Обратная сторона души

Греллю казалось, что его душу стремительно затягивает ужасающая, холодная бездна. Боль тысячами иголок вонзалась в его сердце, отчего реальность подёргивалась мутной белёсой пеленой, и становилось трудно дышать. Алый жнец обессилено лежал на диване, уткнувшись заплаканным лицом в красные шёлковые подушки, и исступлённо сжимал побелевшими пальцами плед. Ещё никогда в жизни ему не было так плохо, как сейчас. Он был разбит, уничтожен, раздавлен. Последняя тень смутной надежды на то, что начальник однажды изменит своё отношение к Греллю, таяла в удушающей мгле осознания того, что этого никогда не произойдёт. Ни мужчина, ни леди – непонятно что… Разве обратит Спирс внимание на подобную ошибку природы, когда рядом такая женщина, как Луиза? Ответ был очевиден для Грелля. Ему же оставалась только одинокая вечность – да, одинокая, потому что лёгкий флирт нельзя было назвать отношениями. По-настоящему ему никто не был нужен, кроме Уильяма Т. Спирса. Он никого и никогда больше не любил. И не полюбит. Одиночество, ненужность, забвение… Теперь у него нет главного зрителя… Погруженный в горький водоворот печальных мыслей и щемящей тоски, Грелль провалился в тяжёлое, ватное забытье. На следующее утро Грелль сразу же приступил к работе над отчётами. Своё нетипичное рвение алый жнец объяснил соседствующему с ним в кабинете Ноксу нежеланием лишиться зарплаты, и тот поверил. К середине дня все задолженности Сатклиффа по бумажной работе были погашены, и он, прихватив увесистую стопку документов, отправился в кабинет к начальству. Шёл он медленно, и каждый шаг давался ему с огромным трудом; ноги будто бы налились свинцовой тяжестью и не желали сдвигаться с места. Страх снова увидеть в кабинете Уильяма Луизу сковывал Грелля ледяными тисками, но делать было нечего. Остановившись у двери Спирса, алый жнец внимательно прислушался. Никаких звуков из кабинета не доносилось, и Сатклифф привычным движением беспардонно распахнул дверь. Как только Грелль переступил порог, он ощутил витающий в кабинете сладковатый запах духов. «Цветочная мелодия», ему нравился этот аромат… До сего момента. Сатклифф, у которого внутри снова похолодело, в своей обычной беспечной манере поприветствовал Спирса. Уильям, что-то сосредоточенно читающий, оторвался от своего занятия и удивлённо посмотрел на подчинённого. - Глазам своим не верю, диспетчер! Вы принесли мне отчёты? - Ага! Уилли, ты же такой суровый, без зарплаты меня оставить хотел, а леди нужны деньги, чтобы как следует следить за собой, - ответил Грелль, натягивая на лицо фирменную улыбку, которая впервые за сто с лишним лет была неискренней. Тяжёлая стопка бумаг приземлилась на стол Уильяма, и Сатклифф, изящно развернувшись на каблуках, двинулся к двери. Оказавшись за пределами кабинета, Грелль судорожно выдохнул и поспешил отойти как можно дальше, но изысканный запах цветочных духов ещё долго преследовал его. Когда наступил вечер и жнецы один за другим стали покидать Департамент, Греллю захотелось, чтобы время остановилось. Однако пространственно-временные законы этого мира не подчинялись велениям чьих-то личных чувств, и Сатклифф, покидая здание, всё же увидел в отдалении всполох ярко-рыжих волнистых волос и строгий чёрный силуэт. Уильям Т. Спирс вернулся домой уже после полуночи. Настроение у начальника диспетчерского отдела Лондонского Департамента жнецов было приподнятым, поскольку расследование загадочного происшествия с душой серийного убийцы сегодня наконец-то завершилось. Выяснилось, что раньше он был без памяти влюблён в девушку из богатой семьи, которая жила в Лондоне – именно в том районе, где и появилась душа маньяка после смерти. Девушка не приняла его чувств, и он поклялся однажды убить её за это. Правда, осуществить своё обещание маньяк не успел – волею судеб он оказался далеко от Лондона, где из злости стал убивать