Rudie can't fail

Плечо у Микки болит, как сука. Взглянув на Йена, он пытается украдкой растереть больное место, чтобы тот не заметил. Завтра он будет весь в синяках, это точно. Йен сидит в ванне, вытянув длинные ноги, упершись стопами в стену и устремив взгляд в потолок. Он игнорировал Микки последние десять минут, с тех пор как Микки перестал пытаться силой открыть дверь, а Йен перестал пытаться быть услышанным из-за музыки и шума внизу. Они догадываются, что застрянут здесь на всю ночь. — Да пошло оно все, — бормочет Микки и встает с пола, подняв брови, когда Йен наконец снова смотрит на него. — Мне все равно надо отлить, чувак. Йен стонет и кривится, прежде чем схватиться за душевую занавеску и неловко потянуть ее, чтобы создать что-то вроде барьера между ними. Усмехнувшись, Микки качает головой и поворачивается к нему спиной, расстегивая молнию и бесцеремонно вынимая член, намереваясь, наконец, заняться своим давно назревшим делом и облегчиться. Стряхнув, он бросает быстрый взгляд через плечо на тихо колышущуюся занавеску для душа. — Господи, Галлагер, — говорит он и ухмыляется, спуская воду в унитазе и подходя к раковине, чтобы вымыть руки, — ты чертовски смешной, ты это знаешь? — Извини, что я не намерен болтаться рядом, пока ты мочишься, Микки, — огрызается Йен из-за занавески, — ты хочешь, чтобы я подержал твой член в следующий раз? — Как будто будет следующий раз, — вздыхает Микки и опускает крышку унитаза, чтобы сесть, — застрять здесь без гребаной выпивки. Он слышит, как Йен что-то бормочет, но не может разобрать слов. Это, вероятно, что-то лестное и милое о вашем покорном слуге. — И это не то, о чем я говорю, — продолжает Микки. Он знает, что прямо сейчас ему, вероятно, не стоит совать свой нос в шестифутовое осиное гнездо за занавеской, но ничего не может с собой поделать. Он сходил с ума, сидя в тишине. Прикусив губу, он воспринимает угрюмое молчание Йена как разрешение высказаться. — Я говорю о фишке с Девой Марией, которую ты провернул с качком внизу, — говорит он и ухмыляется, когда слышит, как Йен слегка шевелится в ванне, — что это было, а? Его заводит невинность и чистота или что-то в этом роде, так что ты должен лгать, чтобы добиться своего? — Заткнись нахуй, Микки, — вздыхает Йен. Неутешительно, но по крайней мере он говорит. — Не-а, — Микки цокает языком и откидывается на спинку неудобного фарфорового сиденья. — Спасибо, но и не подумаю. — Господи, убей меня сейчас же. — Ты должен поблагодарить меня, — решает Микки, — я, вероятно, спас тебя от действительно разочаровывающих пяти минут. Природа наверняка отыгралась на твоем звездном мальчике? — Мой первый раз, — бормочет Йен, как будто он больше не разговаривает с Микки, — а вместо этого я застрял здесь с тобой, просто охуенно свезло. Микки хмурится, услышав искреннее разочарование в голосе Йена. — Чушь собачья, что это у тебя в первый раз. — Ну сейчас это точно не он, — с горечью бормочет Йен, прежде чем немного повысить голос, — да и вообще, какого хрена ты об этом знаешь? — Знаю только то, что слышал, — Микки пожимает плечами и сводит брови, когда Йен выкрикивает проклятие, — а как насчет Ослиного Члена, вся школа знает, что вы двое занимались этим в прошлом году. — Гребаный Роджер Спайки, — вздыхает Йен, и в его голосе слышится искреннее разочарование, — знаешь, почему-то я никогда бы не подумал, что ты поверишь, будто я трахнул Роджера Спайки на зимних танцах только потому, что он так сказал. Он вроде как патологический лжец, и ты всегда ненавидел его всей душой. Микки смотрит вниз на свои руки, внезапно чувствуя себя немного пристыженным. Он никогда даже не сомневался в этом, настолько готовый поверить