Операция «Феникс»

Стук каблуков Реджины быстро затих в коридоре. Генри медленно переводил взгляд с одного взрослого, оставшегося в комнате, на другого: из широко открытых глаз Мэри Маргарет текли слезы; Дэвид выглядел так, словно его ударил по затылку рукоятью меча его злейший враг (и в каком-то смысле так оно и было); и Эмма. Эмма — как с удовольствием отметил Генри — не мигая смотрела на дверь, за которой только что скрылась Реджина, и мальчик практически слышал, как крутятся шестеренки в белокурой голове. — Мы ведь уверены, что Кора мертва, верно? Потому что она определенно могла бы выкинуть нечто подобное, — нарушила тишину Снежка, и в ее голосе прозвучала нотка надежды. Желудок Генри неприятно скрутило от ее слов. Дэвид, казалось, задумался. — Она и раньше инсценировала свою смерть… — Это была Реджина, — резко оборвала его Эмма, все еще не моргая глядя на то место, где она в последний раз видела женщину. Я знаю этот взгляд. Я знаю ее. Я верю ей. Снежка фыркнула, усмехнувшись. — Эмма, прости, конечно, но она почти сказала, что любит тебя. Одно дело Генри, но она… — Ее Истинная любовь умерла, — тихо добавил Дэвид, пока его жена подбирала слова. — А кто сказал, что у тебя не может быть больше одной Истинной любви? — воскликнул Генри, фактически подкидывая эту мысль Эмме. Может ему и всего одиннадцать, но он в состоянии увидеть, когда кто-то тонет. — Истинная любовь должна быть взаимна, Генри, — напомнила ему бабушка, и он внутренне застонал. Она определенно выбрала не самое подходящее время, чтобы снова начать участвовать в общих разговорах. По ее тону было ясно, что она считает абсурдным даже простое предположение о том, что Эмма может любить Реджину. Генри отчаянно надеялся, что Эмма не ухватится за это. Надежда не оправдалась. — Хм, малыш, почему бы тебе не собрать свой рюкзак и не добраться в школу на автобусе? У меня еще куча дел в участке… В ее глазах бушевало настоящее пламя. Она резко сдернула свою куртку с вешалки и рванула вслед за Реджиной, в то время, как Чарминг безуспешно звал ее по имени. Дэвид тяжело вздохнул и повернулся к Генри. Он слегка прищурился, увидев спокойную сосредоточенность на лице ребенка. — Генри, — медленно произнес он. — Генри, что тебе известно? Реджина тебе что-то сказала? Ты ведь знаешь, что тут происходит, малыш? Генри быстро соображал, оценивая произошедшие события. Он знал, что Реджина случайно почти произнесла слово «любовь». Она вовремя остановила себя, заменив на «защиту» и «заботу», сделав это лишь по одной причине: она явно не была готова рассказать о своих чувствах кому-то еще, и Генри не собирался пренебрегать этим, нарушая доверие своей матери к нему. Он также знал, что Эмма была слишком напугана и смущена, чтобы принять это, но все же он не хотел, чтобы Чарминг или Снежка продолжали думать — или, что еще хуже, убеждать Эмму — что его приемная мать не может любить его биологическую мать. Он быстро собрался с мыслями, внезапно почувствовав благодарность за то, что был воспитан таким искусным переговорщиком; возможно, он и не видел ее в роли Королевы, но Реджина, которую знал Генри — мэр Миллс — обладала острым умом и врожденными политическими инстинктами, которые использовала вместо грубой силы, чтобы управлять целым городом практически в одиночку, в течение почти трех десятилетий. Ему было бы очень стыдно, если бы сейчас он не использовал что-то из того, чему научился у нее. Он сделал глубокий вдох, успокаиваясь, и заговорил медленно и четко, с убежденностью, несвойственной его годам. — Все, что я знаю, это то, что Эмма спасла меня и разрушила проклятие поцелуем Истинной любви, но это не значит, что у нее не может быть другой Истинной любви, возможно, романтической. Я не думаю, что будет справедливо предположить, что моя мама потратила всю свою любовь на Дэниела, особенно учитывая