Обратная сторона души

После очередной полубессонной ночи Грелль проснулся позднее, чем было нужно. В спешке собираясь на работу, он осознал две ужасающих вещи: что ему было некогда накраситься, и что, собственно, не очень-то и хотелось. На душе было как-то пусто и безрадостно, и у актрисы уже не хватало сил, чтобы полностью соответствовать своему излюбленному яркому образу. Но теперь это не столь сильно волновало Сатклиффа: главного зрителя он уже всё равно потерял, а остальные вряд ли станут всерьёз акцентировать внимание на том, что в некоторых мелочах его поведение несколько изменилось. Разве что с Ноксом стоило быть осторожнее: всё-таки он весьма неплохо знал Грелля. Погруженный в свои размышления, алый жнец накинул на себя последний нужный предмет одежды – длинный красный шарф, и отправился на работу, которая стала теперь его единственным спасением. К счастью Грелля, практически весь сегодняшний день ему предстояло провести на полевых заданиях. Это означало, что ему не стоило заниматься нудной бумажной работой, чтобы занять время, придумывать отговорки для Нокса и с замиранием сердца ходить по коридорам, боясь встретить там Уильяма и Луизу. Он мог с головой погрузиться в своё любимое дело – ставить последнюю точку в жизни смертных и напоследок окрашивать их тела в благородный красный цвет. Когда Грелль вернулся в Департамент поздно вечером, пошёл сильный, затяжной дождь. В окутанном низкими сизыми облаками октябрьском небе не было ни единого просвета, и дождь заунывно отстукивал свою мелодию по железным оконным карнизам. Закончив писать отчёт, заперев кабинет и попрощавшись с Ноксом, Грелль нехотя двинулся по полупустым коридорам к выходу. Оказавшись на улице, Сатклифф посмотрел на окно кабинета Уильяма – там всё ещё горел свет. «Наверное, они ещё решают, куда пойти…» - невесело подумал алый жнец и побрёл в направлении парка. Холодные дождевые капли обжигали лицо и несколько отрезвляли, а мокрые, пустынные парковые аллеи, покрытые ковром из жёлтых отсыревших листьев, казались Греллю самым подходящим местом для того, чтобы побыть наедине со своими печальными мыслями. Сатклифф устроился на мокрой деревянной лавочке, освещённой неярким лимонным светом фонаря, и стал вглядываться в серое, дождливое небо. Вода струилась по очкам, и из-за этого реальность подёргивалась мутной пеленой, размывалась и словно бы таяла; тихий, мерный шелест дождя в раскидистых древесных кронах погружал разум в полугипнотический сон. И все мысли, печали, тревоги, разочарования и сожаления словно бы растворялись в белёсой пелене, которая невесомым холодным покрывалом окутывала сознание. Грелль потерял счёт секундам, минутам и, может быть, часам; время словно перестало существовать для него. Он был настолько погружен в свой собственный мир, что даже не услышал звука медленно приближающихся шагов и не отозвался, когда кто-то громко окликнул его. Голос доносился до уплывающего сознания Сатклиффа словно бы издалека, но алый жнец осознавал, что в нём было что-то до боли знакомое. Такой ясный, чёткий, уверенный голос… Он мог принадлежать только... Грелль вздрогнул – одновременно от понимания, чей же это был голос, и от того, что кто-то настойчиво тряс его за плечи. Вернувшись к реальности, Грелль сразу же почувствовал страшный холод, до костей пробирающий насквозь промокшее тело, и, чуть повернув голову вправо, увидел Т. Спирса, который держал над подчинённым широкий чёрный зонт. - Да что с вами, диспетчер? Что вы здесь вообще делаете в такую погоду? – строго и обеспокоенно спросил Уильям, пристально глядя на алого жнеца. - Любуюсь октябрьским небом… Такое серое и беспросветно печальное, проливающее на землю холодные слёзы – только оно может понять и разделить тоску страдающей души… - ответил Грелль в своей извечной манере чуть севшим и потерявшим былую звонкость голосом. - Что за ерунду вы несёте, Сатклифф? Как долго вы уже здесь сидите? - Не знаю, - честно признался Грелль. - Вам немедленно нужно домой! Пойдёмте, я провожу вас, а то промокнете ещё сильнее. Грелль жил совсем недалеко от парка, всего в нескольких минутах ходьбы. Удивлённый подобным