девушек, напоминавших ему возлюбленную. Желание убийцы уничтожить её было настолько сильным, что даже после смерти его душа пыталась это осуществить. И теперь, когда всё стало известно, научный отдел проводил работы по возвращению души в нормальное состояние. Уильям наконец смог почувствовать себя свободнее и позволил себе уйти в мысли о Луизе с головой. Ещё в самый первый день их знакомства Спирс задумался о том, что же ему так понравилось в немецкой гостье. С удивлением для себя Уильям отметил, что первым делом он подумал о том, как же Луиза похожа на Грелля. Длинные ярко-рыжие волосы, хитро прищуренные кошачьи глаза, широкая улыбка, яркость, жесты и движения, эксцентричность, элегантность, любовь к красному цвету – всё это вызывало стойкие ассоциации с Сатклиффом. Спирс старался прогнать от себя подобные странные мысли, но это было практически безуспешно. Ни соблазнительные формы, ни точёная фигурка женщины, ни её индивидуальные черты не были так важны для Уильяма, как схожесть с Греллем. Встреча с Луизой невольно стала подтверждением того, что алый жнец на самом деле очень дорог Уильяму, и позволила выявить тот факт, что образ горе-подчинённого прочно отпечатался в душе строгого начальника. Спирс всё время подсознательно сравнивал Луизу с Греллем, а иногда ему даже представлялось, что на её месте находится алый жнец. В такие моменты Уильям всеми силами старался прогнать это наваждение прочь, но получалось у него плохо. Спирс, сам того не желая, понял, что Сатклифф был важен для него не только потому, что спас ему жизнь и впоследствии стал привычным, неотъемлемым элементом его системы; ему открылось понимание того, что на самом деле он испытывал к Греллю чувства куда более глубокие. Кроме того, Уильям осознал, что воспринимал Грелля вне гендерных критериев: он относился к нему не как к мужчине или женщине, а как к незаменимому, единственному в своём роде алому жнецу, и пол был для него совсем не важен. Это шокировало Спирса, выбивалось из его привычной системы восприятий, заставляло усомниться в благоразумности и адекватности, но он ничего не мог с собой поделать. Раньше подобные мысли не беспокоили его, потому что в сознании совершенно не было места для раздумий о любви к кому бы то ни было, но когда появилась Луиза и возникла внезапная симпатия к ней, всё это фонтаном вырвалось из глубин подсознания и совершенно исказило привычную реальность Уильяма. Те чувства, которые, как казалось Спирсу, он испытывал к Луизе, он на самом деле испытывал к Греллю, но не мог и не хотел себе в этом признаться. Немецкая гостья, оказавшаяся невероятно похожей на Сатклиффа как внешне, так и по характеру, сама того не подозревая, стала катализатором сильнейшей реакции в душе Уильяма. И эту реакцию уже ничто не могло остановить. Спирсу отчаянно хотелось поверить в то, что всё происходящее с ним - просто абсурдный сон, который закончится, как только первые солнечные лучи робко осветят небо. Он пытался убедить себя в том, что просто страдает от навязчивой идеи, которая однажды исчезнет, но сердце, которому теперь не мешал разум, упорно твердило другое. Уильям старался как можно меньше задумываться об этих тревожных вещах, просто наслаждаясь отношениями, которые зарождались в его жизни, однако с каждым днём уверенность Спирса в том, что он заинтересован не самой Луизой, а образом Грелля, который в ней угадывался, становилась всё сильнее. Сегодняшний, третий по счёту, вечер, когда выяснилось, что Луиза предпочитает ту же косметику, тот же сорт яблок и ту же музыку, что и Грелль, стал для Уильяма последней каплей. Он больше не мог отгораживаться от правды и отказываться признать реальное положение вещей. И сейчас, сидя с чашкой горячего чая у окна, Спирс думал о том, что их отношения с Луизой больше не могут продолжаться, поскольку будучи с ней он обманывает и девушку, и самого себя.