любому маленькому неприятному слуху о новой жизни Йена, который до него доносился. — Большое спасибо, — бормочет Йен, прежде чем внезапно встать на ноги. Отодвинув занавеску в сторону, он полностью игнорирует Микки, когда подходит к двери и ударяет по ней кулаком. — Эй! Кто-нибудь! Мы здесь, наверху! Вся эта история вызывает у Микки чертову головную боль. — Прекрати это дерьмо, тебя никто не услышит, — просит он, немного удивленный, когда это действительно срабатывает. Йен оборачивается и пристально смотрит на него. — Да, благодаря тебе, — говорит он и, прислонившись спиной к двери, сползает вниз, чтобы сесть на холодный мраморный пол. — Ты так чертовски глуп, Микки, научись, блядь, читать, а? — Да пошел ты, — усмехается Микки, — и вообще, что ты здесь делаешь, если это должна быть великая ночь, когда ты наконец станешь женщиной? Йен просто демонстрирует ему фак, сжав губы в тонкую линию, и качает головой. — А если серьезно, этот парень? — Микки продолжает. — Он же по сути — долбаная фруктовая мушка (1), Йен, он играет в ебаный футбол, а ты называешь тупицей меня? Чёрт возьми! — Он хороший, понятно? — Похоже, Йен всерьез намерен защищать этого чувака. — Он хороший, и я ему нравлюсь, и, если ты еще не заметил, он к тому же чертовски сексуален. Я не знаю, что тебя заводит в настоящее время, но, если судить по твоему дрочебанку, я думаю, что накачанная пара сисек размера D — это все, что нужно девушке, чтобы соответствовать твоим стандартам. Микки ухмыляется, широко и безрадостно, и хмыкает, когда Йен почти вздрагивает и отводит взгляд. — Вот именно, — говорит он, — ты настоящий гений, не так ли? Решил, что все обо мне знаешь. Йен вздыхает и закрывает глаза, с глухим стуком ударяясь головой о дверь. — Я так устал от этого, — бормочет он, открывая глаза и уставившись на что-то в потолке, — ну почему ты все время такой ебанутый мудак? — Это я-то? — бормочет Микки, чувствуя, как оковы снова опутывают его. — Это ты вечно тычешься мне в рожу, чувак, ты — тот, кто называет меня глупым и втягивает в неприятности. Ты знаешь, сколько часов мне пришлось отсидеть после уроков за последние три года из-за тебя? Сейчас Йен смотрит на него с чем-то новым и любопытным в задумчивом хмуром взгляде, и это заставляет Микки чувствовать себя странно неловко. Микки фыркает и потирает нос, и очень демонстративно отводит от Йена глаза. — И это я мудак? Йен молчит пугающе долго, и когда Микки рискует бросить быстрый взгляд в его сторону, он все еще пристально смотрит на него. — Что? — Ничего, — Йен качает головой, но затем, кажется, сразу же меняет свое мнение, — Мэнди сказала… я не знал, что тебе есть дело до этого. — До чего? — Микки скрещивает руки на груди. — Того, чтобы не гнить долгий срок за решеткой? Того, чтобы выбраться отсюда? Сделать что-то со своей жизнью? — Я не знал, — снова говорит Йен и улыбается, когда Микки фыркает. — Эй, ты должен признать, что проделал хорошую работу, чтобы все выглядело так, будто тебе насрать. Микки очень старается удержаться от улыбки, наклоняя голову и, вероятно, терпит неудачу. — Возможно. — И не похоже, что я в ответе за все случаи, когда тебя оставляли после уроков, не так ли? — спрашивает Йен, изогнув бровь, когда Микки пытается впиться в него взглядом. — Знаю наверняка, что в прошлом году тебя и твоих друзей не раз ловили с травкой за спортзалом. — Как будто ты тоже не куришь это дерьмо! — Спорит Микки, указывая на веселое лицо Йена. — Черт возьми, твой умник братец был одним из моих лучших клиентов, пока не съебался в колледж. Они нацелились на меня, потому что я Милкович, и они хотят сделать мою жизнь настолько тяжелой, насколько это возможно, пока они еще в