то, как сильно она любит меня, и как сильно она хотела, чтобы ее мама любила ее. Желая избежать дальнейших расспросов, он наклонился, подхватил свой рюкзак и быстро зашагал к двери. Чарминг открыл было рот, чтобы остановить его, но Генри предупредительно сказал ему: — Сегодня утром я еще не ходил в конюшню. Надо бы это сделать, ибо кто-то же должен убрать лошадиные какашки, — выдал мальчик с кривой усмешкой, идеально рассчитанной на то, чтобы растопить сердца его бабушки и дедушки. Он вернулся назад, чтобы крепко обнять Снежку, а затем Чарминга. А затем, мальчик, как и его родители минутой раньше, выскочил за дверь прежде, чем кто-либо успел возразить или задать ему еще один вопрос. * * * — Реджина! — Эмма барабанила в дверь дома 108 по Миффлин-Стрит, не замечая и не заботясь о том, что у нее уже болит рука. — Реджина, открой эту чертову дверь! Я знаю, что ты там! — Так-так-так, шериф. В последний раз, когда вы с таким взбешенным выражением лица стояли на моем крыльце, вы поклялись держать моего сына подальше от меня из-за убийства, которого я не совершала. И теперь, после того, как я не убила вашу мать — а если быть точнее, помогла ей, — вы здесь для… чего? Простите мне мое любопытство, мисс Свон, но что же на этот раз приготовило для меня Семейное Полицейское Управление Чармингов? Гнев Эммы пугал ее — неужели на этот раз она не сделала что-то поистине хорошее и правильное? — и ярость, вызванная ужасом, который блондинка практически излучала каждой клеточкой своего тела, обожгла покрасневшие глаза Реджины. Костяшки ее пальцев побелели от того, с какой силой она сжимала дверной косяк, а другая рука напряглась, в готовности захлопнуть дверь прямо перед лицом Эммы. — Реджина, ты можешь хоть на минутку перестать ерничать? Господи, — раздраженно выдохнула Эмма. — О да, мисс Свон, я просто отключу все свои средства защиты, в то время, как вы пытаетесь выломать мою входную дверь, — невозмутимо ответила Реджина, совершенно сбитая с толку поведением Эммы. Но будь она проклята, если позволит блондинке узнать об этом. — Значит, ты признаешь, что это защита? — парировала Эмма, и в ее глазах заплясала надежда снова хоть немного приоткрыть эту несносную женщину. Челюсть брюнетки слегка напряглась. — Могу я спросить, почему вы так рьяно колотили в мою дверь, мисс Свон? — ее тон был более спокойным, слегка уставшим. Судя по ее покрасневшим глазам, Реджина прекрасно осознавала, что теперь, когда она отказалась от своего стремления отомстить Белоснежке, целые декады оказались потраченными впустую, а множество жизней выброшенными на ветер. — Ты собиралась сказать «люблю». Когда сказала Мэри Маргарет, что хочешь защитить меня и Генри. Это было утверждение, а не вопрос, и Эмме потребовалось все ее мужество, чтобы произнести его. Но Реджина Миллс никогда не была из тех, кого пугают чужие утверждения. Она не хотела — не могла — позволить Эмме заметить степень своей паники. Блондинка слышала ее неосторожную оговорку и теперь бросала ей это в лицо, явно взбешенная этим. «Нет, нет, нет, нет, нет. Вот какие награды я получаю за добрые дела.» Напуганная тем, что Эмма была в ярости от того, что Реджина посмела даже заикнуться о влюбленности в нее, и не зная, как правильно поступить, брюнетка выбрала полное отрицание. — Я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите, мисс… — Заканчивай с этим, Реджина, мы все тебя слышали… — О, да, точно так же, как вы все видели, как я «выкачала жизнь» из Арчи. Решимость Эммы внезапно рухнула, и женщина замерла на месте. Неужели она просто услышала то, что хотела услышать? «Хотела? С какой стати мне хотеть, чтобы Реджина Миллс сказала, что любит меня?» — Знаешь что, Реджина, забей. Я пришла просто чтобы… Ты меня сбила с толку и я просто хотела… Прости, я… Я просто хотела… да пофиг. Спасибо за помощь Мэри Маргарет. Я