямо как Джозеф, но сейчас этот человек открывался ему… с немного иной стороны. Если так подумать, они даже и не знают друг друга практически. Все тренировки да тренировки. Нет, Цезарь, конечно, знал, например характер Джозефа (более или менее, наверное…), поэтому он ему и понравился, но серьезные увлечения? Нет, такого не было. — Как же жарко, — Джозеф вдруг продолжает свой монолог, вздыхая. — Вы как тут вообще живете? Тут слишком жарко даже для лета! В Англии таких дней было не слишком много, а тут почти каждый день. Цезарь вздрагивает. Снова этот Джостар умудряется испортить момент. Придуманный тобой же, напоминает себе в голове Цезарь, а после насмешливо глядит на друга. — И именно потому, что тебе БЕЗУМНО жарко, ты и напялил свой дурацкий шарф. И сними ты уже с себя эту черную майку, в черном только жарче, даже если это всего лишь майка. — Эй! Он вовсе не дурацкий! Во всяком случае, я не выгляжу, как павлин, пытающийся выеживаться перед самочкой, — вот тут-то Джозеф возмущен до глубины души. Цезарь качает головой, хочет было ответить что-то колкое, а потом вдруг хитро смотрит в сторону. Да… идея определенно хороша. Он вдруг хватает Джозефа за руку и тянет за собой в воду. Тут вроде бы относительно чисто, все-таки корабли тут редко ходят. Тут, вроде, даже купаются иногда… — Тебе, кажется, было жарко? — спрашивает с улыбкой? Довольно выдыхая. Да, его одежда мокрая, а сам он выглядит как мокрая облезлая кошка, но шок и непонимание на лице Джозефа того стоило, однозначно. К тому же, из-за пресловутой жары все должно довольно быстро высохнуть. — Ты идиот, Цезарь Цеппели! — сразу же вскидывается, пытается брызгаться, а Цезарь лишь расслабленно смеется и отплывает подальше. И угораздило же влюбиться в идиота… Ни до одной достопримечательности они днем так и не доходят. Впрочем, и вечером тоже.