силах. — Конечно, — ухмыляется Йен и прислоняется головой к двери, глаза полуприкрыты, но все еще смотрят на Микки. — Я также делаю это, но стараюсь не укуриваться на территории школы во время занятий. Помогает. Микки закатывает глаза, но, когда это только заставляет Йена улыбнуться еще шире, сам не может удержаться, хихикает и смущенно потирает лоб. — Похоже, ты все-таки прав, а? — говорит он и снова встречается взглядом с Йеном. — Чертовски глупо. — Нет, это не так, — возражает Йен, улыбаясь и качая головой, — я не должен был этого говорить, но я знаю, что ты не дурак. Я не думаю, что ты глупый. Микки чувствует себя жалким, но понимает, что это, вероятно, самая приятная вещь, которую кто-либо говорил ему за долгое время. — Я выбираю колледж, — выпаливает он, прежде чем успевает передумать, и тихо вздыхает с облегчением, когда Йен не смеется над ним сразу. Вместо этого все его лицо снова озаряется искренней улыбкой. — Да? — говорит он и кивает, как будто хочет, чтобы Микки рассказал ему больше. — SAIC? * * School of the Art Institute of Chicago (SAIC) — Школа Художественного института Чикаго — частный университет. — Черт, нет, — Микки, блядь, чуть не краснеет от этой мысли, он действительно не ожидал, что Йен вспомнит его старую мечту о том, чтобы однажды пойти в художественную школу, — не было бы ни единого шанса. — А почему бы и нет? Микки пристально смотрит на искренне любопытное лицо Йена, долго и напряженно выискивая малейший след ехидства, прежде чем решиться ответить. — Как будто я им нужен, — говорит он и пожимает плечами, смущаясь, потому что ему каким-то образом удается выпалить суть своей проблемы. Он мог бы сказать все, что угодно, например, что Школа Художественного Института — это кучка самодовольных снобов, и Микки скорее застрелился бы, чем провел день в их священных залах. Но вместо этого вот она — истина. Он им не нужен, так зачем даже пытаться? — Почему нет-то? — снова спрашивает Йен, так же искренне, как и раньше. — Ты все еще рисуешь, да? Микки неловко пожимает плечами. — Уже некоторое время нет, — говорит он, — после смерти отца. Йен моргает и открывает рот, как будто собирается что-то сказать, прежде чем захлопнуть его так же быстро. Микки смотрит на него до тех пор, пока тот не собирается с мыслями и не решает сказать, что у него на уме. — Я слышал об этом, когда это случилось, — говорит он и виновато морщится, — это было действительно плохо? — Да ладно, неважно, — вздыхает Микки и отворачивается, чувствуя, как внутри у него все сжимается от разочарования. Это было действительно чертовски плохо. Его старик умер в тюрьме, оставив после себя только долги и дурную славу, а старшие братья бросили его и Мэнди разбираться с их матерью, пребывающей в смятенном состоянии после смерти Терри. В то время она находилась в реабилитационном центре, что Йен, должно быть, знал так же хорошо, как и все остальные. И блядь… каждый знал, но Микки никогда никого ни о чем не просил. Они могли прекрасно позаботиться о себе, это то, что делают Милковичи, но все равно осознание, что Йен и его семья никогда даже не пытались помочь, умудрилось дохуя ранить его. — Впрочем, скатертью дорога, черт возьми, — заключает он, прочищая горло, — нам лучше без него, нависшего над нами, в тюрьме он или нет. Сейчас мама чиста уже больше шести месяцев, так что думаю, это уже кое-что. — Это здорово, — шепчет Йен. — Мик, я… — Забудь об этом, — бормочет Микки и отмахивается от него, — мне насрать. Йен, кажется, проглотил все, что хотел сказать, и на секунду его глаза заблестели, когда он кивнул. — А что насчет тебя? — Микки решает сменить тему. — Твои планы пойти в армию все еще в силе? — Не-а, — говорит