представляю, насколько тяжело тебе было сделать это. Если это имеет какое-то значение — я горжусь тобой… эээм… Ну… Генри без умолку говорит об этой тусовке со своими друзьями в пятницу. Так что, думаю, там и увидимся. То есть, я бы… я буду рада тебя там видеть. С этими словами она резко попятилась с крыльца, уходя так быстро, как только могла, чтобы Реджина не подумала, что она напугана. Но на самом деле она была в ужасе. В ужасе от отчаянного жгучего желания, чтобы Реджина закончила это слово, эту фразу. Сказала ей, что — да, она заботится о ней, а не только о Генри; что она хочет защитить ее, а не только о Генри; что она любит… Эта мысль приводила ее в панику. Все ее существо словно зависло в воздухе вместе с незаконченным словом, сорвавшимся с губ брюнетки. Эмма чувствовала, что само течение времени будет приостановлено для нее, пока Реджина не закончит эту мысль, и она ненавидела это ощущение, ядом растекающееся по ее венам, лишая контроля над собственной жизнью. И блондинка понятия не имела, что произойдет — или даже чего она хотела бы, чтобы произошло — если и когда Реджина это сделает. Нил бросил ее одну, беременную, в тюрьме, и все другие любовные связи, которые у нее были, заканчивались так же плохо или еще хуже, за исключением беременности. Эмма чувствовала себя такой же эмоционально зрелой, как Генри, а в последнее время и того меньше. Ей с трудом удавалось сохранять осмысленность в своей собственной жизни: что, черт возьми, значит быть любимой… любящей… Злую Королеву? «Не злую!», — строго упрекнула она себя. И она только что нашла своих родителей. Если они узнают… если они узнают, о чем она мечтает по ночам — и все чаще средь бела дня — об их заклятом и смертельном враге… бросят ли они ее снова, как почти двадцать девять лет назад? То, насколько она уже успела узнать их, подсказывало, что не бросят, но опыт, полученный за всю жизнь, полную переживаний и угасших надежд, указывал на обратное. Она даже не знала, как они отреагируют на лесбийскую составляющую ситуации. И вообще, если бы Реджина действительно любила ее, она бы сказала что-нибудь сейчас, оказавшись с ней лицом к лицу. Эмма тупо кивнула сама себе, сопротивляясь отчаянному желанию вернуться и снова стучать и стучать в дверь особняка, пока Реджина не оставит свою оборону и просто не скажет ей чертову правду. Но как она могла требовать этого от Реджины, в то время, как ее собственные стены были высотой до неба и толщиной в несколько километров? Она вздохнула, не осознавая — или не желая признавать — что, все еще застыв в дверях, Реджина Миллс провожала ее взглядом, преодолевая точно такой же каскад сомнений и страхов. * * * На другом конце города Снежка и ее муж пытались понять, что же только что произошло. Они так ни к чему и не пришли, когда Дэвид сделал глубокий вдох и начал: — Так, ладно. В качестве темы для обсуждения, давай предположим, что Реджина… предположим, что Реджина ее любит. — Это же наша дочь, Дэвид! — запротестовала Снежка. Дэвид нежно улыбнулся ей, явно взволнованный тем, что она наконец-то встала с кровати, оделась и съела большую часть его блинов. — Я знаю, знаю, — он поднял руки в воздух в защитном жесте. — Но просто давай на минуту рассмотрим такую возможность, — Снежка вздернула брови и закрыла глаза, побуждая его продолжать. — Только не взорвись, — шутливо предупредил мужчина. Глаза Снежки резко распахнулись. — Все зависит от того, что ты хочешь сказать, Чарминг, — сказала она наполовину предостерегающе, наполовину кокетливо. — Ты действительно думаешь, что нет абсолютно никакой вероятности, что Эмма тоже может любить ее? — Дэвид коснулся руки жены, чтобы остановить надвигающуюся вспышку гнева. — Пожалуйста, послушай меня минутку. До того, как проклятие рассеялось, Руби часто поддразнивала Эмму в моем присутствии… ну, ты знаешь… — его щеки