предложением, алый жнец схватился за протянутую Уильямом руку и устроился рядом с ним под зонтом. Они медленно двинулись вперёд. Их плечи соприкасались, и от этого у Грелля замирало сердце в груди, а по телу разливалось волнующее тепло. Он всё ещё не мог поверить в реальность происходящего. - Вы дрожите, диспетчер, - заметил Уильям, неодобрительно глядя на спутника. Грелль чуть повернул голову и посмотрел в холодные глаза начальника. В них отражались негодование и беспокойство. - Ничего страшного, - соврал Грелль. - Нет, Сатклифф. Вы можете заболеть. Подержите-ка зонт. Приняв плохо гнущимися пальцами зонт из рук Уильяма, Грелль озадаченно смотрел, как начальник снимает с себя чёрное удлинённое пальто и протягивает подчинённому. - Вот, набросьте сверху, - дал указание Спирс, забирая у Сатклиффа зонт и помогая ему накинуть пальто на промокшую, потяжелевшую одежду. - У вас дома есть какое-нибудь варенье или травяной чай? - Есть клубничное варенье и чай с мятой… - Хорошо. Когда придёте домой, обязательно примите горячую ванну, оденьтесь во что-нибудь тёплое, выпейте большую кружку мятного чая с вареньем и сразу же ложитесь спать, - проинструктировал диспетчера Уильям. Грелль посмотрел на Спирса с нежностью и благодарностью. - Ты беспокоишься обо мне, Уилли? - Естественно, вы же мой подчинённый, - сухо ответил Уильям. Он не хотел демонстрировать крайнюю степень своей обеспокоенности Сатклиффу, но глаза всё же выдавали его. - Спасибо… - тихо произнёс Грелль. Дальше они шли молча. Тишину нарушали лишь хлюпанье напитавшихся влагой листьев и размеренное постукивание дождя по зонту. Грелль очень хотел задать Уильяму вопрос, мучавший его с того самого момента, когда он увидел начальника рядом с собой, но всё не мог решиться. Он боялся, что если спросит об этом, то Спирс разозлится, и прекрасная идиллия, которой тихо наслаждался Грелль, рассыплется в прах. Но когда жнецы уже миновали широкий двор, раскинувшийся у пятиэтажного дома из красного кирпича, и остановились возле подъезда, в котором жил Сатклифф, те самые слова вырвались сами собой. - Скажи, Уилли, а почему сегодня ты не с ней? - быстро выпалил Грелль и смущённо отвёл глаза. Он буквально почувствовал, как напряглось всё существо Спирса, как посуровел его взгляд. Алому жнецу захотелось взять свои слова обратно, но дело уже было сделано. - А вас что, волнует моя личная жизнь, диспетчер? - холодным, саркастическим тоном спросил Уильям. - Да нет, не особенно… - отозвался Грелль дрожащим голосом, чувствуя, как глаза наполняются слезами. На несколько мгновений повисла тяжёлая, неловкая тишина. Затем Спирс нарушил её, коротко и бесстрастно сообщив: - Сегодня мы расстались. Грелль сморгнул и обернулся к начальнику. - Почему? – спросил он удивлённо. - Она очень похожа на вас, - в голосе Спирса звучала едва заметная беззлобная усмешка. Сатклифф в недоумении воззрился на начальство. После небольшой паузы Уильям добавил: - Знаете, мне и вас хватает с головой, диспетчер, - голос начальника звучал серьёзно, но взгляд пронзительных зелёных глаз, вопреки ожиданиям Грелля, был очень мягким и даже чуточку нежным. Прежде Уильям никогда не смотрел на него так. Алый жнец всё ещё не мог поверить в произошедшее, но плотные серые облака в его душе уже таяли под тёплыми лучами яркого солнца. В его мир, который в одночасье стал безжизненным, столь же стремительно возвращалась радость бытия. Грелль, счастливо улыбаясь, схватил начальника за руку и проговорил: - Спасибо за то, что проводил, Уилли! Спирс пристально посмотрел на подчинённого и сказал: - У вас холодные руки, Сатклифф. Поскорее идите домой и сделайте всё, что я вам сказал. Пальто потом вернёте. - Да, да, Уилли! Я всё так и сделаю! Пока! И ещё раз спасииибо! - весело отозвался Грелль, и, подмигнув начальству на прощание, скрылся за железными дверями подъезда. Удостоверившись, что никто его не видит, Уильям едва заметно улыбнулся. Грелль не бежал по ступеням вверх – он летел. А в голове всё ещё продолжали звучать слова Спирса: «Знаете, мне и вас хватает с головой, диспетчер» и пока ещё не высказанный ответ: «Мне тоже кроме тебя никто не нужен, Уилли!»