Йен и склоняет голову, рассеянно ковыряя в ногтях. — Не-а? — Недоверчиво повторяет Микки, — ты, блядь, издеваешься надо мной, да? Ты хотел этого дерьма с тех пор, как тебе, блядь, пять исполнилось. — Я знаю, — уклончиво пожимает плечами Йен, а затем вздыхает, потирая рукой согнутую шею. — В Вест-Пойнте мне отказали. — И что? — Микки вскидывается от побежденного тона Йена. — Ты же еще не выпускник, подай заявление снова в следующем году! — Ты не понимаешь, — бормочет Йен и хмурится, когда Микки поднимает руки в нетерпеливом жесте, чтобы он продолжил и объяснил это. — Я хочу быть офицером, а они не ищут парней, которые могут пробежать милю за 6 минут или попасть в веснушку с двухсот ярдов. Конечно, я могу подать заявление, но я не то, что они ищут. — Черт, — Микки не знает, что сказать, но все равно пытается, — да пошли они, да? Все равно попробуй еще раз. А если ты им не нужен, может быть, не так уж и плохо иметь запасной план, а? Можно придумать много способов сыграть героя прямо здесь, не уходя и не взрываясь где-нибудь в каком-нибудь Стане. — Стане? * — Йен фыркает и выглядит так, будто собирается взять назад свои прежние слова о том, что Микки не дурак. Но он вроде как улыбается, так что Микки будет считать это победой. * по-видимому, Микки имеет в виду Паки (стан), Афгани (стан) и т.п. — Неважно, — отмахивается Микки от его недоумения, — я просто пытаюсь придать позитивный оттенок твоей академической неудаче, блядь. — Спасибо, — говорит Йен и снова улыбается ему. Это как будто Микки был в гребаном подземелье в течение многих лет, и теперь солнце поднимается над горизонтом. Проливает на него свет, тщательно заглядывая в каждый укромный уголок, потихоньку лаская и согревая его лучами. Он и не понял, когда он стал таким чертовски отвратительно драматичным, но теперь уверен, что он скучал по этому больше, чем когда-либо был готов признать даже самому себе. Он скучал по разговорам с Йеном, он скучал по тому, чтобы просто видеть его и быть рядом с ним. Но сейчас все по-другому, потому что за каждым пробуждающимся хорошим чувством кроется вопрос, на который Микки до сих пор не знает ответа. — Что же случилось? — Йен точно повторяет его мысли, снова уставившись в потолок, когда Микки смотрит на него. — Как же мы дошли до такого? Нахмурившись, Микки чувствует, что снова начинает нервничать. — Ты знаешь почему, — говорит он и встает, чтобы пройтись по маленькой комнате, останавливаясь как можно дальше от Йена. — Это не какая-то большая гребаная тайна, Йен. Когда Йен ничего не отвечает, Микки издает разочарованный звук и решает просто позволить ему это. Не то что это могло бы сделать все еще хуже на данный момент. — Ты бросил меня, двух мнений быть не может, — резко произносит он и поднимает руку, когда Йен смотрит, как будто хочет возразить, — ты завел себе новый набор друзей Барби и заменил меня, превратившись в еще одного придурка-качка, которого я даже не знаю больше, блядь. — Мик, — раздраженно говорит Йен, беспомощно разводя руками, — мы познакомились в Малой Лиге! Я всегда увлекался спортом! — Как скажешь, — усмехается Микки. — А как насчет тебя, — Йен, блядь, осмеливается попытаться перевести стрелки и возложить часть вины на Микки, — ты начал болтаться за спортзалом, курить травку и никогда не предлагал присоединиться, ни разу! Этого почти достаточно, чтобы отвлечь его на секунду, но затем гнев Микки возвращается в двойном размере. — Это, блядь, чушь собачья, и ты это знаешь, — выплевывает он, — ты был тем, кто перестал приходить в мой дом после уроков, когда я перешел в старшую школу, а потом ты был тем, кто игнорировал меня, начав свой первый год в старших классах, когда