порозовели, и Снежка невольно улыбнулась. — Что? — поддразнила она мужа. — Что Эмма… — Дэвид слегка покачал головой, словно ожидая, что жена сама поймет, что он имеет в виду. Не удалось. — Ну… ты знаешь. Оценивала ее. — Реджину?! — Дэвид инстинктивно огляделся по сторонам, как будто Снежка говорила слишком громко, несмотря на то, что в квартире они были одни. Тем не менее, мужчине показалось, что она едва ли не разорвала своим вскриком барабанные перепонки его ушей. — Да, Реджину, — прошептал он без всякой необходимости. Дэвид невольно ухмыльнулся. — Да ладно тебе, Снежка, неужели ты никогда не обращала внимания… — На ее задницу? На ее декольте? На ее прекрасное лицо и идеальную кожу? Да, конечно, из чего естественно вытекает вывод, что у меня есть сексуальное влечение к ней, не так ли?! — это прозвучало на едином дыхании, пронзительно, оборонительно. Дэвид широко улыбнулся. — На самом деле, я хотел спросить, не замечала ли ты, как Эмма смотрит на нее, — осторожно сказал он. — Ох… — выдохнула Белоснежка, заливаясь пунцовым цветом. Дэвид усмехнулся. Снежка выпрямилась, отбросив с лица несколько коротких прядей волос. — Ну и что же ты предлагаешь делать? Речь идет о нашей дочери и Злой Королеве, — ее брови почти касались потолка. — Я думаю, для начала нам стоит рассмотреть тот вариант, что она может больше и не быть злой, Снежка… Она отказывалась признавать свои грехи и извиняться за них даже под страхом смерти. А теперь, когда у нее есть сын, который явно простил ее и снова выражает свою любовь, она сама приходит сюда, чтобы утешить тебя, без всякой на то необходимости? Я думаю, что мы должны принять вероятность того, что… — Что Королева любит нашу дочь, — Снежка пристально смотрела в глаза мужа, словно желая увидеть в их глубине, что все это какая-то шутка. Ничего не найдя, она быстро кивнула. — И мы должны… — Не вмешиваться. Эмма, может быть, и наша дочь, Снежка, но она взрослая самостоятельная женщина, и мы должны позволить ей разобраться во всем… что бы это ни было… самостоятельно. Снежка со вздохом прикрыла глаза и кивнула. — Хочешь покататься верхом? — спросила она мужа, потягиваясь и вставая. — Я слишком долго сидела взаперти. Дэвид улыбнулся, но слегка замялся. — Я должен помочь Эмме на станции… — Она взрослая самостоятельная женщина, и мы должны позволить ей делать свою работу самостоятельно, — передразнила его Снежка. Дружно посмеиваясь, они вместе вышли из квартиры. * * * Эмма помахала им рукой из окна, проезжая на своей патрульной машине мимо, двигаясь от особняка Реджины к участку. У нее слегка закружилась голова от облегчения, когда она увидела Снежку, которая была безутешна в течение нескольких дней, смеющейся. «Реджина этому поспособствовала, » — подумала она, рассеянно поворачивая на следующую улицу. Блондинку захлестнуло чувство вины за то, что она позволила себе пойти к Реджине, кипя от эмоций и не в состоянии сдержать их. «Ну, не все эмоции, » — напомнил ей тихий голосок. Только страх и растерянность, которые уж слишком похоже выдают себя за гнев, когда все твои баррикады и вся защита в полной боевой готовности. Она вздохнула. Может быть, идея Генри покататься на коньках была не так уж плоха. Заставить ее и Реджину оказаться на нейтральной территории. «Сбегу ли я снова?» — в отчаянии спросила она себя, вспомнив, как накануне запаниковала у Бабули, рядом с Реджиной и детьми. Она вспомнила красоту, промелькнувшую на лице Королевы, когда она позволила смеху затронуть ее глаза. «Было ли именно это тем, от чего я сбежала?» Точно зная ответ, она с трудом сглотнула и пообещала себе, что перестанет убегать. «Ради Генри, » — рассуждала она. «Ради Генри. Ну конеееееечно, » — издевался другой голос у нее в голове. Эмма шикнула на него и, агрессивно хлопнув дверью, выскочила из машины и направилась к участку, даже не осознавая, что каждое ее движение сейчас было вполне в духе Реджины. * * * Ей потребовались все ее тщательно отточенные навыки самоконтроля — защиты, напомнила она себе, — чтобы не окликнуть уходящую блондинку. Реджина смотрела на ее удаляющуюся фигуру, гибкую и напряженную, желая быть способной успокоить ужасные страхи, с которыми молодая женщина, очевидно, пришла к ее двери. «Неужели у нее действительно вызывает такое отвращение даже всего лишь мысль о том, что я могу полюбить ее?» — грустно размышляла Реджина. — «Но она сказала, что с нетерпением ждет их встречи…» Она знала, что сказал бы на это Генри: он бы сурово напомнил ей, что Эмма не испытывает отвращения: она боится — может быть, даже так же, как Реджина, — снова полюбить, позволить себе быть любимой. «Любовь может быть силой, » — говорил бы он ей. Но позволить себе любить и быть любимой, конечно, требует снять с себя всю защиту и показать уязвимость. А уязвимость была не совсем в стиле блондинки. «И едва ли в моем», — фыркнула про себя Реджина, натягивая костюм для верховой езды, который так нравился Эмме. «Но я все равно пришла к ним и сказала то, что сказала.» Женщина вздохнула, надеясь, что хорошая, долгая и быстрая верховая езда поможет ей избавиться от нервного напряжения. Она закрыла глаза и перенеслась в конюшню, будучи совсем не в настроении идти туда пешком, рискуя наткнуться на кого-нибудь по дороге. * * * Фиолетовый дым, который отметил появление Реджины в конюшне, нисколько не удивил Генри, но заставил Снежку резко подпрыгнуть на месте. — Реджина, — прошептала она извиняющимся тоном. Глаза Реджины расширились. Генри шагнул вперед и взял ее за руку, проведя большим пальцем по тыльной стороне ладони, как она часто делала с ним. Она вздрогнула от этого прикосновения. Мальчик решил объяснить ей присутствие всех кто тут был, зная, что она нуждается в этом объяснении, чтобы отвлечься от мыслей о Дэниеле. — Я пришел позаботиться об Элфи, — он указал на лошадь, стоявшую ближе всех, — а дедушка с бабушкой только что приехали покататься… Реджина кивнула ему, непролитые слезы контрастировали с ее вымученной улыбкой. — Что ж, тогда я просто… — Нет, Реджина, останься. Покатайся. Пожалуйста, — почти взмолилась Снежка. — Мне жаль, — прошептала она. Взгляд Реджины пронзил молодую женщину, но она сосредоточилась на руке Генри в своей ладони. — Как и должно быть, — ее голос был смертельно низким. Она разорвала зрительный контакт со Снежкой и посмотрела на Генри. — Хочешь прокатиться со мной до школы, Генри? — глаза мальчишки засветились от радости, а Чарминг внимательно изучал лицо Реджины. — Да! — Генри резко уткнулся лицом ей в живот в крепком объятии, прежде чем они прошли мимо перманентно ошарашенной парочки. Реджина помогла Генри взобраться на Лирр позади себя (Элфи еще не была готова катать ребенка на себе). Когда они рысцой выехали из конюшни, на их лицах ясно отображались растущие облегчение и радость, но тут их окликнула Снежка: — Что ты имела в виду, Реджина? Когда сказала, что любишь Эмму? Если бы Генри не пришлось держаться за маму, чтобы сохранить равновесие, он бы явно кубарем свалился с лошади. Реджина заложила одну руку за спину, чтобы удержать сына, а затем сжала бедра, заставляя Лирр резко повернуться, чтобы посмотреть в лицо своему врагу. — Я уже давно усвоила урок о том, что нельзя делиться с тобой подробностями своей личной жизни, Белоснежка. И я, возможно, прекратила свои попытки отомстить тебе, дорогая, но это вряд ли означает, что тебе стоит испытывать судьбу, донимая меня. Парочка успела увидеть ее удовлетворенную ухмылку, после чего женщина резко развернула лошадь и пустила ее легким галопом. В конюшне повисла длинная пауза. Чарминг нарушил ее. — Ага. Она явно имеет виды на нашу дочь. — Давай просто поедем, — простонала Снежка, улыбнувшись против собственной воли.