я надеялся, что, может быть, ты вспомнишь своего гребаного лучшего друга, когда снова будешь видеть меня каждый день, но нет. Какой же я был сукин сын, когда думал, что ты мог бы это сделать. — Мик, — пытается Йен, но, кажется, не знает, что сказать после этого. Микки потирает нос и немного ненавидит себя за то, что никогда, сука, не знал, как заткнуться. — Никогда даже не смотрел на меня, блядь, пока я не разозлил тебя, затевая драки и попадая в неприятности. — Так вот почему? — Пошел ты, вот почему, — пытается быть грубым Микки, — твоя тупая физиономия теперь только и делает, что бесит меня нахуй, вот почему. — Микки. — Да ладно, неважно, — Микки поворачивается спиной к Йену и прижимает ладони к глазам, пытаясь сдержать чертовы слезы, которые он чувствует покалыванием под кожей, — извини меня за эти гребаные чувства. — Я никогда не хотел… — начинает Йен, и когда Микки оборачивается, он встает, глядя на него своими большими ебучими глазами. — Ладно, успокойся, — говорит себе Микки так же, как и Йену, — всякое дерьмо случается, верно? Люди взрослеют, вот в чем вся хренова суть. Я — облажавшийся на всю жизнь пацан, от которого всем другим детям говорят держаться подальше, до меня дошло. Я виноват, что поверил тебе, когда ты сказал, что мы будем лучшими друзьями навсегда, но ни хрена подобного, верно? Йен качает головой, наклонив шею и скрыв глаза своей тупой челкой, и прислоняется спиной к двери. — Ты все неправильно понял. — Тогда любой ценой, — Микки разводит руками, — просвети меня нахрен. Йен стонет и закрывает глаза рукой. — Ты знаешь почему, не заставляй меня говорить это, придурок. — Стал бы я тут стоять, — фыркает Микки, указывая на ванную, — и причитать, как девчонка, если бы знал, почему? — Я пытался поцеловать тебя, — более или менее обрывает его Йен, опуская руку и снова глядя на Микки усталыми глазами. — Я пытался поцеловать тебя, а ты толкнул меня в кусты. — Ага, — Микки оглядывает комнату, начиная чувствовать, что он должен ожидать появления скрытых камер там, там! И там! — А потом ты сказал, что все в порядке, все было хорошо! — Это не было хорошо, — Йен откидывает голову назад к двери и смотрит в потолок. — Я старался не думать об этом, но как будто… я знал. Я знал, что если ты поймёшь, что я на самом деле чувствую, то никогда больше не заговоришь со мной. Думаю, я просто сделал эту работу за тебя. Микки пытается осмыслить то, что говорит ему Йен, но это слишком много. И он почти уверен, что большая часть этого невероятно глупа. — Пошел ты нахуй за то, что взвалил на меня все это дерьмо, — говорит он, цепляясь за первую попавшуюся глупость, которую только смог вытянуть из всей этой неразберихи, — пытаясь сделать это моей виной, когда я даже не представлял, что происходит. — Я знаю, — кивает Йен. — Я не имел в виду… — Ты чувствуешь что-нибудь из того, что чувствовал тогда? — Микки прерывает его, быстро втягивая воздух, когда это заставляет Йена снова посмотреть на него. Затем он подходит ближе, пока не оказывается так близко, что Микки кажется, что он мог бы пересчитать все отдельные веснушки, разбросанные по лицу Йена, если бы не был так занят, глядя ему в глаза. И пытаясь вспомнить, как дышать. Он ощущает, как его, блядь, бросает в дрожь, когда Йен нежно кладет руку ему на шею и медленно поднимает ее к щеке. — Никогда не переставал, — отвечает он. ***** (1) «fruit fly» — буквально фруктовая мушка, муха-дрозофила. Но на сленге: Привлекательная женщина, которая общается (крутится вокруг) с мужчинами-геями. Девушка, предпочитающая компанию мужчин-геев (например, потому что они точно не будут домогаться ее в сексуальном плане). Не знаю, почему такое сравнение с Шоном.